bannerbanner
Куда кого посеяла жизнь
Куда кого посеяла жизнь

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 8

«В прошлый раз, мы убедили друг друга, что мы оба –Немцы. Ну, со мной все понятно. А позвольте спросить у вас, Моника, как вы думаете, должны поступать немцы, когда их страна ведет тяжелую и жестокую войну на многих фронтах?» – Отто пристально посмотрел ей прямо в лицо.

«Я думаю, что в такой период, все немцы, где бы они не находились, должны помогать своей стране, Германии, и, конечно же, – друг другу. Это и будет посильная помощь каждого из нас» – высказала свое мнение Моника.

«Я от вас и не ожидал иного ответа! Очень хорошо и очень правильно! Только не каждый немец знает, что для этого надо делать. Мы знаем, что и как надо, и, если вы, Моника, тоже пожелаете помочь Великой Германии, и пойдете с нами рядом, то мы и вас научим, чем и как, лучше помочь своей родной стране. Научим вас служить Родине и жить вначале её интересами, а потом только своими, но опять же в ее интересах. Это действительно служба, да, ответственная, сложная, суровая, но – интересная, а -главное, – постоянная, на всю жизнь. С этой службы никто не может уволиться по собственному желанию, с неё могут только убрать. Навсегда. Да, это так. Ради неё (этой службы), может быть, придется отказаться, от чего-то, особенно личного, но служение высокому долгу, а также некоторые довольно заметные привилегии и преимущества тех людей, которые состоят на такой службе, значительно перевешивают все возможные при этом неприятности. И люди идут на такую службу, а таким талантливым индивидуумам, как вы, в нашу службу – всегда открыты двери.

И еще. Абсолютное большинство людей, работающих на нас (не «у нас»), несут свою службу незаметно, если хотите – тайно. Они официально и легально работают в разных отраслях, но каждый из них, в своей «второй» жизни, работает над выполнением тех заданий, которые ему доведены при поступлении на службу к нам, и он их выполняет под постоянным контролем соответствующих кураторов. Идет, повторяю, война. Да, мы располагаем целой сетью школ, в разных странах, где готовим кадры для нужд нашей армии и разведки. Одних учат минировать, других – устраивать различные диверсии, взрывать и убивать; мы также готовим радистов, пропагандистов, разведчиков-шпионов и провокаторов, учим внедрению в различные сферы деятельности на территории потенциального противника и еще многому, многому другому. И особое внимание уделяем учебе работать с документами, шифровкой, дешифровкой, их изготовлением, подделкой и т.п.. Это как раз направление, близкое по духу именно вам, Моника. Я не зря рекомендовал вам, и вас, для поступления именно в школу такого профиля, которая работает под легальной вывеской нотариальной, и где, кстати, получают очень неплохие знания и по этому направлению. Я бы вам советовал, во-первых – придти к нам на службу, а во-вторых -позаниматься в такой школе и получить попутно перспективную профессию нотариуса. Всегда пригодится по жизни. Как вы вообще на все это смотрите?».

Внимательно слушавшая его монолог, слегка расслабившаяся от его прямой и убедительной речи, ну и, конечно, – от двух бокалов шампанского, Моника, не колеблясь, ответила: « Я вас поняла и полностью согласна со всем, но у меня будет одна и большая просьба». «Какая?» -уточнил Отто.

«Не знаю, насколько это возможно в системе, которой вы служите, но я бы хотела, чтобы мы с вами работали рядом. Лучше –если бы всегда. Простите, может я не так что-то сказала.»-испугалась она самой себя и так посмотрела на Отто, что он, почти непроизвольно, поднялся, подошел к ней, легко, как пуховую, поднял её на руки и отнес на кровать в спальню, сам сразу вышел оттуда в гостиную, промолвив: «Я скоро приду!», жестом руки показав ей дверь в уборную….Они пробыли вместе эту ночь. После того, как Отто убедился, что Моника впервые так близко сошлась с мужчиной, и именно с ним, она еще более выросла в его глазах. Утром они перешли на «ты». Еще немного понежились, потом собрались, Моника приготовила завтрак, за которым они завершили вчерашний разговор.

Она подтвердила свое намерение работать с ним в одной системе, и готовность сразу с наступлением времени производственной практики, идти учиться в ту специальную школу, куда он рекомендовал.

Они стали чаще встречаться. Каждый раз Отто приносил ей дорогие подарки, а потом начал оставлять и деньги «на карманные расходы». Монике это нравилось. Постепенно она вошла во вкус таких отношений между ними и принимала все, как само собой разумеющееся. Никаких поручений Отто ей не давал, ничего не требовал, посещал её, когда она обучалась в «нотариальной» разведывательной школе, и продолжал дарить подарки.

Моника закончила обучение в училище (лицее), получила диплом педагога, с отличием, даже в двух экземплярах, – на немецком и на украинском языках, что было вполне объяснимо для того места, выпускники – румыны, получали дипломы тоже на немецком и румынском языках, по желанию. Потом Моника закончила с отличием ту специальную «нотариальную» школу и там тоже получила дипломы на двух языках. И так все было хорошо для Моники в то лето сорокового года, так приятно было ей жить в этом замечательном городе Черновцы, в этой действительно «малой Вене на Пруту», имея рядом такого надежного опекуна, как Отто, Но….

В августе месяце того же года, в Черновцы вошли советские войска. Все перевернулось с ног на голову, а потом начало рассыпаться во все стороны. Сбежал отец, оставив их даже без крыши над головой. Исчез из Черновцов, в спешном порядке, Отто. В городе творилось что-то непонятное – одни – спешно покидали его, появлялись другие, шла неизбежная в таких случаях чехарда во власти, румыны ушли, автоматически заменить все и сразу, было сложно. Появилась масса организационных проблем и все это не улучшало общего настроения людей, и тех, кто был за вхождение Буковины в СССР, и тех, кто был против.

После бегства мужа и настойчивых требований нового хозяина в срочном порядке освободить дом, мама Моники совсем разболелась. Но, при этом, она все свои беды сваливала на советскую власть и на тот злобный Советский Союз, который пришел на Буковину и все разрушил в её семье. Аргументы о том, что её муж, продал дом и мастерские, еще три месяца тому назад, когда о приходе новой власти, не могло быть и речи, она не воспринимала и проклинала, как она выражалась – только «большевиков». Ненависть к новой власти, и вообще к России, перешла и к Монике. Это было вполне понятно, – после такого шикарного периода её жизни в первой половине этого года, вдруг остаться без ничего и с больной матерью, – это было уже слишком.

Врага своего они определили, но жить-то было надо, а помощи ждать не от кого. Очень не хотелось ни маме, ни Монике, оставлять этот тихий, культурный, сытый и – благополучный до этого времени, город, но и оставаться в нем уже было нельзя: – мама оставила работу из-за болезни, Моника вообще еще не работала ни одного дня, все время – училась. Жить не на что, а главное – негде.

Мама решила, что они переедут на родину, к её матери, в Проскуров. Там их семейный корень. И дом у матери большой. Правда там живет еще старшая сестра с семьей, но, наверняка, найдут они место для них двоих. Да и недалеко здесь. Поезд ходит. Так и решили. Собрали пару чемоданов разных вещей и отправились к бабушке. Моника оставила новым хозяевам дома бабушкин адрес в Проскурове, на всякий случай, если кто-то будет их искать.

Нельзя сказать, что бабушка Моники, тем более её дочь, старшая сестра мамы, были в восторге от их прибытия . Так как они жили за рубежом, в Румынии, а бабушка – в советской России, то Моника свою родную бабушку, не видела с рождения, как и бабушка – её тоже. Им выделили комнату, но уже в первый вечер, когда маму накрыл приступ кашля, Моника слышала через дверь, как сестра матери сердито высказывала бабушке претензии, за то, что она их приняла. И прямо потребовала – пусть она (мама Моники) пройдет обследование в больнице, и, если она окажется заразной, то пусть проваливает отсюда, куда хочет, а то всех нас здесь кончит.

Жизнь в доме бабушки была просто невыносимой, и не только из-за маминой сестры, а еще из-за её троих детей, которые откровенно старались делать неприятности для Мамы и Моники, чувствуя свою безнаказанность и постоянно вызывая их на грубость.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, но однажды к ним пришла какая-то женщина. Назвалась уполномоченным по медицинской части и пришла вроде бы по чьему-то заявлению. Искала семью Черновицких, прибывших из Черновцов. Это была фамилия бабушки, девичья фамилия мамы и самой Моники. Фамилия отца Моники была Кляйн, но мама оставалась всегда на фамилии Черновицкая, а Моника – взяла фамилию мамы. Когда Моника вышла к женщине, та сказала вслух, что есть информация, что в этом доме поселилась больная женщина, и её послали выяснить так ли это, и, если это подтвердится, то больную надо будет срочно госпитализировать. Пусть они её приготовят, а завтра –приедет машина и завезет её в тубдиспансер на обследование. А потом тихонько добавила: «Ты –Моника? – Тебе передавал привет один твой знакомый. Вот тебе адрес, здесь, в Проскурове. Постарайся запомнить его, а бумажку – уничтожь. По тому адресу тебя будут ждать каждую пятницу, в одиннадцать часов утра. Кстати, пятница – послезавтра. А маму твою завтра отвезут в больницу. Ждите машину. Никаких других действий – не предпринимать. Все будет определено, как надо, и когда надо. Прощай». – проговорила она и – ушла.

На вопрос бабушки – кто это приходил, Моника сказала, что был человек из больницы. Кто-то им сообщил, что в этом доме поселилась больная женщина и её надо обследовать. Завтра обещали прислать машину и отвезти маму в туберкулезную больницу.

Бабушка зло усмехнулась: «Вот гадюка!», но не сказала, о ком это она так думает. Просто ушла.

На другой день, действительно приехала «скорая помощь», Моника, вместе с мамой, поехала в туберкулезную больницу. Маму там осмотрели и поместили в палату на лечение. На вопрос Моники – о состоянии мамы, доктор прямо сказал: «Дела у неё очень плохи. Болезнь не просто запущена, болезнь практически уже убила её. Счет пойдет буквально на дни…. Хотя – кто его знает, но состояние её более чем плохое».

Глава пятая

Через день была пятница. Моника вышла пораньше из дому, чтобы к одиннадцати часам найти указанное ей место встречи с посланцем от Отто. К своему удивлению, она обнаружила, что это – обычная деревянная будка с нарисованным на дверях женским сапогом. Когда она вошла, то увидела внутри одного мужчину, средних лет, расположившегося на плетеном низком стуле, и пришивающего голенище к передку женского сапога. Моника поздоровалась, сапожник кивнул в ответ и спросил: « Шо у вас случилось?». Наверняка, он имел в виду – что случилось с её обувью. «Я –из Черновцов», – выговорила Моника, не понимая, куда и зачем она пришла. Но, – мужчина отложил в сторону недошитый сапог, и уточнил: « Цэ ваша мама дуже хворае?». Моника рассказала, что маму сегодня завезли в больницу, а она – теперь одна, среди чужих людей, совсем растерялась и не знает, что дальше делать. Сапожник выслушал её и сказал: «У нас с тобой сейчас очень мало времени, скоро должны подойти заказчики, нежелательно, чтобы они тебя здесь увидели, поэтому слушай внимательно. Вот тебе конверт, там деньги, на первый случай. На тебя пришел приказ о привлечении к работе. Настоящей работе. Маме, ты сама, вряд ли чем поможешь, этим займутся другие. Как можно скорее поезжай в Винницу. Найдешь там областной отдел народного образования. Там есть отдел кадров. Подойдешь к его начальнику. Зовут его Яков Яковлевич. Скажешь ему то, что сказала мне:«Я из Черновцов». Дальше он будет с тобой заниматься или сам, или через кого-то. Ни к кому другому не подходи, кроме него. До свидания. Я тебя не видел, ты меня тоже. Да, и к маме больше не ходи, чтобы не подхватить там какую-нибудь заразу перед отъездом…».

Моника вышла из сапожной будки, пришла домой, быстро собрала свои вещи в чемодан, и прежде, чем уйти, зашла к бабушке. Рассказала, что к маме её больше не пускают. Карантин там какой-то. А ещё она была в поисках работы, в местном отделе народного образования, ей дали совет поехать в соседнюю Винницу, вроде бы там есть вакансии учителей немецкого языка. Сказала, что она сегодня туда поедет, а потом, если устроится, – сразу сообщит, ну, а если нет, – то вернется обратно и будет искать что-то здесь. Бабушка благословила её, и Моника отправилась поездом в Винницу.

В Виннице, она быстро нашла отдел народного образования и была принята начальником управления кадров. Тот посмотрел её документы, диплом об окончания педагогического училища и свидетельство от нотариальной школы (оба на украинском языке), остался доволен. Ничего не спрашивал, видимо – ему уже все было известно о ней из других источников. Он также ничего не сказал о каком-либо задании для Моники – просто заявил, что ей предлагается пойти на работу в местное педагогическое училище, но не преподавателем, а пока- в отдел кадров. Так как она новичок в этом деле, ей представится возможность в течение недели попрактиковаться, здесь, в отделе кадров областного отдела, а потом уже отправиться в училище. Руководство училища будет заранее оповещено о том, что она придет к ним на работу.

Начальник послал Монику к коменданту ОБЛОНО, с тем, чтобы он поселил её на неделю в Дом для приезжих, расположенный недалеко от этого здания. А, когда она пойдет на работу в училище, – там, на месте, уже определятся, куда её поселить. Больше он Монике не сказал ничего, все было – только в пределах её трудоустройства.

Проработав неделю с опытными кадровиками областного отдела, Моника узнала множество возможно и простых, но просто неизвестных для неё, практических нюансов кадровой работы, тем более в специфической отрасли – Образования. Узнала много такого, что ей уже было не стыдно появиться на работу с кадрами в педагогическом училище.

В училище её приняли хорошо, с пониманием, как-никак не сама пришла, а по направлению из областного отдела. Она быстро освоилась с текущими вопросами по учету и движению кадров, навела порядок там, где возникли проблемы, вызванные частыми отсутствиями бывшего кадровика на работе, по причине часто болеющих малолетних детей, да и её самой. Моника, с её удивительно красивым почерком, часто оказывала отдельные услуги другим отделам училища –секретариату, общему, юридическому и другим отделам. Это поднимало её авторитет в глазах не только руководства училища, но и многих людей, которые пересекались с ней по работе. Жила она сама, вне работы практически ни с кем не общалась, но не чувствовала себя чужой, как в Черновцах или в Проскурове. И, все-таки, в глубине души, – она не чувствовала настоящего удовлетворения от жизни. Все получалось наоборот, – чем больше жизнь поворачивалась к ней лицом, относилась с ней добрее и лучше, тем больше Моника её (эту жизнь) ненавидела. Естественно, ненавидела и людей, живущих этой жизнью и радующихся ею. Заполнивший её, стереотип мышления, что советская власть и Россия – это – Зло, а все русские и их сторонники, для неё – Враги, особенно после тех счастливых мгновений общения с настоящим «немцем» – Отто, и целенаправленных занятий в разведшколе, стал постоянным генератором этой внутренней ненависти.

Да, она поняла, что о ней не забыли, но её энергичная натура требовала выхода, требовала конкретных действий. Но, так как указаний от её «хозяев», не поступало, то она просто усердно работала на благо этой «вражеской» для неё страны, или «стороны», так она считала её для себя.

Моника была включена в состав постоянно действующей приемной комиссии училища, на правах её секретаря, скорее даже руководителя, так как председатель, чаще появлялся тогда, когда надо было что-то серьезное решить или подписать, а текущая работа комиссии – была за ней .

Наконец, месяца через два после прихода на работу в училище, как раз накануне нового, 1941 года, её вызвали в отдел кадров областного отдела образования. Знакомый ей начальник расспросил, как её приняли, как устроили и вообще, как идут дела у неё на работе и вокруг неё. Моника поблагодарила за все и сказала, что все у неё пока идет нормально. Она освоилась с работой и старается поставить её несколько лучше, чем было до сих пор. Начальник сказал, что наслышан о её старании от руководства училища и доволен, что она не подводит ни его, ни тех людей, кто её рекомендовал.

А потом пригласил Монику пройти с ним в архив отдела кадров, там ей покажут отдельные моменты подготовки документов для сдачи в архив….Архив в тот день был закрыт по какой-то причине, но начальник открыл дверь своим ключом и вошел туда вслед за Моникой, закрыв дверь изнутри.

Они присели на диван. «Моника», – обратился к ней Яков Яковлевич, – поступило распоряжение поручить вам очень ответственную работу, именно здесь в Виннице. Мне неизвестно, как там и что замышляется «наверху», но чувствую, что высшее руководство той страны, которой мы с вами негласно служим, заимело какой-то очень серьезный интерес к этому городу и его окрестностям. Не знаю, чем это вызвано, но это так. В связи с этим, специальной группе, в которую теперь входим и мы с вами, и, которую возглавляет хорошо вам известный офицер тайной полиции, поручено, в срочном порядке, собрать сведения о наиболее активной части населения города Винницы и его окрестностей, которые в перспективе и при определенных обстоятельствах, могут представлять опасность, для нашей страны в этом регионе.

Вы должны стать сборщиком, сортировщиком, фильтровщиком, аккумулятором – накопителем и передатчиком таких сведений. Для этого необходимо тихо и незаметно перелопатить многие архивы, начиная с архива вашего училища и до главного областного архива, куда мы обеспечим вам вполне легальный доступ, как кадровому работнику. К этому статистическому набору данных о разных людях, надо будет добавить текущие данные. Материалы из газет, журналов, радиопередач, других публикаций и выступлений; информации из личных бесед, из всего увиденного и услышанного и других, неизвестных пока источников.

Короче говоря, если выразить поставленную перед нами задачу одним предложением – мы должны представить максимально возможно полную информацию о персонах «нон грата», то есть о людях, присутствие которых, в определенное время, в этом городе и регионе, –нежелательно. В этом списке должны быть не только партийные и хозяйственные функционеры, нынешние и бывшие, не только коммунисты, комсомольцы, депутаты всех уровней и интеллектуалы, передовики производства, разные герои и обычные люди, но и просто люди, лояльно настроенные по отношению к советской власти, и обязательно:– евреи, цыгане, религиозные деятели. Желательно не только с фамилиями и именами, но и адресами, насколько это будет возможно.

Отдельно представить списки выявленных людей, недовольных советской властью, бывших политических и уголовных заключенных, белогвардейцев, а также тех, кого можно будет использовать с пользой для нашей страны. Все это послужит для того, чтобы в нужный момент, можно было оперативно, не теряя времени на выявление и поиски, – очистить город и регион от всего этого, ненужного. Это – итоговая цель».

«Работа предстоит большая, – продолжал начальник, времени нам отпущено не так много, поэтому, – начинайте, Моника. Повторяю, независимо от источников и методов, используя ваши усилия и старания тех людей, кто будет поставлять вам такие материалы, мы должны представить руководству такие сведения. Чтобы они не накапливались, будете передавать их порционно, куда и кому, – вам скажут. Сортировать, проверять и перепроверять данные – в ваши функции не входит. Этим займутся другие. Ваше дело – найти-собрать-передать. Все. Надеюсь –общее направление вам понятно. Детали и конкретика могут уточняться по ходу подготовки. Вопросы у вас есть?». «Пока вопросов –нет, – ответила Моника. Все было просто и понятно, только надо было все это делать. И надо продумать – как лучше и оперативно это сделать.

Моника взялась за эту работу с такой внутренней радостью и какой-то жадностью. Здесь соединились вместе два удовлетворяющих её сущность направления – жажда деятельности, после неизвестности и безделья, и – приятно бальзамирующее её душу ощущение возможности сделать что-то плохое своим названным врагам – советским людям. О том, что с ними будет после её «поисковой работы», – её нисколько не интересовало. «Так им и надо….»-было её внутренним оправданием.

Моника и её «компания» потрудились на славу. В итоге – списки многих сотен разных людей , которым, еще до начала войны, уже «не было места» в будущей Виннице, попали в руки «куратора» винницкой разведгруппы, майора тайной политической полиции по кличке – Отто, руководившим действием группы из-за рубежа.

Отто высоко оценил усилия Моники, по выполнению порученного ей спецзадания, передал по своей системе связи ей благодарность и солидную денежную премию. Дело было в мае 1941 года и денежная премия в начале лета, была для Моники не только подарком, но и подтверждала признание её, как ценного агента.

Когда тот же начальник отдела кадров ОблОНО, передал ей деньги ( премию), то добавил, что шеф (он не сказал – Отто), попросил её подобрать где-то здесь, на месте, лучше вне города, семейную пару – маму и дочку, у которых нет близких родственников – раз, матери должно быть около 40 лет, дочке -15–17лет, – два, и, чтобы мама была действующим работником на железной дороге, – три. Это очень важно, не подлежит огласке, и обсуждению, ни с кем. Срок подбора такой пары и представления полной информации по ней, – месяц. Ни дня больше.

Монике «повезло». Искомая пара сама пришла к ней. Причем пришли в полном комплекте – мама и дочка. До них уже были претенденты, но не подходили по разным показателям. А тут неожиданно – раз, – и сами пришли, узнать, какие условия поступления в училище, какие документы надо подготовить, какие экзамены и т.п.. И все, –как требовал «шеф»!. И по возрасту подходили мама и дочка, а главное, что мама было работником железной дороги с солидным стажем и безупречной репутацией!. Моника очень внимательно ознакомилась с их документами, историей семьи, местом и должностью работы матери, наличием родственников и т.п. нужными ей для «дела» вопросами, что сразу почувствовала – это Удача! Заказ Отто будет выполнен! Причем – так легко и быстро!. Она с такой жадной «радостью» рассказывала и поясняла маме и дочке, – что, когда и как надо сделать, чтобы поступить в их училище, а сама уже была охвачена злорадным чувством какой-то внутренней мести, что ли, будучи почти уверена в том, что ни в какое училище эта красивая, прекрасно сложенная и жизнерадостная девушка, уже не поступит, потому, что она с мамой пойдет на «обмен», и вместо них будут жить уже другие мамы и дочки, чуждые и чужие этой их стране.

Моника призналась себе, что очень рада, такому быстрому выполнению «заказа» шефа, но не только это подогревало её тщеславие, её внутреннее самолюбие. Да, она могла продолжать искать – выбирать и дальше необходимую пару «мама-дочь» из других претендентов, но она не стала этого делать – какая-то жгучая ревность и ненависть к этой неизвестной девчушке –Наде Михайлюк, к этому невинному и прекрасному Природному созданию, умной и жизнерадостной девочке- отличнице, у которой намечалась долгая и счастливая жизнь! Так не бывать этому!, и Моника указала на неё и её маму пальцем, то есть, отправила их данные своему «шефу», а дальше – уже не её дело. Хотя и так было понятно, что их – «заменят». Ей от этого было ни холодно, ни жарко, только получила еще одну благодарность и очередную денежную премию.

Через месяц в Винницу вошли немецкие войска. Моники там давно уже не было. Она была «эвакуирована» с помощью «своих», вначале в Харьков, потом – в Ростов, а – позже – в Ставрополь. Больше года она, в разных местах, делала одну и ту же «грязную» работу, готовила для захватчиков сведения о людях, наличие которых будет «нежелательным» при приходе в это место немецких войск. Моника не убивала, не вешала и не пытала советских людей. Нет – она просто указывала на кого-то пальцем, причем, не всегда объективно, даже с человеконенавистнической (фашистской) точки зрения, так, как это было в случае с Надей и её мамой. Как только немцы вошли в Винницу, Отто прибыл туда, как представитель гестапо. Он сразу же направил по указанному Моникой адресу проживания семьи Михайлюк, конвой с приказом привезти маму, Надю и Олю, соседку, которую нельзя было оставлять, как свидетельницу, видевшую Монику. По приказу Отто, мама и девочки были расстреляны, вместе с большой группой евреев, просто, как «евреи». Никаких следов по ним не осталось, ни в еврейском гетто, ни у немецких властей.

Документы, которые были при них (Нади и мамы), были вручены в Киеве, ( который немцы заняли только в октябре), – подготовленной заранее, подставной «паре» из Западной Украины, которую гестапо планировало эвакуировать на Восток и внедрить в одном из уральских регионов.

На совести Моники, были тысячи и тысячи загубленных жизней советских людей! А ведь она была членом всего лишь одной шпионской группы гестаповца Отто!. А сколько по всему советско- германскому фронту было таких групп, и сколько еще было таких « Моник»!.

На страницу:
4 из 8