Элька и её тараканы

В распоряжении Эльки были деньги, которые лежали на видном месте и никогда не пересчитывались. Ей было разрешено покупать все, что ее душе заблагорассудится. Обнаружив, что не может ступить без Эльки ни шагу, бабушка разрешила внучке принести в дом двух щенков неизвестной природе породы, кошку с четырьмя котятами и двух заблудившихся попугайчиков. Впрочем, участь последних была печальной: подразнив сладкую парочку сатирическими куплетами, бабушка забыла закрыть клетку, и… Сухой корм кошек в тот день оказался нетронутым. Зато весь дом был усеян потрясающей красоты желто-лимонными и ярко-зелеными перышками Эдди и Фредди.

…Всем известно, что тот, у кого есть домашние животные, не может себе позволить такой роскоши, как длительное путешествие. И наоборот. Поэтому, отправляясь в очередное «турне», бабушка Дюшель запирала вещи в третью комнату, а две сдавала жильцам практически бесплатно. Но с условием, что те позаботятся о растениях и животных.

Так было и в последний раз. Тогда она еще не умела перемещаться в пространстве виртуально.

Когда на следующий же день папа пришел за забытым в бабушкиной комнате цветочным горшком, ему встретился молодой человек с огромной сумкой, из которой торчал угол монитора, бок клавиатуры и шнуры. В другой руке он держал тяжелый целлофановый мешок, который, растерявшись, поставил на лестницу и ринулся мимо опешившего папы вниз. Тут же раздался хлопок двери и звук отъезжающей машины. Очевидно, того самого грузовика, который стоял торцом к подъезду.

Войдя в квартиру, папа обнаружил, что все комнаты, в том числе и запертая бабушкина, пусты. По квартире гуляет ветер, животных и след простыл. Но если бог за что-то и наказал бабушку, то тут же раскаялся и подсластил горькую пилюлю. В брошенном воришкой пакете оказался ее любимый «император». Без монитора и других аксессуаров, но это – дело наживное, чего не скажешь об информации на жестком диске, той самой, которую бабушка так бережно и страстно собирала все эти годы.

– Цезарь… жив? – чуть не выронила трубку расстроенная бабушка. Она одушевляла все вокруг, даже зубным щеткам и швабрам давала имена. Компьютер по имени Цезарь был ее «любимым муженьком», монитор Макс, клавиатура Мики и мышка Маус – дорогими племянниками. Почему не детьми? Потому что детьми были ее животные, потерю которых она, как истинная мама-кукушиха, перенесла куда более стоически, чем саму мысль о возможном «вдовстве».

– Жив-жив ваш Цезарь, мама. Но Макс и компания почили в бозе.

– Черт с ними, да будет благословенная их память! – вскричала бабушка. – Ты Цезаря, Цезаря моего поцелуй за меня… десять раз, нет, сто – и прямо в блестящий пупок!

– А вот этого я вам, мама, не обещаю, – усмехнулся папа и подмигнул Эльке. – Для такого рода поручений у вас есть преданные внучки.

В тот момент история с кражей казалась всего лишь досадным инцидентом, поводом для шуточек на семейных торжествах, не более того. Цезарь быстро обзавелся новой семьей: Диной, Дорой и Дороном. Более того, рядом с ним сопел и урчал младенец Дрор – новехонький принтер, деньги на который прислала Эльке счастливая бабушка.

Там, в своей дали, бабушка купила сначала ноутбук, а потом – навороченный мобильный телефон с выходом в интернет, фото- и видеоопциями, причем при первой же возможности обновляла все это хозяйство. Словом, шла в ногу с веком. То есть, мчалась – грудь в грудь, крыло в крыло.

– Бабулечка, научи и меня летать, – канючила Элька в каждом письме.

– Мне сейчас не до этого, – ответила ей бабушка Дюшель. – У меня ужасные проблемы, Лолли.

А если уж у бабушки, их взбалмошной, легкомысленной, беспечной и везучей бабушки Дюшель появились проблемы, – близким смело можно было… начать беспокоиться. Вернее, можно было бы – потому что бабушка никого не посвящала в свои неприятности. Надеялась, как всегда, что все само собой разрешится, рассосется, успокоится и забудется. Но не тут-то было…

Глава 3. Кризли

– А-ааа-аа!!! Уберите эту гадость!

Элька открыла глаза и замерла. Что это было: сон или явь?

– Эй, кто-нибудь, снимите ее с меня! – Истошный женский визг был очевидной… то есть «ухослышной» реальностью, существующей в заоконном суровом мире.

Элька вскочила и, на ходу надевая второй тапочек, кинулась к окну. Женщина стояла на скамеечке, поджав ногу, с видом жертвы, которая вот-вот подожмет и вторую ногу, а там будь что будет… Элька присмотрелась: в метре от ноги страдалицы сидела рыжевато-серая крыса с вьющимися усами и длинным голым хвостом.

– Кризли, бедняжка! Как ты туда попала?

Элька накинула курточку и в домашних тапках выскочила во двор. Женщины уже не было, а на том месте, где она только что танцевала «польку цапель», сидел грустный мальчик с Элькиной любимицей на коленях.

– Только попробуй обидеть ее! – крикнула Элька, бросившись к мальчику. Тот удивленно поднял голову. – Она… она, как человек. Только лучше! Она умеет разговаривать, поет, танцует, считает до десяти, кланяется…

Элька осторожно подсунула ладошку под нежное брюшко Кризли и, подняв, расцеловала ее.

– Бедная малышка! Сначала Аннабель тебя чуть не прихлопнула толстой книжкой, потом Рон хвост прищемил, теперь дура-тетка до смерти напугала! Обещаю тебе, что мой следующий день рождения мы проведем с тобой вдвоем. В кафе. Или в лесу… Только, тогда уж, конечно, с мамой и папой. И Аннабель с Роном, так и быть, позовем. Хотя они этого – правда ведь? – совершенно не заслуживают.

Элька сунула Кризли подмышку (смешно: мышка подмышкой) – и шагнула в сторону подъезда.

Мальчик закашлялся.

– А ты почему спать не идешь? Уже поздно и холодно… – спохватившись, обернулась Элька. – Простудишься… Смотри, как ты кашляешь.

– Т-ты ведь… ты т-тоже не спишь… – тихо промолвил мальчик.

– Я… я за Кризлюшей спустилась, сейчас вернусь, накормлю ее, и ляжем. На моей кровати. Вместе. Обычно мама не разрешает, но сегодня у меня день рождения. А у тебя когда? Тебе сколько лет?

– Нне п-пп-помню, – прошептал мальчик и опустил голову.

– Но ты же помнишь, сколько свечек задул на последнем именинном торте? Одну? Десять? Сто? – Элька засмеялась.

Странный мальчик словно не слышал ее. Элька возмутилась.

– Каждый человек знает, сколько ему лет. Я вот, например, помню все свои дни рождения… после трех лет, конечно… Сначала они были веселые, а потом все хуже и хуже. А сегодняшний… он самый… самый… – Элька чуть снова не разрыдалась. – Хуже не бывает…

– Бывает.

– Что ты понимаешь? Вот скажи: тебе когда-нибудь дарили восемь одинаковых подарков?

Мальчик пожал плечами.

– Ни одного подарка? Никогда? – Эльке стало стыдно. – Совсем-совсем? Даже малюсенького?

Мальчик не ответил.

Элька еще больше расстроилась.

«Ну что же это такое на свете происходит? Ночью на скамейке сидит грустный мальчик, который не знает, сколько ему лет, и не получил ни одного подарка за всю свою жизнь?»

– Тогда… тогда знаешь что? У меня есть для тебя… кое-что! Домик! Он, правда, картонный и весь белый, но его можно раскрасить. Превратить в деревянную избушку, хрустальный дворец, каменную башню. У окошка принцессу посадить или злую колдунью. Можно муравейник из него сделать или пещеру. Или обычную квартиру, однокомнатную…

– В ней можно будет жить? – тихо спросил мальчик.

– Ты поместишься. Я – нет. – Элька посмотрела на нового знакомого в упор: не проскользнет ли хотя бы тень насмешки. Если да – пусть мокнет тут до следующего дня рождения, и пусть ему и через год никто ничего не подарит.

– Уже поздно. И потом… я… я ведь без подарка, – почти прошептал гость.

– Ну и что! Ты мне сделал подарок, вернул Кризли. Мог бы забрать ее, оторвать ус, сломать лапку, убить. Это – лучший подарок из всех сегодняшних! Теперь моя очередь. Будем считать, что сегодня и у тебя день рождения. А спать можешь… в кресле-кровати. Правда, там тоже подарки, но… перетащим их на балкон. Только не забудь отпроситься: твои родители будут волноваться.

У Эльки стремительно поднялось настроение. Вот это приключение! Кризли помогает родителям выпроводить застрявших в прихожке гостей (она всегда пробегает мимо в этот момент, а если ее не замечают, якобы случайно прижимается к туфле самой болтливой из дам). Неизвестный мальчик спасает умную крысу от истеричной тетки. Ну а Элька… Элька вызволяет бесстрашного героя с добрым сердцем из паутины, сплетенной злобными паучихами по имени Темнота, Воспаление Легких и Голодная смерть… И пусть у нее куча одинаковых подарков, разве в этом дело? Во-первых, подарков уже не восемь, а семь. Во-вторых, в каждом празднике главное не то, чем он похож на другие, а то, чем отличается от них. И иногда малюсенькое приключение стоит целой горы долгожданных подарков.

– Меня зовут Элька, а тебя?

– Маню, – тихо ответил мальчик.

– Нашего хомячка так звали. Маню. Моисей, что ли? – не сдержавшись, хохотнула Элька.

Маню не ответил.

– Ладно! – сказала Элька, чтобы странный мальчик не передумал скрасить ей худший день рождения в жизни. – Пойдем к нам, а то все трое простудимся. – Элька взяла Маню за руку и повела к воротам своего дома.

– Твоя мама… она меня выгонит, – остановившись на пороге Элькиного дома, сказал Маню.

– Ты что? Разве гостей выгоняют? И потом, кого-кого, а уж моих родителей можешь не бояться. Им все равно. Они сами… как дети. – Элька усмехнулась. – Но, если хочешь, я спрошу.

– Я здесь подожду, ладно?

Элька снисходительно кивнула и вошла в дом. Увлеченные телешоу, родители хохотали так громко, что Элька могла бы незаметно провести в свою комнату не одного тихого, а дюжину крикливых мальчишек, но она дала Маню слово…

– Папа, помнишь, ты рассказывал, как страдал, когда дедушка не пускал в дом твоих друзей. Ты не шутил? – издалека начала Элька.

– Не только папа, но и я ссорилась из-за этого с родителями. Два раза даже из дому убегала, – сказала мама. Отец был поглощен происходящим в телеящике и не отреагировал. – Эрик, ты слышишь? Ребенок к тебе обращается!

Отец с трудом оторвался от магического серебристого параллелепипеда.

– А в чем дело? Только быстро!

– Я пригласила к нам одного очень хорошего мальчика, вы не против?

– Конечно, только не завтра: завтра мы идем к стоматологу, – как всегда, за папу ответила мама.

– И не послезавтра, – вставил-таки папа. – Я купил вам билеты в цирк!

– Значит, в любой другой день – можно? Тогда я сбегаю за ним. Он тут, у подъезда. – Элька повернулась, чтобы побежать за мальчиком, но грозный голос отца остановил ее.

– Уже поздно, тебе давно пора спать! Все дети в это время должны быть в постели!

– Значит, Маню тоже? Он ведь еще ребенок. А у Аннабель освободился диван!

– Вот пусть и ложится вовремя – у себя дома!

– У него нет дома…

– Ты слышишь, Рина? Ей нет и десяти, а она уже водит мальчиков. И каких? Бездомных, беспородных…

– Эрик, как ты можешь? – возмутилась мама, но, вспомнив про Эльку, осеклась и незаметно махнула ей рукой: мол, иди, зови приятеля, с папой я все улажу.

Элька бросилась было бежать, но невольно остановилась за дверью и прислушалась. Она знала, что это нехорошо, но ничего не могла с собой поделать…

– Ты не понимаешь, какую ловушку нам – и ей! – устраиваешь, – проворчал папа. – Сейчас ей девять, но если мы разрешим сегодня, в шестнадцать лет она приведет на ночь великовозрастного верзилу, – и как ты объяснишь ей, что ситуация несколько… хм-мм… изменилась. Почему она не может, как все другие девочки, рукодельничать, заниматься спортом, расширять кругозор…

– Во-первых, твоей дочери не девять, а десять. А во-вторых… бедный ребенок только тем и занимается, что кругозор расширяет! – мягко сказала мама. – Целыми днями у компьютера торчит или книжки читает. Потому что в секцию тенниса, сам знаешь, ее не приняли. И в танцевальный кружок. И даже в художественную школу: а ведь у нашей девочки талант!

– Вот пусть и развивает его, рисует, читает о великих художниках. А не с мальчиками развлекается… Да еще ночью…

– Эрик, я давно хотела с тобой об этом поговорить. И рада, что этот разговор, наконец, состоится.

– А может, завтра? – попросил папа, и телевизионный конферансье заорал на весь дом.

– Нет, сегодня. Сейчас, – сказала мама – и конферансье споткнулся на полуслове. – Ответь мне: ты когда-нибудь задумывался о том, почему мы берем на себя право разрешать что-то детям или запрещать?

– Как это почему? Мы – взрослые, у нас… э-эээ… опыт, образование. Мы их родители, в конце концов. Кормим их, поим, одеваем, прихоти их исполняем… То есть заслужили право контролировать… Странные однако вопросы ты задаешь, дорогая.

– По твоей логике выходит, что тот, кто сильнее – неважно, физически или финансово – тот и хозяин положения…

– Ну, в некотором роде это так… – папа даже растерялся от того, что мама пытается опровергнуть аксиомы. Вещи абсолютно очевидные…

– А теперь представь, какая нас ждет старость, если твоя логика верна! – голос мамы почти дрожал. – Когда мы станем старыми, немощными, одинокими – а одному из нас это грозит реально, пусть мы пока и не знаем, я это буду или ты. Надеюсь, что ты. И вот, когда ты в один прекрасный день вздумаешь привести домой друзей, возможно, и с ночевкой, твои сильные, обеспеченные, здоровые дети откажут тебе в этом, потому что им это… неудобно, неприятно, потому что у них другие планы или просто плохое настроение. Ты смертельно обидишься, верно? А чем, скажи, ты или я, – чем мы отличаемся от наших юных дочек? Они – не часть нас, не придаток, не отросток, они – отдельные существа, имеющие право на свое мнение, свои привычки и свои ошибки. Наше дело – предостеречь, научить, воспитать. Но не выбирать за них, не решать за них, не жить вместо них…

…Через час окна в доме были погашены и все его жильцы крепко спали. Мама с папой – в их спальне, Маню – на стареньком диванчике Аннабель, а на узкой кровати – святая троица: в середине – Элька, у ее левого уха – Кризли, у правого – котенок, который чувствовал, что именно в этом доме он обрел любовь, заботу и долгое безмятежное счастье… А в Элькином тапке на капустном листе спал, свернувшись калачиком, слизняк Рири, довольный тем, что все дома и ни о ком не надо беспокоиться.

Спала и Элька, но – вполглаза, как курица, которая накормила и обласкала всех своих цыплят. Кроме одного, самого непослушного. Цыпленка по имени Джо.

Глава 4. Джо

На самом деле его звали Джонатан Тиллер Мак-Кинли, сэр… Но так он позволил называть себя, когда они подружились. А сначала Элька звала его, как и все, церемонно – Джо.

Они познакомились год назад, в пятницу, на Рыночной площади. Джо играл на огромном контрабасе и широко улыбался прохожим. Элька замедлила шаг, послушала минуты две (а она очень спешила!) и подошла к нему, чтобы положить монетку, но вдруг обнаружила, что класть ее некуда. Ни баночки, ни перевернутой шляпы, ни раскрытого футляра для контрабаса – ничего. Элька растерянно протянула монетку ему, но музыкант только покачал головой и погрозил ей указательным пальцем – длинным, как ее бамбуковая волшебная палочка. Элька обиженно сунула монетку в сумочку.

– Я играю для души, а не для денег, – улыбнулся ей Джо и протянул ей руку. – Джо. А тебя как зовут?

– Элька. Для друзей. Для мамы и бабушки Дюшель – Лолли, для папы – Элеонора, для Аннабельки – Элькин. А тетушка Фанни зовет меня Элишей.

– У тебя еще больше имен, чем у меня, – пробормотал Джо и громко добавил, – Рад знакомству, Элька.

В понедельник, когда Элька бежала к учительнице рисования, она водрузила на нос огромные черные очки, а на голову – невообразимую по величине и цвету шляпу – и, пробегая мимо Джо, виртуозно «выронила» пять блестящих монеток так, что они прикатились точно к его ногам. Элька мчалась прочь с такой скоростью, что у нее замерзли щеки. Когда через два дня она чинно шла мимо Рыночной площади к остановке и притормозила около Джо, он с невозмутимым видом протянул ей горсть монет.

– Больше никогда так не делай, девочка. Хорошо?

Элька молча кивнула.

– Джо, но тебе нужно купить себе новые ботинки: эти уже каши просят. И на рубашке нет пуговиц. Хочешь, пришью? Ты где живешь? Завтра у меня… музыка, тут, недалеко… – Элька поморщилась.

– Не любишь музыку? – удивился Джо. – А мне казалось…

– Учительницу.

Джо понимающе кивнул.

– Строгая?

– Вредная. Кошек пинает. Маленьких таракашек пальцами давит. Морских свинок ненавидит.

– Кто ж их любит? – хитро усмехнулся Джо.

– Я. Правда! Я всех люблю, даже кусачих и ядовитых. Они же не сами выбрали это. Была б возможность – все стали бы милыми, обаятельными, умными… И стройными. – Элька расстроилась: неужели и он… – Ты только представь, Джо, что ты родился пауком или… мухой навозной. И все-превсе тебя ненавидят. Смеются, плюют в твою сторону, толкаются, обзывают жир… – Элька осеклась.

– Невеселая картина, ты права, девочка, – сказал Джо, помолчав. – Мы сами себе проблемы устраиваем. Сначала придумаем врага, потом… – Джо покачал головой, отказываясь от зажатых в кулак монет очередного сердобольного прохожего. – Про крыс-то ты откуда знаешь? Ну… что твоя музыкальная мадам их ненавидит?

– Когда Кризли выскочила из капюшона моей курточки, она двумя пальцами швырнула бедняжку в угол. За ногу, представляешь?

– Что за Кризли? – поинтересовался Джо.

– Подружка моя. Самая лучшая! – Элька блаженно улыбнулась, но через миг кулачки ее сжались, лицо исказилось. – Она как маленький человечек… Как… как ребенок. И она этого ребенка… за хвост. Ненавижу ее, ненавижу!!!

– Так найди другую.

– Меня все отказываются учить… – Элька криво усмехнулась. – Бабушка Дюшель говорит, что меня словно кто-то… заколдовал. В художественную школу не приняли, в балетную тоже. Ну – это понятно… – Она в упор посмотрела на Джо, но его лицо оставалось непроницаемым. – И эта… Дора… говорит, что мне медведь на ухо наступил, но ради тетушки Фанни она готова пожертвовать своим временем…

Джо так удивился, что перестал играть.

– Тетушка нянчится с ее близняшками, и та, вместо того чтобы платить деньги, учит меня музыке. Вернее, наоборот: за то, что она учит меня, тетя Фанни нянчится с ее невоспитанными крикливыми дочками. А еще тетушка шьет кошельки и продает их… тут, недалеко… Я иногда ей помогаю. А деньги она делит пополам: мне – для кистей, красок, холстов – и сестре: Аннабель ходит к логопеду. Она «л» не выговаривает.

– А «р»? – Джо строго посмотрел на старушку, которая собиралась бросить к его ногам монетку, и продолжил, – букву «р» выговаривает?

Они оба засмеялись. Потому что, если кто-то в Весенних Холмах выговаривает эту букву, – значит он ее не выговаривает. И наоборот.

– Так я несу завтра иголку и нитки, хорошо? У тебя бывает… перерыв? На обед? Заодно поешь моих пирожков: меня бабушка научила стряпать. – Элька вздохнула. – Ты близко живешь?

– А разве мама не предупреждала тебя, что к незнакомцам домой ходить опасно? – Джо нахмурил брови.

– Ну какой же ты незнакомец? – Элька растерялась. – Ты… Джо, тебя все знают…

– Все никого не знают. Себя-то не знают, а уж других… Но! – Джо поднял указательный палец и подмигнул девочке. – В каждом правиле ровно столько исключений, сколько человек берет его на вооружение. И если ты не стесняешься пришивать пуговицы на виду у всех, в центре города, – неси иголку и нитки сюда.

– А, может, тогда… ты к нам придешь? Мама будет рада. Или мы с мамой – к тебе?

– Милости просим! Это недалеко, в парке за гостиницей «Марина». У меня там шалаш. Зимой, правда, прохладно бывает, особенно ночью. Но до зимы еще далеко…

– Как, Джо, ты и зимой ночуешь в шалаше? А одеяло у тебя есть? Мне купили новое, а мое любимое, мягкое и теплое, хотят выбросить. И знаешь почему? На него Глорию, нашу прежнюю кошку, стошнило, всего-то два раза…

– И где она сейчас? – Джо ткнул пальцем в небо.

Элька засмеялась.

– Сбежала. Мама даже немножко расстроилась, а папа сказал, что только теперь наша Глория узнает, что такое настоящее счастье. «Я бы тоже на ее месте предпочел изобилие помоек осточертевшему сухому корму», говорит он. Так что с одеялом? Ты не брезгливый, Джо?

– Брезгливый, когда общаюсь с неприятными людьми. Какого оно цвета? Я синий не переношу.

– Успокойся, желто-зеленое, очень красивое… Я бы ни за что с ним не рассталось, но… В общем… дарю его тебе, Джо! И тонкий матрасик у нас есть, старенький, правда, но с магнитными шариками. Для спины. Дли-и-нный.

– Мне длинный ни к чему, – сказал Джо и подмигнул девочке. – А шарики – это хорошо: спина будет счастлива!

– Моя тетушка Фанни тоже страдает от болей в спине, но лечится исключительно народными средствами. «Я использую последние достижения ветеринарии», – передразнила Элька тетю Фанни. Знаешь, что это значит? Она спит на огромной кровати, уложив рядом с собой Молли и Долли. Когда она поворачивается на левый бок, спину греет Молли, когда на правый – Долли.

– Молли и Долли – ее престарелые сестры или дочки, старые девы?

Элька рассмеялась.

– Собаки, лабрадорихи. Тетушка завела их, когда книжная полка упала на коробку со всеми ее пятью парами очков. И теперь, если ей нужно выскочить в магазин, а меня нет, – она берет их за поводки и втроем они шествуют по Городу. Причем, если Долли тащит ее влево, Молли – непременно вправо. И наоборот…

– А идти нужно совсем в другом направлении, верно? – хмыкнул Джо.

– Как ты догадался? Тетя Фанни знает, что если Долли тянет влево, а Молли вправо, идти нужно прямо. «Мне это удобно, – говорит тетя. – Отвергнуть можно все, но куда полезнее попробовать примениться к обстоятельствам».

– Мудрая у тебя тетя, хотел бы я с ней познакомиться… – Джо почесал в затылке и, отклонив очередное пожертвование, начал новую мелодию.

– Она тоже будет рада, Джо. Она такая одинокая… Когда дети выросли и разъехались, они с дядей Лео продали виллу и переехали в Весенние Холмы, поближе к нам. А когда дядя Лео наконец умер…

– Наконец? – Джо поднял брови.

– Папина шутка… Он терпеть не мог дядю Лео, и когда того загрыз леопард в зоопарке, папа сказал, что молодчина леопард просто опередил его…

Джо хмыкнул.

– Тяжелый характер?

– У нас у всех мужчин в роду такой… Да и у женщин… – Элька расхохоталась. – Тетя Фанни долго плакала, а потом обзавелась лабрадорихами и немножко успокоилась.

– Да… одной в большом доме кисло…

– У нее во дворе есть летний домик, деревянный, совсем крошечный. В праздник шалашей папа накрывает крышу пальмовыми листьями и вешает гирлянды разноцветных лампочек, а я украшаю стены елочными игрушками и мишурой. Мы там едим, спим, встречаем гостей. Я помогаю тетушке готовить еду, сервировать стол, подавать блюда, потом мою и вытираю посуду, подметаю…

– Ты хотела сказать, вы с сестрой по очереди? – Джо не ждал ответа, он его знал.

– Аннабель всегда некогда. Утром – школа, после обеда – танцы, хор или английский язык. А вечером по четным дням теннис, а по нечетным – логопед…

– А ты, значит, у нее в прислугах, верно?

– У меня нет таланта. – Элька опустила голову. – Ни к чему… Я люблю рисовать, но, когда мы пошли записываться в художественную школу, директор сказала маме, что не стал бы на ее месте тратить деньги на обучение абсолютно бездарного ребенка.

– Вот идиоты! – Джо стукнул кулаком по контрабасу, но тут же, словно извиняясь, погладил его ладонью. – Нет на свете бездарных людей. Все талантливы. Более того – гениальны. Все до единого! Только надо найти, в чем именно. На это уходят годы, иногда – целая жизнь. Бывает, что и ее не хватает – и тогда человеку дается возможность продолжить поиски себя в следующей жизни, и в следующей, и снова, и снова, пока не найдет и не реализует свой талант. Иначе Всевышнему незачем было бы создавать такое количество людей. Сотворил сотню-другую талантливых, остальным не позволил бы родиться. Но он позволяет! Значит, видит в этом смысл!

Элька раскрыла было рот, чтобы возразить, но промолчала.

– А теннисом ты не пробовала заниматься? У тебя прекрасный глазомер и потрясающая реакция. Так точно прикатить монетки мне под ноги, на бегу, и с такой скоростью умчаться, – это талант!

– Тоже не взяли. Сказали маме, что пока я подниму с корта шарик, мой противник замерзнет… Пусть, говорят, сначала похудеет, а там посмотрим.

Элька пристально посмотрела на Джо, но лицо его было по-прежнему невозмутимым.

– Какая чушь! Ты – красавица, Элька! Я давно не видел такой красивой девочки.

– В моем брюхе может затеряться стадо бизонов…

– Кто сказал тебе эту глупость?

– Рон, мой двоюродный брат. Я вешу сорок во…

– Ой, ой, – закричал хитрый Джо и схватился за голову.

– Что с тобой? – Элька растерянно оглянулась.

– Моя голова!!! Моя бедная голова… Ну, и долго ты будешь так стоять? Там, в кармашке, таблетки и сок… – Джо кивнул на сумку. – Я не могу наклониться…