Паршивый отряд

 «А вдруг занята», – по спине пробежали мурашки.

Но дверь открылась и приятное полноватое женское лицо, обрамленное копной густых рыжих кудряшек, выглянуло на Флора улыбаясь и сверкая незатейливым счастьем от не обременённой заботами жизни.

– Голубушка, лучик мой, – начал Флор.

– Заходи. – Она играя нежно взяла его за руку и протянула в полуоткрытую дверь. В комнате было прибрано и чисто. Немного лишних кружев на скатерти и занавесках. Но в целом аккуратно и не претенциозно, очень по-женски. Было ясно, мужчины здесь долго не задерживаются.

Кудрявая женщина была полновата, но не толста – нигде ничего лишнего невесело. Но всё тело было налито словно молоком и особенно большая грудь, так привлекавшая Флора, выглядывала призывно из-под расстёгнутой верхней пуговицы белой сорочки и без того имевшей глубокое декольте.

– Лучик мой, – начал опять Флор, – пойдём скорей, никаких сил не осталось, снова замучили демоны проклятые.

Она погладила его лысеющую голову, мило улыбнулась и, взяв за руку, повела к кровати, украшенной кружевным пододеяльником, на которую села возле изголовья, удобно облокотившись на подушку. Флор быстро скинул куртку, плащ и сюртук, оставшись в нижней сорочке, улёгся на кровать, расположив голову на её мягких коленях. Обнял её руками, пролез лицом ей в декольте заботливо расстёгнутое для него и зарылся там в мягких ароматных прелестях, забывая о проблемах и заботах обо всём на свете, кроме нежного тепла, обволакивающего его со всех сторон. Она заботливо гладила его по голове, плечам, груди, едва слышно напивая что-то под нос, как маленькому дитяти и чувствовала, как он успокаивается и умиротворяется рядом с ней. Она думала, что от её ласки мир становится лучше и этот человек не совершит зла, на которое способен. Она гладила его около часа, потом удовлетворила рукой, и он мирно заснул у неё на коленях.

По дороге в Пустошь

Волнение, которое испытывал Годфри, нельзя было охарактеризовать в рамках привычных для человека чувств. Он слишком сложно воспринимал реальность. Поэтому даже лучшие ученики, которых он взял с собой в поход, могли только догадываться о происходящем в его душе. Мир, в котором он жил состоял не из последовательной череды событий, а являлся ему во всё многообразие вероятностей прошлого и будущего. Поэтому вычленить из этого океана то, что реализуется в общепринятой реальности и то, что так и останется на полке вероятностей, было наиболее трудной задачей. Когда Годфри, для решения этой задачи отправлялся в потусторонний мир, предстоящие события открывались перед ним с разной степенью ясности. Иногда плыли как бы в тумане, а иногда были видны чётко как в стеклянной колбе. Но то, что касается его лично, он практически всегда видел плохо.

Вовремя прошлого своего потустороннего путешествия он столкнулся с надвигающейся на город опасностью, но она ещё не приобрела своей окончательной формы и явилась ему как тень или облако, плывущее на горизонте событий. Годфри даже не смог точно определить, откуда она исходит. Но характер дебатов на последнем городском вече подкрепил его опасения, и он решил действовать. Интуиция советовала ему, отправиться в пустошь, тем более что он разработал один интересный план могущий стать хорошей подстраховкой в случае непредвиденных обстоятельств.

Попрощавшись с дочерью, Годфри отправился в свою школу, и практически сразу начал собираться в дорогу. Он не стал подробно делиться своими опасениями с ней, боясь лишний раз, напугать. Просто предупредил, чтобы не выходила из дома и надеялся, что она его послушает.

В дорогу с собой Годфри взял двух учеников, самых взрослых и опытных. Порфирия, которого все звали просто Парфеном – он лучше всех владел техникой потусторонних путешествий, Годфри во многом сам советовался с ним. И Васку который лучше всех в школе овладел искусством меча и лука.

«Двоих будет вполне достаточно, большая компания привлечёт излишнее внимание», – думал Годфри. – «Нельзя медлить, лавина событий очень скоро накроет нас».

Все ученики спали, ели и попросту жили в школе Годфри. Работали с ним, часто помогали по хозяйству, и в процессе совместной деятельности он всегда их учил, показывал, как правильно двигаться, обучал ремёслам, необходимым воину, также учил верно видеть мир вокруг и внутри себя. Гораздо реже он проводил специальные занятия во время которых обучал учеников владению оружием, путешествиям в потусторонние миры и принципу взаимодействия с миром духов.

– Три основных врага, с которыми вам придётся сталкиваться. – Говорил Годфри, – Дикие звери, духи и самый сложный враг – это вы сами. Воин никогда не сражается только здесь и сейчас, битва происходит всегда в нескольких измерениях, и победив в одном вы можете проиграть в другом. Ни одно живое существо не живёт только в материальном мире, у любого существа есть душа, поэтому оно имеет проекцию в мире духов, и разум, поэтому у него есть ментальная проекция. Во вселенной ещё множество миров, смежных с нашим и связанных общей судьбой.

Всё ранее сказанное на уроках, но в более сжатой форме, Годфри повторял по дороге выбранным для похода в Пустошь ученикам. Они быстрым шагом двигались к своей цели, наполненные тревогой и подобранные как скрученная пружина.

– Мы не раз уже совершали с вами боевые вылазки, вы лучшие мои ученики и в этом году, я думаю, вы станете мастерами. – Годфри говорил им про это впервые, но не Парфен, ни Васка не выразили никаких эмоций. Годфри отметил про себя, что это хороший знак. – Теперь я взял вас с собой в настоящее дело и не для того, чтобы научить чему-то, а потому что без вас не справлюсь.

– Это честь для нас. – Серьёзно и спокойно сказал Васка. Парфен просто кивал головой.

– Мы отправимся в недалёкое потустороннее путешествие, и посетим одно место из мира духов, однажды покинувших нашу реальность. Нам надо будет постараться установить, откуда идёт опасность. Я чувствую её, но не могу определить источник.

– Учитель, – заговорил Парфен, – а зачем мы идём в пустошь, разве не безопасней было бы заглянуть в потусторонний мир из нашей школы?

– Я уже сделал это вчера, один, перед Вече, во время предзакатных сумерек, но ничего не увидел. Я чувствую, что опасность идёт из Пустоши, но до конца не уверен, её источник слишком размыт. Такое ощущение, что она приближается с разных сторон, но из пустоши точно. Поэтому мы отправляемся туда с надеждой отследить её источник. Ещё я хочу навестить одного старого друга в мире мёртвых. У меня есть идея откуда можно попросить помощи на случай если наших сил перед лицом надвигающейся опасности будет мало. Возможно получится так, что мы, охотясь на льва, сами того не зная отправляемся прямо в его логово. Поэтому мы должны быть готовы ко всему. Мир для нас это большая опасная загадка и чем больше мы узнаём его, тем сильнее понимаем, что практически ничего не знаем о нем. И нам остаётся только жить, и пытаться выжить. Наше призвание, как воинов защищать тех, кто на нас полагается и пытаться выжить, для того чтобы выжили те, кого мы любим.

После этого монолога какое-то время все двигались молча.

Васка шёл воодушевлённый речью учителя, проникнувшись пафосом момента. Переживания исключительности происходящего воодушевляло и вдохновляло его. Порфирий, наоборот, скептик от природы, думал о том, что никто на них особо не рассчитывает и большинство горожан вообще не подозревают о деятельности школы воинов. Потому что с опасностью более серьёзной чем дикие животные никогда не сталкивались. А разговоры о духах остаются для многих горожан просто разговорами. Порфирий точно знал, что некоторые люди относятся к школе воинов с большим подозрением. Особенно торговцы, с которыми у их школы постоянно пересекаются интересы. И если бы Годфри не имел такого веса в городском совете благодаря своему уму и выдержки, его школа воспринималась бы как кучка фанатиков. Потом войны решали многие практические задачи, связанные с расширением территорий и охраной правопорядка в городе и именно эта деятельность давала вес их гильдии, а о потусторонних путешествиях и созерцание будущего мало кто вообще знал.

Прежде чем добраться до пустоши, им надо было пройти фермы, последняя из которых располагалась часах в двух-трёх пешего пути от города. Потом было поле, овраги и только за ними, постепенно начиналась выжженная пустыня с чёрной землёй и очень редкими колючками в середине лета от которых ничего не оставалось, потому что чёрная земля раскалялась на солнце и всё живое сгорало на ней. Пустошь простиралась на недели пути в разные стороны, никому из жителей Новгорода не удавалось пересечь её и вернуться назад. В Новгороде Пустошь считали долиной смерти, в первую очередь из-за непрерывно дующего там ветра, уносящего жизнь.

Дорога под ногами была достаточно хорошо протоптанной и ровной. Неглубокий светло-серый песок, перемолотый колёсами повозок и ногами путников, мягко принимал шаги учеников и учителя. С обеих сторон по обочинам нависали стебли травы, которая густым покровом расходилась в разные стороны сквозь перелески и овраги, насколько хватало глаз. Тонкая полоска чёрных облаков накрывала уходившее за горизонт солнце. Оно, глядя в сторону путников словно, пыталось испугать их неестественно красным цветом своих последних лучей. Сумрак сгущался, пролетали первые летучие мыши, а трава трещала от разноголосия вечерних насекомых.

«Можем ли мы сегодня умереть?» – думал Порфирий – «Может ли получиться так, что именно сегодня нас ждёт час истины. Ничего не предвещает беды. Обычная вылазка в пустошь, ощущение опасности может быть основано только на переживаниях учителя. Но всё же тревога словно весит в воздухе и этот красный закат, редкий и зловещий. Понятно, что до пустоши мы доберёмся только завтра, но всё же, уже сегодня так грустно и зябко в душе».

Васка шёл весело. Достал из ножен меч и рубил шапки полевых цветов вдоль обочины. В другой день учитель строго наказал бы за такую беспечность, но сегодня Годфри, казалось, не обращал внимания на поведение учеников. Словно всё, что он мог сказать, он уже сказал и теперь, положившись на волю случая, просто направил лодку их похода по течению судьбы, опустив вёсла и глядя в даль фарватера, старался предугадать, что может быть спрятано за туманом будущего.

Годфри переводил взгляд то на быстро темнеющее небо, то под ноги и смотрел, как проминается дорожный песок. Думал о прожитой жизни, и есть ли в ней какой-то смысл. Занимает ли он в этом мире место, исключительно предназначенное для него, или вместо него мог бы жить другой человек и течение жизни проглотило бы любой камушек по имени Годфри брошенный в её поток без разбора, находя приют всему и всякому на дне своих вод.

Поддаваясь обаянию сгущающихся сумерек, Васка погрузился в свои мысли: «Белый конь с пеной, закусывая удила, мчится по полю брани навстречу страшному врагу, закованному в сталь с длинным копьём на перевес. На коне сидит отважный Васка и храбро размахивает саблей, ловко джигитует. Он уже привстал на стременах для того чтобы, увернувшись от острия, направленного в его сердце, нанести смертельный удар своим кривым мечом между пластин доспеха противника. Тот, не выдержав сокрушительного удара валится под копыта многотысячной конницы, а Васка наносит следующий удар». Ещё один цветок падает на обочину для того, чтобы засохнуть в песке дороги, не принеся никакой пользы без семян и смысла. Но храбрый воин уже выбрал новую жертву и готов лёгким взмахом руки разить придорожных врагов.

– Дорогой наш Васка, – начал пафосно учитель, – может, ты уберёшь меч в ножны и с помощью своего тугого лука добудешь нам дичь, с которой мы могли бы прийти в таверну на окраине ферм. Иначе у нас не будет ни юридического ни морального права рассчитывать на гостеприимство хозяина сегодня вечером и нам придётся спать в холоде голодными под открытым небом.

– Учитель, но разве в таверне нас не примут из уважения к вашему статусу? Или, может, мы сделаем для хозяина таверны что-то полезное? – Спросил Порфирий.

– Самое полезное для хозяина таверны – это хорошая дичь. А статус у нас такой же, как у любого путника. Если ты не имеешь денег Гильдии, принеси что ни будь полезное или будешь должен услугу. Так что давай дорогой Васка возьмись за дело и не спорь с учителем. – Годфри остановился и строго посмотрел на Васку.

– Но уже почти совсем темно, как мы будем охотится, когда ничего не видно? – Спросил в замешательстве Васка.

Учитель молча снял со спины лук, наложил стрелу на тетиву и мягкими шагами почти бесшумно направился в сторону небольшого перелеска. Жестом указывая ученикам следовать за ним и приготовится к охоте.

Годфри стрелял в темноте ориентируясь на слух и этому учил учеников.

– Забудьте про то что темно, – в сотый раз повторял он, – и просто действуйте не думайте, не старайтесь разглядеть в темноте того что вы не сможете увидеть, вы обладаете достаточным количеством чувств, чтобы при необходимости обходится без зрения.

Молча, уже в глубокой темноте они подошли к таверне с прозаичным названием: «У дяди Саши» и, отдав бармену трех крупных тетеревов, так неосторожно токовавших в рощице на их пути, уселись за стол пропустить по кружечке пива перед сном. Учеников одолевала жажда и они осушили каждый свои пол-литра достаточно быстро. Расхрабрившийся Васка подозвал хозяйку и попросил повторит. Парфен сказал:

– И мне тоже, пожалуйста!

После чего Годфри сделал знак рукой, обозначавший, что и он не против добавки. Заботливая жена дяди Саши подала жаркое вместе со второй порцией пива, улыбаясь и вежливо приветствуя Годфри, которого отлично знала.

– Я постелила вам в лучшей комнате. – Сказала она, обращаясь ко всем сразу. – С балконом и видом на поля.

Воображение учеников, подогретое пивом, уже рисовало приключения, в которых не было места для ночевки в одной комнате с учителем. Поэтому напоминание об их несамостоятельности, по-разному, но больно кольнуло Васку и Порфирия. Взрослея в условиях достаточно жесткого контроля, они практически ничего не видели в жизни из того, что обычно хотят поскорей пережить молодые люди, достигшие совершеннолетия. И несмотря на то, что жизнь Новгорода особо не отличалась разнообразием, в школе Годфри этого разнообразия не было вообще. Ученики строго соблюдали дисциплину, поэтому всё богатство жизни, сводилось для них к смене ментальных практик, физическими упражнениями и к редким походам на ярмарку или в лавку. Все подопечные в школе остро ощущали свою зависимость от воли учителя и в обычное время никому и в голову не приходило, действовать самостоятельно: куда-то отлучаться без спроса или не дай Бог обмануть учителя хоть в чём-то. Но, в этом походе Васка и Парфен чувствовали, что шоры с них, наконец, сняли и они теперь, как взрослые могут позволить себе некоторые вольности. Могут сделать, что-то не спрашивая разрешения, как Васка который срубал головки цветов вдоль дороги и Годфри не остановил его. Они ощущали эту перемену вместе со страхом и возросшим к ним доверием Годфри. Но именно от этого хотелось совершить что ни будь запрещённое или хотя бы необычное, но ничего такого «У дяди Саши» не было.

Годфри съел свой ужин и не давая ученикам привычных инструкций, отправился в комнату выполнять вечерние упражнения и готовится ко сну. Порфирий и Васка немного смутившись остались, за столом допивать пиво. Потупив взор, они сделали вид что удаление учителя для них не повод, чтобы закончить ужин и последовать за ним.

Годфри ушёл и по его виду не было ясно, как он воспринял поведение рвущихся на волю учеников. Одобряет он их действия или завтра их ждет нечто такое после чего им перехочется строить из себя взрослых. Когда скрип ступеней под ногами учителя стих, парни посмотрели в глаза друг другу, и каждый мог разглядеть там жажду любовных приключений. От пива их глаза стали немного влажными, по уголкам обвисли книзу, отчего приобрели выражение лёгкой сальной усталости.

– Давай раздобудем махорки! В любой таверне должны быть собственные курительные смеси. – Сказал Васка.

– Отличная идея. – Согласился Порфирий.

Тот и другой курили в лучшем случае несколько раз в жизни. В школе это запрещалось. Васку несколько раз угощали торговцы на рыночной площади, а Порфирий курил с одним фермером, к которому его посылали время от времени с поручениями. Надо сказать, что сам Годфри не курил никогда.ПО крайней мере, никто его не застал за этим делом.

– Чем трубочку набить не подадите? – Спросил Васка у заботливо подошедшей к ним хозяйки, собиравшейся убрать со стола. Улыбка на её полном лице выражала понимание.

– А сама трубочка у вас найдётся? – Добавил Порфирий.

– Если вы будете так добры и одолжите нам одну из ваших… – Поддержал своего залившегося румянцем друга Васка. – Мы будем Вам чрезвычайно признательны.

Улыбка ещё раз озарила добродушное лицо хозяйки, которую умиляла подчеркнуто вежливая манера общения этих людей. Она привыкла к тому что так ведёт себя Годфри, каждый раз, когда, оказывается, у них, но эти два молодых человека вызывали у неё просто восторг.

– Сейчас что ни будь придумаю. Повторить ещё? – И она указала на почти опустевшие кружки друзей.

Надо отметить, что три жирных тетерева, которых они принесли с собой и то уважение, с которым здесь относились к Годфри, было достаточно веским аргументом для того, чтобы повторять пиво всю ночь.

– Да, если можно. – Сказал взявший себя в руки Васка.

Хозяйка принесла им трубку и курительную смесь. Васка неумело раскурил и ароматный дым с оттенком мяты клубами поплыл к потолку. Потом затянулся Порфирий. Они чувствовали себя взрослыми. Скоро закончится их ученичество, и они станут полноценными войнами, пойдут своим путём. Осталось сделать последний шаг. Они плохо представляли трудности, с которыми могут столкнуться во время инициации. Им казалось, что оказанное учителем доверие уже делает их взрослыми, а сам обряд лишь формальность. Поэтому открытое курение трубки, в непосредственной близости от учителя было чем-то вроде приказа «отдать швартовые» на судне, везущем их во взрослую жизнь. Ещё не уютная гавань места назначения, но плавание уже началось.

Спустя пятнадцать минут они вышли на открытую террасу, располагавшуюся перед входом в таверну, облокотились на парапет и смотрели в тёмную даль на расползающийся вечерний туман. Каждый из них думал о любви, о пустоши в которой предстоит очутиться завтра и о новой жизни, которую они начнут после испытания, когда вернутся в город. Так прошло ещё минут десять, ученики стояли молча, трубка прогорела, и Порфирий сказал:

– Пойдём? Наверное, уже пора.

И они медленно направились к месту предстоящего ночлега. Навстречу Парфёну и Васке из кухонной двери почти выбежала хорошенькая дочка хозяев. Она, радуясь окончанию рабочего дня, спешила куда-то в темноту, скрытую входной дверью. Пути их пересеклись почти на пороге. Девушка, окинув юных воинов, быстрым, заинтересованным взглядом, улыбнулась прекрасной улыбкой. Васка покраснел и, ощущая жар румянца, засмущался ещё больше и опустил голову. А Порфирий, зная особенности своей застенчивой морфологии сразу отвёл взгляд куда-то в сторону, и как ему казалось, уберёгся от позора, сделав серьёзное, озадаченное лицо. После этого они молча поднялись в комнату, разделись и легли спать. Каждый думал о своём, но мысли у них были похожи, а девушка, улыбаясь и посмеиваясь убежала в темноту весьма довольная впечатлением, произведённым на молодых людей.

Этим вечером Годфри, делая упражнения, старался так, как не старался уже давно. Впервые за долгое время ученики волновали его меньше всего остального. Он чувствовал, что, что-то упускает. Но не мог достаточно сильно сосредоточиться для выполнения ментальных практик, и мысли его беспорядочно носились по кругу без смысла и толка. «Зря я пил пиво!» – Сетовал Годфри. – «Пошёл на поводу у сиюминутной слабости, как мальчишка, а теперь всё дело под угрозой». Когда Васка и Порфирий вошли в комнату, Учитель не обратил на них внимания и продолжал попытки сосредоточиться. Для учеников это было настолько неожиданно, что они не знали, что делать и, сев на кровать, сидели некоторое время в бездействии. Потом, Васка потихонечку улёгся на подушку и долго лежал, глядя в потолок. Ночь была почти безлунная, только свет слабого месяца проникал сквозь окно. Васка иногда смотрел на тень учителя сидящего неподвижно на полу, скрестив ноги. Он знал, что тот медитирует перед боем. Возможно, Васке следовало бы присоединиться, но Учитель не звал его и Васка не проявил инициативу. Лежал расслабленный, голова немного кружилась после выпитого, и он потихоньку погрузился в сон.

Парфен долго сидел на кровати, глядя на учителя, пытался понять, почему тот не приглашает их. Потом пришёл к выводу, что учитель сердится и сам стал укорять себя, анализируя прошедший вечер. Пиво давало о себе знать, Порфирий не мог сосредоточиться. Пытался присоединиться к учителю, но ничего не выходило, и он ничего не чувствовал, кроме смерти. Это пугало Парфёна, он просидел несколько часов, пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте своего сознания, и рядом в комнате также сидел Годфри. Неподвижно и словно не живой. Парфен совсем не чувствовал его ментального присутствия. Это было странно, обычно, когда учитель медитировал, Порфирий очень легко вступал с ним в ментальный контакт. Но теперь он видел, что учитель явно медитирует, но не чувствовал этого. Начать самостоятельную медитацию у него не получалось, словно его сознание было заблокировано, попробовав ещё несколько раз, он поддался чарам сна и пустился, совершенно неожиданно, в другое путешествие по перипетиям красочных сновидений.

Утро выдалось ясным и тёплым. Годфри встал первым, но дал Ученикам выспаться, предполагая тяжёлый день. Ночью в своих размышлениях он собирался даже посвятить Васку и Парфёна в войны прежде, чем они достигнут пустоши. Но потом передумал, решив не идти против правел, в угоду собственной сентиментальности.

В свете утреннего солнца перспективы будущего не выглядели такими зловещими как ночью. Роса блестела на траве, птицы пели из крон деревьев, а вдали виднелись крыши редко стоящих ферм. Пустошь с высокого крыльца таверны видна не была. «И слава богам!» – Подумал Годфри. – «Только этого мерзкого зрелища не хватает».

Годфри закатал повыше лёгкие льняные штаны и рукава рубахи. Медленно, как в воду пошёл по высокой траве, купая голые конечности в утренней росе, потом наклонился и три раза умыл лицо. Поклонился солнцу. Посмотрел вглубь прекрасного утреннего нёба и на душе совсем полегчало. «Делай что должно и будь что будет». – Решил он. Время шло, становилось зябко и Годфри направился на кухню побеспокоить хозяйку насчёт завтрака и припасов в дорогу.

– Доброе утро, моя госпожа! – Обратился он к ней, и лёгкая улыбка коснулась его губ, как внезапный ветерок налетев из ниоткуда шуршит листвой одинокого дерева. Так и эта улыбка появилась на суровом лице Годфри, словно дуновение игривого ветерка, который лишь на макушке дерева тронул листву и, не касаясь всей кроны, улетел дальше. Хозяйка, смущённая учтивым обращением сурового воина, слегка поклонилась, как-то всем телом вроде в реверансе, а вроде и нет, губы её бесшумно, одним движением, произнесли ведомое только ей приветствие. Потом она, слегка потупившись, спросила:

– Чем я могу помочь Вам?

Она хотела добавить мой господин, но не решилась, слишком это было необычно, старомодно и напоминало древнюю балладу.

– Если Вас не затруднит собрать нам что ни будь к завтраку и в дорогу, я и мои ученики будем весьма признательны. – Сказал Годфри и посмотрел ей прямо в глаза.

Лицо хозяйки было приятное, не лишённое диетами округлости форм, в кайме медных кудряшек, доброе и с голубыми глазами. «Она красивая». – Подумал Годфри и впервые за долгое время испытал что-то похожее на смущение. Ещё раз улыбнулся.

– С удовольствием. Я принесу завтрак в обеденный зал, если у вас есть корзина или дорожная сумка, пошлите с ней ко мне одного из Ваших учеников. Я наполню её в дорогу.

Хозяйка улыбнулась и так же, как в начале разговора сделала движение для поклона, но он остался не прорисованным, всего один намёк на возможность, скромный штрих на белом листе бумаги. Она скрылась в глубине кухни.

Годфри вышел в обеденный зал задумчивым. Попросил у бара чайник чаю и пошёл пить его на террасу. После того, как его ученики проснулись, он отправил Васку с дорожными мешками к хозяйке на кухню, Порфирий хотел пойти с Ваской, но Годфри остановил его, усадил рядом и налил чаю.

– Ты пробовал вчера медитировать? – Спросил он ученика с видимым интересом.

– Да учитель.

– И как?

Парфен немного покраснел, вспоминая вчерашние бесплотные усилия, и ответил:

– Нет, у меня ничего не получилось. Думаю, вечером я выпил слишком много пива. – И смутился ещё больше.

– Я тоже вчера вечером не смог настроится на медитацию и тоже грешу на выпитое. Но, на самом деле мы выпили вчера не так много, чтобы вообще не смочь медитировать. И тут Порфирий покраснел в очередной раз и учителю стало ясно, что они продолжали пить без него. Годфри сказал: