Штурмуя небеса

Когда же все было обговорено, Игорь ушел на кухню за чаем, все остальные остались в комнате. Коля, обидевшийся на Таню, ссутулившись стоял у окна, не желая смотреть на сестру. Таня мяла пальцами край юбки, не зная куда себя деть. Дядя Миша, заметивший, что между его племянниками пробежала черная кошка, попытался исправить ситуацию.

– Танька, ну-ка подойди сюда, – позвал он ее, похлопав по свободному месту на диване рядом с собой. Когда девушка села рядом, продолжил: – Что это с вами происходит? Из-за чего теперь поругались?

– А пусть он не лезет не в свое дело, – пробурчала Таня, уверенная в своей правоте в данной ситуации.

– Не в свое? – удивленно повторил дядя Миша.

– Не в свое? – как эхо откликнулся Коля, горько усмехнувшись. Повернулся к сидящим лицом и, повысив голос, произнес: – Не в свое дело? Да что ты…

– Помолчи, – оборвал его мужчина. – Пусть нам Таня все объяснит, что между вами происходит. Я бы послушал ее с удовольствием.

Таня, насупившись, молчала. Она не хотела впутывать еще и дядю. Ей и без того хватало одного Коли, который прицепился к ней, как репей. Она понимала, что он заботится о ней, но ей мешала эта его забота.

– Да что тут рассказывать? – фыркнул парень. – Она привыкла к нему. Не слышишь разве? Духи ей подарил… А она…

– Та-а-ак, – протянул дядя Миша, – занятно. Я, кажется, все понял. Таня…

– Что Таня? – она вскочила со своего места. – Что – Таня? Почему… почему вы все думаете, что… Ничего вы ведь не понимаете, никто не понимает. Я же ведь это все… ради всех вас… ради Юговцев… Да что уж там!..

Не договорив, она выскочила в прихожую и, схватив свое пальто с шарфом, выскочила из дома. Быстро одевшись на бегу, девушка заспешила прочь, стараясь не разрыдаться прямо на улице. Она сама не знала, почему сорвалась и сбежала.

Ей почему-то стало обидно. Все считают ее тем, кем она является по слухам, что распускают злые языки. Все, абсолютно все. Даже самые родные люди, на которых она и подумать не могла. Уж от кого, а от Коли она не ожидала такого. Она верила ему до последнего, что он не заподозрит ее в плохом.

Быстро шагая вперед, Таня, затормозила на повороте и, поскользнувшись, чуть не упала. Она обязательно встретилась бы с неприветливой заледенелой землей, если бы кто-то не подхватил ее под руку в самый нужный момент.

– Осторожней, – раздался тихий голос рядом с ее лицом.

Повернув лицо, она увидела, что ее мягко поддерживает под руку Игорь, приятно улыбавшийся. Сама не зная отчего, но она испугалась его. В голове ей закралась мысль о том, что он мог услышать ее ругань с Колей и дядей, и ей стало от этого стыдно.

– Что… что ты хотел? – спросила Таня. – Я спешу.

– Я вижу, – он не спеша повел ее за собой. – Сбежала и даже не попрощалась. А я чай как раз принес…

– Извини, я должна была уйти. Но… Постой. Я должна идти. Я спешу.

– Я пройду с тобой.

– Зачем, Игорь? – она посмотрела на него. – Иди назад. Чай остынет…

– Ничего страшного. Коля с Михаилом Ивановичем справятся и без меня.

– Но…

– Я же вижу, что ты плакала, Тань. Не буду донимать тебя вопросами, просто провожу. Не могу бросить тебя в таком состоянии.

Таня замолчала, задумавшись о своем. Она была не против общества Игоря. Сейчас ей было просто необходимо, чтобы с ней рядом кто-то был.

– Постой, – произнесла она, останавливаясь. – А если нас кто увидит? Вдруг…

– Не бойся, я быстро бегаю, – улыбнулся он.

Так, незаметно они дошли до бара. Таня, устроившая себе выходной, решила провести вечер здесь – сидеть без дела дома ей совершенно не хотелось. Она не знала, придет ли Макс или нет – он говорил, что до конца этой недели он точно будет жить на аэродроме, – но решила все-таки наведаться в бар. Игорь пошел за ней.

– Кто-нибудь может прийти и увидеть тебя здесь, Игорь, – сказала она, снимая пальто и вешая его на вешалку. – Тебе лучше уйти. Не забывай кто ты для них.

– Я хотел бы побыть с тобой, – Игорь посмотрел на нее тем взглядом, которому уже противоречить невозможно. Поэтому Таня согласилась.

Заварив и себе, и ему чаю, Таня предложила расположиться ему в подсобке, перетащив туда пару стульев. Объяснила она это тем, что, так как внутри горит свет, кто-нибудь из немцев может зайти и увидит Игоря, которому лучше бы вообще было не показываться им на глаза. Игорь, который все сам прекрасно понимал, сразу же согласился с ней.

– Не хочешь поговорить о происходящем? – спросил у девушки Игорь, отхлебнув чаю.

– Нет, – для большей убедительности она даже отрицательно мотнула головой из стороны в сторону.

– Так и будешь держать все в себе?

– Буду.

– Но ведь…

– Игорь, – она посмотрела на него, – не стоит. Я бы хотела, чтобы то, что происходит в моей личной жизни, не касалось других людей. Я сама с трудом во всем разбираюсь, а другие-то…

– Как знаешь…

– Ты мне лучше расскажи о Коле. Я с ним так редко вижусь… Ты ведь с ним почти каждый день, да?

– Да, почти каждый день, – он кивнул. Отхлебнул еще чаю, вздохнул и начал рассказывать: – Коля, он… Коля. Ты же сама знаешь. Везде лезет, везде хочет помочь. О тебе сильно заботится, боится, чтобы чего не случилось. А ты… Тебя можно понять, ты ведь не для себя одной это все делаешь… Да, Тань, – он встретился с ней взглядом, – я понимаю все и не могу тебя винить. Не обижайся на Колю. Такого брата, как он, еще стоит поискать.

На пару минут между ними повисло молчание. Игорь, умолкнув, пил свой чай, а Таня, смотря на плавающие в темной воде чаинки, пыталась «переварить» все то, что ей сейчас рассказал Игорь. Потом, вернувшись из мира своих мыслей, отставила от себя полупустую чашку и произнесла:

– Расскажи, как вы познакомились.

– Как? – парень закинул ногу за ногу. – Дядька твой, получив распоряжение свыше, отправил нас с Колей на задание… Так, мелочь какая-то, уже и не вспомню. Сначала шли молча, потом раззнакомились. Под конец вечера уже и вовсе подружились.

Таня, улыбаясь, слушала его. Но Игорю закончить толком так и не удалось – в зале звякнул колокольчик и раздалась немецкая речь. Прокричав, что сейчас она придет, Таня стала выпроваживать Игоря.

– Спасибо, что побыл со мной это время, – шепотом поблагодарила она его, на секунду остановившись у двери.

– Если что – ты теперь знаешь, где меня найти, – Игорь подмигнул ей и скрылся за дверью.

Выйдя в зал, к стойке, Таня увидела Ульриха и не смогла сдержать улыбки. Почему-то сейчас она даже была рада увидеть своего соседа.

– Я ведь говорила, что бар сегодня не будет работать, – она облокотилась о стойку.

– Но, тем не менее, вы здесь, – он снял фуражку, чуть припорошенную снегом, и положил ее рядом с собой. – Не принесешь шнапсу?

Таня принесла ему бутылку из служебного помещения, а сама, сказав, что если ему понадобится что-то, то пусть позовет ее, хотела уйти в подсобку. Но Ульрих остановил ее.

– Милая фройляйн, постойте, – услышала она его голос. – У меня для вас есть одна небольшая новость.

– И какая же? – Таня обернулась.

– Вы же знаете, эти чертовы партизаны взорвали водопровод. Теперь в доме отключили подачу воды.

– Как?.. А как же… Но как же без воды теперь мы будем… – Таня все никак не могла выразить мысль словами. – Но… Нет, я знаю, что многие уже давно носят воду с Дона, но как же мы…

– Не волнуйтесь, – он отхлебнул шнапса, – когда будете заходить в свой подъезд, просто скажите мальчишке на входе, чтобы принес вам воды. Да, придется подождать, но воду вам не только принесут, но еще и подогреют.

– Чтобы я без вашей помощи делала, Ульрих, – вздохнула девушка. – Спасибо.

– Ну что вы, – пожал он плечами.

Наконец Таня прошла в подсобку. Накинув на плечи шаль, Таня снова уселась на то место и продолжила пить уже остывший чай, смотря на пустующий стул, стоящий напротив нее. Когда же через пару минут снова звякнул на входе колокольчик, Таня, пока она вышла в зал, уже никого не увидела – кто-то вышел за дверь, снова зацепив колокольчик.

Ульрих, увидев ее, поманил девушку к себе пальцем. Таня, не успев спросить, кто приходил, наклонилась к нему.

– Вас там ждут, – почему-то полушепотом сообщил он ей. – Вам лучше поторопиться.

– Там? – удивленно спросила Таня, ничего не понимая.

– На улице.

Оставив деньги на стойке, Ульрих взял свою фуражку и, отвесив ей шутовской поклон, поспешил уйти из бара. Убрав деньги, Таня плотнее закуталась в шаль и выглянула в окно, прячась за плотной шторой. За окном стоял Макс, который, увидев ее, приветливо улыбнулся и поманил ее к себе рукой.

Таня, подчинившись порыву чувств, кинулась к двери и, распахнув ее, сделала шаг на улицу. Ее сразу же обдало холодным воздухом, в волосах запутались несколько снежинок; в зал ворвался холодный ветер, занося с собой мелкий снег.

– Макс, – произнесла Таня, ежась от холода, – что… Зачем ты пришел?

– Не рада мне? – улыбнулся он, заводя ее в зал. – Заходи же… Что на холоде зря стоять? Ну… – Он встал у стены, опершись о нее плечом, держа Таню за руки. – Как ты?

– Макс, – она внимательно посмотрела на него и повторила свой вопрос, – зачем ты пришел? И зачем ждал на улице? Разве так зайти не мог?

– Я на машине, – он ласково провел ладонью по ее плечу. – Ты же не занята?.. Может, проедемся?

– Ты ведь говорил, что будешь занят…

– Планы несколько поменялись. Я все-таки смог выпросить себе пару часов отдыха. Поедем же…

Таня взглянула ему в лицо. Макс, улыбаясь, смотрел на нее своими ледяными глазами, в которых ясно читалась та теплота нежного чувства, что он испытывал к ней. Погладив его по щеке теплой ладонью, Таня прижалась к его холодной с улицы шинели. Чувствуя его руки на своей спине, Таня понимала, что больше ничего на свете ей не надо – пусть только Макс просто будет рядом с ней.

– Какие-то неприятности? – тихо произнес он. – Ты какая-то… сама не своя.

– Да так, – она уткнулась носом ему в грудь, чувствуя щекой холодные пуговицы.

– Опять про тебя что-то сказали на улице, а ты обратила на это внимание?

– Да, – соврала девушка. Ей не хотелось рассказывать Максу о небольшой ссоре с братом, да и вообще о существовании своего брата, поэтому ей пришлось немного приврать.

– Ну вот было бы из-за чего так расстраиваться, – он провел рукой по ее волосам, приглаживая их. – Ведь ты… мы же с тобой знаем правду, да? – Посмотрел ей в глаза и, получив согласный кивок, продолжил: – Ну вот и славно. Теперь иди собираться. Или ты хотела бы остаться здесь?

– Нет-нет, – Таня мотнула головой, – поедем. Не хочу здесь оставаться. Если останусь – обязательно придет еще кто-нибудь. А видеть сейчас кого-нибудь кроме тебя мне хочется меньше всего на свете.

Закутав Таню в ее пальто, он помог ей запереть бар и, усадив в машину, повез домой. По пути они в основном молчали, лишь изредка перебрасывались какими-то глупыми фразами. Когда же они, выйдя из машины, зашли в подъезд, то Таня сразу же увидела дежурившего у двери молодого офицера. Тот, увидев вошедших, сразу же встал с каких-то ящиков и вытянул руку в партийном приветствии. Таня, вспомнив наставление Ульриха, попросила паренька принести ей два ведра горячей воды; парень, не став медлить, поспешил выполнять приказ.

Зайдя в квартиру и закрыв за собой дверь, Таня тотчас пошла на кухню. Макс сначала было прошел в гостиную, но потом пришел к Тане на кухню и начал ей помогать с чаем.

– Ты обдумала мое предложение? – неожиданно спросил он.

– Да, – ответила Таня, не сводя глаз с закипающего чайника.

– И каков твой ответ?

– Позволь мне пока что не отвечать. Я не могу еще ответить тебе. Ты же знаешь, как это сложно…

– Знаю, поэтому и спрашиваю.

– Макс, – она взглянула на него, – окажись ты на моем месте, то что бы ты сделал? В городе, который находится в опасности, остается твои мать и… – Она чуть не сболтнула ему лишнего, но вовремя успела прикусить язык. – И бар, который ты не можешь бросить. Что бы ты сделал, если бы человек, который… к которому ты питаешь нескрываемую симпатию, предложил бы тебе бросить все это и уехать с ним в совершенно чужую страну? Ты бы бросил все это?

– Да. Если ты любишь этого человека, то почему бы и не пойти на поводу у своих чувств?

– Ты рассуждаешь, как мужчина, – грустно усмехнулась она. – Для тебя все так просто… Ты не представляешь, сколько препятствий у меня на пути, которые так просто не выпустят меня из города, как бы я этого ни хотела.

– Я чувствую, что ты что-то скрываешь от меня…

Встретившись с ним взглядом, Таня замерла. Чашка выпала у нее из рук и уже готова была разбиться на десятки мелких осколков об пол, если бы ее не успел подхватить Макс. Поставив чашку на стол, он тяжело вздохнул и произнес:

– Теперь я точно убедился в том, что ты что-то скрываешь от меня.

У Тани все замерло внутри. Этого-то она и боялась больше всего. Обман раскрыт, пусть и не полностью. Это провал. Игра окончена.

– Макс, я… – начала оправдываться Таня.

– Не надо, – перебил ее он. – Не говори ничего. Если ты и до этого не говорила мне об этом, значит, это действительно касается только тебя одной. Я уважаю тебя и потому не буду заставлять тебя говорить. Если ты захочешь, то сможешь рассказать мне в любой момент.

– Спасибо тебе, – прошептала Таня, которая уже готовилась к допросу. – Я… Я даже и не знаю, что сказать.

– Пойдем пить чай, – разливший по чашкам заварившийся чай Макс пригласил ее в гостиную.

Это был их первый вечер, который они провели почти в полном молчании. Тане было стыдно. Она проболталась, а Макс, вместо того, чтобы сразу потащить ее в гестапо или устроить допрос собственноручно, просто разрешил ей не говорить, если она не хочет. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Теперь она полностью убедилась в словах Йоахима, который говорил с ней о брате, когда они ехали с Биржи.

– И за что ты достался мне, за какие такие заслуги? – вздохнула она, отодвигая от себя полупустую чашку и укладывая голову на плечо Максу. – Я не заслуживаю такой доброты с твоей стороны.

– Ты как раз-таки и заслуживаешь, дорогая моя.

– Пожалуйста, не называй меня так, – поморщилась она. – Этим ты напоминаешь мне своего брата.

– Как тебе будет угодно.

– Ты изменился, Макс, – она чуть повернула голову, чтобы видеть его лицо. Встретившись взглядом с немцем, чуть улыбнулась: – Нет, не внешне. Внешне ты все тот же. Вот здесь, – она коснулась пальцем его груди в том месте, где должно быть его сердце, – здесь ты изменился. Хоть я и не знала тебя раньше, но я смело могу сказать, что ты изменился. И эти изменения идут тебе на пользу.

– Я-то изменился, – согласился он. – Только в моей работе от этого пользы совершенно никакой. Я уже не могу вылетать, не могу видеть эти чертовы самолеты… Знаешь, еще перед Новым годом я увидел лицо одного из сбитых мною советских летчиков, когда тот на пылающем адским огнем самолете стремительно падал вниз. Я видел его всего лишь мгновение, но мне этого хватило. Это был не ужас, нет, не страх, а вопрос… Он не понимал, почему это произошло. А ведь действительно, у меня не было к нему ничего личного. Мы просто оба выполняли приказ. А я так не могу, не могу больше… Я должен убивать людей за то, чтобы мои начальники получали себе новые кресты. А мне до них какое дело? Не хочу… Знаешь, порой я так хочу, чтобы кто-нибудь из ваших летчиков подбил меня, чтоб я повторил судьбу Звезды Африки, но… Я боюсь мысли, что тогда ты останешься одна. И лишь эта мысль заставляет меня вернуться на аэродром живым.

– И поэтому ты хочешь уехать? – Таня взяла его руку в свою. – Думаешь, что если ты сбежишь, то там будет лучше? Тебя отправят снова штурмовать небеса…

– Нет, не отправят. Йоахим поможет с документами. Я займусь музыкой. Это мирное занятие мне стало нравиться еще больше.

– Ну, допустим. А я?

– А ты будешь сидеть дома и воспитывать детей. Или тебя не устраивает такой расклад?

– Ох, Макс, – вздохнула Таня. – Рано еще что-либо решать. Ты же знаешь, сейчас настал период коренного перелома в войне… Подождем. А там видно будет…

– Ты боишься, так ведь?

– Да, боюсь. Я боюсь быть чужой в твоей стране. Я боюсь бросить свою мать здесь. Я боюсь всего.

– А ты не бойся, – приободрил Макс ее, – ведь я буду рядом.

Во входную дверь постучали, и Таня нехотя пошла открывать. Парнишка, отнеся воду в ванную, получил себе на водку и поспешил удалиться, пожелав фройляйн приятного вечера.

В прихожей, когда она возвращалась в гостиную, Таня встретила Макса; он собирался уходить.

– Куда ты? – спросила она тихо. Ей совсем не хотелось, чтобы он уходил прямо сейчас.

– Я должен ехать на аэродром, – он, надев шинель, развел руками. – Извини, я знаю, ты хотела бы, чтобы я остался… Но я поеду.

– Хорошо, – Таня поджала губы. – Я понимаю… служба…

– Доброй ночи, – Макс приобнял ее, взъерошил волосы и, отпустив, двинулся к двери. На пару секунду остановился и, обернувшись, добавил: – А над предложением ты подумай еще. Ехать прямо сейчас я тебя не заставляю. Время у нас еще есть. И да… Завтра я, скорее всего, не приду, уж извини.

И ушел. Таня, закрыв за ним дверь, потушила везде свет и ушла к себе в комнату. Завалившись на кровать, она поняла, что сильно устала, про горячую воду она совершенно забыла. Ей нужно было отдохнуть, а принятие всех остальных решений она решила отложить на потом.

Глава 16

30 января 1943 г.

Таня, развешивая листовки, переходила от одного столба к другому. Руки на морозе немного замерзли, но Таня терпела. Сзади слышалось тихое дыхание дяди Миши, от которого несло крепким табаком.

Макс уехал вместе с Йоахимом вчера вечером – их срочно вызвали в Германию. Вроде бы что-то случилось дома, поэтому поехали оба брата. Теперь Таня на пару дней была предоставлена сама себе – могла спокойно вместе с братом и Игорем заняться новыми поручениями Югова.

Занятия в студии Инны Мир прекратились с неделю назад – преподавательница распустила группу. Инна Игнатьевна сказала вообще больше не приходить сюда – чтоб немцы не поймали и насильно не увезли. Как потом Таня узнала по разговорам, балетмейстер Долинский пытался немцам подсказать, почувствовав, здесь что-то неладно. Но немцы ничего не успели ничего сделать – им было уже не до девушек из балетной студии.

С Колей Таня помирилась. После их небольшой ссоры он забежал к ней в бар, извинился, попросил быть осторожней и передал новости от мамы. А Таня сразу его простила еще в тот вечер. Она не могла злиться на него – Коля всего лишь заботился о своем младшей сестре. И она это прекрасно понимала, поэтому не стала растрачивать себя на глупую злость.

С Максом же у нее все было немного хуже, как казалось ей самой. После того, как он выдал ей, что чувствует, что она скрывает что-то от него, Таня не могла спокойно находиться рядом с ним. Она понимала, что нельзя вот так вот обманывать его – это слишком подло. Он слишком сильно любит ее, а Таня, пользуясь этим, аккуратно вытягивала из него нужную ей информацию. Ей было стыдно за себя и постоянно хотелось рассказать Максу всю правду. Но она не могла и поэтому тянула время объяснений до последнего. Но Макс жалел ее, сначала пропадая днями и ночами на аэродроме, а потом избавив от этого ужасного чувства, уехав на несколько дней вместе с братом, за что она ему была безумная благодарна.

Вместе с тем Таня заметила за собой, что стала волноваться за Макса. Если раньше она как-то не особо задумывалась над тем, какую работу он выполняет, то теперь, когда он, пропадая почти на неделю, возвращался к ней очень измученным и усталым, Таня стала беспокоиться за него. Ридель говорил, что летать становится труднее, так как в его периметре появились новые советские летчики, которые в разы сильнее и опытнее прежних. А он, который и до этого не желал убивать невиновных советских пилотов, теперь просто старался улетать от них, потому что эти напрямую стреляли в него.

– Понимаешь, – объяснял ей Макс, – я сажусь ему на хвост – позиция идеальная. И я должен атаковать его, но почему-то не могу нажать на кнопку, не могу… На меня кричат по рации, а я… А я даю ему уйти. Понимаешь?

– Если честно – нет, – вздыхала Таня, слушая его.

– Я так и понял, – он чуть улыбался и продолжал рассказывать: – Так вот, я дам ему уйти, хотя с легкостью мог сбить его, а он круг сделает, сзади зайдет и начнет обстреливать. Я чуть свой Юнкерс тогда не угробил, еле ушел и приземлился… Мне оберстлейтенант пообещал, что если еще раз такое повторится, то он меня на месяц от полетов отстранит…

– Танька, поторапливайся, – вырвав Таню из ее мыслей, проворчал дядя Миша, которому уже надоело слоняться по морозу.

– Дядь Миш, – произнесла она, оборачиваясь, – да вы идите. Мы сами тут справимся.

– Я лучше послежу. А то еще напоритесь на что…

Девушке почему-то не понравились эти слова дяди, но она не предала им значения, продолжив клеить листовки.

Когда все было закончено в этом квартале, все стали переходить к другим домам. Работать приходилось ночью – иначе можно было с легкостью попасться патрулю. Хотя, и ночью была такая вероятность, но так их всех хотя бы не так сильно видно – как говорится, ночью все кошки серы.

– Коль, как мама? – шепотом спросила Таня у брата, шагая рядом с ним.

– Так же, как и раньше, – ответил он, шмыгнув носом. – Работает, ругает немцев, которые работают вместе с ней. Ругает немецкого военного врача, что живет в соседней квартире. Он говорит по-русски, хотя и плохо. Часто приходит вечером домой угрюмый и пьет шнапс, а потом буянит полночи. В общем, все как и всегда.

– А про меня она что-нибудь говорит?

– Нет, но я вижу… вижу, что она постоянно думает о тебе. Глаза выдают всю правду… Вам бы помириться, Тань, а то только обе и страдаете от этого. Кстати! К нам недавно пришел один немец. Матери как раз не было, ушла на работу, а я спрятался, будто дома никого нет. А он оставил под окном сверток. В нем – рубашка, штаны, кусок мыла и булка хлеба – за работу. Мать потом пришла, попричитала и принялась стирать. И потом тот немец нет-нет да и стал приносить свою стирку. Я говорил маме, чтоб прекратила, а она – нет, на своем стоит, все равно стирает ему. Как будто эта булка хлеба нас спасет…

– Коль, пусть делает так, как считает правильным. Немцы после Сталинграда резко изменили свое поведение. Одни, наоборот, стали еще больше зверствовать, как бы мстя за своих, некоторые почувствовали, видимо, что настанет время и за все придется отвечать. Злые они сейчас… Не дай бог, он еще сделает что…

– Да знаю, Тань. Вот, кстати, еще что вспомнил. Светлана эта, соседка, что-то умом тронулась, и как начала недавно нести бред какой-то. «Это – культурная нация, они научат нас жить правильно», – говорила она. А воды же у нас нет, и ходить за ней была мука – очень уж далеко и холодно. Так один из солдат, что живут на последнем этаже, дает ей ведро и говорит, чтоб шла за водой. Она принесла. Ее еще раз послали и еще. Так Светка с утра до вечера таскала немцам воду. И потом больше никогда не говорила о них ничего хорошего, усвоила урок.

– Да так ей и нужно, – проворчала Таня, которая не питала к этой Светлане никаких хороших чувств.

– Сейчас опять скажешь, что лезу не в свое дело, но… Тань, а как там у тебя все? Не обижают? Сама же говоришь, что немцы злые стали… А то, смотри…

– Коль, – Таня улыбнулась, – ты зря беспокоишься. Со мной все в порядке, меня и пальцем никто не тронет.

– Постойте, – внезапно остановил всех идущий вперед Игорь. – Помолчите пару секунд…

– Что там? – тихо спросила Таня, остановившись за ним.

– Не знаю, но, кажется, услышал что-то…

И Таня почти в эту же секунду поняла, что услышал Игорь – к ним приближались звуки выстрелов. В окнах домов загорался свет, оттуда слышались крики. Таня, непроизвольно схватив брата за руку, не понимала, что происходит и что им нужно делать.

– Разворачиваемся и бегом назад, – быстро скомандовал дядя Миша. – Это они своего офицера нашли. Бегом, я сказал!

Таня вместе со всеми заспешила назад, все также держась за руку Коли. Ей все еще было непонятно, что все-таки происходит. Но вместо нее задал вопрос Игорь, нагнавший дядю Мишу.

– Михаил Иванович, – спросил парень, – какого офицера? Кто нашел?

– Немцы, своего офицера, – объяснил мужчина. – Вечером кто-то из партизан застрелил их офицера и, видимо, его только сейчас нашли. Теперь будут всех местных наказывать… Слышал – из домов всех выгоняют? Вот построят их, постреляют треть или половину и отпустят остальных, чтоб знали.

Дальше они шли молча. Дядя Миша даже предложил разделиться – он с Таней, а Игорь вместе с Колей. Все согласились и так, попарно, и пошли. Таня, проводив взглядом зашедших за угол парней, зашагала рядом с дядей.

Молча идя рядом с ним, девушка разглядывала дома, мимо которых они проходили. На всех домах остался отпечаток войны. Но из всех домов Тане почему-то запомнился некогда роскошный ресторан, на втором этаже которого был большой балкон, перекрывавший всю ширину тротуара. И там были красивые металлические колонны. Бомба попала в само здание, а балкон сохранился, и Таня, проходя под ним, внутренне содрогнулась.