Эхо далекой войны

Вчера «фриц» сбросил в беспорядке бомбы на станцию Барыбино. Плохо он бомбит.

5.11

Животно тоскую по семье. Я, кажется, писал, что расстался с этим кастратом военной мысли и действия. Какое счастье!

21.11. 22.00

По южному берегу Московского моря ещё 16.11. прорвалась колонна мотомех и танков.

Авиация наша почти не летает. Сегодня дали 10 с-в[15]. Как другие? Мы можем противопоставить только авиацию. Надо заткнуть брешь, через которую прорвались немцы. И эту группу прижать к морю и там затопить.

За стенкой я слышу трансляцию, играют Интернационал. Величествен, как и всегда, наш гимн, и ещё стало грустно. У врат Москвы злейший и смертельный враг. Как хочется заглянуть, поднять немного завесу, что у нас делается там, в тылу.

Одна авиация под Москвой в состоянии разгромить и сравнять с землёй эту прорвавшуюся группу. Патрулирование идёт строго в своих зонах, находясь даже в воздухе, истребители ПВО не заходят в чужую зону, зная даже, что там противник. Кому это надо? Кому это угодно?[16]

Я смотрел сегодня на ком[андир]ов штаба, вчера и позавчера их набралось 15 ч[еловек]. Я смотрел, что они делают. Все 15 ч. ничего не делали. Буквально. Какая дивная организация! А как у немцев в авиадивизии? Наверно, не бездельничают. Как это и многое, многое, подобное этому, бьёт нас.

26.11. 02.00

Прот[ивни]к опять хитрым манёвром обошёл. А, собственно, надо было ждать. Тулу он давно обходит с ю/в[17]и востока. Сейчас он прёт на Рязань, Каширу и Коломну.

Я вылетел по заданию в авиаполк. Противник близко. За ночь он может быть у нас. Кому можно, спят. Завтра может быть поспешный выход из-под удара наземного противника.

А, по-моему, мы опять лезем в его клещи. В этих направл[ения]х ему нет сопротивления. Опять многое не предусмотрели. Организовано много наблюдательных] постов (по заданию), детский лепет и трата сил.

Мы ведём разведку наземную на себя. А где информация от наземных войск? Какая «великолепная» организация. Опять и опять авиация будет прикрывать отход частей, не имея средств обороны даже против автоматчиков, не только танков. Хвастливое (до моральной тошноты) наигранное спокойствие с тем, чтобы завтра пороть спешку, имя которой паника.

В полку люди хорошие и симпатичные.

Если не дадим завтра по этим колоннам хотя бы У3 оперативного расчёта сил (на 1 танк звено самолётов), то наши вылеты будут булавочными уколами.

Я ночую в какой-то избе. Есть койка. Четверо стенных часов – они бегут, их тиканье напоминает мне бега, иногда их бег идёт в ногу. Я слушаю и они меня раздражают. Красный угол занят огромным иконостасом. Я думаю о завтрашнем дне.

Немного скучно, больше злобно. Мы плохо воюем. 5 месяцев нас мало научили. Давно пора дать немцу. Иду спать. Надоело двигаться на восток. Москва влезает в клещи и после – окружение. Что там думают? А газеты кричат – ни одного вершка назад. В чём дело? Завтра попрём через Оку. Не искупаться бы.

* * *

Это была ещё одна, предпоследняя страница обороны Москвы. Не взяв её в лоб, немцы переменили план, пошли в обход, с севера, через Клин, и с юга, стремясь захватить Тулу. Но в Тулу они так и не вошли. Положение тем не менее создалось угрожающее. И «там» думали. Отец этого, естественно, не мог знать. Не мог знать, что накапливаются стратегические резервы. В его заметках – лишь горечь рядового участника боевых действий, всего лишь один из тысячи участков огромного и сложного военного организма.

27.11. 10.35

Пока не купаемся, но окружение высиживаем. Разинутая пасть осатаневшего зверя с севера по южному берегу Московского моря до М. Завидово и юга до Рязани чревата большими и тяжёлыми последствиями в обороне Москвы.

Дальние подступы давно стали «дальними». В тылу р[айо]на Сталиногорск юж. и сев. гуляет наша кавалерийская дивизия для расчистки тылов. Это лучшее применение в современной войне кавалерии.

Вчера председатель долго, смертельно долго не мог понять приказ нач[альника] гарнизона – строить мост через Оку. Мы должны быть готовы к отходу. «Надо согласовать вопрос с райкомом». 24 года митинговали, делали собрания, согласовывали. Не приучили выполнять приказания гражданские учреждения.

Где ночую, хозяева молчаливы и безразличны к моему присутствию. Норму хлеба сократили.

Минутами любуюсь Окой и типично русскими пейзажами. Вчера подросток ловко проскользнул мимо меня на коньках. Коньки прозвенели, лёд звучно хукал. Нахлынула тоска о прошлом – детство, юношество. И совсем недавно жизнь в Витебске до войны, с семьёй. Как же будешь ценить, когда война кончится!

Мы не летаем. Н[18] – 200–100 метров видимости… Не видно границ аэродрома. Природа за немца. Его танковые колонны прут, жмут. Мы не можем помочь наземным частям. Слышим артиллерийскую] дуэль.

Вчера при попытке перейти Оку провалились 3 т.[19] авто и автомастерская. Я разгрузил свои машины и благополучно перебрался на левый берег. Вторую рацию не успел. Инж[енер] по вооружению, не спрашивая разрешения, взорвал лёд аммоналом с тем, чтобы вытащить свою машину. Этим отрезал путь десяткам других машин. Всю ночь строили настил, разобрали две конюшни.

д. Д… огромное село. Когда-то Ока-матушка крепко кормила их. Жили богато, но грязно. В церкви вкладывали огромные дары, они богаты и огромны, как соборы. Их много.

3.12.41

Я расстался с дивизией, в которой раб[отал] – 13 лет. Новое назначение меня отнюдь не прельщает. Я предвижу безделье и скуку до тоски по тому, к чему я привык.

Птицын[20] пригласил заехать в Москву, поговорить о новой работе.

Живут в подвале. Устроились неплохо, тепло, светло, сытно и водка.

От него я не услышал установки. Я много слышал разговоров вообще и ещё больше трепотни с матом. С утра работает радиола. Комиссар штаба произвёл на меня впечатление человека, который страшно доволен тёплому местечку. Как и все комиссары, где мне приходилось видеть, бездельничают, слоняются. На них противно смотреть.

Я знал, что у Птицына ничего не получу. Я хотел посмотреть, как они живут.

Встретил там Клаву Котенкову и Овчинникову. Очень просились ко мне на работу[21].

4.12

В селе К… моего штаба не оказалось. Даже не смогли точно указать, где штаб армии. В развилке дорог на Можайск и ст. К… пикетов нет, можно было легко проскочить к немцам, ориентиром к станции служили рвы и завалы. Само село было мертво и скучно, как кладбище.

Меня возмущало: неужели не могли дать точный адрес? Какое безразличие к тому, что человек едет на фронт. Ведь так легко можно влипнуть и попасть к немцу в лапы.

На ст. Кубинка на контрольном столбе в сумасшедшем клубке проводов висели два паука-линейщика. Они геройски трудились, наводя связь. Лейтенант с лицом задора и брызжущего смеха выручил меня. Он объяснил: штаб армии ушёл вот уже 15 дней как.

Живут неважно, тыл не обеспечивает даже махоркой. Курили мои папиросы жадно. «Герман» щупал миномётным огнём арт. позицию. Полёт мин напоминал полёт большой птицы. Багровая луна, точно облитая кровью, выползала из-за горизонта.

Возвращался обратно в село К-a. Луна уже разлила своё серебро, и потому опустевшее село казалось ещё более мёртвым и скучным. Нарастала злоба к исконному врагу немцу.

Матушка Русь, Русь святая, когда ж воспрянешь своим духом? Неужто не видишь, у самого сердца топчется ворог?

В телефоне на ст. Кубинка в 3 клм от противника я слышал такой разговор: «Ты понимаешь, начнём в 12 часов, а? Ровно в 12 часов ночи, Раиса Ивановна тоже готова, ты только подсоби нам, понимаешь».

Словоблудие, граничащее с предательством.

5.12

Видел живого и свежезамороженного фрица. Жалкие, не вызывающие сострадания. Одеты по-летнему, с шинелькой эрзац-сукно. В его роте 30 % обмороженных.

Я делаю прогулки по лесу и на всякий случай беру с собой винтовку.

6.12

Капрал Жан Берни из французского легиона перешёл на нашу сторону. Два батальона 4-х ротного состава. В его роте 50 ч[еловек] больных и обмороженных и 30 ч. убитых. Осталось 40 ч., так в каждой роте.

По данным разведки резервы продолжают идти. Когда же будет конец этим резервам?

11.12

Противник пятится, местами отходит почти без боя. Я мало верю тому, чтобы он отдал так добровольно позиции. Немец хитёр и коварен. Москву в лоб не взять. Очень возможно, что отходя, он заманивает. Мы не должны лезть в мешок, надо обеспечить фланги, а кавалерию Доватора в тыл по коммуникациям. Его силы иссякают.

12.12

Ношу гриппозное состояние на ногах. Сплю в унтах и шубе.

17.12

Был в Москве на Казанском вокзале, отдал доктору 16 ап.[22] письмо и открытку для передачи семье в Куйбышев. Доктору я завидовал. Как хочу видеть своих родных дорогих сердцу.

21.12

Немец отступает. Мы часто будем менять квартиру. Мне даёт знать мой обмен, чёрт его взял бы![23]

Ляпин принимает доклад от лётчиков о поисках Доватора.

Я читаю «Десять шутников»[24] и вспоминаю моих деток. Они перед сном часто декламировали: «Десять негритят купались в море…» Я живо вспоминаю их. Какое это было время! Я хочу дожить до этого счастья.

Завтра меняю кв[арти]ру. Работа моя мне не нравится. Это так, одна тоска. Твоей работы, совершенно не по специальности, абсолютно не видно. Для чего я и мои два товарища сюда призваны с большим окладом и неопределёнными

А.э.[25] при нашем штабе к сегодняшнему дню имеет один исправный самолёт. Этой а.э. даётся на завтра ответственное задание найти Доватора[26].

22.12. 20.00

Вчера ночью Доватора убили. Убил немец-автоматчик в момент, когда он вышел на рекогносцировку. Тяжёлая утрата – Доватор, генерал от кавалерии, легендарный (почти) кавалерист, командир кав. корпуса. Его тело вчера ночью привезли к нам.

Когда штаб поднимается на новую квартиру, он мне напоминает балаган. Мы возим с собой железные койки с железной сеткой, матрасы, письменные столы, венские стулья. Всё это громоздко и занимает много места. Освещение штаба, отделов проблема, мука и тоска. Как мы не приспособлены к войне. Каждый отдел занимает машину.

Д. Лазлово в 6 клм. от переднего края обороны немцев.

Наша артиллерия трудится, но сегодня не особенно рьяно. Пулемётный лай ежеминутно, ему вторит эхо и немчура. Где-то за лесом совсем близко рвутся бомбы миномётов немца, он щупает[27].

23.12. 08.30

Вчера проезжал через т-а-б-е-л-ь большого размера трупов красноармейцев, окостенелых в последних конвульсиях. Им приготовлена большая общая могила, но не хватило времени – идём дальше.

Такую же т-а-б-е-л-ь смотрел немцев, у них тоже не хватило время, тоже идут, но не дальше, а ближе, к своему концу.

Вчера же под сосной стоял немец, застывший, без пилотки, без сапог, рыжий, страшный. Смерть застала его в лесу. Кто-то в назидание поставил его стоймя под сосну – мохнатая, вся в снегу. Эту страшную картину надо бы было в тираже один миллион бросать в Германии как листовку. По дороге много трупов немцев, есть раздавленные, отвратительные.

За лесом сейчас идёт жаркий бой, беспрерывно лают пулемёты, и мелкие и крупные. Трудится артиллерия. Миномёты немцев щупают лес, забрасывая мины и к нам. Они боятся леса.

Вывел на путь-дорогу колонну с продовольствием, идущую к Доватору. Заблудились, карт нет. Конники Доватора ждут продуктов. Кони отощали на сене. Везут боеприпасы, везут водку.

17.30

Крестьяне тащат из ям припрятанное от немцев. Радуются, что надули немчуру. Есть несчастные: у них немцы нашли хлеб, картошку и всё, как саранча, сожрали.

В избе, где разместились мы, – 6 чел., в малюсенькой комнате 6 м2 живут две семьи 8 ч., им придётся потесниться «немного», там помещают врача. Все дети, как котята, живут на печке.

26.12

Нач. оперативной] группы тыла ведёт разговор с тылом: «Ну, как у вас лыжи готовы, сколько? 300 пар. Я иду сейчас к хозяину, подождите…»

Идиоты и растяпы.

* * *

На этом кончается 1941 год. Следующая запись – через месяц, в сорок втором. Наступление продолжалось. Времени на дневник не было.

Год 1942-й

21.1.42. Можайск

За этот месяц четыре раза меняли командный] п[ункт] в радиусе 15 клм. Трёпка средств связи. 4-й раз пришли из Никольского в Дорохове. А на носу был Можайск. Я боюсь, что придя в С. пол[ковник] Денисов размотается до последней нитки и мы не сумеем управлять войсками. Радио определённо здесь не в почёте. Связь с дивизией считается только тогда, когда есть связь по телефону. Даже Морзе и СТ-35[28] признаётся на правах не полноправных. Такое у меня сложилось мнение.

Слышать голос своего командира хорошо, ещё лучше личное общение, но надо исходить из технических возможностей.

Денисов это пожилой полковник, командир с огромным стажем, но его загоняли и даже выгоняли из кабинета… как мальчишку.

Я поставил себе задачу, где только возможно, внушать: радиосвязь в условиях наступления есть основной вид связи, всё остальное прилагательное. Никакая проволока не поспеет за войсками.

4.2.42

Сколько интересных моментов, типов и всё нет времени, чтобы вынуть книжку и занести. Сейчас лечу в свой полк, все на колесах, самолётах.

Анатолий, русский человек, он напоминает мне Дм. Ник.[29], а Ляпин дрянненький человек.

5.2

Переживаю обиду, я не имею даже время прочесть письмо моего Игорька. Хорошо написала жена: «Люблю это курносое милое лицо с мохнатыми ресницами». Да, да. Я тоскую по тебе, мой милый, драгоценный, ласковый сын. Твои письма для меня огромная радость.

Я скучаю и тоскую по вас.

Работы навалилось столько, что мне кажется, порой я делаюсь пьяным. Но надо бить проклятых, не давать им передоху.

Когда Т. говорит по телефону, то мне его разговор напоминает раздражительного, мало зарабатывающего извозчика. Он так ужасно нукает, это непередаваемое «дааа», точь-в-точь, как извозчик. Вообще у него мало культуры, он сморкается и плюётся на пол.

18.2

К дневнику я потерял вкус. А его надо вернуть. Впрочем я до сего времени в дневник не заносил свои мысли с тем воодушевлением, как то было и есть в письмах. Надо уметь заносить так, как это умел делать Чехов.

У нас в штабе появилась машинистка. Хорошенькая, знающая себе цену, с гонором к низшим, сдержанна к средним и услужлива к сильным. Она машинистка средней руки и плохой делопроизводитель. Полк[овник] Т. взял её к себе делопроизводителем. Когда узнали об этом, то народ стал, не скрывая, высказывать мнения, противоположные всему здравому.

23.2

Приехал из-под Гжатска. По дороге спал. Ком[анди]р полка связи полковник Снегирёв хорошо угостил. По сути дела я у него встретил наш праздник.

23.2.42. 15.25

Среди поля и леса. Рядом деревня. Солнце пробивает свои лучи сквозь облака. Я останавливаю хорошенькую телеграфистку. Я пьян. Я встретил наш праздник, годовщину Красной Армии. Я формирую себе роту связи. Мне нужны специалисты. Гремит артиллерия. Самолёты противника бомбят передний край. Он близко – 7 клм. Я равнодушен к разрывам. Они сотрясают землю и воздух. Мёрзлая земля передаёт разрывы авиабомб, как землетрясение.

Вот так идут в атаку. Что делает вино! Я стою, облокотившись на осину. Хорошенькая телеграфистка очень хочет пойти ко мне работать. Полковник Анисимов смеётся надо мной, обещает дать работников, но обещает дать потому, что крепко встретил праздник. Я хочу его опутать, пока он весёлый. Мне нужны люди, которые умеют работать. Балласт мне не нужен. С ним я натерпелся горюшка.

24.2

Устроились в школе. Из печей вытащили аммонал, порох, патроны. А раньше здесь жил наш (неразб.). Неужели не топили печь? Вот растяпы.

2.3

В Можайске редкие бомбы падают гораздо ближе от нас, нежели там, на передовой. Не выполнив задания под Москвой, они сбрасывают бомбы по Можайску. За ними гоняются наши истребители и почти всегда они слепые, не видят. Сегодня ночью ходил наш ТБ-3[30], его обстреляли наши зенитчики. Идиоты.

Ночь была тревожная для тех, кто не знал, кого обстреляли.

* * *

«Слепые, не видят» – это потому, что на той, ранней стадии войны наведение самолётов на противника с земли часто было невыполнимо: истребители не были оборудованы радиосвязью. «В отдельных полках, – пишет в своей книге Е. Кояндер, – лишь один-два самолёта были оснащены передатчиками, а остальные, и то далеко не все, приёмниками».

8.3

Что-то не видно ожидаемого результата. Пришли дивизии, авиаполки. Ав. полки громят каждый день. Сидит проклятый, как крыса, как хорь, залез в щели. Гжатска мы ещё не взяли. Под Гжатском мы потеряли много времени, за кот[орое] будем расплачиваться большой кровью. Весна чувствуется каждый день.

* * *

При январском наступлении Красной Армии немцы отошли к линии Юхнов – Ржев – Гжатск. Но Гжатска не взяли потому, что наступающие войска были ослаблены отводом ряда соединений в Резерв Верховного главнокомандования в то время, когда немцы, наоборот, значительно усилили оборону группы армий «Центр».

14.3

Свирепый день вот уже вторые сутки. Леденеет самолёт, сердце и жизнь. Сейчас я в госпитале № 2642, искал и наконец нашёл врача по глазам. Болят давно глаза – последствие полётов без очков.

На окраине Можайска госпиталь и поликлиника. Поликлиника выходная (!). Врач Туроверова женщина 35 лет, красивая, но грустная и запущенная (с юга, как она говорит). Пишет письмо в ожидании, как сделают мне лекарство, ну а я взялся за дневник. За стеной играет патефон, всё русское, советское, родное.

Греет печка, три кровати, тесно, но чисто. Люди в куче. Война теснит и опрощает взаимоотношения. Мне скучно. Я тоскую по дому, семье.

23.3

В первой декаде нами было предпринято наступление на Гжатск. Много артиллерии, по некоторым] сведениям на одном ударном направлении 500 орудий. Много авиации. В частности наш ВВС получил два полнокровных полка. Подбросили стрелковых частей – дивизии. В тылу у прот-ка действовала группа Ефремова в составе 3-х дивизий по 8 тыс. штыков каждая, не меньше. Ещё западнее действовала группа Белова. Где-то там (за Вязьмой) рыскала ДЛК[31].

Сегодня 23.3. мы стоим на прежнем месте. Наше наступление захлебнулось в собственной крови 19000 чел. потерь.

Нужно отдать справедливость, он хорошо умеет создавать оборону.

Он ахает, но не сдаётся. Наступление вели через лес, где снегу по пояс. Кто взял это направление?

27.3

Группа Ефремова, Белова. Ей возили скудные пайки для артиллерии, автоматов и желудка. Часто возвращаются обратно. Природа против, пурга. Они давно перешли на 200 гр. конины. Хлеб добывают из необмолоченных стогов. Сами обмолачивают, мелют на жерновах и пекут лепёшки. У Ефремова к тому же неск. тысяч раненых – и это в тылу. Он должен выйти, по-моему, на соединение с… Это сделать очень трудно. Немчура понимает наш замысел и стремится противопоставить свою силу[32].

Все ждут весну. Копятся силы. Будут битвы. Кровопролитные битвы.

1.4. Можайск

Проездом и заездом. Был в нём днём и обратно заезд. Ночью. Страшный город после войны. Луна в зените, разлив свой бледно-серебряный свет, делает город подчёркнуто мёртвым. На площади ещё много разбитых немецких автомашин и танков – кладбище. Тихо. Патрули и часовые почти у каждого дома. Ходить можно, зная пароль. Я тихо еду в автомашине.

8.4.42

К часам 22, когда затихает работа, Иванов заводит патефон. Я сажусь в глубокий диван и весь ухожу в музыку и песни нашей Родины. До чего же хороши наши советские песни! До чего же все они близки сердцу и бесконечно дороги! Всё это было когда-то в прошлом. Мы не ценили всё, что имели. Как часто я ругался с товарищами, не ценили, мало любили, мало дорожили, что завоевали наши отцы, что добыли сами в наши пятилетки. Эх! Сколько бы я дал да и все мы, чтобы вернуть прежнюю жизнь! А будет же это время. Обязательно будет. Проклятый гитлеризм разгромим и начнём опять трудовую жизнь.

15.4

Пять дней назад я увидел жаворонков – предвестники тепла весны полного хода. Пять дней назад поля были в снегу, глубоком снегу. Сегодня снега почти нет, остался в ложбинках и тот тонкого слоя. Бурно бегут ручьи, превращаясь в слияниях в реки. Аэродромы стали не годные. Наши не летают, немчура тоже не летает.

На юге, видимо, наступили жаркие дни. Льётся кровь. Трижды проклятый всем миром маниак Гитлер, видимо, бросил туда немало сил. Он рвётся к нефти. Я не верю в его успех. Вот так же, как не верил во взятие Москвы. Не чуда ждал тогда я, а верил в силу народа. Русского народа. Правда, мы много проиграли – когда 23 года занимались развитием интернационального чувства: родина это вся земля. Я помню, как ругали тех, кто вспоминал историю русского народа. Я сам был бит в 23 и 24 году за разговоры о Суворове, Кутузове, Минине и Пожарском, о Петре Великом и т. д. и т. д. Это же народное, русское, оно так крепко живёт! Мы бы вот теперь, ещё в начале войны больше сделали и тем больше в период наступления. А вот не сделали. Дух-то всё-таки не в том расцвете, как то было у наших стариков. Его надо было беречь и выпестывать, а не прививать абстракцию. Сейчас расплачиваемся кровью.

Я живу в деревне. Вижу и разговариваю с крестьянами. Немец за три м[еся]ца своей оккупации сделал с ними то, что назыв[ает]ся в лучшем случае внушение неуверенности к нам. Есть сопоставление: при немцах мы жили, не выгоняли нас, а вы выгоняете. Это вопрос выселения из некот. изб, где штаб. Они все ненавидят немчуру, но у них всех (женщин) проголодь заняла все другие чувства. Даже обозление – чего встали, гоните дальше…

Весенняя вода смывает в реки трупы и конечности. Наступает страшное время эпидемических болезней.

Ребятишки за рекой стреляют из винтовок грачей. Стаял снег и открыл трофеи. Есть много и нашего. Крестьянка сегодня дала мне подсумок и в нём две обоймы нашего полуавтомата, так необходимые мне. Всё в полнейшей исправности. Шофера вчера притащили запчасти к пикапу. По труднейшей весенней дороге на салазках тащили клм 20. Притащили и шатались от усталости и голода (не обедали). Труд необычайный, старание. Пикап будет в полной исправности.

9.5.42

Хочется крикнуть на всю Русь. Не хочу я в тыл! Хочу остаться на фронте. Это второй случай, 1-й это нач. кафедры оперативного] искусства, прибывший для изучения опыта войны, жил 13 дней со мной в одной комнате. Культурный человек. От него я многое почерпнул. И вот теперь бриг, инженер тоже предлагает: «Там нужны такие командиры». Там – это Свердловск, Чкалов.

Смотрю в окно и мне делается тоскливо и страшно. Оставить всё, что здесь, разделить всё это на 1000-чу и более километров. Родина, матушка Россия! Не иметь непосредственного соприкосновения с битвой с проклятым фашизмом! Не хочу![33]

26.5.42. 20.15

На обратном пути из д. Ватулино – с аэродрома, я застрял на лесной дороге. Шофёра Сипат[ова] послал обратно на аэродром в роту связи – за помощью.

Тёплый майский вечер. Кукует далеко-далеко кукушка, чирикают пташки. Жрут комары. Курю, но это не помогает, комары атакуют.

Хочется уйти вглубь леса, но совсем у дороги заложены мины. В начале мая здесь взлетели на воздух связисты. С предосторожностью ушёл в лес. Смотрю за машиной и наслаждаюсь природой.

В таком лесу на дорогу хорошо выходить, «гулять» партизанам.

1.6.42. д. Новинки

24 мая исполнилось два ме[ся]ца, как сидим в этой деревне. При взятии Можайска гнали до Гжатска, имея достаточно пороху, можно было на плечах врага занять и Гжатск. Дойдя клм. 16–18, выдохнулись. За Гж[атском], за Вязьмой образовались районы Советской] Власти. Брошены большие десанты. В брешь прорванного фронта проскочила группа Ефремова, Белова. ДЛК это дивизии и корпуса. Левый и правый фланг Зап. фронта должны были замкнуться где-то в центре. Окружение слоёного пирога не вышло.

Ещё в начале апреля одна наша часть под командованием полковника X подошла к Витебску. Растерялся полковник, забоялся большого города, не вошёл в него. В городе был совсем маленький гарнизон. Немцы воспользовались растерянностью полковника и подтянули силы. Наши отступили клм на 15. Что с ними сейчас?

Реорганизация ВВС армии в ав[иа]дивизии должно принести свою пользу. ВВС армии себя совершенно не оправдали. Использование авиации командирами было неправильно в своём большинстве вплоть до анекдотов. Напр., авиацию требовали и посылали по отдельным объектам: пул. гнездо, церковь, где засели автоматчики. Ко-ры дивизии кричат: «Не могу продвинуться, никак не взять огнём автоматчиков, дайте авиацию!»

Дивные дни стоят. Тёплые. Поля украсились цветами. Поют жаворонки. Речка. Давно нет писем из дому. Забралась тревога, что-то случилось. Эти дни преследует желание побыть дома. Как хорошо там на Волге!