Между Западом и Востоком

Наверху под потолком есть узкое продолговатое окошечко. Если встать на верхние ящики, можно увидеть, что снаружи. Родион боялся, что ящики рухнут.

– Они же деревянные. И крайне тяжелые, не сдвинуть. Я надеюсь, здесь не динамит? Кстати, товарищ Солодов велел нам присматривать за ними, а значит, их нужно со всех сторон осматривать. Конечно, он пошутил. У нас весь состав вооружен, к нам и вовсе нельзя залезть, потому что створка вагона заколочена. Наверное, это излишне.

– В любом случае, мы можем выйти в торце.

– Родя, неужели мы пойдем вдоль Волги? Я так хочу на нее посмотреть!

Поезд шел от турецкой границы через Кавказ к Каспию. Катя знала, что к северу от Каспийского моря уже должна быть Волга, о которой столько песен сложено. На горы она уже вдоволь нагляделась – их спецотряд исходил почти все южные границы СССР. Они видели Памир, Тянь-Шань, кавказские хребты; однажды они даже переходили через горы в китайский Туркестан. Оттуда порой прибывали кочевники-уйгуры. Но к удивлению Катя, в Туркестане были русские – те, что попали туда во время Гражданской Войны и сразу после нее. У Солодова была информация, что среди бывших белых есть группа активных антисоветских элементов, которые, как и в Памире, помогали иностранцам. Всех раскрыли!

И в Средней Азии ловили шпионов. На кавказском направлении работы была намного спокойнее; а теперь их переводят в столицу. Родион говорил, что у него там есть постоянная квартира, и что можно будет ходить в гости к хорошим людям. Катя не спрашивала, кого он имеет в виду – настоящих людей или все-таки собак. Пахнет стружкой и немного дымом. Вагон иногда потряхивает, но ящики все стоят. Катя спрыгнула. В последнее время на нее иногда накатывало вдруг головокружение, и сердце начинало биться, как при физической нагрузке, при том, что она сама была в спокойном состоянии.

Родион примостился рядом с Катиным матрасом.

– Катя, как ты полагаешь – в Москве мы по-прежнему будем заниматься оперативной работой, или Солодов нам что-нибудь еще поручит?

– Что же он может поручить? Охранять памятники искусства? Но это очень скучно, я бы и недели не вытерпела на охранной работе. На таких должностях любят вешать цепь или веревочку… – Катя тихонько зевнула. – Хочется заняться чем-то активным.

– Дорогая… я все хотел понять. Мы уже долго знакомы и всегда были вместе, и даже документально были оформлены как пара. Можно ли считать, что мы – муж и жена?

– Не знаю. Зато я уверена, что скоро мы будем отец и мать.

Родион смутился.

– Катя, прости. Я не хотел доставлять тебе неудобства. Как это случилось, просто не пойму… Так стыдно.

– За что? Напротив, я очень рада! Мы с Леночкой всегда хотели иметь детишек. Леночка хотела, чтоб у нее были девочка и мальчик, а я хотела много мальчиков. И девочек! Считай, что ты помог мне с воплощением нашей мечты.

– Много детей – это же как детский сад. Где им жить?

– Ты говорил, у тебя есть квартира.

На больших станциях можно было выйти и немного погулять, но Катя всегда оставалась в вагоне. Солодов к ним заходил, гладил Катю, трепал за шею Родиона. Он был в курсе насчет детей. По его словам, все будет устроено, поскольку новые кадры нужны Советскому Союзу.

Состав двигался очень быстро (задерживать его где-либо считалось государственным преступлением), и Катя даже подумала, что с такой скоростью они проскочат Москву. От Солодова принесли кое-что съедобное и сказали «Москва». Катя навострила уши. Ей чрезвычайно захотелось посмотреть в окно, под которым трясутся ящики. Лучше подождать. Все равно скоро увидим. Поезд стал сбавлять обороты, потом пошел совсем тихо. С нетерпением Родион и Катя ждали, когда он остановится. Состав двигался долго, затем замер. Из дальних вагонов началась разгрузка. Катя решила, что они выйдут сразу же, когда их вагон «расколотят». Но еще до этого их позвал Солодов.

Москва. Катя выскочила, и сперва не увидела ничего, кроме неба. На длинном перроне много военнослужащих и ни одного гражданского лица. Солодов куда-то ушел. Катя с Родионом встали рядом с тем местом, откуда выходили. Вдруг Родион сказал:

– Вижу! Здесь товарищ Колокольцев! Мой профессор!

Катя внутренне улыбнулась: скорее, это профессор мог сказать про Родиона «мой», а не наоборот. Рядом с профессором она увидела Солодова.

– Катя, сюда!

Они вдвоем подбежали и встали по стойке «смирно». У профессора симпатичное лицо, почти совсем не старое. Он тоже поздоровался. Родион ткнулся носом в его ладонь, обернулся и стал двигать ушами, будто его еще кто-то зовет. Катя почувствовала, что на платформе есть не только человеческие запахи.

– Катя – я сейчас! – сказав так, Родион побежал. Его не окликают.

– Иван Иванович, познакомьтесь с моей приятельницей.

Катя протянула профессору лапу.

– Добрый день! – сказал профессор.

– Это что! Она вообще все понимает. У нее такие родители! Они тоже… Я видел, как они… – Солодов стал быстро и увлеченно рассказывать.

Катя тем временем заметила Родиона шагов за сорок от них, с той стороны, где идут военные. Родион перед кем-то прыгает. Катя вытянула шею и увидела взрослую собаку, довольно высокую, в красивом серо-палевом наряде. У нее лицо почти как у овчарки, и она похожа на Родиона.

«Сестра?» – Катя услышала, что Солодов что-то говорит в ее сторону.

– Она считать умеет. И до 10, и дальше 10! Знаете, кто ее научил?

– Кто? Петр, Вы?

– Я – только отрабатывал с ней навык. Она сама! Ну-ка, Катя – профессор сейчас тебе покажет число, а ты скажешь, сколько пальцев. Давай, скажи.

На одной руке три пальца, на другой – один. Даже смешно. Но почему Родя так сорвался? Он не говорил, что у него невеста была. Родион скакал перед ней, а она сдержанно улыбалась и касалась его лица.

– Сейчас. Она сосредоточится.

Не глядя, Катя гавкнула 4 раза.

– Умница! А сейчас сколько?

Два пальца. «Гав, Гав!»

– Отлично! А теперь? – пальцев нет.

Катя молчит.

– Вот так! Мы ее возьмем в специальный кинологический отряд при Главном Управлении. Кстати, Родион там тоже может пригодиться.

Люди говорили, а в сторону Кати уже идет серо-палевая собака с Родионом.

– Катя! Знакомься. Это моя мама!

Ах вот оно что.

– Очень приятно. Альма.

– Здравствуйте, меня зовут Екатерина Балт… ова. – Катя хотела сказать «Балтфлотовна», но мать Родиона не назвала свое отчество, значит, свое тоже не стоит называть.

– Вы работаете в области контрразведки?

– Да, мы участвовали во многих таких операциях. Но моя первая специальность – уголовный розыск.

– Мамочка! Мам! – Родион не стоял на месте – Мы столько всего пережили! Столько преодолели! Мы официально работаем в паре, и командир говорит…

Он стал шептать ей на ухо.

–…, нужны кадры. А у нас как раз…

– Что? – сказала вдруг Альма. – Милый, я не расслышала. Повтори, пожалуйста: кто у вас будет?

Родион произнес едва слышно.

– Так, понятно. Родион, отойдем. Извините, Екатерина.

– Ну ма-ам!

– Отойдем. – голос был спокойный и вместе с тем решительный. Родион покорно пошел за матерью вдоль платформы. Катя стояла с Солодовым. Она слышала, как на расстоянии Альма говорит.

– Роденька, ты мне что обещал?

– Мама, я…

– Нет, скажи: что ты мне обещал?

– Мамочка, прости. Так получилось. Я забыл.

– «Забыл!» Есть вещи, которые мужчина не должен забывать. – сказал Альма твердым голосом и стала ходить из стороны в сторону. – Но ладно. Ладно. Очевидно, это должно было произойти – наверное! – но, знаешь, такая поспешность…

Катя вдруг сделалось стыдно и она опустила голову.

– Впрочем, тебе достался далеко не худший вариант.

Катя навострила уши.

– … но и не самый хороший.

– Почему? Она такая умная, и красивая!

– Красивая! Ты видел ее лицо? У нее явно кто-то есть из дикой природы – среди близких родственников. Такие бегают лишь по захолустьям.

– Мама, нет, она же из Владивостока. Это большой город.

– Там все… полукровки. Все, кто с такими лицами. Роденька, не думай, что я из вредности сомневаюсь. Я просто боюсь за тебя! Понимаешь, те, у кого в роду есть такие, могут что-нибудь сотворить. Сколько я знала случаев, когда помеси, рожденные от волков, приходили в бешенство.

Катя фыркнула и отвернулась.

«Буду лучше с людьми. Они по крайней мере считают меня красивой. Как мама Женя». Она стала думать о родителях.

– Я сейчас еду в управление. Родиона можете сейчас взять. Он ведь соскучился? Соскучился!

Родион пошел с Колокольцевым – и Альма пошла вместе с ними. Катю повели в служебный автомобиль, и он двинулся через Москву.

Все кругом привлекало внимание: дома, вывески, ограды, даже люди, которые, казалось, выглядят особенным образом. Солодов ездил по разным адресам, занимался необходимым делом; Катя каждый раз выводили из машины, и она могла смотреть во все стороны. Солодов принес Кате покушать. Катя удивлялась: все дома в Москве разные, но вместе они создают стройную композицию. Большое разнообразие форм и оттенков. Она заглядывалась на верхние этажи. Солодов поехал на север. Ворота были уже не деревянные, а металлические, с гербом. С обеих сторон стоят очень солидные стены. Катя мельком заметила, что есть и другие выходы, но не успела рассмотреть. Внутри много корпусов, углов и поворотов. Дальше стоит деревянная. Солодов сказал, что там живет служебная команда.

Кате стало не по себе. Она нисколечко не боялась, но представила: вот сейчас ее приведут к незнакомым и очень взрослым псам (Родион говорил, что в этом Отделе работают только самые опытные); ее начнут расспрашивать, но отчего-то совсем не хочется говорить. А молчать нельзя. Это значит показать себя невежливой или неразвитой. Судя по признакам, рядом есть общежитие для молодых. Она увидела деревянные домики, облицованные досками.

В «главной» комнате собрались псы-командиры. Подвижный и лохматенький пес Борис увлеченно говорил о своей недавней поездке в Ярославль.

– На шинном заводе мы провозились долго. Но все же обнаружили – целый мешок махорки! И не где-нибудь, а прямо в химическом цехе. Мы сначала думали, диверсия. Потом, оказывается – сторож – старый упаднический тип – затащил это все сюда, поскольку из химического цеха материал так просто не выбросят. Этой махорки у него было – апчхи! – как и в прочих местах. Представляете, друзья, он имел целую плантацию на поляне в лесу, и никто не замечал. Думали, просто так трава растет. Наверное, местные сами пользовались. А еще… Да! Платон, мы установили, что тот тип есть в картотеке! Еще при НЭПе он спекулировал махоркой и папиросами, причем даже в Москве. И хоть трава не расти, никто его не вычислил.

– Ага! Укольчик в мою сторону! – безо всякой обиды сказал самый опытный пес. – Но ведь и в то время я не работал с мелкими спекулянтами. Мы искали добычу крупнее. Кстати, как там насчет вредителей?

– Полевых?

– Нет, человеческих.

– Ну вообще-то…

– Товарищи, нас зовут.

Псы выскочили из комнаты и построились в шеренгу по росту. Солодов сказал:

– Катя, знакомься. Слушайте, братцы, я на час отстал. Мне надо бежать. Я приду потом. Привет!

Солодов считал, что собаки тоже общаются друг с другом. Не путем лаянья, а по-настоящему, как люди. Он допускал, что даже рыбы общаются.

Катя сделала шаг вперед.

– Здравствуйте, меня зовут Екатерина, я работала в паре с Родионом у товарища Солодова. Мы проводили рекогносцировку южных границ, участвовали в операциях, в том числе – боевых. Скажите, пожалуйста, как часто здесь нас могут атаковать?

Все удивились.

– Да как же… Мы ведь не на войне пока. А вы сражались где-то?

– Мы искали бандформирования в районах… – Катя стала перечислять. Все слушали, замерев, и не сводили глаз с нее. – Несколько раз нам пришлось участвовать в ближнем бою. А здесь возможны такие случаи?

– Да, враги и здесь встречаются.

– Но я заметила, на улицах нет патрулей и везде порядок. Во Владивостоке служебная команда постоянно ходит с патрулем.

– Вы из Владивостока?

Катя опять начала рассказывать. Платон и остальные с жадным вниманием смотрели на Катю. Катя говорила и спрашивала, и рассказывала очень интересно.

«Прелесть что за девочка! – подумал Платон. – Но что я болтаю. Девочка! Как не стыдно так называть ее». Он задвигал ртом и сказал:

– Так Вы в паре с Родионом? Мы его хорошо знаем, еще когда он был маленький! Представляю, какой он теперь… взрослый! Катенька – простите – Екатерина, вы здесь будете работать?

– Да, наверное. Товарищ Солодов сказал.

Все замахали хвостами.

– Тогда пройдемте, пройдемте, что мы стоим? Это наш дом, комнаты. Прошу Вас сюда. Здесь самое чистое место. У нас иногда убирают, но само собой сыпется. Туалет вон там! Еще… – Платон вертел головой.

– Спасибо. Спасибо! Простите, я не знаю вашего имени-отчества.

– Я Платон, а отец мой был Ярс.

– Платон Ярсович, спасибо Вам. Спасибо, товарищи!

Катя легла и очень быстро заснула.

А командиры еще целый час шептались.

– Как же мы не спросили?

– Вот ты бы и спросил!

– Я? Я не самый главный!

– А что, надо все на главного валить? Как маленькие, честное слово. Ничего-ничего-ничего, мы завтра же узнаем, как зовут ее отца. Это просто безобразие – она обращается к нам по имени-отчеству, а мы… Кстати, мы даже не представились. Тоже еще джентльмены!

– Но ведь мы не джентельмены! – сказал Боря. – Мы не они. Мы наши.

До вечера командиры говорили. Боря от волнения ворчал даже во сне. Платон также долго не мог заснуть. Весенний луч разбудил Катю. Она встала, выглянула во двор – только-только рассветает. Она осторожно прошла вперед и стала рассматривать здания. Они такие же как во Владивостоке, но выглядят солиднее, во дворе меньше деревьев, а из досок не глядят концы гвоздей. Катя подумала и стала делать зарядку (без тех упражнений, где надо много бегать. Вдруг здесь это запрещено). Он пошла в сторону дома служебной команды. За ним видны хозяйственные постройки, заборы, сарайчик. На крыше сидит толстый голубь. Кровля вся в белых кляксах. Голубь очень важен, но ему не хватает ума посмотреть подальше. Катя замерла. Голубь клюнул во что-то, заковылял по крыше, словно хозяин. «Слетит вниз или нет? Он умеет разговаривать? Если он как все, его можно и не беречь…». Голубь издавал лишь птичьи звуки и медленно гулял по крыше. Кате надоело за ним следить. Но она тут же подумали, что для нее, раз она совсем недавно приехала, на кухне может ничего не быть. Катя прижалась к стене. Затаилась.

Медленно голубь дошел до угла крыши. Покрутил головой. Внизу он рассмотрел крошки и решил поклевать. Можно? – Можно. Голубь соскочил.

В тот же миг Катя налетела. Она чуть не расшибла голубя о стену.

– Фу! Какой грязный! Глотать такой пух неинтересно. И негде его разделать. Может быть, отойти подальше в кусты?

Катя понесла голубя, и увидела Платона.

– Здравствуйте, Платон Ярсович!

– Здравствуйте! А Вы уже… Вы его что, поймали?

– Да! – не стала скрывать Катя. – Я решила немного съесть, что не создавать проблемы снабжению. Голубей нельзя здесь ловить?

– Да что Вы! Голубь – это же тьфу! Но – Вы одна его поймали!

Катя удивилась.

– Мы всегда ловили голубей. Еще в детстве. Папа научил нас отлично, и не только этому. Очень многому.

– А кто Ваш отец?

– Он сейчас работает с мамой. – Катя рассказала о Балтике.

Из домика вышел еще один командир – Аркадий. Он поздоровался, спросил о самочувствии и тоже принялся слушать. У Аркадия гладкая шерсть, но он немного досадовал, что не причесал ее заранее.

Еще не было семи часов. В семь все командиры на ногах.

– Вы дрыхните – а Екатерина… Балтфлотовна – правильно? – Екатерина Балтовна рассказывает потрясающие вещи! Ее отец поймал главного владивостокского рецидивиста.

– Правда?

– Да! – сказал Платон. – Катя, ведь и здесь такие есть. Мы их ловим чуть иначе. Очень много зависит от старших товарищей, от людей. Часто их смелость и мастерство оказывается решающим. Эх! Пошли тренироваться.

На площадке за забором бегали несколько молодых псов, домики которых стоят за Отделом. Они тоже не отрываясь глядели на Катю. Скоро появились инструкторы (все в форме). Но сами занятия были точно такие же, как во Владивостоке.

– Если есть заявка, нас тут же вызывают – объяснил Платон. – Угрозыск, контрразведка, экспедиционная деятельность – мы занимаемся этим. А Ваш отец. Он Вас обучил сражаться?

– Да.

День пролетел незаметно, хотя никакой работы не было. По словам Платона, вызвать могут в любой час, в том числе ночью. На следующий день пришел Солодов.

– Катя, сходим. Ты нам поможем.

Он также вызвал Платона. Автомобиль поехал куда-то далеко, явно за пределы Москвы. Всю дорогу Платон сидел с очень сосредоточенным видом и смотрел только в одну сторону. Поэтому Катя не решалась вертеть головой, хотя ей очень интересно было знать, что вокруг. Подмосковный городок был весь опутан зарослями лохматой сирени и жасмина. В некоторых деревянных домах окна заколочены досками; в кирпичных – напротив, окна распахнуты широко. Солодов привел Платона и Катю в местное отделение милиции, где им дали понюхать очень странные пестрые бумажки. От них идет резковатый запах, как от банкнот, но это явно не деньги. Катя поймала еще один тонкий след. После осмотра улик Платона и Катю отправили в комнату, где сидели немолодые мужички. При виде вооруженной охраны они все встали. Нужно было проверить, нет ли среди них того же следа, что на бумажках. Катя внюхивалась, но не могла ничего различить. Платон без церемоний тыкал всех носом, наступал на сапоги, а все лишь сконфуженно опускали головы. Нужных следов ни у кого не нашли. Тогда Солодов приказал ввести следующих. Они мало чем отличались от тех, что только что были. Катя разглядела двух человек, похожих на спекулянтов, но, поскольку те были в наручниках, она решили, что их уже раскрыли.

– Едем дальше! – сказал Солодов.

Автомобиль был уже не американской, а советской конструкции, и произведен в Москве. На ходу Кате казалось, будто он рычит голосом морского котика. Катя видела котиков несколько раз, когда их возили на север Дальнего Востока. Автомобиль подъехал к Мытищам.

Опять собрали людей. У одного дрожат колени, он будто хочет упасть. Катя прошла мимо, не чувствуя основного следа. Но вдруг она вспомнила про другой, более тонкий след; она заволновалась, и почти побежала. Ее что-то дернуло. Она остановилась перед человеком, который имел совершенно обычную внешность. Катя подала сигнал.

– Платон! – позвал Солодов.

Платон вошел следом, стал всех проверять и вдруг яростно закричал – в сторону того же человека, которого указала Катя. Платон разошелся; его пришлось хлопнуть по плечу, чтоб успокоить.

Платон обнаружил сочетание, которое было спрятано под основным следом. Катя нашла нечто похожее, но другое. Косвенных следов бывает довольно много, подумала Катя. А человека уже окружили. Он шпион? Или аферист?

Только одного нашли. Но Солодов, судя по виду, был очень доволен.

– Катя, гуляй. Платон, со мной.

Платона оставили на поводке. Вышагивая рядом с Солодовым, Платон видел, как Катя легонько ступает по немощеной земле и пристально смотрит на город. Очень больших и сложных конструкций рядом не было. Но Катя видела и понимала красоту простого. Она пробежала немного вперед, остановилась на повороте и смотрела на купола, стоящие над сиренью. Рядом подворотня.

Из темноты выполз серый пес, явно без определенных занятий. Он потряс головой и завопил в сторону Платона грубыми словами. Платон хотел ответить (еще крепче); он уже открыл широко рот. Но Катя уже подскочила к серому и наотмашь врезала ему по голове. Пса отбросило к стене. Катя ударила еще раз, в нос (это проверенный прием Балтика и Полкана). Если даже нос не разорвется, он будет долго болеть. Тип захрипел. Катя хотела еще раз ударить, но вспомнила: субординация! – и отбежала обратно к Солодову. Солодов подмигнул и сказал только:

– Молодец! – и больше ничего.

Катя думала, Платон сделает ей замечание. Он долго молчал; затем, уже в автомобиле зашептал:

– Катя, где Вы так здорово научились?

– Нас папа научил.

– Вы его по стене расплескали! Это потрясающе! – в юности Платон много дрался, и все мечтал овладеть тайными приемами. Это не очень удалось; кроме того, специфика работы требовала от него других усилий и способностей. Специально драться их в Отделе не учили. Через три дня после возвращения всем командирам разрешили гулять без поводков. Отдел был расположен на северо-востоке Москвы, недалеко от усадьбы Останкино. Рядом находится пруд и храм Спаса Живоначального. Его узорчатые своды, двойной ряд кокошников очень понравились Кате. Она рассматривала их издалека и вблизи. Храм был закрыт, как и многие другие церкви в Москве. Катя вспомнила рассказы Балтика о том, как они с Полканом впервые увидели подобные здания и были уверены, что это дворцы или терема. А на самом деле это церкви. Рядом с усадьбой работает парк культуры имени Дзержинского. Туда служебные собаки могут заходить в любое время, но обязательно с сопровождением. По одному и тем более толпой не пустят. Но Катя сразу заметила пути, проходы в зарослях, через которые можно пробраться и в усадьбу, и в парк. Уходить из Отдела не разрешается никому, никогда; другое дело, что командиры всегда пристально следили за графиком работ, и могли сказать, в какое время тебя, скорей всего, не будут спрашивать. У людей и без того полно работы, чтоб контролировать команду непрерывно. Командиры умели найти время, когда можно незаметно ускользнуть – с тем, чтобы обязательно вернуться. Молодые псы обязаны «отпрашиваться» у командиров. Если кто-нибудь сбежит без спроса, ему устроят показательную порку.

Платон показал Кате тайный выход из Отдела. Он расположен рядом с тренировочной площадкой.

– И у нас во Владивостоке было так же! Но там официально позволяли уходить иногда.

– Катя, и неужели никто не сбежал?

– Дядя Полкан говорил, в первые годы несколько лиц дезертировали, но им не повезло. С ними обязательно что-нибудь происходило.

– И правильно! – заметил Борис. – Так им и надо! А то выдумали – с государственной службы бегать.

– Несознательность подчиненных часто провоцируется несознательностью руководства. – сказал Аркадий. – Если бы люди внимательней относились к подбору кадров и лучше занимались их воспитанием, то и эксцессов бы не возникало.

– Сбил экспресс! – сказал пес Степан. – Екати, скажите, а он был маневровый или курьерский?

– Я не разглядела. – Степан закивал, Аркадий спрятал улыбку в шерсти.

– А он быстро прошел?

– Я еще не родилась тогда!

– А, понятно. – Степан и Борис работают давно, почти так же долго, как командир Платон. Оба они поджарые, невысокие и шерсть у них в завитках. Разница лишь в том, что у Бори она светлая, а у Степана – рыжеватая. Лица у них похожие, хотя они не являются родственниками. Аркадий и Платон родились от брака овчарок с высокими породами, поэтому они сами высокие. Но самый большой среди командиров Рэм – огромный пушистый пес, похожий и на волкодава, и на сенбернара. Его раньше держали на границе, а потом перевели сюда. У Рэма густой голос. Но он сам очень добродушный и практически не умеет драться. Это ему и не требуется. Достаточно увидеть его солидную фигуру, чтоб все претензии отпали. Прошла еще неделя, и Катя уже стала задумываться о Родионе. В субботу организовали всеобщий смотр. Все ребята выстроились рядами в ожидании руководства. Катя тоже встала и увидела Родиона – он выбежал из-за щитов, промчался, перепрыгнул и ушел обратно. Катя почувствовала и другой след. Очень скоро появилась Альма. Она и Родион встали у дальнего щита, куда приходят дежурные офицеры.

– Родион, привет! – кричали молоденькие псы. Пришли люди и стали командовать. Все как во Владивостоке. Но некоторые упражнения были настолько сложными, что даже командирам требовалась вторая попытка. Катя ждала, когда ее вызовут. Не зовут.

– Платон Ярсович, я могу тоже принять участие в занятии?

– Да! Почему же нет?

Катя подождала – и едва Рэм перевалился через высокую перекладину, она побежала к ней и с разгона перескочила, затем перескочила обратно, залезла на узкий брусок, сделала сальто, побежала.

– Во дает! – прошептал Боря. Молодые в нетерпении крутили хвостами. Они хотели сделать все как Катя. Сразу так не получается, особенно сальто. Катя вернулась в строй. Родион по-прежнему стоял возле Альмы. Она ему о чем-то сказала. Родион дернул плечами и стал упрашивать, не отходя. После завершения занятий, он пошел было с Альмой, но затем опять стал просить.

Альма сказала.

– Ладно. Но жду тебя у ворот! – и ушла.

Родион побежал к Кате.

– Родя, добрый день! – сказала Катя.

– Екатерина, зачем ты встала здесь? И застыла. Как Снегурочка!