Трансформация региональной модели международных отношений в Западном полушарии

Самым резонансным шагом стало создание Южноамериканского совета обороны (ЮСО), в котором нашли отражение стратегические представления о необходимых мерах по безопасности Западного полушария помимо тех, что уже давно реализовывались под эгидой США. С учетом заявлений о целесообразности формирования южноамериканских вооруженных сил, зачатки такого сотрудничества во многом напоминали Европейскую политику обороны и безопасности. Заметное посредничество УНАСУР в отдельных кризисах (конфликт между Колумбией, Венесуэлой и Эквадором, продление полномочий срока президента Эво Моралеса в Боливии в 2008 г., импичмент президента Парагвая Фернандо Луго в 2012 г.) заставило некоторых авторов сделать вывод о том, что динамично развивающаяся организация вскоре полностью вытеснит ОАГ8.

Однако экономическая рецессия в регионе с 2008 г., постепенное вступление Венесуэлы в глубокий структурный кризис, смена политического курса в Аргентине и Бразилии в 2015—2016 гг. нанесли по УНАСУР тяжелый и во многом невосполнимый удар. Он практически перестал функционировать к 2018 г., а затем был заменен на во многом аморфное объединение Форум за прогресс и развитие Южной Америки (Foro para el Progreso de América del Sur, ПРОСУР), который был призван стать его «наследником». Между тем сама непроработанность задач этой перестройки правоцентристскими правительствами Аргентины, Колумбии и Чили говорила о том, что «континентальный» формат взаимодействия являлся нецелесообразным9.

Аналогичные процессы наблюдаются и в других объединениях. Так, сохранилось, но теряло свою значимость Сообщество латиноамериканских и карибских государств (Comunidad de Estados Latinoamericanos y Caribeños, СЕЛАК), образованное в 2010 г. вместо Группы Рио – наиболее действенного и эффективного механизма политических консультаций и коалиционной дипломатии ведущих государств региона. Напомним, что СЕЛАК было образовано формально по инициативе Мексики. Однако за ней отчетливо просматривалась дипломатическая активность администрации Б. Обамы, которая стремилась избавиться от такого неудобного оппонента, как Группа Рио10. В последнее время политический накал, вызванный критикой политических репрессий, якобы имевших место на Кубе, в Венесуэле и Никарагуа, вышел на передний план на встречах СЕЛАК (особенно ярко это показала напряженность атмосферы в Мексике в сентябре 2021 г., когда некоторые лидеры откровенно высказывались против присутствия там Мигеля Диаса-Канеля и Н. Мадуро).

Обозначился процесс затухания и такого изначально перспективного объединения как образованное в 1991 г. Ибероамериканское сообщество наций (Comunidad Iberoamericana de Naciones, CIN) в связи с утерей к нему реального интереса у правящих кругов Испании и Португалии и ведущих государств Латинской Америки11. Последние саммиты сообщества, проводившиеся раз в два года (встречи на высшем уровне в первом десятилетии существования объединения проводились ежегодно), скорее, напоминали «клуб президентов», на которых в основном обсуждались общие материи (как, например, «этические ценности демократии») и не принималось каких-либо значимых решений.

При этом оказавшись уже в начале XXI в. в своеобразном геополитическом треугольнике США – Китай – ЕС ведущие латиноамериканские государства предприняли немалые усилия для максимальной диверсификации внешних связей с целью окончательного преодоления замкнутости системы международных отношений в Западном полушарии, присущей ей на протяжении фактически всего прошлого века. Особенно интенсивным оказалось расширение сфер взаимодействия с Китаем. По Тихому океану был проложен своеобразный «шелковый путь». Были также приняты меры для наведения трансатлантического моста между Латинской Америкой и Западной Европой.

Трансформация затронула и латиноамериканские интеграционные группировки, в которых начался процесс деидеологизации и преодоления достаточно формального характера деятельности. Акцент был сделан на приоритетах социально-политической стабильности и экономического развития государств-членов. С одной стороны, это привело к постепенному торможению деятельности ряда образований, а в ряде случаев и к их фактическому отмиранию.

Вступили в полосу постепенного распада такие интеграционные объединения как образованный в 2004 г. на волне «левого поворота» Боливарианский альянс для народов Америки (Alianza Bolivariana para los Pueblos de Nuestra América, АЛБА). Та же участь постигла и старейшее субрегиональное объединение (образовано в 1969 г.) Андское сообщество наций. Одной из главных причин кризиса вышеупомянутых образований стала как их возросшая политическая гетерогенность, так и отсутствие долгосрочной программы развития, что усилило центробежные тенденции.

Но с другой стороны, такие интеграционные объединения как МЕРКОСУР, образованный в 1991 г., и Тихоокеанский альянс (2011 г.) вступили в новую фазу развития. Первое из них пережило несколько этапов в своем развитии. В начале XXI в. левонационалистически настроенные лидеры объединения успешно противодействовали попыткам администрации Дж. Буша-младшего образовать выгодную США Общеамериканскую зону свободной торговли (Free Trade Area of the Americas, АЛКА). Во втором десятилетии, несмотря на попытки правительств Маурисио Макри (Аргентина) и Жаира Болсонару (Бразилия) его «деидеологизировать», то есть иными словами сделать более лояльным Вашингтону, все же группировка продолжала достаточно успешно функционировать.

Более того, МЕРКОСУР после продолжавшихся более двух десятилетий переговоров с Европейским Союзом (ЕС) в июне 2019 г. удалось заключить соглашение о переходе на режим свободной торговли. Однако на этом пути возникли существенные препятствия. Согласно подписанному соглашению оно могло вступить в силу лишь после его ратификации высшими законодательными органами всех государств-членов двух объединений, а их в общей сложности насчитывалось тридцать одно, не считая ассоциированных государств МЕРКОСУР (Чили и Боливии). На момент написания монографии оно не было ратифицировано ни одним из них.

Образование Тихоокеанского альянса изначально во многом было инициировано администрацией Б. Обамы, хотя формально с идеей его создания опять же выступила Мексика. Предполагалось, что оно органично впишется в стратегию двух «стратегических колец» и интегрирует четыре латиноамериканских государства (Мексику, Колумбию, Перу и Чили) в Транстихоокеанское партнерство (Trans-Pacific Partnership, ТТП), соглашение об образовании которого было подписано министрами торговли двенадцати азиатских и латиноамериканских государств в феврале 2015 г. в новозеландском Окленде.

Администрация Д. Трампа в январе 2017 г. вывела США из ТТП, тем самым, по сути, положив конец инициативе своего предшественника. Тем не менее, Тихоокеанский альянс продолжал развиваться. Объединяя более 200 млн. потребителей и обладая совокупным почти 2-х миллиардным ВВП (около 40% ВВП всей Латинской Америки) объединение по своему экспортному потенциалу почти вдвое превосходило МЕРКОСУР и стало одной из ведущих интеграционных группировок современного мира. При этом оно включало в себя более пятидесяти государств-наблюдателей.

Соединенным Штатам так и не удалось реализовать в Латинской Америке разработанную еще в период администрации Б. Обамы концепцию «устойчивого развития» этого региона. Сделанный Дж. Байденом в период первого года президентства акцент на охрану окружающей среды и, главное, на совместное с другими государствами противодействие потеплению климата не привел к каким-либо реальным результатам в решении проблемы в Западном полушарии. При этом межамериканская система вновь продемонстрировала полное бездействие12.

Латиноамериканский регион на протяжении многих лет является территорией активной миграционной мобильности, в котором оформились два региональных пространства передвижения. В северной части континента в мобильность, ориентированную на США, были вовлечены трудовые мигранты из Мексики, а также беженцы из центральноамериканских государств. Первоначальные причины исхода, характерные для периода активной фазы центральноамериканского конфликта в 1980-х гг. постепенно сменились социально-экономическими мотивами. Таким образом, к началу 1990-х гг. сформировалось миграционное пространство, в котором были непосредственно задействованы США в качестве ключевой страны приема, а также Мексика и несколько центральноамериканских государства – Гватемала, Гондурас и Сальвадор – в статусе основных миграционных доноров. Сложившийся формат региональной мобильности активно развивался на протяжении более 20 лет.

В то же самое время на юге полушария, в Южной Америке постепенно расширялась практика внутрирегиональной мобильности. В ней постепенно установились устойчивые направления миграции, связывающая между собой территориально близкие страны. На протяжении двух десятилетий региональная ситуация была относительно стабильной.

Однако в начале второго десятилетия XXI в. все стало меняться. Произошедшие миграционные кризисы – центральноамериканский и венесуэльский – стали катализаторами системных изменений. В целом миграционная система в Западном полушарии вошла в новую стадию процесса трансформации. Постоянное напряжение на мексикано-американской границе, ограничения мобильности по всему континенту, связанные с попытками противостоять распространению пандемии COVID-19, все это способствовало пересмотру политических решений в вопросах миграционного контроля. На фоне новых вызовов постпандемийного развития проблематика венесуэльского миграционного кризиса фактически ушла из медийной повестки. Хотя его влияние на субрегиональную систему осталось (через давление на социальные системы стран Южной Америки, принимающих венесуэльских мигрантов), оно не привело к структурным изменениям всей системы.

В то же самое время основные изменения происходили в северной части полушария, где продолжал обостряться центральноамериканский миграционный кризис. Динамика миграционных процессов, синхронизированная с несогласованностью миграционной политики республиканской и демократической администраций в США, приводили к нарастанию напряженности в субрегионе.

Одним из последствий начавшейся трансформации стало изменение миграционной модели Мексики – уход от парадигмы исключительно донора рабочей силы и усиление статуса транзитного государства. Это привело к расширению круга вопросов, решаемых на политическом уровне, а также повысило статус латиноамериканской страны во взаимодействии с США, центральноамериканскими и другими государствами региона. Подобное усложнение системы создало для Мексики определенные сложности, в то же время открывая новые возможности для ее внешней политики.

Важную роль в текущей трансформации сыграла пандемия. Она стала дополнительным фактором давления на все государства региона. Негативные макроэкономические процессы усилили действие выталкивающих факторов, провоцируя новые волны исхода населения из государств Центральной Америки.

Серьезную роль сыграла трансформация оценки гуманитарной составляющей в контексте дихотомии прав человека на свободное передвижение и примата безопасности государства. Она проявилась в принципах регулирования доступа на территорию США в рамках борьбы с COVID-19. Принятые администрацией Д. Трампа, а впоследствии продолженные Дж. Байденом ограничения, стали предметом острых споров об основах миграционной политики и дискриминации. Дискуссия о правах на свободу передвижения, обязательствах международной защиты и примата безопасности – все это создало новую «оболочку» стратегий реализации миграционной политики, ее зависимости от внутриполитических дискуссий.

Экстраординарный приток мигрантов и беженцев, с которым столкнулись американские власти, трансформировал политику администрации Байдена. Напряженность на мексикано-американской границе привела к отходу от анонсированных шагов по облегчению миграции. Очевидно, что администрация Байдена перешла от попыток расширить возможности по работе с мигрантами в США к политике сдерживания, направленной на то, чтобы переместить мигрантов как можно дальше от границы между США и Мексикой. Такие действия обозначили фактическую преемственность миграционной политики, несмотря на первоначальные заявления.

Можно предположить, что позиция США во многом оказывалась зависимой от не столько внешнеполитического контекста взаимодействия со странами субрегиона, сколько от политического расклада сил внутри страны. Все эти факторы влияли на преемственность и изменчивость миграционной политики США, Мексики, центральноамериканских государств, на их статус в субрегиональной миграционной системе, а также вело к изменению всей системы отношений в Западном полушарии.

В целом исследователями отмечается такое явление, как раскол Латинской Америки на отдельные субрегиональные конгломераты и механизмы взаимодействия, без заметных успехов в выстраивании единой региональной архитектуры (spatialization). Причина такого положения дел усматривается, во-первых, в уже отмечавшемся ранее отсутствии единого целеполагания, которое позволяло бы развивать интеграцию независимо от сменяющих друг друга правительств, а, во-вторых, из-за «статичности» каждого из экономических интеграционных объединений. Тем более что товарооборот участников этих объединений с региональными партнерами (главным образом, в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Европе) значительно выше13.

В этих условиях в литературе поднимают вопрос о том, стоит ли вообще ожидать в ближайшее время очередной «волны» регионалистских устремлений. Согласно устоявшимся представлениям, до сих пор выделялось четыре таких этапа, начиная с интеграции по лекалам Экономической комиссии ООН для стран Латинской Америки и Карибского бассейна (United Nations Economic Commission for Latin America and the Caribbean, ЭКЛАК), через процессы политической демократизации 1980-х – 1990-х годов и «розовую волну» полевения региона в 2000-е годы. Изучение общественных настроений в латиноамериканских и карибских странах свидетельствует о заинтересованности в удовлетворении социальных нужд и повышении уровня жизни, однако респонденты далеко не всегда связывают эти достижения с созданием постоянных надгосударственных региональных структур14. Возможно, правомерным является версия, по которой наиболее оправданно рассчитывать на расширение регионального взаимодействия, сохранение экономической интеграции при прекращении серьезных попыток сформировать качественно новые общерегиональные институты.

§2. Латиноамериканская политика США при Дж. Байдене

Система международных отношений в Западном полушарии претерпела заметные изменения после победы Дж. Байдена на президентских выборах в США в ноябре 2020 г. Во многом это стало результатом попыток нового президента перезагрузить латиноамериканскую политику Вашингтона.

В своей предвыборной риторике Дж. Байден заявлял о неприятии подхода своего предшественника к мировой политике. Напомним, что тот выразился в пренебрежительном отношении к международному праву, к принципу многосторонности, к участию в деятельности международных организаций. Это подтвердил выход США из ТТП. Д. Трамп вывел США из Парижского соглашения по климату, из Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), заблокировал деятельность Всемирной торговой организации (ВТО). В Западном полушарии попытка поставить под полный контроль Вашингтона деятельность ОАГ привела лишь к обострению в ней кризисных явлений.

Не лучше обстояло дело и на латиноамериканском направлении. Изначально спровоцированная 45-м президентом Соединенных Штатов конфликтная ситуация с соседней Мексикой, связанная в первую очередь с миграционным кризисом, нанесла сильный удар по до этого достаточно устойчивому развитию этого государства. Напомним, что для предыдущих американских администраций стабильность в Мексике считалась чуть ли не аксиомой. Все это привело к потере Вашингтоном в лице Мексики стратегического союзника, которого, по существу, обеспечила себе администрация Б. Обамы.

Д. Трамп последний год своего президентства потратил главным образом на то, чтобы набрать как можно больше очков в ходе начавшейся предвыборной кампании и это признало большинство американских экспертов, которых трудно обвинить в излишних симпатиях к Дж. Байдену.

Так Ричард Файнберг, в свое время занимавший пост ответственного за ибероамериканскую политику в Совете национальной безопасности, а с конца 2019 г. ставший членом ассоциации «Латиноамериканская инициатива» Брукингского института, дал следующую оценку политике Д. Трампа в отношении Латинской Америки, с которой с оговорками можно согласиться: «В свое время мы стремились продвигать демократию, права человека и открытую экономику. Трамп фактически выбросил в окно эти традиционные принципы нашей латиноамериканской политики»15.

Дж. Байден, занимавший пост вице-президента в течение двух сроков президентства Б. Обамы, надо отдать ему должное, не раз бывал и в принципе знал Латинскую Америку лучше, чем любой предыдущий президент США. Он посетил регион 16 раз и, по сути, отвечал в администрации за политику в Западном полушарии.

Однако отнюдь не этот регион занял приоритетное место в его внешнеполитическом планировании. Много было сказано о новых общих подходах – необходимости возвращения к принципу многосторонности, восстановление участия в Парижском соглашении по климату, разблокирование деятельности ВТО, восстановление членства в ВОЗ, то есть исправление всего того, что за четыре года сумел «натворить» его предшественник. В целом для Дж. Байдена, в особенности после беспрецедентных событий, связанных со штурмом Капитолия сторонниками проигравшего Д. Трампа в январе 2021 г., стояла непростая задача восстановить престиж и доверие к США мирового сообщества.

Признаем, что Дж. Байден в период президентства республиканца, как говорится, не терял времени даром, видимо, осознавая, какое «осиное гнездо» не без помощи миграционной политики Д. Трампа образовалось буквально под боком у Соединенных Штатов в Центральной Америке.

Новый американский президент, вероятно, отдавал себе отчет в том, что необходимо предпринять меры по предотвращению вызванного пандемией нового миграционного потока в США из «северного треугольника» (Гватемала, Гондурас, Сальвадор). Показательно, что Дж. Байден еще до президентских выборов встретился с лидерами этих государств, взяв с них словесное обязательство использовать имеющиеся ресурсы для борьбы с коррупцией, насилием и ужасающим уровнем жизни большинства населения, что и приводило к потокам массовой миграции.

Однако это мало что могло реально изменить. Ведь, по сути, речь шла о во многом несостоявшихся государствах (failed states). И именно высокий уровень коррупции, в которую были вовлечены не только высшие государственные деятели, но и правовые и силовые структуры, являлся одним из главных побудительных мотивов, вынуждавших десятки тысяч простых людей покидать свои страны в почти безнадежной ситуации.

Отметим при этом безуспешные попытки предыдущих американских администраций вливанием финансовых средств в укрепление местных сил правопорядка решить ситуацию с «северным треугольником» без серьезного контроля над их использованием. Ну, а Д. Трамп, применяя драконовские меры по предотвращению миграции, вообще отказался от участия в мониторинге ситуации в этих государствах таких солидных международных организаций, как Международная комиссия ООН по предотвращению нарушений правовых норм и Миссия ОАГ по поддержке борьбы с коррупцией и нарушением законодательства.

Обновление политики в Центральной Америке, очевидно, требовало взаимодействия с Мексикой. Но президента ожидали и другие трудноразрешимые проблемы, связанные с этим государством. Пандемия уже спровоцировала новую волну мигрантов из Мексики и Центральной Америки в США. В чем-то этому, сам того не желая, помог Дж. Байден, заявив, что он откажется от жесткого курса Д. Трампа по силовой депортации нелегалов в Мексику и будет применять к ним более гуманный подход.

Особое значение президент придавал охране окружающей среды и решению проблем климата. В первую очередь он восстановил участие США в Парижском соглашении по климату. Об этом свидетельствовали, в частности, кадровые перестановки в руководстве новой администрации. Так бывший в период второго президентства Б. Обамы госсекретарем Джон Керри был назначен специальным посланником президента по вопросам климата. Джина Маккарти, имевшая большой опыт руководства Агентством по охране окружающей среды, получила высокую должность в Белом доме.

Отношения с Мексикой во многом неожиданно при Дж. Байдене заметно осложнились. И речь идет, конечно же, не только о том, что президент этого государства Андрес Мануэль Лопес Обрадор одним из последних и в достаточно холодной форме поздравил Дж. Байдена со вступлением в должность президента, что резко контрастировало с его куда более теплым поздравлением Д. Трампа в 2016 году.

Как отмечал американский политолог Д. Дрессер, мексиканский президент вероятно в силу политического прагматизма наладил с Д. Трампом дружеские отношения, подчиняясь требованиям США по пересмотру Североамериканского соглашения о свободной торговле (North American Free Trade Agreement, НАФТА) и ужесточению миграционного контроля. Американский президент в свою очередь старался игнорировать усиление авторитарных популистских тенденций в политике своего южного соседа16.

При Дж. Байдене была резко ограничена деятельность на территории Мексики представителей ЦРУ, ФБР и Администрации по борьбе с наркотиками (Drug Enforcement Administration, DEA). Более того, А. М. Лопес Обрадор открыто обвинил их во вмешательстве в политическую жизнь страны.

Мексиканский президент свернул реформу энергетического сектора, начатую своим предшественником, чтобы привлечь в отрасль иностранный капитал, и выступил за укрепление государственной монополии. От этого в первую очередь пострадали американские компании, вложившие немалые средства в нефтегазовую отрасль Мексики.

Мексиканские власти отказались от участия в Плане Мерида, направленном на перевооружение и обучение вооруженных сил и полиции Мексики и стран Центральной Америки. Введенная в действие еще в период президентства Дж. Буша-младшего, эта программа финансировалась и в одностороннем порядке контролировалась Соединенными Штатами. На имевшей место 30 июля 2021 г. встрече министра иностранных дел Мексики Марселу Эбрарда и госсекретаря США Энтони Блинкена мексиканской стороной был поставлен вопрос о выработке нового соглашения по безопасности, которое предусматривало бы равноправное участие обеих сторон.

Став с июля 2021 г. председателем СЕЛАК, А. М. Лопес Обрадор сразу же выступил с жесткой критикой ОАГ, которой, по его словам, «управляет одна держава», подразумевая, естественно, США, и заявил о необходимости образования новой организации.

Даже COVID-19, как отмечает Д. Дрессер, мексиканский президент пытался использовать в своих политических целях. Он процитировал высказывание А. М. Лопеса Обрадора, проговорившегося, что пандемия «le cayo como anillo al dedo» (рус. перевод: «упало прямо на палец как драгоценное кольцо»), так как это позволило ему ужесточить недемократические процедуры, которые встретили бы сопротивление общественности в обычное время17.

Весьма непросто, вероятно, могли бы складываться отношения с Мексикой в рамках Соглашения США-Мексика-Канада (United States—Mexico—Canada Agreement, USMCA) – новой редакции вступившего в силу еще в 1994 г. НАФТА. С одной стороны, Дж. Байден поспешил направить А. М. Лопесу Обрадору несколько своих эмиссаров, чтобы наладить более плодотворное взаимодействие с мексиканской стороной, в частности, для определенной гуманизации пограничного режима. При этом требование к Мексике закрыть границу с Гватемалой, неоднократно выставлявшееся администрацией Д. Трампа, оставалось в силе.

В целом американо-мексиканские отношения ожидали немалые сложности. Все упиралось в содержание USMCA, в котором выпукло смотрелись положения о трудовом законодательстве и охране окружающей среды. Д. Трамп «смотрел сквозь пальцы» на то, что для Мексики их четкое выполнение было реально не под силу. Для Д. Трампа это была своеобразная «плата» за выставленные им условия миграционной политики Мексики, которая вынуждена была их строго выполнять.

Дж. Байден, а также канадская сторона, скорее всего, не смогли бы игнорировать эти болезненные для Мексики проблемы и не пошли бы на такого рода «компромисс», что неизбежно могло вызвать рост напряженности в американо-мексиканских отношениях.

В целом же наметившееся ухудшение американо-мексиканских отношений на самом деле не было выгодно ни одной из сторон. Для Дж. Байдена крайне необходим был стратегический партнер, и в первую очередь, для наведения порядка в Центральной Америке. Для Мексики нормализация отношений с США давала возможность освободиться от постоянного прессинга, которому страна подвергалась со стороны администрации Д. Трампа.