Ветер любви

Голос отца стал еще грубее. Затем он окинул меня долгим изучающим взглядом.

– Я заставлю тебя уважать мою честь и репутацию моего рода! Ты слышишь?

В глубине души я знал, что отец не лукавит, когда говорит, что гордится своим происхождением. По мне – наш род, в частности отцовские родственники, имел две особенности: глупость и долгожительство.

– Осмелюсь сказать тебе, отец, я не ошибся, и не собираюсь ничего менять в своей жизни.

Я не нашел в себе силы спросить его о том, что он может знать о жизни настоящего благородного человека. И понимает ли он, что такое настоящее человеческое благородство?

– Мой сын, наследник мой, не может жениться на обслуге из ресторана. Неужели она первая женщина, которую соблазнили? Сынок, да я приведу тебе десяток других примеров! Это она тебя заворожила каким-то чудовищным образом?!

– Она не виновата, отец! Ты говоришь неправильные вещи, – пробормотал я.

– Еще бы. Какое прелестное и невинное создание! Дурак ты, Тахир, дурак!

– Отец, перестань! – в отчаянии закричал я.

– Скажи, сынок, – голос отца смягчился, – что мне сделать, чтобы ты не женился на ней?

Я в отчаянии поднял глаза, посмотрел на отца и спросил:

– Что ты предлагаешь?

– Предоставь это дело мне. Я отговорю ее. Я повидаюсь с ней и скажу, что тебя вызвал дядя в Тебриз, и ты срочно должен был уехать к нему. В конце концов, предложу ей денег: уверен, она не откажется. Я справлюсь.

Я опустил глаза и долго сидел без слов… В голове, как тяжелый молот, стучала угроза: «Я отговорю ее…» Как глупо отговаривать женщину от ее любви и страсти. Сказать ей, что она не должна чувствовать того, что чувствует. Никогда у женщин разум не сможет осилить любовь. Никогда!

Он говорил больше часа, нагромождая друг на друга доводы и язвительные упреки, логику и справедливое негодование, оправдывая все это репутацией своего рода.

Я ушел в себя. Я спал наяву… Слышу неясный голос отца, будто он говорит на чужом, неизвестном мне языке. Я вижу его глаза, нос, бороду… Я здесь, но в то же время далеко отсюда… Рука судорожно тянется к карману, и я достаю платок, подаренный Бахар… Я словно пробуждаюсь ото сна…

Я почувствовал себя предателем перед Бахар, ведь она доверилась мне, полюбила меня, а я должен убежать от нее…

Я робко встал, протянул отцу руку и сказал:

– Прощай, отец… Я ухожу…

– Правильно, уходи, женись… Могу лишь сказать, что твой поступок вызывает у меня отвращение.

Выходя из отцовского дома, я прислонился к калитке и долго вглядывался в дорогу, ведущую в столицу, – город Баку. На меня дышал насыщенный влагой холодный ветер. Надвигалась гроза. Грохоча, словно огромными, тяжелыми черными сундуками, над трепещущими кронами деревьев громоздились густые тучи, изредка озаряемые бледными вспышками молний. Вдали мигали огни большого города, и в этом городе, под одной из крыш, меня ждала моя Бахар…

Улицы, обычно многолюдные, были пустыми. Редкие запоздалые прохожие, подгоняемые страхом, торопливо бежали домой. Даже площадь фонтанов, обычно не пустующая в ночное время, на этот раз была безлюдна.

Я шел домой совершенно подавленный. Дверь открыла Бахар. Она долго и испытующе вглядывалась в мое лицо, будто пыталась прочитать мое душевное состояние. Затем без слов подбежала к буфету, налила рюмку коньяка, и я торопливо осушил ее. Бахар с беспокойством следила, как я дрожащей рукой поставил рюмку (ни разу в жизни я не чувствовал себя таким беспомощным, таким обессиленным). Потом она тихо подсела ко мне и стала молча ждать, украдкой бросая на меня тревожные взгляды, словно я внезапно заболел. Наконец она спросила:

– Ты любишь меня?

– Очень люблю, – тихо ответил я, стараясь улыбнуться.

– Ты на себя не похож после разговора с отцом. Скажи правду, он против нашего союза?

– Нет…

– А что тогда с тобой такое? Просто я бы не хотела, чтобы ты женился на мне из жалости. Если ты делаешь это против воли своего отца, а еще хуже – против своей воли, из чувства долга передо мной, – лучше я останусь одна.

– Ты не должна так думать. У нас с тобой все хорошо.

– Я с утра об этом думаю, как ты уехал. Когда я забеременела, мы оба были счастливы, и я растерялась, не смогла трезво оценить все. Я не хочу причинять тебе боль и сама очень хорошо знаю, что не принадлежу к тому кругу девушек, из которого ты должен выбрать себе жену… – ее голос задрожал. – Я хочу знать, ты действительно любишь меня? Только скажи правду, любую. Мне так будет легче.

На секунду я задумался, и мое сердце сжалось от боли. Вспомнил сегодняшний неприятный разговор с отцом. Вот сейчас Бахар предложила мне свободу от нее, у меня была возможность отказаться от брака.

Я посмотрел на нее и увидел в ее глазах невероятное беспокойство.

– Не терзай себя, – лихорадочно выдавил я. – Можешь быть уверена, что я тебя люблю и свое решение принял с трезвой головой, я люблю тебя!

Бахар глубоко вздохнула, по ее щекам потекли слезы.

– Я бы не смогла пережить разлуки с тобой и решила, что если ты отнимешь у меня право любить тебя, то лучше мне покончить с собой.

– Я стану самым лучшим мужем! – сказав это, я обнял ее и тут же успокоился, будто в мое бушующее море вылили тонну кипящего масла…

После сильных потрясений сон глубок и крепок. Только когда я проснулся следующим утром, мне стало ясно, до какой степени вчера я был оглушен разговором с отцом. Я словно вынырнул из каких-то бездонных глубин и тут же легко вернулся в привычную мне жизнь с дорогими моему сердцу людьми…

Часть 3

Прошел год. Беспристрастное время отсчитывало дни, месяцы, а жизнь, стремительная, многокрасочная, заполняла эти дни всегда чем-то новым, не похожим на вчерашнее.

Разговор с отцом больше не занимал мои мысли. Это отошло в прошлое. Вернее, все было так, как будто разговора вообще не было. Мы поменяли жилье и сняли квартиру на набережной у моря.

Это была просторная однокомнатная квартира, светлая комната, обтянутая чудесными обоями и словно залитая золотистыми сливками. В углу на небольшом столике лежало все необходимое для дамского туалета Бахар. У одной стены стояла детская кроватка и огромное трюмо. Наша кровать, покрытая мягким матрасом, находилась в углу. Немного дальше – письменный стол с разными книгами и моими рукописями.

Я стал довольствоваться тем, что пишу мысленно. В голове текст складывается легко и логично. А вот стоит начать писать на бумаге, как мысли путаются, и все написанное звучит смешно. Задуманный сюжет я проговаривал везде – по дороге на работу в автобусе и обратно. Уже вечером, когда записывал то, что у меня накопилось за весь день в голове, я понимал, что в написанном нет логической связи.

Позже мысль о том, что я буду писателем, я отложил на неопределенный срок.

Теперь меня интересовали книги по этике и религии. Добросовестно пробираясь сквозь сотни страниц, я пришел к выводу, что человек не стремится ни к чему, кроме собственного удовольствия, даже когда жертвует собой для других; что каждый хочет жить сейчас, поскольку будущее неизвестно.

Люди, которые придумали религию, хотели только одного – управлять людьми. И беда в том, что религия воспитывает людей, которые не способны действовать. А атеисты миру нужны, иначе кто будет создавать электронику и конструировать самолеты?

Единственная и главная проблема религиозных людей – это то, что они не читают других книг, кроме тех, которые признают священными. И они свято верят, что есть параллельная реальность, которая объясняет им ту, в которой они находятся. Права была мать, когда говорила, что если ты родился в религиозной семье и умер, не познав ничего, кроме вероисповедания, значит, ты и не жил в этом сказочном мире.

Бахар родила ребенка на седьмом месяце беременности. Это был ужасно крохотный скелет. Нам, неопытным, было страшно смотреть на ее худобу. До чего болезненно дергались ее ручонки, тощие, как клещи краба. Мы любили свою дочку, ухаживали за ней, не спали по ночам, стирали испачканные пеленки, получая от этого удовольствие. Мне доставляло бесконечную радость купать и одевать ее.

– Это наш малыш, наш! – с гордостью говорил я. Назвали мы ее в честь моей мамы, Лала.

Мы всей семьей посетили могилу мамы. Бахар пробормотала какие-то слова на арабском, я встал на колени у ее ног, держа в руках дочку и закрыв глаза. Было ощущение, что мать подошла ко мне, я почувствовал ее запах, ведь дети никогда не забывают запах мамы.

Несколько месяцев назад близкий родственник пригласил меня на свадьбу, и я встретился там с отцом в первый раз после нашей последней ссоры.

Я подошел и обнял своего старика. Его борода коснулась моей щеки. Когда он высвободился из моих объятий, я увидел, что отец внимательно смотрит на меня. Его губы заметно задрожали. Нахлынули воспоминания лучших дней, проведенных с отцом, когда я, обнимаемый его сильными руками, без забот засыпал. Одно из самых ранних моих воспоминаний – как я лежу под кроватью, где я любил пребывать часами, будто это мой дом. Забавно было видеть ноги отца, который меня искал со словами: «Тахир, мой сын, где ты?» Это потом я узнал, что он догадывался, где я, просто играл со мной.

Я даже не заметил, как я выпрыгнул из детства во взрослую жизнь.

Вдруг я захотел заново научиться любить моего родителя. Мне кажется, каждый мальчик, повзрослев, переоценивает отношение к отцу – это называется «осознанная любовь».

Я еще раз обнял папу.

– Тоскливое и тревожное чувство испытываю я сейчас, – начал говорить он. – Шестьдесят пять лет прожить и быть так далеко от близких людей…

Его голос был слаб и слегка неровен, казалось, не выходил из груди, доносился откуда-то издалека.

– В последнее время я даже перестал молиться, ноги меня очень беспокоят, и вообще, я стал забывать время намаза.

Мы говорили очень долго, он спрашивал у меня, как так получилось, что я начал жить отдельно? Почему я не хожу к нему в гости? Узнав о том, что я женат, причем уже три года, спросил осторожно, счастлив ли я в семейной жизни? И есть ли у меня дети?

– Да, есть. Дочка. Лала. Счастлив, – ответил я коротко.

Отец взглянул на меня внимательно, растерявшись то ли от знакомого имени, то ли от неожиданности моего ответа. Я не был удивлен его забывчивостью, так как еще недавно случайно встретил экономку на воскресном базаре. Она рассказала, что у отца расстройство памяти. Бывают дни, когда он ничего не помнит, снижается скорость речи, нарушается координация движений, вплоть до того, что ему становится трудно даже ухаживать за собой. После долгих уговоров он согласился вызвать врача, и в те дни, когда он принимает лекарства, он чувствует себя хорошо.

Увидев отца, поговорив с ним, я решил почаще навещать его. И правда, иногда он был веселым, встречал меня с улыбкой. В какие-то дни он меня не узнавал, старался не говорить со мной. Вел себя как чужой. В такие дни я долго сидел рядом молча. А буквально на следующий день он мог звонить мне, жаловаться на жизнь, на меня, потому что я не навещаю его.

Однажды, когда я посетил его, он внезапно начал обвинять меня.

– Ты начал ходить ко мне только потому, что тебе стало жалко меня. Думаешь, я сижу один целый день старый, больной, только из-за жалости, я знаю. Но, сынок, ты так и не узнал меня за эти годы. Я огорчен тобой, я не терплю, чтобы из меня делали жертву. Я никогда не приму этого. Слышишь, я запрещаю тебе жалеть меня. Неужели ты и правда думаешь, что я не могу обойтись без тебя? – вздохнув, отец продолжил. – Аллах поможет мне, очень скоро рамадан. Я еще ближе буду к нему. Я лучше сдохну как собака, чем приму жалость, – он вдруг громко засмеялся. – В руках у меня много силы, чтобы ползать, если ноги окончательно откажут.

Он пытался подняться, я решил помочь ему. Он толкнул меня в грудь и тут же, потеряв точку опоры, упал как подкошенный.

Растерявшись от случившегося, я несколько секунд медлил, а потом попытался поднять его.

– Прочь! – заорал он. – Прочь, не трогай меня. Ты низкий человек. Мне стыдно за тебя, стыдно.

Он пытался подняться сам, но каждый раз усилия были напрасны. Я не понимал, чем вызван этот необъяснимый гнев. Мне очень хотелось заплакать, но я не желал, чтобы домработница увидела мои слезы. Сжав зубы, я с трудом сдержал рыдания.

По дороге домой, уже в электричке, не обращая на окружающих людей внимания, я заплакал навзрыд так, словно у меня взорвалось сердце. В этих слезах была и отрада. Я почувствовал, что между нами больше нет отчуждения. Он научил меня заново любить его – ведь он заставил меня заново страдать.

Мы с Бахар в час вечернего чая сидели на балконе, дочка играла одна в комнате. После заката солнца все небо было розовым, Каспийское море без единой морщинки, гладкое и еще блестящее в свете умирающего дня. С моря дул влажный теплый ветер.

– Можно ли любить в течение всей жизни? – спросила Бахар, глядя прямо в мои глаза.

– Да, – ответил я.

– Даже мужчины могут так любить?

– Конечно. Вся французская литература построена на мужской любви.

Наш разговор прервал телефонный звонок. Звонил отец. Он, заикаясь, медленно начал говорить, что мне очень срочно нужно к нему, что времени ждать у него нет. Я, поймав такси, выехал к нему.

– У меня дома появилась незнакомая женщина. Я видел ее, – начал говорить отец. – Она зашла через балкон, а потом скрылась за дверями кухни. Я не мог решиться броситься за ней. Позже я все-таки бросился за ней, искал ее на кухне, в ванной, даже в гардеробной. Нигде никого не было. Я лихорадочно набрал твой номер, но не дозвонился до тебя.

– А почему ты не позвонил в полицию?

– Позвонить в полицию, сказать им: «Быстрее приезжайте, умоляю вас, в мой дом вошла женщина, и она меня убьет?» Сынок, меня тут все знают, и я не могу себе этого позволить. Согласен, все это очень странно выглядит, но я не могу, – немного помолчав, он закурил сигарету.

– Ладно, – ответил я, – а ты можешь описать ее? Женщину, которая пришла к тебе в гости?

– Женщина высокая, седые густые волосы, легкая походка. В темном платье… С накидкой… Как у мамы…

– Папа, это ведь совершенно не похоже на вора… Ты уверен, что ты ее видел?

– А по-твоему, у меня старческий маразм? – заорал отец.

– Может, экономка открыла ей дверь?

– На тот момент никого дома не было.

– А как она сюда вошла? Кто она? Есть ли у нее ключи от квартиры?

Отец взглянул на меня с пренебрежением. Затем взял новую пачку сигарет, включил телевизор и принялся смотреть на экран, сделав вид, будто меня уже нет. Я ушел.

Через неделю, когда в очередной раз отец увидел эту женщину, он сказал об этом домработнице, а она, в свою очередь, предложила ему вызвать еще раз врача. Он категорически отказался от ее предложения, сказав ей, что она сама придумала все это, и врач будет его пичкать лекарствами, от которых он умрет, и дом останется ей. Он выгнал всех работников, его племянник поменял все замки в доме. Он решил жить один, поставив меня перед фактом, что я должен каждый день делать ему необходимые покупки и навещать его, страшно удивляясь, почему я не могу жить с ним.

На мой ответ, что я женат и у меня есть ребенок, он еще раз удивился, обвинив меня в том, что он об этом не знает.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.