Полная версия
Между Западом и Востоком
– Да, молодежь теперь распоясалась. Раньше, правда, тоже было. Но мы были другими.
– Эричка, они открыто – открыто! – пренебрегают моим опытом и всем тем, что я говорю. Будто у меня нет статуса. Будто я не работала все эти годы! Да что статус! Предположим, понять его значение могут только взрослые. Но простое-то уважение должно быть? А они относятся ко мне, как к девчонке… Хм.
Альма смутилась немного.
– Что ты хочешь. Если Катька их так воспитывает.
– Катька их почти не видит! – возразила Альма. – Они живут отдельно, и работают пока тоже отдельно. Конечно, при ней они совсем другие! Перед ней они подпрыгивают: «Мама, мама!». Мама. – Альме вспомнилась вещь из далекого прошлого. Но это уже неважно. – Одним словом, Эврика, мне противно там находиться. Но я не могу туда не ходить.
– Ты смотри, они и Родю настроят против тебя.
– Родиона я зубами… Профессор зовет! Я должна идти. До встречи.
«Все-таки нельзя это просто так оставить. Считают, что я тряпка. Безобразие!»
Альма терпела до июля, когда был назначен сбор всех молодых команд с тренировкой. Альма решила провести краткий инструктаж, и стала всем говорить, как надо действовать. Она думала рассказать об этом просто всем сразу, как на лекции, но потом почему-то стала ко всем подходить и говорить о каждом. Витя с Костей сказали ей семь-восемь слов. Там не было абсолютно ничего преступного. Но Альму взорвало. Она выскочила из Отдела и помчалась, не глядя, в сторону парка Дзержинского. Альма легко пересекла половину леса, затем свернула на восток, чтоб идти в поселок ученых. По дороге она рассуждала. Платона нет, но он должен вернуться очень скоро. Она узнала, что Платон приедет почти ночью. Так бывает в оперативной работе. Она сказала Родиону, что хочет погулять в ночном лесу, чтобы подышать нужным воздухом.
– Одна? Может, мне с тобой пойти?
– Нет, Родя, спи.
Альма отправилась к Отделу. Платон только что прибыл и во всю мочь зевал: ему дали очень много работы, а спал он короткими урывками. Платон прошел по дворам Отдела, поглядывая, все ли в порядке. Внезапно он увидел Альму.
– Платон!
– О! Привет! Прости, я зеваю как крокодил. Мы тут едва прикатились.
– Ты очень устал? Просто я подумала, может, нам пойти погулять.
– Да-да! – Платон задергал хвостом. – Я не устал совсем. Пойдем! А куда! Я слышал, в Измайловском парке есть интересные штуки.
– Ты знаешь, я ведь не отпрашивалась. Может, пойдем в сторону Медведково (это поселок ученых).
– Пойдем! – Платон изо всех сил старался не зевать, но это невозможно. Он сказал об этом Альма извиняющимся тоном. Альма улыбнулась.
Сперва они погуляли в скверике рядом с Отделом, затем пошли на Останкинский пруд, посмотрели усадьбу. По дороге они без конца вспоминали прошлые приключения.
– Помнишь, как мы впервые отправились в зимний лес – как в поход! У людей были куртки, валенки и палатки, а мы просто прыгали по сугробам. Я тогда немного простудилась, а ты все пытался согреть мне лапы. Придумывал такие грандиозные вещи!
– Помню! Я едва пожар не устроил!
– Ты хотел, чтоб угли горели сильнее, и принес сухую елочку. Как ты только ее вытащил! Она вспыхнула как факел, и не погасла сразу. Нам сделалось тепло, а потом мы испугались, стали забрасывать лишнее пламя снегом.
– Помню, конечно.
– А как мы искали преступников, что укрывались под вывеской Торгсина? Отец… запретил нам искать в том направлении, а мы все равно искали. И после длительных мучений разыскали кого надо!
– Здорово получилось!
– Боже мой, какие мы тогда были молодые, почти дети. Молодежь, которых я вижу теперь, старше нас тех. Но так и должно быть. Все должны становиться взрослыми.
Платон и Альма разговаривали, и от воспоминаний у обоих внутри разгоралось большое светлое чувство. Оно не связано с любовью в паре. Но оно очень дорогое.
Вот уже Медведково видно.
– Платон, я хотела бы тебя попросить. Не знаю, как сказать. Это даже не нужно лично мне, но…
– Для тебя – все что угодно!
Альма улыбнулась.
– Неужели совсем все?
– В пределах допустимого законом.
– Замечательно. Платон, это, в общем-то, необязательно, но может оказаться критически важным в будущем. – Альма заговорила о преемственности поколений, о значении педагогики и всей культуры в целом. Платону очень нравилось слушать свою приятельницу, и хотя он не все целиком понимал, он был убежден, что Альма говорит абсолютно верно. После долгого введения Альма перешла к конкретным вещам.
– Так вот. Насчет детей… – она запнулась. – Тех, что у Екатерины.
– А что с ними?
– Распоясались! Так нагло себя ведут!
– Как? Где? Альма, ты ошибаешься.
– Нет! Послушай. – Альма высказала свои соображения.
Платон был озадачен.
– Разве это здесь оправдано? Молодежь вообще любит резвиться.
– Платон! – в голосе вместе с твердостью есть звук мольбы. – Я же тебя нечасто просила.
– Альмочка!
– Я думаю, это необходимо. Ведь ты это уже делал, и после этого всегда был порядок. Я прошу. Иначе что-нибудь может произойти. Потому что когда волки сходят с ума…
Платон молчал.
– Потом трудно бывает что-либо сделать. Надо пресечь это заранее. Для этого и нужно воспитание. Платон! Разве нет?
– Хорошо.
– Спасибо! – Альма коснулась носом щеки Платона. – Спасибо. Платон, если надумаешь, заходи в гости.
Она ушла. И Платон возвратился в Отдел.
Ему откровенно не хотелось делать то, что он обещал, хотя это очень просто и так делали не раз. Но он не представлял, как объяснить это Кате. Он решил вовсе не говорить, а сделать как-нибудь побыстрей и полегче. Но Катя потом узнает. Или, может быть, ограничиться строгим внушением? Но Альма попросила.
Платон долго сидел нахмурившись. Внезапно он услышал гудок дальнего паровоза и пошел к Кате. У нее сегодня свободный день.
– Катя, знаете, на Савеловский вокзал… сегодня прибудет эшелон с Дальнего Востока. Да! Причем есть сведения, что служебные команды там тоже будут. Вдруг там будут Ваши товарищи? Может быть, они уже приехали.
Платон говорил чуть запинаясь. Но Катя не стала долго думать и побежала из Отдела.
– Так! Екатерина не увидит. Как только парней приведут, Рэм, зови их сюда.
– Ясно! А зачем?
– Воспитывать будем! – Рэм немного попятился. Степа заморгал часто.
– А Катя же?
– Мы быстро!
– А Родион ушел с Аркадием.
– Значит, сделаем без Аркадия! Вы что, разучились?
Рэм и Степа закивали – в знак покорности командиру.
Платон так все рассчитал, чтобы Катя случайно не встретила Витю с Костей. Их должны привести другим путем. Их ведут в молодежный отдел, их встречают девочки. Платон сделалось противно за самого себя. Девочки весело щебетали; внезапно Витю и еще других парней увели. Срочное дело.
– Ладно. Остался самый экспансивный. Рэ-эм!!
Тяжело топая, Рэм пошел в молодежный Отдел. Перед этим он спросил:
– Почему всегда я?
– Потому что я приказал.
Рэм просунулся и закричал:
– Кость! А Кость! Товарищ Платон зовет!
Костя подбежал к проходу. При запертых воротах перебраться из одного Отдела в другой можно только по одному пути, где помещается только один пес. Костя пролез. А Рэм сразу же закрыл проход собой. Девочки услышали голос:
– Курсант! Вы опять лазили вчера на хозяйственные постройки! Чуть крышу не сломали!
– Я там не прыгал!
– Лазили?
– Разве это запрещено, Платон Ярсович?
– Мол-чать! Вы не белка! Есть правила!
– Ой, Костеньку сейчас… Зорька, что делать?! Помнишь, как других?…
– Помню, Ася! Но тогда все взрослые были вместе. Товарищ Аркадий еще не пришел. Может, без него не начнется? Вот, что Ася: как только Аркадий придет, отвлеки его – хоть разговором, хоть чем. Я побегу к маме. Мама придумает!
– Точно! – девочки понеслись. Заря выскочила на улицу и, ничуть не смущаясь людей, побежала на Катин след. Он чувствуется. Но Катя уже далеко ушла.
Костя сообразил, что будет, но решил не сдаваться легко. Убежать некуда. Можно залезть на крыши сарайчиков. Туда время от времени забирались, и никто не возражал. Костя запрыгнул на крышу.
– Слезай!
– Платон Ярсович, скажите, в чем мое преступление?
– Тьфу! Борька, лезь!
Борис стал карабкаться по поленьям рядом, но Костя гораздо ловчее. Он перескочил на другую крышу. Он вытягивал шею, но до забора, разделяющего Отделы, не долететь. Боря кое-как залез. Костя спрыгнул. Его стали гонять по земле.
Со стороны это похоже на военную игру. Рэм не мог отойти от прохода, поскольку иначе Костя прорвется туда. Платон приказывал то Боре, то Степе, но даже втроем они не могли зажать Костю.
– Зови Аркадия! – велел Платон.
Степа задергал носом и побежал к Рэму.
Аркадий уже минут десять стоял у молодежного Отдела и беседовал с Асей на серьезные темы. Степа в спешке поперхнулся и минуту еще не мог говорить. Еще минуту выиграли. Степа наконец выдавил:
– Арк! Он! Зовё!
– Что, прости?
– Пла- зо – О!
– Искра, пойдемте к Отделу. Платон что-то затеял. Ася слышала крики Бориса. Аркадий почти подошел к проходу. Ася хотела заплакать – но она не знала, как это объяснить Аркадию.
– Аркадий Игоревич, я хотела Вас попросить!
– У Вас срочное дело?
– Нет, но только Вы способны помочь…
– Аркадий! – завопил Платон – Без тебя не можем!!
– Простите, Искра, я ненадолго отлучусь, а потом – сразу к Вам.
Ася не выдержала и расплакалась. Аркадий этого не заметил – он уже в другом Отделе.
– Рэм, ты держишь забор?
– А?
– Забор, я говорю, обвалится? Ты стоишь как колонна.
– Аркадий!!
«Нас зажмут!» – продумал Костя.
Зоря мчалась на предельной скорости и довольно скоро увидела Катю.
– Мама!!
– Зоренька, что?
– Костю бить хотят! Командир и все-все-все!
– Боже мой! Бежим. – Они бросились почти под колеса грузовиков. Катя прошла спереди, Зоря сзади; грузовик яростно вопил, но его не слушали. Катя решила срезать путь и с разгону влетела в какой-то двор. За ним прочный забор.
– Разбе-жались! – Катя оттолкнулась от бревна на земле и запрыгнула. Одновременно с ней прыгала Зоря, но ее лапа соскочила. Зорю потянуло вниз. Но как только это началось, перед ней мелькнул Катин хвост. Зорю схватилась за него зубами.
– Ох-х! – Катя уперлась что есть мочи. Зоря оттолкнулась еще раз и смогла подняться вверх. Они обе сидят на узком брусе.
– Мамочка, прости.
– Хвост не оторвался?
– Нет!
– Тогда все в пор-рядке! Скорее, Зоренька.
Они очень торопились. Но за 5 минут до преодоления забора Костю затолкали в угол, зажали и потащили в ближайший домик. Там был всего один маленький выход. Костю втолкнули, а поперек входа встали Платон, Рэм, Степа, Борис и Аркадий. Они втиснулись. Теперь мышь не проскочит.
– Ну, что! Теперь давайте… воспитывать… Кто первый хочет? – спросил Платон.
Молчание. Платон повернулся к Рэму, Рэм – к Боре и Степе. Степа посмотрел на Аркадия, который встал у другого края. Все на него смотрят.
– Что вы на меня так воззрились?
– Ты же из нас самый умный.
– Возможно, я самый умный, но не самый злой. Кроме того – я вообще считаю, что подобные вещи должны делать только близкие лица.
– Но мы ближе всех! – сказал Рэм.
– Родственники!
– А, ну это где…
– Погоди! Родион же рядом! Он же отец. Аркаша, молодец! – Платон юркнул наружу и стал разыскивать Родиона. Моментально это не удалось. Обнаружив, он потянул Родиона за собой.
– Я не могу понять, Платон Ярсович. Что я должен делать?
– То и должен! Ты отец в конце концов? Ты же им отец! Не я!
– Но Платон Ярсович, я никогда этого не делал.
– Давай, давай, папаша – как раз научишься!
Платон подтащил Родиона к домику.
– Товарищи, расступитесь.
Родион неохотно вошел. Он увидел Костю и сразу смутился. Костя очень высокий, но худенький. Он посмотрел без ненависти, но Родиону стало стыдно. Он не знал, что делать и что сказать сначала.
Сзади уже слышно:
– Где!! Где?! А! Сейчас! Граждане, что это? У товарища Рэма на хвосте сплошной деготь.
– У меня! Караул! – Рэм дернулся и придавил сначала Платона, а потом Степу с Борей. Аркадию с силой наступили на лапу, он не выдержал и отскочил. Рэм ужасно боялся краски на своем теле и опять опрокинул командиров. Он вертелся юлой, стараясь увидеть, где у него испачкалось!
– Мой хвост! Посмотри!
– Да стой ты! – Платона задело второй раз, и он на мгновение тоже отскочил от входа. В этот миг в дом забежала Катя. Платон сразу вошел за ней.
– Эй, вы где? – следом втиснулись Боря, Степа и Аркадий. В комнате нет перегородок. Рэм бил хвостом по земле, прогоняя несуществующую грязь. Потом он увидел, что все вошли и тоже решил войти и посмотреть.
Увидев Катю, Родион негромко воскликнул. Катя ничего не ответила. Быстро осмотрев всё, она встала к стене напротив входа, и сказала:
– Костя, а ты что стоишь! Ложись.
– Ма-ам?
– Ложись! Так надо. – сказала Катя едва слышно.
Костя послушался и лег, подобрав лапы под себя, держа голову прямо. Тут он почувствовал, как на его голову ложится голова Кати и прижимает ее к полу, а к спине прислонился Катин живот. Катя легла прямо на Костю, закрыв его бок с одной стороны хвостом, а с другой опустила лапу. Передние лапы она положила у головы Кости. Ее шея на его шее. Чувствуется, как сердца стучат.
– Ну, а теперь. Можете начинать.
Командиры остолбенели.
– Что же вы ждете?
Боря открыл рот – но ничего не мог сказать, так и стоял с разинутым ртом. Степа мигал без конца. Рэм сопел. Что скажет Платон? Старший командир обескуражен.
– Ека-а-терина Балт.. флотовна, знаете… у меня ведь куча дел. А я зачем-то вот с ними… время теряю! – Аркадий произнес это с ненавистью. – Екатерина Балтфлотовна, я совсем не туда зашел. Я ухожу.
Аркадий дернулся и выскочил наружу.
Боря чуть помялся и побежал за ним; и Степа, и Рэм выбежали. Слышно, как Аркадий на улице громко говорили:
– Какой стыд! Какой позор!
Катя приподняла голову и тихо улыбнулась Косте. Вдвоем они посмотрели на Платона.
– Катя, извини! Извини! – Платон больше ничего не сказал. И вышел тоже.
Костя вскочил и стал ласкаться к Кате. Она обняла его лапой.
– Костенька, идем. Я тебя провожу.
– Катя, понимаешь, – начал Родион, но Катя не отвечала.
– Катя! – она обернулась и тяжело вздохнула. После этого она ушла в соседний Отдел и весь вечер провела с детьми.
Наступила дождливая пора – такая бывает в июле. С утра и до утра непрерывно неслись капли, без передышки, наперегонки и назло любителям сухой погоды сначала бежали медленно (люди говорили «моросит»), а потом вдруг накатывались стеной. Ураганов и бурь не было, просто стояла очень мокрая погода. Кто-то говорил, что небо плачет.
Все всему в природе внемлет.
Даже тучи не глухи.
С неба слезы бьют о землю,
Увидав на ней грехи.
Вот опять стучит в ворота
Беспросветный проливной.
Ах, наверно, очень что-то
Ненадежно под луной…
Мокрые леса, поляны.
Утонувшие бурьяны.
Говорит, «в ногах изъяны!»
Перепутанная сныть.
Мы ногами – мнем узоры,
Сеем склоки, сплетни, споры.
Перепачканы просторы!
Небо хочет их отмыть.
Все последствия отмыть.
А с причинами – как быть?…
Неужели со слезами
Нам небесными уплыть?
Если мир проститься с нами,
Видно, сможет сам прожить.
И без нас он не пустой.
Но… постой. Постой… Постой!
Ведь все то, что нам тревожно,
Что любили, что могли,
Будет больше и надежней
Отягчающей пыли.
Если любим в гневе даже,
Если верим до конца –
Значит, едкой черной сажей
Не испачканы сердца!
Капли катятся по крыше,
Повисают на стекле…
Командир их гонит свыше
И приносит в дар земле.
Вновь и вновь он дождь полощет,
Чтобы той могучей песней
Напоить поля и рощи
Нашей Родины чудесной.
Пусть же небо слез не прячет.
В них живительное море!
И зачем бояться плача,
Если плачем не от горя?
* * *
Родион изнывал от чувства вины и не раз он порывался бежать к Кате, но его останавливал суровый взгляд Альмы. Родион просто не мог пройти мимо этих глаз. Альма говорила, запрещала, однажды сделала вид, будто хочет заплакать. Родя совсем расстроился. Альма моментально смягчилась и стала ласкать его. Она шептала:
– Зачем тебе к ней? Разве она – твоя мама? Побудь со мной!
Родион слушался. Он смотрел в окно, выходил на улицу, но везде были дрожащие лужи. Через несколько дней дождь сделался слабее – не бил, не рыдал, а только хныкал. Профессор решил навестить коллег и позвал Альму с собой. Они вернутся завтра днем или вечером. Родион решил сбегать. Как назло, вечер был затянут черными облаками, из которых хлынуло; такая погода может быть до утра. Что же – ждать утра? Родион осторожно вышел, встал под хлещущим потоком. Уже надвигалась ночь и ни одного прямого силуэта не было на земле.
Родион побежал прямо через ливень. Он направился в сторону шоссе (этот ориентир не пропадет), бежал по широким улицам. Так было дольше, но он не хотел блуждать по лесу, где ориентиры сейчас размыты. Струи били по лицу, спине и бокам, лапы постоянно скользили. Лужи слились воедино. На гранитных плитах они не такие глубокие, но очень скользко.
Было часа два ночи. Родион, согнувшись, приблизился к задним дворам Отдела и нащупал вход. Нужно было сперва пройти через двор, где стоят дома молодых. Родион закрыл глаза, чтоб случайно не увидеть Костю, Витю и девочек. Он пробрался в Катин Отдел. Тихо. Свет фонаря очень дрожит и самому хочется дрожать. Катин дом. Она спит, наверное.
Родион встал перед входом и стоял, не решаясь войти. Всего себя он поставил под буйство капель. «Так мне и надо», подумал он.
Но стоял он меньше минуты.
Раздались легкие шаги. В дрожащей полутьме возник стройный силуэт.
– Родя. Не стой. Заходи.
Родион, подрагивая, зашел. С него лились целые потоки, а он не мог их стряхнуть, даже слегка.
– Катя!
– Ложись на матрас! Утром мы его просушим.
Родион покорно лег.
– Вытрись как о траву.
– Извини, Катя, я не знаю как быть! Моя мама. Ох.
Катя села рядом.
– Но ведь ты любишь маму.
– Да. Очень.
– В этом нет ничего плохого! И я люблю маму.
– Она уехала до завтра! С профессором.
– Родион, лежи, лежи. Слушай, расскажи поподробнее о его работах. Я слышала, создают новый двигатель?
– Это очень секретно. Так секретно, что говорят лишь на работе! И мама почти ничего не слышала.
– Понимаю. Это тоже правильно.
– Но профессор много раз говорил об истории развития техники, с самых ранних времен.
– Роденька, расскажи! Это очень интересно.
Родион стал рассказывать и говорил долго.
* * *
Слушая людей, Платон узнал о предстоящем распределении молодых кадров. Конкретные имена пока не называют, однако Платон уверен: лучших оставят в Москве или по крайней мере в Московском Военном Округе.
– А другие?
– Страна у нас огромная и хороших мест хоть отбавляй.
Казалось, Кате можно не волноваться: ее ребята работают отлично. Но, может быть, лучшие кадры понадобятся где-нибудь в дальних краях, потому что там бывают события посильней чем в Финляндии и на Халкин-Голе. Конечно, она очень хотела, что все дети оставались рядом. Она вспомнила, как ее забрали в 1935 году якобы на два месяца.
«Люди меняют планы, а мы ничего не можем изменить. Всех наших, наверное, тоже увезли от папы с мамой. Чем я лучше мамы? Но все-таки, если есть шанс, я постараюсь сохранить нас вместе».
Платон в целом не ошибся: самых умных и смелых решили поставить на особо важные направления. Зоря и Ася будут работать в Москве! Мальчики… наверное, тоже, но их сперва хотят увезти в Особый Отдел, расположенный у самой западной границы.
– Мы будем как на передовой! Мамочка, ты к нам приедешь? Товарищ Солодов тебя очень уважает. Если он отправится туда… – на границу также поедут опытные псы. Их команды уже начали собирать на ближнем полигоне. Прошел слух, что Родион есть в списках.
Альма встревожилась и побежала узнавать. Она могла близко подойти к любому человеку из Отдела, даже к генералу, но не в ее силах заставить кого-либо изменить решение. Итак, решено. Родион отправляется с мальчиками. Эшелон уходит во второй половине августа.
На перроне опять много военных. Ребята сидят у шпал и ждут. Раздается команда. Всех заводят на платформу, начинают размещать. Солодов взял с собой Катю (она заранее решила: если ее не приведут, он сбежит сюда сама). Было шумно. Но Катя сразу увидела Витю и Костю. Втроем они стояли близко-близко. Катя говорила бодрым голосом и обещала:
– Я приеду, мальчики! Приеду! Я узнала кое о чем. Не могу назвать точной даты. Но мы увидимся. Непременно.
Витя и Костя гладили ее лапы, прижимались к щекам. Родиона долго не было видно. Перед самым отбытием он появился в сопровождении профессора Колокольцева. Катя крикнула:
– Родя! – он повернулся к ней.
Но в тот же миг из-за спин выскочила Альма. Она кинулась к Родиону и почти упала перед ним.
– Сыночек.
– Мама, я уезжаю – ради важных дел!
– Я ничего не смогла сделать!
– Мама, не волнуйся. Ведь поедут наши товарищи. Я очень многих знаю. А вместе совсем не страшно.
Альма приникла к его голове.
– Роденька, дорогой. У меня предчувствие нехорошее. Обещай, что будешь осторожен. Я прошу, не беги в огонь.
– Но мы же должны исполнять долг.
– Да, конечно… Родион, там совсем рядом граница, может что угодно произойти.
– Я знаю. – Родион глазами искал Катю.
– Родя! – почти закричала Альма. – Послушай меня хоть раз. Ты должен быть внимательным. Ты, ты… Ты у меня один. Понимаешь, один!
Больше она не могла говорить.
Дали сигнал к отправлению. Родиона и всех, кто еще был на платформе, завели в вагоны. Раздался лязгающий звук и состав стал медленно смещаться. Родиона поместили в один вагон с Костей и Витей. Когда вагон поехал по-настоящему, Альма побежала за ним вдоль платформы, мимо людей в форме. Скоро платформа кончится. Вагон уходит.
– Ты у меня один, Родя! – закричала Альма. Она застыла на самом краю и долго смотрела вслед уходящему составу.
В вагоне взрослые начали веселую беседу, активно знакомясь и общаясь с молодыми.
– У нас во дворе один парень – лет пять назад – уходил в армию из дома. Он был человек. И вот, его человеческая мать схватила его лапти и не отдавала! Она думала, босиком он не уйдет!
– Кеша, у вас там все еще ходят в лаптях?
– Люди – да!
Смех и шутки.
– Женщины бывают слишком сентиментальные. Родя, это твоя мама кричала? Я слышал. Чудно. Она же очень опытный специалист.
– Но она ведь тоже женщина!
Опять смех.
Родион не знал куда деть голову. Спрятаться он не мог, и не мог смотреть на товарищей. На Костю с Витей он тоже не глядел.
– Как родная мать меня… провожала! – затянул один пес. И все подхватили:
Как тут вся моя родня – набежала!
Как тут вся моя родня – набежала!
А куда ты, паренек, а куда ты?
Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты!
– Во расшумелись! – заметил красноармеец-часовой.
Раскачиваясь во все стороны, Костя подпевал:
Поклонюсь моей родне – у порога:
Не скулите обо мне ради Бога!
Если б были все, как вы, ротозеи,
Что б осталось от Москвы, от Рассеи?
Что б осталось от Москвы, от Рассеи!
Песню было далеко слышно.
* * *
Состав исчез, но Альма все смотрела на дорогу. Затем она медленно повернулась и пошла по платформе назад. Она проследовала мимо Кати и Солодова и встала рядом с профессором. Солодов тоже идет к нему.
– Иван Иваныч, скажите, у вас свет вчера отключали?
– Да, уже второй раз за неделю. Говорят, на нашей улице недостаточно мощный трансформатор.
– Хм. Почему вам поставили такой. Вы не замечали посторонних?
– Петя, знаете, я в последнее время так увлечен…
– Понимаю. Товарищи ведут наблюдение, но, к сожалению, они простые милиционеры. Мне кажется, вам с Альмой надо выделить поддержку. Родион уехал, поэтому как раз надо помочь.
– Еще одну собачку? Но я плохо их знаю.
– Эту знаете. Катя, Катя! Иван Иваныч, лучше Кати я не вижу кандидата. Как Вы считаете?
– Вполне! Они две девочки и им будет интересно вдвоем!
В изумлении Катя и Альма посмотрели друг на друга.
– Катенька пока нужна в Отделе. Но мы привезем ее в ближайшее время. Кстати, Иван Иваныч, как идет разработка – в общих чертах?
– О! Там оказалось все новое! Не только технологические нормы, но и сам принцип проектирования, и математический аппарат! Я не могу ручаться, но возможно, наша идея окажется верной!
