Промысел божий

…Несколько лет назад Всеслав по своей любознательности увлёкся подводным плаваньем. Но и тут его подход оказался не стандартным. Понятие «подводное плавание» у большинства людей вызывает образ мощно экипированного дайвера: маска-ласты, баллон за спиной, таинственные жесты молчаливых заговорщиков и глухие вдохи-выдохи в стилистике сурового Дарта Вейдера (к слову, при создании «Звездных войн» тяжёлое дыхание этого мрачного персонажа имитировали звуком вдохов-выдохов именно дайвера). Всеславу же образ дайвера и его приспособления категорически не нравились. Они ассоциировались у него не со свободным «парением» в воде аки птица, но с тяжёлым маломаневренным движением субмарины, вовсе даже не yellow.

Потому его выбором оказался так называемый free-diving: ныряние на глубину с задержкой дыхания. Правда и тут без снаряжения было не обойтись, но было оно не таким громоздким и вовсе не технически сложным. В состав экипировки самого Всеслава входили: маска с трубкой (даже они отличались от традиционных, скажем, для снорклинга), моноласта (она нравилась ему больше разноножек), грузовые пояса, крепящиеся на бедрах и гидрокостюм (опять же, иной конструкции, нежели у дайверов-аквалангистов). Чтобы нырять поглубже и подольше, требовались тренировки, и Всеслав вступил в клуб фри-дайверов, где тренировки начались вовсе не с погружения, но с длительных упражнений дыхания по системе йогов пранаяма. Когда кое-что начало получаться, приступили к погружениям в глубоком бассейне, где в одном углу сопели и булькали дайверы, а в другом их свободолюбивые собратья опускались в кафельные недра налегке, изучая технику продувки и применяя полученные на берегу знания. Через несколько месяцев Всеслав в составе членов своего клуба уже был в Черногории, где они и отработали первые свободные погружения.

Необходимо добавить, что и в этой ипостаси Всеслав умудрился всех обогнать, достигнув лучших результатов в группе новичков. Когда он получил в клубе необходимые знания, то забросил его и теперь мог заниматься погружениями самостоятельно, что с удовольствием и делал в дни морского отдыха. Личным его рекордом было погружение на глубину сорока шести метров.

И вот теперь его ждал Египет. Вернее, его ждало Красное море – те же пирамиды его абсолютно не интересовали, так же как и Каирский музей, набитый мумиями и артефактами из жизни фараонов.

Языками Всеслав не владел, а те знания английского, что в своё время получил в универе, были скудны и позволяли разве что не заблудиться в Лондоне. В своих поездках он был, как правило, один, но вовсе не тяготился ни одиночеством, ни минимальным аглицким, хотя вокруг кишмя кишели иностранцы. Он умел не скучать в одиночестве.

…Первое испытание настигло его уже в самолёте из Домодедова. Он был полон жаждавшими отдыха соотечественниками, начавшими разминку спиртным уже в зале ожидания. Всеслав нацепил наушники и приступил к прослушиванию русского рока, начав со старины Цоя.

Когда уже видавший виды «Боинг» взлетел и были разрешены перемещения по салону, неподалёку от него началось некое волнение. Сидел он по левому борту, у прохода, а через два ряда впереди два крепко принявших самца выясняли отношения. Один из них, коротко стриженый крепыш борцовского склада уже пытался прихватить за грудки долговязого гражданина, отличительным свойством которого служила футболка, на которой был изображён Чебурашка в образе Че Гевары. Что они не поделили, Всеславу было безразлично, однако в непосредственной близости от очага рукоприкладства необходимо было быть в курсе, дабы самому не принять ненужного участия в мероприятии. Он прервал очередные, теперь уже сплиновские рулады и снял наушники, когда у оппонентов появились сторонники. Эти сторонники сцепились между собой, невзирая на визгливые протесты жен и убедительные призывы стюардесс, а стриженый крепыш, уловив внимание Всеслава к происходящему, подлетел к его креслу, немного нагнулся и выдохнул вместе с парами виски:

– Тебе тоже, блядь, надо? А?

Всеслав этого не ожидал, но поступил согласно давно усвоенному правилу: на хамство и угрозы на словах отвечать немедленным и жёстким действием – таким образом устранялась ненужная пауза с сотрясанием воздуха, которая и так, как показывала практика, оканчивалась физическим контактом, жёстким и болезненным.

Не вставая и не меняя позы, ребром подошвы своих походных сандалий он как можно сильнее двинул крепыша в левую голень. Налитые джонни уолкером глаза немедленно заледенели и попытались вывалиться наружу, когда Всеслав довершил давно отработанный приём, который, правда, пришлось исполнить из той же позы сидя и не привлекая внимания: со всего маху дал крепышу под дых. Именно тут пришлось встать, подхватывая тело под мышки. На них уже смотрели пассажиры и кто-то из окружения крепыша, похоже, пропустившие начало беседы. Всеслав с обиженным видом перевернул тело спиной к себе (джонни уолкер мог неожиданно хлынуть обратно) и сообщил всему салону:

– Ну, ребята, вы чего? Вон как человеку поплохело!

После военной хитрости Всеслава волнения странным образом утихли. Дальше, после «зрелищ», по всем правилам древнего Рима, шёл «хлеб», а именно кормёжка. Краем глаза Всеслав предусмотрительно поглядывал в сторону притихшего крепыша, сидящего посерёдке у правого прохода и опекаемого такой же крепкой девицей и каким-то своим корешем, немного на него похожим. Крепыш, придя в себя, никак не выказывал своего недовольства тайным конфузом, но лишь после обеда Всеслав поймал на себе его взгляд: глаза являли собой две колбы для кофеварки, где неслышно кипел давешний джонни уолкер. Взяв это на заметку, Всеслав пожелал только одного: чтобы этот персонаж не оказался в том же отеле, что и он. Он представил, как прямо сейчас встаёт и, подойдя к креслу крепыша, любезно осведомляется у него именно об этом факте, а потом они красочно и резко перемещаются по салону…

Всеслав не терпел никаких стадных инстинктов и потому проигнорировал массовое паломничество к туалетам, которое, как правило, происходит сразу после взлета и по окончании трапезы. Когда в проходах никого не было, он спокойно добрался до хвоста и всё же уперся в очередь, но весьма незначительную. Встав неподалёку от блондинки в жёлтом сарафанчике, кожа которой была смело подготовлена к встрече с солнцем изрядной порцией загара в турбосолярии, Всеслав принялся ждать.

Когда блондинка скрылась в кабинке, а очередь состояла лишь из него одного, Всеслав неожиданно почувствовал немедленную угрозу. Чуть повернув голову и скосив глаза, он увидел давешнего крепыша, пробиравшегося по проходу к нему. Из другой кабинки вышел мужчина и был таков, и теперь на пятачке у туалетов царило безлюдье, а пассажиры хвоста были обращены лицами в обратную сторону – возможно, крепыш хотел поквитаться без свидетелей. Всеслав прокрутил в голове возможные варианты обороны. Крепыш уже шагнул на пятачок, и дальше стоять к нему спиной было опасно. Всеслав резко обернулся и, не мудрствуя лукаво, засадил мстителю ногой в промежность, обтянутую широкими шортами. На левой голени оппонента Всеслав успел заметить могучий синяк, а когда его владелец без единого звука сложился пополам, от всей души врезал ему ребром ладони в то место, где шея переходит в спину, но чуть сбоку. Оставив страдальца лежать ничком на боинговском ковролине, Всеслав юркнул в освободившуюся кабинку, сделал свои невеликие дела и прослушал радиоспектакль под немудрящим названием «Человеку плохо». Наружу он вышел лишь под занавес, когда тушку крепыша волокли на место его приятель и стюард, сгибаясь под тяжестью и задевая пассажиров.

На этом неприятности не закончились. «Казни египетские» (или по крайне мере одна из них) ждали Всеслава непосредственно в стране Ра.

Кораблик под названием «Jasmin» с двумя десятками различной степени прожарки туристов бодро рассекал удивительной расцветки волны вожделенного моря.

Всеслав очень любил море да и воду в частности. Но море – особенно. В первый же день, а, вернее, ночь пребывания в отеле его чуть не силой вытащили из тёмных, даже чёрных вод охранники, объяснив, что ночью есть опасность быть атакованным акулой – хромого английского Всеслава было достаточно, чтобы сложить слова найт, денжерос и шаркс в смысловую конструкцию. Он заверил их, что «айм би олл райт» и «айл донт би свим эт найт мор». Однако с этой ночи не прекращал свои ночные купания, опасаясь и избегая больше охранников, нежели акул. А ночное море наводило на него особый сладостный морок: погружаясь в абсолютно спокойные бархатные волны, Всеслав чувствовал себя необыкновенно счастливым и умиротворённым. Вероятно, так чувствует себя младенец в материнской утробе, и Всеслав всецело предавался этим ощущениям, лёжа на воде, раскинув руки и видя лишь незнакомые звёзды и избыточно опрокинутый в этих широтах месяц.

Jasmin бросила якорь (а вернее, зацепилась за один из множества тросов) возле огромного рифа, кишащего яркими рыбами. Вскоре риф также кишел и тушками туристов, нацепивших ласты и маски и в позе лягушек, распластанных в сметане, любующихся подводной жизнью. Всеслав облачился в свои фридайверские доспехи, получил «пропуск», как он называл процедуру продувки, посидев, зацепившись за якорный трос на глубине четыре метра и приступил к кайфу. Туристы с завистью и страхом наблюдали за ним свысока, а он уже гнался за скатом, а потом просто куролесил на глубине, наслаждаясь свободой и красотами. Он умел задерживать дыхание до шести минут, но, как нетрудно догадаться, ему этого было недостаточно. Известным пределом являлись 11 минут и он со временем намеревался его достигнуть.

Египетские инструкторы-арабы, пасшие туристов как баранов в одном месте, поначалу призывали его плавать неподалёку и не так глубоко, но, убедившись в его искушённости, прекратили свои попытки, предоставив этого «crazy Russian» самому себе.

Риф действительно был огромен. Высота его, наверное, была с пятиэтажный дом, потому Всеслав мог побывать почти у самого дна. Он увидел даже мурену, но, памятуя давний, ещё эйлатский инструктаж не заигрывать с ней и вообще делать вид, что не замечаешь, поплыл дальше, уже прочь от рифа.

Всплыв на поверхность, чтобы пополнить, словно субмарина, запасы кислорода, Всеслав опомнился, заметив, что отплыл от своего катера на изрядное расстояние. Когда они только прибыли к рифу, катеров было всего три, теперь же в том месте качались на небольшой волне уже с десяток посудин. Всеслав отдышался и, решив возвращаться, погрузился вновь, следя за нужным направлением.

Он уже казался самому себе Ихтиандром, когда, осматривая подводные горизонты, заметил знакомый лишь по фильмам силуэт. Увлечённый процессом плавания, он даже не сразу понял, что это акула. Сердце моментально скакнуло с места, будто испуганная лошадь, сразу сократив запас кислорода вдвое. Стараясь оставаться спокойным, Всеслав поплыл на спине, держа акулу в поле зрения. Хищница была далеко, и он гадал, каков её размер, работая ногами и не делая резких движений. Акула двигалась размеренно, держа курс правее Всеслава, и он уже было подумал, что обошлось, когда она резко метнулась в сторону и теперь плыла прямо на него. Сердце снова шарахнуло в два раза быстрее, и Всеслав понял, что нужно всплывать. И это было очень некстати. Акула приближалась, и Всеслав не мог повернуться к ней спиной. Теперь она смотрела без всяких сомнений именно на него. Волосы на затылке Всеслава зашевелились – картинка являла собой чёткое соответствие с многажды виденными фильмами ужасов. Он вертикально шёл к поверхности и тут впервые пожалел о том, что на нём моноласта, не позволявшая двигаться более маневренно на небольших скоростях. Акула стремительно приближалась и неожиданно оказалась вплотную к Всеславу. Размером она была добрых два метра. Он вытянул вперед руки, лихорадочно пытаясь понять, что делать дальше, а акула ловко обогнула его, очутившись за спиной. Всеслав попытался развернуться, это у него не получилось, но он уже оказался на поверхности. Жадно хватанув воздуха, он зашарил глазами вокруг, пытаясь понять, где акула. Сделав несколько судорожных вдохов, он поспешил нырнуть, так как понял, что увидеть перемещения акулы сможет только под водой. Нырнув метра на три, он тотчас развернулся вверх головой и принялся осматриваться. И сейчас же увидел акулу. Она снова плыла прямо на него. Следя только за распахнутым ртом, утыканным жутким кривыми зубами, Всеслав ждал приближения. На этот раз акула задела его боком. Он почувствовал шероховатую шкуру, скользнувшую по гидрокостюму с правого бока.

После очередного разворота акула ударила Всеслава своим носом в грудь – не больно, но ощутимо. Дальше её движения стали молниеносными: она резко разворачивалась, касаясь то ног Всеслава, то боков, то ударяя его хвостом, то снова мордой. Всё, что он мог, это отталкивать её руками. В какой-то момент он понял, что задыхается и, уже не заботясь ни о чем, рванулся вверх.

Он выпустил загубник своей короткой трубки и хватал воздух ртом, захлёбываясь и кашляя, и всё ждал, когда же акула ударит его по-настоящему…

Отдышавшись, он не увидел зловещего плавника над водой и решил, что она вновь на глубине. Драпать к катеру он считал бессмыслицей – обогнать акулу было невозможно. Он снова нырнул, ожидая увидеть жуткую морду с разверстой пастью, но вокруг было пусто. Он вынырнул, разыскал скопище катеров, нырнул опять и изо всех сил поплыл в нужном направлении.

…Ему помогли вылезти на корму катера, потому что он напрочь забыл освободиться от своей ласты и всё никак не мог понять, почему ему не удается зацепиться за лесенку. Он не сразу понял, что его ругают – оказывается, всеобщий заплыв окончился двадцать минут назад и все ждали только его. Он сидел на мокрой раскачивающейся палубе и не сразу догадался снять маску. Люди, обступившие его, шарахнулись и загалдели. Уже потом ему объяснили, что у него был совершенно обезумевший взгляд, стучали зубы, всего его крупно колотило, и он не мог выдавить из себя ни одного слова. Когда встревоженные арабы из команды катера влили в него горячего и неимоверно сладкого чая, он сказал лишь одно слово: «Shark». И ему поверили. И никто больше не сердился на него за задержку.

Давно Всеслав не испытывал к себе такого внимания и сострадания окружающих, как за последующий путь обратно к берегу.

Уже будучи в номере отеля, он вдруг понял, что у него безумно болят все мышцы тела, будто он выстоял в спарринге с несколькими партнерами подряд больше часа. После этого он проспал шестнадцать часов кряду, проснувшись глубокой арабской ночью.

И больше уже он не рисковал купаться по ночам.

Эпизод №5

– Ну, где был? – разглядывая загар Всеслава, спросил Мишаня, когда они встретились на Ярославском вокзале.

– В Египте, – Всеслав стащил с себя рюкзак и пристроил на тележке, где были сложены чемоданы с приборами и остальные вещи.

– И как там?

– Жарко, – поёжился Всеслав.

– Да, в Сибири сейчас то же самое. Комары, мошка́. Благодать.

Всеслав вспомнил мутные глаза акулы и решил, что мелкие кровопийцы много лучше.

Ехали самым полным составом, то есть впятером. Выкупили два купе, так как приборов было много, но и так оказалось тесновато. Молодой богатырь Егорка, ворочая ящики на верхней багажной полке, предложил:

– А давайте всё оборудование в одно купе вместе со Славиком. Он же у нас как самый главный прибор.

– Точно, – подхватил типичный инженер и очкарик по фамилии Митин, за что и имел незамысловатое погоняло Митька. – Твердомеров всех начальник и болгарок командир.

– Дураки, – констатировал Всеслав и залез на верхнюю полку.

– Он же нас всех насквозь видит, – Егорка спрыгнул вниз. – А тут бы они все вместе…

– Ладно трепаться, – встрял Володька. – Кто с кем?

– Мишаня, ты как? – спросил Всеслав, глядя в окно. Поезд мягко тронулся и покатился прочь с вокзала.

– Поддерживаю, – отозвался Мишка.

– Тогда мы трое в соседнем, – сказал Володька.

…Проведя в дороге полтора дня, прибыли на станцию Пыть-ях. Еще через шесть часов оказались в посёлке с колким названием Ерши.

Вахтовики жили там в торчащем настоящим небоскребом посреди остальных низкорослых построек пятиэтажном корпусе. Каждый номер – звались они именно так – был спланирован как настоящая квартира. Там было всё, включая мебель, не было только кухни. Зато в бараке неподалёку была столовая с традиционными копеечными ценами и вполне качественной едой.

Каждое утро начиналось в семь часов с общей побудки: женский голос вещал по громкой связи (в каждой комнате был установлен под потолком динамик):

– Доброе утро. Сегодня одиннадцатое июня, семь часов. Температура 20 градусов. Удачного трудового дня.

– Твою мать, гидрометцентр ваш… – бухтел каждое утро Мишаня. – Обрежу провода к чертям.

– Никаких обрезаний. У нас тоже подъём в семь, – командовал Володька, выходя из ванной. – Пожалуйте бриться.

Володька работал один, с водителем Серёгой: они разъезжали по ершовскому месторождению на брутальной и древней чёрной «Волге» Газ-24. Всеслав был в напарниках у бугая Егорки – их возил жутко толстый дяденька на Ниве-шевроле, которого Егорка прозвал «Человек-бутерброд», а Всеслав переиначил в «Sandwichman». Шевро-ниву они же нарекли Сандвичмобилем. Сандвичмэн, привозя их на место, всегда дремал в машине, а они с Егоркой, снимая показания, перемывали ему за глаза кости, весело хохоча, чем нередко будили. Иной помощи от толстяка не требовалось: богатырь Егорка вырывал яму любой глубины быстрее любого из бригады.

Мишаня был в паре с Митькой – водитель, пожилой алкоголик Семёныч, в землекопы не годился категорически из-за частого тремора и неспособности поднимать что либо тяжелее наполненного стакана. Потому Семёныча использовали лишь как «подай-принеси», чем тот нисколько не тяготился. Найти другого водилу не вышло, и Володька каждое утро перед разъездом со значением выговаривал Семёнычу:

– Учти, Семёныч – замечу пьяным, сразу попру.

Семёныч, закатывая красноватые слезящиеся глазки, послушно разводил руки в стороны и справедливо замечал:

– Да где тут водку достанешь, Володя? Ближайший магаз со спиртным вёрст за двадцать, а то и больше. Не сомневайся, не подведу.

– Смотри. Я предупредил, – и махал на стоящую неподалёку Ниву «Тайга»: – Заводи.

Поначалу дни были холодные и дождливые. Работали в дождевиках и резиновых сапогах, меся чудовищную грязь на подходе к «кустам». Потом просохло, установилась хорошая погода. Начал мешать гнус. Ходили, разнося химическое амбре репеллентов, и всё равно почёсывались. Вечером раскрывали ноутбуки и забивали показания приборов в отчётные таблицы. В это время, как правило, не трепались, и был слышен только массовый стук клавиш как в машбюро и ещё бухтел в углу на полутонах телевизор. Всеслав не оставался в стороне, помогал, так как цифр было предостаточно, а составить таблицы было необходимо как можно быстрее.

Командировка шла своим чередом.

– Тут вроде, – сказал Егорка. – Больше негде.

– Тут, тут, – зевнул Сандвичмэн. – Уж час колесим, где ж ей быть, как не тут.

– Ну, раз Сан… Игорь Викторович сказал, стало быть, идём, – отозвался Егорка и полез из Сандвичмобиля.

Тут было зелено и идти предстояло в тайгу. Магистральник водовода шёл от ЦППН сквозь тайгу прямиком к узлу раздачи. Теперь осталось найти гусак.

– Вон просека, – кивнул Всеслав. – Тут ей и быть.

– А ты посмотри, – сказал Егорка. Всеслав налегке подошёл к невеликой просеке и посмотрел. Вернулся, открыл багажник Шевро-нивы:

– Кажется она. На полутора метрах. Как раз для водовода.

– А диаметр?

– Не пойму. Глубоко.

– Ладно, пощупаем, – Егорка выволок чемодан с инструментом, подумал, и прихватил запасной аккумулятор. Всеслав взял лопату и пошёл вперед. Сзади погромыхивал чемоданом Егорка. Углубились в подлесок и минут пять шли не останавливаясь. Егорка заглянул в схему:

– Вот-вот уже. Если это она.

– Нормальная труба, – сказал в ответ Всеслав. – Чистая.

– Вот и хорошо.

Показался гусак.

– Точно, она! – крякнул Егорка. Подошли, разложили инструменты. Егорка мигом зачистил пятаки прямо на гусаке.

– Копнуть всё равно придется, – вздохнул Всеслав.

– После, Слава, – Егорка уже возился с приборами. – Эту сделаем, перекурим. Пиши…

Забили первую точку и Егорка ещё не успел закурить, как из кустов кто-то рявкнул. Оба вскинули головы на звук, прислушались.

– Что за… – Егорка не договорил, как из-за веток вывалился бурый ком.

Медведь.

– Блядь, – прошептал Егорка.

– Только не беги, – в тон ему сказал Всеслав. Оба, не отрываясь, таращились на медведя. Тот смотрел на них, потом попятился, сел на свой обширный мохнатый зад и очень неожиданно и жутко встал на задние лапы. Негромко, но басовито рыкнул.

– Пошли от него, только спиной вперёд, – еле слышно предложил Егорка. Всеслав согласно тронул его за рукав. Попятились, но медведю этот маневр не понравился. Он опустился на все четыре лапы и бодро проскакал несколько шагов вперёд. Остановился и оглушительно заревел. Напарники замерли на месте, являя с неподвижным гусаком единую монументальную композицию. Всеслав почувствовал, как под зелёной спецовкой на спине поднимается небогатая волосяная поросль.

– Огня надо, – просипел он пересохшим горлом. В голове некстати повисла картинка, давеча виденная в интернете: жуткие обглоданные останки бедолаги, повстречавшего медведя. Отчётливо и громко сглотнул стоящий чуть впереди Егорка – возможно, он вспомнил ту же фотографию, так как её показывали в офисе накануне командировки для острастки и пущей осторожности всей артели. Всеслав на секунду оторвался от замершего медведя и обежал глазами пятачок земли вокруг в надежде увидеть палку, а то и железку. Пусто. Лишь лежит у ног распахнутый чемодан, в нём бессмысленные здесь и сейчас приборы, болгарка (несерьёзное оружие), баллон с замазкой, которой закрашивали пятаки после замеров…

Медведь тем временем рассматривал напарников. Сделал ещё пару шагов вперед.

– Бежать надо, – услышал Всеслав натужный шёпот Егорки, хотел было перечить, но не успел.

Медведь снова зарычал и с немыслимой быстротой рванул к ним. Они оба непроизвольно дернулись, Егорка споткнулся о чемодан и кулём осел на землю, подмяв под себя Всеслава. Они оба в ужасе заорали и тут снова зарычал медведь. Егорка подобрался, чтобы побыстрее встать и Всеслав увидел из-за его плеча уже двух медведей. Приглядевшись, он рассмотрел картинку в стилистике передачи «В мире животных»: два огромных медведя вертятся волчком в нескольких метрах от лежащих напарников, оскалив страшные пасти, и орут в две глотки. «Добычу делят», – некстати подумалось.

Егорка уже встал на ноги и в его глазах Всеслав увидел твердое намерение бежать. Он упёрся рукой, чтобы подняться, в ладонь ткнулся баллончик с замазкой. Вспомнилось, что купили её незнамо где, на поверку она оказалась китайской, жидковатой до неприличия и напоминала скорее чёрную краску, нежели грунтовку для железа. Всё это моментально прокрутилось в голове Всеслава и он услышал свой голос:

– Дай зажигалку.

Медведи все кружили на месте. Егорка задержал неминуемый и, безусловно, резвый старт, сунул руку в карман спецовки. Всеслав выставил руку за цветной пластмассой, мелькнувшей в воздухе, и поймал. Потом быстро вскочил, извлёк огонь и нащупал головку баллона.

Пламя выбросило на метр, не меньше. Вместе с пламенем ушёл вверх чёрный клуб дыма, будто от горящей нефти, запахло какой-то дрянью. Медведи шарахнулись, расцепились. Всеслав дал ещё один залп, более длительный. Огненная струя увеличилась, шипя и клубясь ввысь чёрным. Всеслав непроизвольно зажмурился, оберегая глаза, а когда открыл, случайно сменил своё зрение на то, другое. И чуть не выпустил баллончик из рук.

Один из медведей был ненастоящим. Он вёл себя совершенно как и правильный медведь, но был иным.

Пустым.

Всеслав дал ещё одну огненную струю, вдобавок заорав что-то нечленораздельное, и оба медведя побежали. Через секунду они уже ломились сквозь заросли прочь.

Всеслав оглянулся на Егорку. Тот так и не успел дать дёру. Они переглянулись, кое-как сгребли вещи и бросились обратной дорогой к машине.

Уже вечером, в общежитии, сидя перед монитором ноута, усталый от бесконечных расспросов коллег, Всеслав вспоминал ненастоящего медведя. Он никому не сказал об этом. Расспросов было бы только больше. К тому же о ненастоящих он никогда никому не говорил. Ему было достаточно отчуждённости в детстве. Не хватало ещё, чтобы его если и не упекли в психушку, то снова отшатнулись, как от прокажённого. Ничего, подумал Всеслав. Проживу и с этим наедине. Не убудет…

Эпизод №6

В этот вечер Всеслав возвращался домой поздно – помогал Алёне с ремонтом, ведь умение вбить гвоздь и грубая мужская сила у женщин, как ни крути, в почёте. Ещё одним приоритетным мужским умением Всеслав в этот раз воспользовался лишь утром, сразу по приезде, а вот от ночного повтора решил отказаться, хотя и Алёна была вовсе не против приютить его – просто умаялся за день, укатали сивку крутые горки.