В Петропавловске-Камчатском – полночь…

Жанна Лельчук, Александр Лельчук

В Петропавловске-Камчатском – полночь…

© Жанна Лельчук, Александр Лельчук, 2022

Оформление и компьютерная графика – Жанна Лельчук

Фото на обложке – Натали Фед

Иллюстрация на стр. 86 – Наталья Баженова

* * *

Памяти Леонида Павловича Лельчука, отца и брата, наставника и друга…

Предисловие

Два моря Беринга

«Два берега моря Беринга» – так отозвался о творчестве Жанны Лельчук известный российский писатель Игорь Дуэль: «Автору книги выпала необычная судьба. И дело не в том, что Жанна родилась и выросла на Камчатке. Такое случается. Ей выпала судьба побывать, пожить и поработать по обе стороны Берингова моря… Переполнившись самыми разнообразными впечатлениями о жизни на Камчатке и на Аляске, Жанна делится ими в своих очерках, рассказах и повестях…». На творческом вечере Ж. Лельчук в Москве в Булгаковском доме именитые писатели и критики долго спорили, к какому жанру принадлежит творчество Лельчук. Игорь Дуэль настаивал на публицистике. Лоле Звонаревой, секретарю союза писателей Москвы, больше по душе пришлись прозаические произведения Жанны. Знаменитый детский писатель Владислав Бахревский отстаивал ее детские рассказы и повести. Сам автор считает, что лучше всего у нее получается проза, хотя не прочь отвлечься и на другие жанры. «Все зависит от настроения и времени», – говорит Жанна. И очень жалеет, что не пишет стихи, чего не скажешь о ее дяде – Александре.

Александр Лельчук, в отличие от своей племянницы, познал не только два берега моря Беринга. Попав на Камчатку из Смоленска в юности, он закончил школу и поступил в мореходное училище, после окончания которого долгие годы бороздил моря и океаны, побывав в самых разных странах и уголках земли. В минуты одиночества и тоски по дому он писал стихи. Александр всегда любил поэзию, но никогда не относился к ней серьезно. Для него это было просто увлечением. Каждое новое стихотворение – отражение его души. Это любовь и грусть, радость встреч и расставаний. Это море и берег, путина и рыбацкая удача. Его стихи – честные, искренние и очень эмоциональные. Их не так много. Потому что потом Александр оставит море и поменяет профессию рыбака на более спокойную профессию юриста и перестанет писать стихи. И только уже совсем в зрелом возрасте он вернется снова к поэтическому творчеству, и хочется надеяться, на этот раз – навсегда.

В сборник вошли повести Жанны Лельчук и стихотворения Александра Лельчука разных лет.

Жанна Лельчук, Александр Лельчук

Девушка, которая ждала

(или почти реальная история)

Я твердо уверен – к тебе я приду,

Когда только, сам не знаю.

Я вновь обрету тебя, вновь найду,

А может, опять потеряю…

Холодным зимним вечером теплоход «Соболево», после долгого плавания в бурном Тихом океане, бросил якорь в Авачинской бухте Петропавловска-Камчатского. Стояла зима 1971 года, холодная, безжалостная, с промозглыми туманами и пронизывающими ветрами. Темнело рано. Уже к шести часам на город опускалась кромешная тьма, и только уличные фонари да окошки в домах поблескивали яркими огоньками. Эти огни притягивали, манили моряков всех судов, что стояли в Авачинской бухте на рейде.

Моряки «Соболева» дружно выскочили из своих кают на палубу. Стоя на холодном ветру, они с волнением вглядывались в скрытую за густым туманом береговую полосу, предвкушая приятное времяпровождение уже совсем скоро. Сумерки опускались на город довольно быстро. Нужно было успеть «спрыгнуть» на берег до наступления темноты. О том, как они будут возвращаться на судно, никто не думал. В тот момент это было неважно. Важно было быстрее сойти на берег. Кто-то вообще не собирался возвращаться, втайне надеясь познакомиться с одной из местных красоток, а таких на берегу было сколько угодно, и провести вместе приятный вечер, а там глядишь – и всю ночь!

Знаменитый ресторан «Камчатка» при гостинице «Восток» в центре Петропавловска был местом отдыха как Камчатских, так и заезжих моряков. Место удачное, удобное – в центре города, в аккурат напротив морского порта. Ресторан на первом этаже, гостиница выше. Всегда можно остаться на ночь. И не в одиночестве.

В ожидании приятного вечера и ночи моряки – те, что были свободны от вахт до утра – нетерпеливо топтались на палубе. Вот-вот должен был подойти рейдовый катер. Чем быстрее темнело синее небо, тем сильнее манил берег, подмигивая им пляшущими желтыми огнями, пробивающимися сквозь туман. Когда, наконец, катер пришвартовался в порту, было уже совсем темно. Моряки с шумом вывалились на берег. До гостиницы «Восток» и ресторана «Камчатка» – рукой подать. Можно было прогуляться, но холодный пронизывающий ветер быстро загнал морячков в уходящий от морского вокзала автобус № 25. Проехав всего одну остановку, а затем сбежав вниз по полузамерзшей, покрытой льдом лестнице с верхней Советской на нижнюю Ленинскую, они радостно и шумно ввалились в ресторан, под любопытные взгляды окружающих и громкую музыку местного эстрадного оркестра.

Официантки засуетились, забегали. Задвигались столы, заплясали стулья – стол на пятнадцать человек был организован мгновенно. На стол брошены салат «Оливье», селедка с отварным картофелем, посыпанные сверху зеленым луком, соленые огурчики, томатный сок – традиционный набор закусок тех времен во всех ресторанах. Из напитков – томатный сок, пиво, водка. Много пива и много водки! Что еще нужно моряку, сошедшему на берег?

«Центровым» в компании морячков «Соболева» был Пашка. Внешность у Пашки была вполне заурядная: он не отличался ни ростом, ни мускулатурой – этакий невысокий, нескладный парнишка, далеко не красавец. Но стоило Пашке открыть рот и заговорить, как все внимание смещалось на него. Веселый балагур и шутник, он был душой любого застолья: красноречиво рассказывал о своих морских похождениях, раскрашивая заурядные приключения палитрой таких ярких красок, что даже простая и незамысловатая история превращалась в красивую сказку. С виду болтун и баламут, в душе Пашка был поэт. По ночам, когда не спалось, он лежал в постели и сочинял стихи. Впрочем, не надо было даже сочинять или что-то придумывать. Стихи возникали сами и витали в воздухе – тонкие, пронизывающие. Стихи свои Пашка никому не показывал, прятал. И о том, что он их сочиняет по ночам, тоже никому не рассказывал. Это были его стихи, его личное пространство, закрытое для всех остальных, куда он никого не пускал. О том, что Пашка был поэт, друзья даже не догадывались. На всех вечеринках и посиделках они пытались соревноваться с Пашкой в остроумии, но быстро остывали, понимая, что им не подняться до его уровня, и тем самым оставляя победу за ним. Его тонкий, не казарменный, как у остальных, юмор привлекал внимание девушек. Вот и сегодня приятели-морячки, заигрывая с официантками и подмигивая сидящим за другими столиками девушкам, отпускали соленые плоские шутки. Они соревновались – на кого первого обратят внимание. Но выбирать не спешили. Знали, Пашке конкурентов нет. Ему достаточно было только захотеть, и он не оставлял никому шансов. Друзья не обижались. Зная заранее, что Пашке достанется та, которую он пожелает, они не спешили с выбором красавиц, выжидая, когда их приятель, наконец, сделает свой выбор на сегодняшний вечер, а уж они будут довольствоваться тем, что останется. Но сегодня Пашка, как ни странно, молчал.

Официантки улыбались, прислушиваясь к шуточкам, и одновременно не забывая менять блюда и тарелки. Одна из них, Танечка, была необыкновенно хороша – мраморная кожа, голубые глаза, курчавые светлые волосы, аккуратно сложенные на затылке и обнажавшие тонкий шейный изгиб. С таких как она великие художники писали свои шедевры, а скульпторы создавали образы богинь. Танечка совершенно не вписывалась в «ту» сторону ресторана. Она скорее подходила на роль утонченной дамы в дорогом вечернем платье, идущей под руку с капитаном дальнего плавания или, на худой конец, просто сидящей за столиком по «эту» сторону. Тем не менее, Танечка была там, где была, и, соскучившиеся по женскому теплу, морячки с вожделением бросали на нее жаркие взгляды. Танечка была старшей среди официанток. Она быстро и справно давала указания другим девушкам, зорко следя, чтобы тарелки были полные и налив не заканчивался.

Веселье шло полным ходом. Гремела музыка, захмелевшие моряки приглашали дам на танго. Девушки не отказывали, они ловили удачу. Кто-то искал тепла и любви, кто-то просто приятного времяпровождения, а кто-то руководствовался простым расчетом: сегодня – морячок, а завтра – капитан! Были и такие, которые мечтали получить все сразу – и времяпровождение, и любовь, и капитана. Каждый вечер девушки приходили в ресторан «Камчатка» именно с этой надеждой. Уходили тоже обнадеженные, не в одиночестве. Но заканчивалось все, как правило, одинаково банально. На утро морячок исчезал, обещая позвонить. Или назначал свидание и не являлся. В лучшем случае, роман продолжался несколько дней, пока судно стояло у берега. Потом прощания, обещания и… прощай, голубка! Здравствуй, новый порт!

К полночи заиграли последнее танго. Приглашали дамы. Пары слились в медленном, уже откровенно интимном танце. Для них это был не конец, а скорее начало. Начало ночи. Каждый уже знал, куда пойдет и с кем. И только Пашка сидел за столом, по-прежнему одинокий и молчаливый, хмуро глядя на танцующие пары. Подошла Татьяна. Поставила на стол закуски. Посмотрела на Пашку сочувствующим взглядом.

– А вы чего такой грустный? И почему не танцуете?

Он молча оглядел ее слегка опьяневшим взглядом.

– Что-то не хочется…

И вдруг встрепенулся.

– Вот с тобой бы пошел. Пойдешь? Потанцуем?

Она покачала головой, улыбаясь нежной, как у Моны Лизы, улыбкой.

– Мне нельзя, я на работе.

– А если клиент просит? – Пашка посмотрел на нее вопросительно.

– Нельзя. Работу потеряю.

– Ладно. Понял.

Он поднял рюмку, одним движением опустошил ее содержимое и выдохнул. Татьяна, собрав ненужные тарелки, направилась в сторону буфета.

– Подожди! – вдруг крякнул он.

Он поднялся, подошел к ней, аккуратно забрал у нее грязную посуду, вернулся на место и снова водрузил все на стол.

– А присесть на минутку можешь?

И не дожидаясь ответа, взял ее за плечи и усадил на пустой стул рядом.

– Ну, если только на минутку… – пробормотала она, растерянно озираясь по сторонам.

– Вот и славно, – он улыбнулся, – посиди со мной, тоскливо мне…

– Случилось чего? – осторожно спросила она.

– Случилось. Свинья я последняя! – вздохнул Пашка. – Сижу тут, выпиваю. А ведь у меня тут семья в городе. Брат, племянники. Они меня ждут. Я им подарки обещал, племяшкам. Они уже давно много не просят – только резинку жевательную, японскую.

– Так в чем проблема? Сейчас здесь все закроется и иди к ним!

Он покачал головой.

– Не могу. Поздно уже. Спят племяшки.

– Семья – никогда не поздно! – твердо сказала она.

– Нет. Сразу надо было, да вот поддался стадному инстинкту. Куда все – туда я. Не отрываться же от коллектива! Да и подарков я никаких не привез, а с пустыми руками… Я племяшам в глаза смотреть не смогу.

– Да, дела… – произнесла Таня. – Что ж теперь?

– А ничего, – он махнул рукой, – вот погуляем с ребятами, и на судно, а там – снова в поход. Море зовет.

– Ладно, удачи тебе, – улыбнулась Татьяна, – а мне надо работать.

Она поднялась. Он взял ее за руку.

– Павел. Меня Павлом зовут. Можно просто – Паша.

Она улыбнулась.

– А я – Татьяна. Можно просто – Таня.

– Красивое имя – Татьяна, Таня, Танечка, Танюша.

Она смутилась, покраснела. Попыталась освободить руку. Он не отпускал.

– Пусти, у меня будут неприятности, – попросила она.

Он отпустил. Она пошла. Он смотрел ей вслед. Как будто почувствовав его взгляд, она остановилась на мгновенье, о чем-то размышляя, потом развернулась, подошла обратно к его столику.

– Хочешь, прогуляемся после смены? – неловко спросила она, явно смущаясь. – Сегодня не так холодно…

– Заметано! – Пашка просиял. – Сижу здесь и не двигаюсь до конца смены.

Закончился последний танец. Морячки разбредались – кто куда. Совсем немногие возвращались на судно в ночь. В основном расходились парами до утра. Пашка сидел за столиком и ждал Татьяну. Приятели хлопали по плечу, сочувствуя ему – такой вечер упустил! Но он не спешил раскрывать свои карты – пусть посочувствуют. Еще неизвестно, кто кому будет завидовать! Чувство вины перед племяшками прошло, и он уже предвкушал приятное продолжение вечера, который сам себе чуть не испортил!

– Ну что, Паш, поплывешь обратно на судно? – с иронией в голосе произнес Серега, напарник-радист. – Не прокатило сегодня?

И он сочувственно похлопал Пашку по плечу.

– Поплыву, – притворно вздохнул Пашка, – вот только Танечку провожу, погуляем чутка, а там можно и на судно!

И он кивнул головой в сторону Тани. Серега вытаращил глаза от удивления.

– И когда успел? – пробормотал он тихо себе под нос. – Наш пострел везде поспел.

Скоро уже весь состав моряков был в курсе, что Пашка уходит с Танькой. Морячки посмеивались, подшучивали, но явно завидовали: пожиратель женских сердец опять их обошел, при этом даже не особо утруждаясь.

Ресторан опустел. Пашка пошел одеваться, предварительно купив бутылку коньяка в буфете. Коньяк армянский, пять звезд – пять рублей. Баснословно дорого по тем деньгам, но нельзя падать лицом в грязь перед такой девушкой!

Он ждал ее на крыльце у выхода. Она выпорхнула из дверей, как бабочка, легкая и изящная. И они пошли вдоль улицы, до Театральной площади. Настроение Пашки улучшилось, он уже не думал о том, что где-то там, на Рябиковке, его ждет семья, к которой сегодня он так и не попал. «Ничего, – успокаивал он сам себя, – вот пойдем скоро в Японию, накуплю подарков племяшам, вот тогда и заявлюсь! А с пустыми руками-то совсем никак!»

Пашка шутил, рассказывал Татьяне веселые истории из своей жизни. Она слушала, тоже смеялась и не задавала никаких вопросов. Им было легко и хорошо вдвоем. Набродившись по улицам, окончательно замерзнув в своей тонкой курточке, Татьяна, наконец, призналась:

– Надо ехать. Холодно уже, и очень поздно.

– Конечно! – согласился он мгновенно. – Говори адрес!

– Мне в Завойко. Еще успею на последний автобус.

Завойко! Пашка никак не ожидал, что Танечка может жить в такой глуши! От Театральной площади, где они гуляли, нужно было добираться до конечной остановки, жестяно-баночной фабрики, которую местные жители называли просто ЖБФ, а оттуда еще трястись на автобусе как минимум полчаса до самого поселка Завойко. Автобусы туда ходили очень редко и строго по расписанию. Татьяна потянула его на остановку, но Пашка резко остановил ее. Какой, к черту, автобус? Он, в конце концов, моряк! Провожать девушку на автобусе ниже его достоинства! Уверенным движением он быстро остановил проходящее мимо такси. О, эти таксисты семидесятых годов прошлого века! Они ловко и умело зарабатывали на таких как Пашка, заранее зная, что после закрытия любого городского ресторана, парни, провожающие девушек и не желающие ударить лицом в грязь, не скупятся на такси. Цепочка машин с зелеными огоньками выстраивалась у ресторанов в очередь после одиннадцати. С того момента и до полуночи, это был их основной заработок. Они нагло, не стесняясь, объявляли свою цену, заранее зная, что в присутствии дам кавалеры спорить не будут. И всегда выигрывали эту игру. Так вышло и на этот раз. Не успел Пашка назвать таксисту адрес, как тот бросил небрежно:

– Завойко? Четвертак!

Он смотрел на Пашку нагловато, подергивая своими противными тонкими усиками и делая вид, что не замечает Татьяну. Танечка услышала и замахала руками в отчаянии. Пашка уверенно подтолкнул девушку к машине.

– Садись!

И, повернувшись к таксисту так, чтобы Татьяна не увидела его лица, проскрежетал сквозь зубы:

– Поехали!

Плевать на алчного таксиста! Пашка уже предвкушал тепло и уют небольшой квартирки Танечки, как они сидят у нее в кухне за столиком. На столе коньяк и конфеты. Они слегка пьяны. Он смотрит в ее бездонные глаза, тянется к ней, она к нему. Долгий поцелуй…

– Приехали. Завойко! – протянул таксист противным голосом, ухмыляясь своей наглой улыбкой сквозь тонкие усы и пряча двадцати пятирублевку в карман.

Пашкины мечты не сбылись. Все оказалось намного прозаичнее. Вышли у старенького двухэтажного домика, подошли к подъезду. В окошках на втором этаже горел свет. Ее окна. Там Танечку ждали с работы родители. Отец – бывший военный, отставной майор. Мать – домохозяйка. И еще бабушка, вечно беспокойная и неугомонная, как все старушки. Все это Пашка выслушивал с упавшим сердцем. Крах такого прекрасного вечера! Реальность и проза жизни разрушили, раздавили, уничтожили его сегодняшнюю мечту. Но он почему-то совсем не обижался на Татьяну. Они еще долго стояли у ее подъезда, он крепко держал ее в своих руках, не выпуская ни на секунду. Он целовал ее глаза, губы, шею, пытаясь заглушить глубокое разочарование поцелуями. Она не сопротивлялась. Трудно сказать, что это было, но оба чувствовали, что их связывает нечто большее, а не просто эти страстные поцелуи в ночи. Мысль о расставании пугала – а вдруг они больше никогда не встретятся?

– Мы увидимся завтра? – шептал он сквозь поцелуи, закрывая ей рот своим ртом и не давая ответить. Она едва кивала. Ей, наконец, удалось вырваться из его объятий.

– Завтра у меня выходной, – задыхаясь от поцелуев, прошептала она, – хочешь, встретимся днем? У нас будет много времени.

– Хочу! Я заберу тебя к себе на корабль и оставлю у себя. Ты останешься?

– Да.

Она сказала это так просто, как будто они были знакомы тысячу лет и договаривались об очередной встрече уже в который раз. Он ликовал в душе. Ну и что ж, что не получилось сегодня! Зато завтра… Завтра все будет в тысячу раз лучше!

Танечка упорхнула, растаяла в дверях. Пашка побрел на автобусную остановку. Теперь, когда девушки рядом не было, можно было добраться и на автобусе. Вдруг подумал, что может еще не поздно заявиться к брату, но тут же отмел эту мысль. Было далеко за полночь. Да и как появиться в доме без подарков племянникам? Нет, это невозможно. Надо ехать назад на корабль, а завтра… Завтра он встретится с Танечкой! Сердце сладко сжималось от одной мысли, что они проведут день и ночь вместе.

Он шел в распахнутой куртке и совсем не чувствовал холода. Его качало, он был пьян то ли от выпитого в ресторане коньяка, то ли от поцелуев. На остановке стояла машина – знакомое такси. Пашка прошел мимо. Дверь открылась, таксист высунул голову.

– Эй, морячок, ты что ль?

– Я, – вздохнул Пашка.

– Что, не склеилось?

Пашка пожал плечами. Не хватало еще, чтобы этот усатый нахал насмехался над ним!

– Почему сразу «не склеилось»? Проводил девушку до дома. Все нормально, завтра снова увидимся.

– Ну-ну, – усмехнулся таксист. – Давай, садись, довезу до города за пятерку.

Пашка сунул руку в карман. Нащупал мелочь. В другом кармане – бутылка коньяка. И все.

– Спасибо, на автобусе доеду.

– Не будет автобуса, последний ушел, пока вы там «провожались».

Пашка задумался. Вытащил коньяк.

– Коньяком возьмешь? Армянский, пять звезд – та же пятерка.

– Садись, чего уж там! – махнул рукой таксист. – Не замерзать же тут!

Пашке вдруг стало легко, он впрыгнул в машину, небрежно вытащил коньяк и положил бутылку на сиденье рядом. Он вдруг понял, что совершенно не обижается на таксиста и простил ему даже его противные усы и ухмылку. В конце концов, каждый в этом мире выживает, как может.

– Куда едем, моряк? – спросил таксист.

– До порта добросишь? Попробую попасть обратно на судно.

– А что, это так сложно? – полюбопытствовал таксист.

– Не сложно, когда корабль в порту. А вот если на рейде… Не пришлют катер, придется ночевать на вокзале, – вздохнул Пашка.

– Ладно, в порт так в порт. Поехали! – бросил таксист и нажал на педаль газа.

Доехали быстро. Город был пуст, только редкие зеленоглазые «Волги» с шашечками на боку сновали по городу. Ночь в Петропавловске – время таксистов.

– Эй, моряк, вернись, ты коньяк забыл! – крикнул вслед таксист.

– Так то ж тебе! – удивился Пашка, обернувшись.

– Ты что, думаешь, я совсем сволочь последняя? – лукаво подмигнул таксист. – Забирай, тебе нужнее. Да и нельзя мне, я за рулем.

И он протянул Пашке бутылку с коньяком. Пашка молча взял коньяк, сунул за пазуху и, кивнув таксисту в благодарность, побрел в сторону морвокзала.

Диспетчерская порта работала круглосуточно. Диспетчера Пашку обрадовали, сообщив, что ехать никуда не надо, как и не нужно ночевать на вокзале. Пока они с друзьями веселились в ресторане, корабль подошел к причалу, и теперь стоял прямо напротив вокзала, радостно подмигивая Пашке светом ночных иллюминаторов. Добравшись до постели, он упал, не раздеваясь, и мгновенно уснул.

Утром, открыв глаза, Пашка ничего не понял. Корабль покачивало, как будто они вышли в море. Он быстро спрыгнул с койки и выглянул в окошко. За окном и впрямь шумело море, кричали чайки. Пашка протер глаза. Что происходит? Почему они в море? Корабль только вчера вечером пришвартовался к берегу, и стоять им в порту еще как минимум целый день и целую ночь!

Мгновенно одевшись, он кинулся в радиорубку. Серега-радист, сменщик, встретил Пашку с выражением удивления.

– А ты чего, Паш? Уже нагулялся? Твоя смена завтра с утра, иди спи!

– Почему мы не в порту? – в отчаянии Пашка не говорил – кричал.

– А ты не в курсе? – поднял брови радист. – Вроде все уже знают. Уходим в Находку, там загрузка лесом и… на Японию! Я-по-на мать! Класс, правда? Ждем последних ребят на рейде, кто не вернулся с вечера. Катер за ними уже отправили, так что к полудню уходим.

Сердце упало. Все планы и мечты рухнули в одну секунду. Пашка брел по корабельной палубе и не мог поверить в случившееся. Представлял, как Танечка приходит сегодня на свидание, ждет его, ждет долго, стоя на площади у театра, на пронизывающем ветру, в своей легкой холодной курточке. Представлял, как она мерзнет, но не уходит, потому что он, Пашка, не может обмануть! Дурак, идиот! Не мог назначить свидание в каком-нибудь другом месте, где не так холодно, и где ветер не свистит над головой! Он проклинал себя за такую неосмотрительность. Сердце его разрывалось от боли и тоски, от жалости к себе и Танечке, но изменить он ничего не мог. Не мог даже ей позвонить – некуда. Телефона в ее доме не было, как и во многих домах того времени. Встреча откладывалась на очень долгое время. Если, конечно, вообще Татьяна захочет с ним встречаться после такого обмана.

День прошел как в тумане. Пашка лежал на кровати с закрытыми глазами. Он не спал. Он вспоминал вчерашний вечер. Ему казалось, что Танечка здесь, рядом с ним. Они лежат, обнявшись, в его тесной кровати, и он читает ей свои стихи. Стихи! Слова как-то сами начали быстро складываться в строчки, строчки полились ручейком:

Радость моя нечаянная,Песня моя неспетая…Сердце стучит отчаянно —Это письмо безответное.Сердце мое неуемноеВерит любой примете.Спасибо тебе огромное,За то, что ты есть на свете!Ветром хочу быть трепетным,Ласкать, обнимать твои волосы,Шептать тебе нежным лепетом,Кричать тебе громким голосом.Волшебником стану таинственным —Небом. Землею. Морем.Хочу быть твоим единственным —Счастьем твоим и горем!

Он лежал и видел ее снова и снова. Боялся открыть глаза, боялся, что видение исчезнет. И каждый раз, когда представлял ее, стоящую на холодном ветру, сердце его снова и снова сжималось от нежности и жалости. Он посылал ей сигналы тепла и любви – свои стихи, в надежде, что она услышит и поймет. В конце концов, он – моряк. А у моряков в жизни полно неожиданностей. Ну должна же она догадаться! Думать по-другому не хотелось.

Вечером, прихватив с собой бутылку того самого армянского коньяка за пять рублей, Пашка пошел в радиорубку. Заступать на смену было еще рано, но сидеть одному в каюте было невыносимо. Ребята обрадовались – дорогой коньяк, да еще и «на шару»! Разлили коньяк по рюмкам, произнесли тост и… Дверь в радиорубку отворилась – вошел капитан. Морячки струхнули. Коньяк повис в воздухе. Капитан, не обращая никакого внимания на их смущение, огляделся, снял телогрейку, присел.

– Что празднуем, орлы?

– Да вот… – замялся Серега, – Павел угощает. Не желаете присоединиться?

– Нет, спасибо, ребятки, – капитан отмахнулся, – я по делу. Личному. Где тут у вас ручка или карандаш? Радиограмму отбить надо.

Серега подскочил, засуетился. Нашел ручку и лист бумаги, всунул капитану. Усевшись поудобнее, капитан начал писать под всеобщее молчание. Рюмки с невыпитым коньяком стояли на столе. Пашка смотрел на капитана и размышлял о том, что почему-то в кино и по телевизору моряков всегда показывают в полной выправке, при параде, в форме и с погонами. А в жизни все не так. Вот сидит перед ним капитан в обычной робе, в тапочках, телогрейка рядом лежит. Встретишь на улице и никогда не скажешь, что перед тобой капитан большого судна!