На Западном фронте. Бес перемен

Отец и его коллеги считали иначе. С их точки зрения, безопасность страны вовсе не требовала равного количества смертельного железа, на изобретение и производство которого были брошены лучшие силы науки и промышленности СССР. В конечном счете именно навязанная нам гонка вооружений – бессмысленная, поставленная на поток «штамповка» гор оружия – истощила экономику, создала дефицит самых необходимых товаров, деморализовала советское общество и привела Страну Советов к летальному исходу.

Немолодое политическое и военное руководство СССР прошло сквозь огненные годы Великой Отечественной войны, и оно не могло избавиться от синдрома поражений 1941 года, когда Красная армия и ВПК Советского Союза в первые месяцы гитлеровской агрессии оказались не готовы отразить натиск немецкой армии. Политбюро само толкнуло страну в топку милитаризации. Мой отец и его товарищи предлагали иной путь: вместо «стратегического паритета», разоряющего страну, строить оборону на основе «стратегии сдерживания».

Такая стратегия предполагает возможность ответных действий, способных нанести противнику ущерб, заведомо превосходящий «выигрыш», ожидаемый агрессором от развязанной им войны. Объясняя мне, еще школьнику, смысл этой стратегии, отец говорил: «Представь себе двух бойцов. Один из них, самый крупный и мощный, вооружен пулеметом. Другой держит в руке всего лишь пистолет. Но фокус в том, что и пулемет, и пистолет нацелены точно в сердце противника и, более того, механически связаны друг с другом своими спусковыми крючками. Выстрелит один – автоматически выстрелит и другой. Погибнут оба. И неважно, что громила погибнет от прямого попадания одной пули, а его противник получит в сердце всю очередь пулемета. Погибнут оба».

В качестве доказательства своей правоты отец часто приводил пример Карибского кризиса. Тогда Советский Союз примерно в 17 раз уступал Америке в количестве ядерных ракет и атомных бомб, тем не менее этого соотношения было более чем достаточно, чтобы удержать Вашингтон от развязывания термоядерной агрессии и мировой катастрофы.

Вашингтонские ястребы понимали: да, США могут многократно уничтожить весь Советский Союз, сжечь дотла всю Евразию, но способность врага нанести ответный удар, риск «возмездия из могилы», которое приведет к уничтожению 20–25 крупнейших американских городов, – это та цена, которую американцы заплатить были не готовы.

Собственно, в этом и суть «стратегии сдерживания», в основе которой лежит принцип «оборонительной достаточности». Это означает, что миролюбивое государство не нуждается в излишках оружия – такого оружия должно быть ровно столько и оно должно быть по качеству таким, чтобы в случае агрессии нанести любому обидчику неприемлемый для него ущерб. Если агрессору об этом заранее будет известно, то, рискуя получить сдачу, в драку он уже не полезет. Для обеспечения надежной безопасности «стратегический паритет» не нужен. Достаточно иметь в кармане холодный кастет, чтобы остудить врага.

Сейчас уже очевидна безусловная правота такой позиции. Если бы эти идеи были тогда реализованы, то, уверен, большое государство не распалось бы, а гражданская наука и индустрия, пользуясь наработками высокотехнологичной оборонной промышленности, наладили бы выпуск современной и конкурентоспособной продукции в самых разных отраслях.

Возможно, кто-то воспримет мои переживания о гибели Советского Союза с иронией. Запад и наши доморощенные проходимцы, называющие себя либералами, восприняли крах СССР с чувством глубокого облегчения. Но для меня Советский Союз был страной, где я родился, получил воспитание и образование. Да, в позднем СССР меня раздражала геронтократия и лицемерная пропаганда коммунизма теми, кто построил его лично для себя, а народ кормил тюрей. Но и тогда миллионы парней и девушек любили свою Советскую Родину и верили, что всё в наших силах и что недостатки системы исправимы, а потенциал государства – неисчерпаем. Мы верили в лучшее будущее и видели альтернативный путь развития страны через экономическую реформу и демократизацию, которые должны были привести к омоложению правящего класса, сменяемости политической элиты и раскрепощению могучих производственных сил Советского Союза.

Развал СССР для меня и всего моего поколения – это трагедия, ответственность за которую несут высокопоставленные партийные карьеристы. Именно они, а не народы выиграли от разрушения большой страны. Именно они сумели использовать свои властные полномочия для того, чтобы быстро прибрать себе всю бывшую советскую государственную собственность. Именно из этих воров и предателей, а также их детей и внуков сформировался позорящий мою Родину класс олигархов, удивляющий Европу и Америку своей расточительностью и дурным воспитанием. Ведь деньги, которые легко достались, легко и уходят.

Мою большую страну можно было спасти. Но судьба СССР сложилась иначе. И материальный фактор – сложности экономического положения Советского Союза – оказался вовсе не на первом месте в развале державы.

СССР убили не пустые прилавки магазинов, не козни агентов 007, не бессмысленные инсценировки диссидентов, боровшихся не за правду, а за право стать известными и небедными политэмигрантами на Западе, и даже не фальшь советской пропаганды. Несмотря на все проблемы в организации военного дела, наши Вооруженные силы разгромили бы любого неприятеля, если бы он покусился на суверенитет советского государства.

Войну проиграли не командиры, а горбачевские «комиссары». Нация была предана руководством КПСС, партийными бонзами, презиравшими свой народ и его наивную веру в «светлое будущее». Многие из них, желая сохранить свою власть, лично возглавили шовинистические сепаратистские движения и спровоцировали потрясения конца 1980-х – начала 1990-х годов, приведшие к распаду государственности.

Собачье сердце

Моральное разложение руководства КПСС привело к выдвижению на первые роли Михаила Горбачева и других «архитекторов перестройки», которые выгодно отличались от предыдущего поколения вождей умением самостоятельно перемещаться. Бессмысленное щебетание нового генсека, не способного управлять столь сложным государством в кризисное время, было зловещей приметой надвигавшихся бурь. Любопытно, что Горби любили на Западе именно за то, за что его ненавидят в России.

Глядя на Горбачева, осознаешь, насколько важна роль личности в истории. Сильный, полный решимости, ответственный лидер, несмотря на остроту проблем, поразивших национальную политику и экономику СССР, без сомнения справился бы с угрозой развала Союза. Лидер отличается от высокопоставленного балабола тем, что он точно знает, чего желает добиться, и последовательно идет к поставленной цели, используя все необходимые средства для ее достижения.

Начало моей работы в Брюсселе совпало с приходом к власти в США нового президента. Барака Обаму часто сравнивали с Михаилом Горбачевым. Мне тогда показался примечательным распространенный в 2009 году Белым домом комментарий некоего анонимного источника, который, полемизируя с тезисом, что, мол, «Америке нужна своя собственная перестройка», заметил: «Если речь идет о необходимой модернизации отдельных элементов политики США, то такая постановка вопроса актуальна. Если же речь идет о том, что президент Обама начнет реформы, не зная, чем они закончатся и к чему приведут, то такое сравнение с Горбачевым неуместно». Ну вот вам и ответ, что на самом деле думают о Горбачеве те, кто организовывал ему пышные приемы на Западе.

Я отчетливо помню череду роскошных, парадных похорон Брежнева, Андропова, Суслова, Пельше… Однажды, году в 1984-м, в программе «Время» показали задыхающегося от какой-то легочной болезни нового генсека Черненко, с трудом читавшего по трясущейся в его руках бумажке безликую речь. Какая смертная тоска охватила всю мою душу! Неужели эти невзрачности будут сменять друг друга вечно, а их похороны станут главной достопримечательностью моей страны?

И вдруг я увидел новое, свежее лицо. Горбачев улыбался, дышал ровно, пытался шутить. В 1985 году, придя к власти, он обладал всеми необходимыми рычагами для обновления и укрепления страны. В его распоряжении были армия, МВД и КГБ. На них он всегда мог опереться, если бы решился железной рукой навести порядок и изъять из руководства КПСС сепаратистов, воров и предателей страны.

Под его началом находились современные производственные кадры и академическая научная школа с мировой репутацией. Они были способны принять и поддержать призыв к разумной конверсии оборонно-промышленного комплекса и военной науки. Модернизация гражданской промышленности на основе научных изобретений и технологий оборонки позволила бы в кратчайшие сроки снять социально-экономическую напряженность в стране и глухое недовольство народа по поводу пустых прилавков.

Призыв талантливой и патриотически настроенной молодежи в структуры правящей партии и правительства обеспечил бы лояльность нового поколения граждан заявленным целям развития нации. В случае мятежа старой номенклатуры лидер мог бы напрямую обратиться к нации за поддержкой. И она была бы оказана мгновенно и повсеместно.

И самое главное. Взамен исчерпавших свой потенциал лозунгов построения коммунизма, в идею которого на тот момент мало кто уже верил, надо было предложить новую социалистическую доктрину, сформированную на основе идеологии социальной справедливости, национальных интересов и демократических свобод. Реформирование нужно было начать с экономики, с перехода на новый научно-технический уклад промышленности, с отказа от неэффективных мер госрегулирования «всего и вся» вплоть до мелочей и… ни в коем случае не раскачивать политическую лодку. Кроме того, для централизации государственной власти нужно было решительно отказаться от превращенных в догму ленинских тезисов о праве наций на самоопределение вплоть до отделения. В этот критический момент, когда многонациональная страна проверялась на прочность, президент СССР и руководство КПСС должны были пойти на очевидный шаг – закрепить единство и неделимость Советского Союза путем принятия соответствующих поправок в Основной закон страны – Конституцию СССР. Однако, на всесоюзный референдум, проведенный 17 марта 1991 года, был вынесен вопрос с бессмысленной с точки зрения правовых последствий формулировкой: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?». Кстати, Нурсултаном Назарбаевым, который постоянно позиционировал себя в качестве «главного защитника СССР», формулировка вопроса в Казахской ССР была изменена на «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза ССР как Союза равноправных суверенных государств?». Согласитесь, что разница между понятиями «суверенная республика» и «суверенное государство» есть, да еще какая!

Референдум, не имеющий никакого отношения к Конституции, был обычной горбачевской махинацией и обманом народа. Голоса 113 с половиной миллионов советских граждан (77,85 %), высказавшихся за сохранение единого СССР, уже через полгода выкинули на помойку истории. Результат прямого волеизъявления граждан оказался ненужным тем, кто за народ все решил наперед.

О произвольной трактовке принципов национальной политики вождями СССР можно написать целое отдельное исследование. При этом придется признать, что именно территории Советской России то и дело использовались для наделения землей очередных «братских народов», от имени которых выступала шовинистически настроенная местная коммунистическая бюрократия. В печальном 1954 году обильно политый русской кровью Крымский полуостров был великодушно «подарен» самодуром Никитой Хрущевым Украинской Советской Социалистической Республике – своей «исторической родине». При этом жителей Крыма, да и всей России, «вождь», естественно, спросить забыл.

В малых формах перераспределение земли в пользу национальных автономий происходило и внутри самой РСФСР. Например, территория расположенного на Северном Кавказе Ставропольского края, без какого бы то ни было согласия местного населения и коренных казаков, неоднократно урезалась в пользу соседей. Кизлярский район вошел в состав Дагестана, Моздокский – в состав Северной Осетии, а Наурский и Шелковской были подарены Чечено-Ингушетии.

Крайние националисты среди коммунистических бюрократов встречались повсеместно, особенно в верхних слоях советской номенклатуры. Меры по их выявлению и изгнанию из партийных рядов носили характер кампанейщины и были неэффективны. В свою очередь оборотни-антикоммунисты, циники и лицемеры использовали свое членство в правящей партии для карьерного возвышения.

Что же касается простых русских людей, то они, наоборот, надеялись на партию власти как на защитницу своих прав в борьбе с национал-сепаратистами. Однако руководство КПСС, начиная с середины 1980-х годов, состояло либо из безвольных руководителей типа недавно покинувшего нас «Михал Сергеича», либо из откровенных предателей и хамелеонов типа Александра Яковлева и Бориса Ельцина, либо из самих национал-сепаратистов, решивших использовать правящую партию для уничтожения союзной государственности и захвата власти на местах. Да и сама организация власти прогнила до основания и не демонстрировала даже намека на способность к реформированию.

Если бы тогда на месте Горбачева стоял национальный лидер иного масштаба, он бы увидел эти тревожные симптомы внутрипартийной гангрены. Наилучшим способом уберечь страну от кровавого распада и формирования на ее осколках примитивных феодальных ханств было бы точечное хирургическое вмешательство для ампутации зараженных тканей. Органам госбезопасности были известны коммерческие грешки партийных боссов. Возможно, они не идут в сравнение с размахом сегодняшней коррупции, но прегрешений высокопоставленных казнокрадов перед законом было достаточно, чтобы наказать «партийных вырожденцев» показательно жестко.

Пример бурно развивающегося Китая наглядно демонстрирует, что непримиримая позиция правящей партии и общества к преступности в собственных рядах и даже среди высшего партийного руководства оказывает благотворное воздействие на укрепление партийной дисциплины, государственное единство и темпы экономического роста.

Ничего подобного у нас не было сделано. Противоречивая и мелочная натура подкаблучника Горбачева лишь потакала росту центробежных сил. Начались волнения в Нагорном Карабахе, затем вспышки насилия в Грузии, Прибалтике, Узбекистане, далее – везде. Характерно, что первыми жертвами озверевших сепаратистов становились русские мирные жители. Например, внутритаджикской резне между «вовчиками» и «юрчиками»[5] 1992 года предшествовали массовые расправы в Душанбе и других городах над русским населением. В середине февраля 1990 года исламисты буквально растерзали полторы тысячи русских в Душанбе. Женщин под грохот автоматных очередей и гогот насильников заставляли раздеваться и бегать по кругу на площади железнодорожного вокзала.

Эти леденящие кровь истории, о которых упорно молчало российское телевидение «во избежание разжигания межнациональной розни», вы и сейчас можете услышать только от чудом оставшихся в живых русских беженцев, которые в некоторых случаях вот уже почти 30 лет пытаются найти кров, гражданство, сочувствие и поддержку у российских бюрократов. Бесполезно: высокопоставленным «шариковым» с собачьими сердцами было наплевать на геноцид русского народа, брошенного на произвол судьбы Горбачевым и партийной номенклатурой.

На самом деле все межнациональные проблемы, громко заявившие о себе при первом же ослаблении советского режима, тлели десятилетиями, если не дольше. И напряжение между армянами и азербайджанцами в вопросе принадлежности Нагорного Карабаха, и абхазо-грузинская ненависть, и проблема воссоединения осетинского народа имели свою историю, намного более продолжительную, чем история самого Советского Союза.

Эти конфликты носили латентный характер. Любая попытка «раскачать лодку» немедленно пресекалась по партийной линии с помощью репрессивного аппарата КГБ СССР. Когда же эти две головы – КПСС и Комитет госбезопасности – сгнили, погибла и вся рыба.

Единственной силой, которая при предательстве руководства КПСС и безволии КГБ могла выступить против разгрома союзного государства, был русский народ. Да, его элита была либо расстреляна, либо рассеяна в эмиграции в Гражданскую войну 1918–1922 годов. Да, пришедшее ей на смену молодое поколение сильных и смелых советских юношей и девушек полегло на полях Великой Отечественной войны. С той войны молодых людей 1923 года рождения вернулось всего три процента!

Да, современным русским людям пытались отказать в праве гордиться своей нацией. Как сейчас помню, как наша учительница объясняла нам перед встречей с французскими сверстниками, что нельзя называть себя русскими: если спросят, надо говорить, что мы – советские («Nous sommes sovietiques»).

Тем не менее только русские тогда могли сообща выступить в защиту единого государства. Именно поэтому факты атаки на мирных русских жителей в Закавказье, Прибалтике и Средней Азии тщательно скрывались Кремлем (точно так же в свое время Ленин, раскручивая антигосударственные настроения в России в Первую мировую войну, требовал от пролетарской прессы наложить запрет на всякие публикации о немецких зверствах против русских военнопленных). Горбачев и его кремлевский сменщик Борис Ельцин понимали, что правда о катастрофе тысяч вырезанных русских семей может разбудить гнев нации.

Истинный национальный лидер сумел бы опереться на активную моральную поддержку народа. В конце 1980-х годов русские равномерно проживали на всей территории СССР, а значит – могли коллективно выступить в защиту государственного единства. Решительные меры сильного национального лидера были бы поддержаны массой всех народов, желавших сохранить то лучшее, что было в советском строе. Но история не знает сослагательного наклонения. Народный вождь, способный взять на себя всю полноту власти в этот критический момент жизни нации и государства, не появился. Ни на белом коне, ни на броневике, ни в рубище. Господь оставил нас один на один с малодушным политбюро и генсеком с собачьим сердцем в груди. Как писал Михаил Афанасьевич Булгаков в очерке «Киев-город»: «Легендарные времена оборвались, и внезапно, и грозно наступила история…».

Дворянское гнездо

В 1981 году я стоял перед выбором: стать профессиональным спортсменом и поступить в Московский авиационный институт (МАИ), где была классная гандбольная команда (гандболом я занимался профессионально и играл за сборную Москвы), или подать документы в Московский государственный университет. На сторону МАИ меня склонял отец. Он полагал, что авиационный институт, где еще преподавал мой дед Константин Павлович Рогозин, даст мне не только правильное инженерное образование, но и стартовую площадку для блестящей военной карьеры.

Отец всю жизнь посвятил авиации. Окончил с отличием Оренбургское высшее военное авиационное Краснознаменное училище летчиков имени И. С. Полбина (бывшее «первое чкаловское»), был оставлен там летчиком-инструктором. В офицерском клубе познакомился с моей мамой – Тамарой Васильевной Прокофьевой, выпускницей местного мединститута. Там, на Южном Урале, в 1953 году родилась моя старшая сестра Татьяна. Семья переехала в Москву. Сначала жили в старом московском квартале на Тишинке, потом получили квартиру на окраине столицы – в одной из московских новостроек – в Северном Тушино, где отец работал военным представителем Минобороны СССР на Тушинском машиностроительном заводе.

Отец решил связать свою судьбу с военной службой еще в детстве. Когда-то мои дед и бабушка жили рядом со Смоленской площадью, где сейчас находится знаменитое высотное здание российского МИДа. Однако в 1941 году бомба, сброшенная с немецкого бомбардировщика, разрушила их дом.

В 13 лет отец сбежал на фронт. Служил юнгой 9-го Отряда Экспедиции подводных работ особого назначения Днепровской флотилии, в сентябре – октябре 1943 года принимал участие в освобождении Смоленска. Тяжело больного его отправили в тыловой госпиталь, оттуда – домой, к матери, но поскольку жить в Москве было негде, семья эвакуировалась в Сибирь – на Алтай.

Дед Константин Павлович Рогозин (другой мой дед, Василий Ильич Прокофьев, трагически погиб еще в 1935 году, оставив мою маму сиротой в пятилетнем возрасте) с первых дней войны вплоть до 1944 года служил главным инженером на линкоре «Марат». Именно этот прославленный корабль Балтийского флота, подвергаясь постоянным налетам вражеской авиации, своим огнем сдерживал натиск германской армии на подступах к блокадному Ленинграду.

На военной службе состояли многие поколения моих предков. Прапрадед (дед моей бабки Натальи Борисовны – матери отца) Николай Антонович Миткевич-Жолток окончил 3-е Военное Александровское училище в Москве, затем Александровскую военно-юридическую академию в Санкт-Петербурге. Кавалер орденов святых Владимира, Станислава, Анны, а также ордена Белого Орла. Участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 годов и Первой мировой войне. Вернувшись из Маньчжурии, где он во время войны с Японией служил военным прокурором, полковник Николай Антонович Миткевич-Жолток вышел в отставку и три года служил как «числящийся по армейской пехоте» офицером по особым поручениям при московском градоначальнике, но после первых революционных волнений царское правительство приняло решение укрепить органы полиции и жандармерии надежными кадровыми военными, и вот в 1908 году моего прапрадеда возвращают на военную службу и назначают полицеймейстером Московской городской полиции (отмечу забавное совпадение реальной биографии прапрадеда с Эрастом Фандориным – героем современных исторических детективов). В 1912 году его производят в генерал-майоры. Летом 1916 года, вернувшись на армейскую службу, прадед принял деятельное участие в разработке плана знаменитого Брусиловского прорыва.

Захват власти большевиками осенью 1917 года Николай Антонович не принял. Он продолжил службу в Штабе Главнокомандующего вооруженными силами Юга России генерал-лейтенанта Деникина, став, таким образом, активным участником Белого движения. При сменившем Деникина Врангеле мой прапрадед был назначен начальником штаба Государственной стражи Российской Империи. К сожалению, узнать подробности дальнейшей его судьбы после 1920 года я не смог, хотя перерыл все российские архивы и наводил по нему справки во время моей загранкомандировки в Бельгии.

Еще несколько слов о других моих дальних родственниках с этой интересной фамилией Миткевич-Жолток (Zoltok – «золотое яблоко»: по семейному преданию эта вторая часть фамилии происходит от дальнего предка, сразившего во время знаменитого Грюнвальдского сражения 1410 года магистра Тевтонского ордена. «Золотым яблоком» тогда называли центр круговой мишени для стрелков-лучников). Фамилия имеет пруссо-балтийское и польское-литовское происхождение и корнями уходит в древний княжеский прусский род, изгнанный с родных земель германским Орденом меченосцев. Долгие годы на Кавказе служил и кузен моего прапрадеда – герой Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, – Вячеслав Куприянович Миткевич-Жолток, тоже генерал-майор и (до 1903 года) – начальник Штаба Терского казачьего войска (похоронен в 1910 году на Никольском кладбище Свято-Троицкой Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге).

Мой прадед – Борис Николаевич (сын Николая Антоновича) накануне Первой мировой войны окончил Гатчинскую школу военных летчиков. За храбрость на фронте награжден офицерскими Георгиевскими крестами. После Гражданской войны прадед решил Россию не покидать. Несмотря на свое аристократическое происхождение, он, как и его родные брат с сестрой, был человеком левых убеждений. К тому же Красная армия нуждалась в профессионалах, и Бориса Николаевича пригласили служить «военным специалистом». Он был не только талантливым военным пилотом, но и авиационным инженером. В РККА его ценили, репрессий конца 30-х годов ему удалось избежать за исключением небольшого эпизода, так и не получившего продолжения.

Что касается династии Рогозиных, чью фамилию я ношу по мужской линии, то наш род издревле проживал на землях Ростова Великого. С тех пор, как в 1936 году была образована Ивановская область, родовое село моих предков – Гари – получило прописку в ее Ильинском районе.

Рогозины – потомственные кузнецы. Жили зажиточно. Предвидя неминуемое раскулачивание, мой дед Константин Павлович со своим отцом и его братьями благоразумно решили покинуть малую родину и переехать в Москву.

Были и в роду Рогозиных знаменитые люди, например, боярин Василий Рогозин. Отличился он в русской истории тем, что был верным соратником почитаемого на Руси князя Дмитрия Пожарского, возглавившего вместе с гражданином Мининым народное ополчение за освобождение Москвы от польской интервенции в начале XVII века. Также историки упоминают чугуевского воеводу, боярина Герасима Рогозина и его сына Федора, принимавших во второй половине XVII века активное участие в освобождении Восточной Украины от польско-литовских оккупантов.