Апостол для Рафаэля. И не введи нас в искушение?!

Мы приехали домой под вечер, и Лиза терпеливо стала объяснять Олежке, что обязательно нужно выпить таблетки. На вопрос Олега, зачем их надо пить, она придумала, что это нужно, чтобы не болела голова после сотрясения мозга.

Когда мой сын положил первую таблетку в свой небольшой очаровательный детский ротик, я проклял всё на свете. Словно зная, что за этой первой таблеткой последуют многие другие, некая зависимость, от которой невозможно избавиться.

Чувство вины снедало меня, я вышел на балкон и, закрыв дверь в зал нашей скромной двухкомнатной хрущобы, дрожащими руками открыл шкаф, в котором хранились консервы. Протянув руку, нащупал пачку сигарет, спрятанную два года назад, когда я дал обещание Лизе бросить курить.

В пачке оставалось всего три сигареты и, боже, как они были прекрасны. Ни одна другая сигарета, а я курю уже 10 лет, не сравнится с той, вкус которой я желал. Возможно, некоторые из вас победили в так называемой борьбе с курением, устроенной средствами массовой информации, государствами, ВОЗ и так далее. Да только вот я задаю себе вопрос, может, он будет интересен и вам: если мы сравним количество умерших от курения и количество умерших от войн, невинных жертв, убитых из стрелкового оружия? Разница будет ошеломляющей. Но, как ни странно, никто не ведёт пропаганду о вреде ношения огнестрельного оружия и того, что одна лишь пуля может быть смертельно опасна. Пока ещё никто не умер от одной сигареты. В крайнем случае, ваш любимый писатель выкурил не одну сотню, и не принимайте это за пропаганду курения, нет. Это личный опыт и некоторые наблюдения, которые очевидны для меня.

Докуривая первую из трёх оставшихся сигарет, я достал свой кошелёк из кармана и посмотрел на те жалкие триста рублей, что остались в нём, и на которые просто невозможно было дотянуть до конца месяца. Одни только памперсы, недавно появившиеся в то время на базарах и в магазинах, стоили бешеных денег.

Глухой шум новеньких шин, тормозящих по асфальту, привлёк моё внимание. Это был только что сошедший с конвейера автомобиль марки BMW, красивого золотистого цвета шампанского. Хозяин авто не спешил выходить, оставаясь сидеть в своём, несомненно комфортном, водительском кресле. Почему он так заинтересовал меня? Не знаю. На тот момент не знал.

Даже мой обожаемый в кавычках сосед подошёл поближе к машине, критически осматривая её, пытаясь найти хоть какой-то недостаток, которых не было. Потом, вскинув голову вверх, он заметил меня, с сигаретой в руке, которую я тут же постарался затушить, и собрался было зайти в квартиру, но было поздно.

– Эй, привет, ну как? Родил? – насмешливый тон выводил меня из себя. Почему сигарета не может выстрелить? Всего один лишь выстрел, и ты, сделав затяжку, выдохнешь из своего горла душу этого надменного подонка, с удовольствием смотря, как она растворяется в ночном воздухе.

– Да, всё хорошо, спасибо, – с натянутой улыбкой ответил я.

– Как назвали?

– София.

– Что за имя такое? Чё не Ира? Или там Света?

– Ну, нам это имя очень понравилось, – мне стало как-то неловко от его природной наглости.

– Ладно, на крестины позовёшь?

«Да скорее на вечеринку в ад», – подумал я, но потом вдруг понял, что разрешение финансовых проблем оказалось в кошельке нашего обожаемого Славы, нашего соседа. Занять у него денег. До конца месяца. А потом, к тридцатому августа, верну, но откуда? Замкнутый круг. Хотя… Ведь Слава может стать крёстным Софии и тогда деньги можно будет вернуть не сразу, почти второй папа может и подождать. Хотя такого крёстного папу я не пожелал бы и врагу.

Выкинув окурок через балкон, я молча кивнул Славе, что означало, что, конечно же, он будет приглашён, и сел на табуретку, чтобы казаться невидимым для внешнего мира, скрывшись за стенкой балкона. Мобильный в кармане завибрировал, давая понять о прибытии очередной смс. Нехотя я прочитал её, это было сообщение от моего лучшего друга, который спрашивал, всё ли хорошо прошло, и когда он сможет видеть новорожденную.

Занять денег у него не было никакой возможности, поскольку он сам был безработным и уже не раз становился моим должником. Автоматическим движением я удалял все старые сообщения из папки «Входящие», пока не наткнулся на сообщение моего будущего редактора, который пропал. Внимательно посмотрев на номер, с которого была выслана смс, я нажал на кнопку вызова.

Прошло несколько мгновений, прежде чем любезный автоответчик женским голосом известил меня, что данный номер не существует. Подумав, что ошибся, я набрал номер ещё раз, в этот раз вручную, но получил тот же ответ. «Как было бы хорошо, если бы ты появился, чёрт с тобой, я напишу книгу, которую ты заказал, только позвони мне». Контракт, подписанный мной в двух экземплярах, остался у директора издательства, поэтому у меня не было ни адреса, ни телефона офиса. Я даже не спросил его имени, и только лишь смог припомнить, как он выглядит.

Ситуация казалась безвыходной, и единственный выход из неё был либо признаться Лизе, что денег до конца месяца не хватит и тем самым признать себя лузером, либо попытаться всё-таки разыскать моего таинственного издателя и попросить задаток за ещё ненаписанную книгу. Чувство мужского достоинства и трусость не позволяли мне признаться в финансовом крахе, из-за низкого уровня продаж моих книг, которые переставали интересовать читателей, ни одна из трёх последующих не смогла сравниться по уровню популярности с первой книгой.

«Возвращение из бездны», так она называлась, была написана от отчаяния и безысходности. Моя мать болела раком третьей стадии, нужны были лекарства, которые стоили бешеных денег, я работал где мог, и ночами подрабатывал на том самом заводике моего будущего тестя. Жизнь на тот момент была похожа на американские горки, в один день казалось, всё идёт хорошо, в другой непременно случалось что-то плохое, сводившее на нет позитив вчерашнего дня.

Чтобы отвлечься от всего этого и не сойти с ума от бессонницы и усталости, ночами я стал писать, сюжет пришёл сам собой, почерпнутый из загадок истории человечества. Их было много, и, составив одну детективную линию, в которой участвовали два главных героя, стремящиеся найти разгадки этих тайн, я получил неплохой коммерческий салат, как я это понимаю теперь. Тем не менее, мой «салат» пришёлся по вкусу миллионам русских читателей и стал номером один по продажам в 1994 году.

Всё гениальное просто, и, продолжая штамповать детективы, которые развивались достаточно стремительно, я пошёл по проторенной мной дорожке, то есть: у главных героев всегда очень мало времени, чтобы разгадать убийство, произошедшее при мистических обстоятельствах; множество исторических тайн, которые я подаю на свой вкус, думая о тех, кто никогда не держал в руках учебник истории, и которые восторженно делятся друг с другом:

– Ты представляешь, а я-то не знал, что в 10 веке могло быть такое!

На самом деле в десятом веке ничего такого мистического не происходило, просто так здорово передёргивать скупые моменты истории и превращать их в красивые сказки для взрослых. О телевидение, благодарю тебя, ты специалист по ежедневной массовой лоботомизации миллионов мозгов, ты сделало возможным успешную продажу моего первого бестселлера. Ибо любой здравомыслящий человек, прочитав несколько страниц моих первых книг, сразу поймёт, какая отменная хрень там написана.

Но я одинок в пустыне под названием мудрость и пока что наслаждаюсь своим одиночеством, хотя мой банковский счёт на данный момент составляет мне классную компанию, миллионы друзей в виде банковских банкнот и копеек. Кто из вас не мечтал о наличии подобного рода корешей, любой из Facebook или ВКонтакте обзавидовался бы.

Увы, всё это мне было неизвестно в момент, когда я начинал. Приличный гонорар, который я получил за издание первой книги, мы истратили на покупку двухкомнатной хрущобы и не новой «копейки», всё это было куплено до момента дефолта в России. На счёте в банке оставалась ещё крупная сумма, на которую мы решили построить дом. Но в один миг все мои сбережения мгновенно похудели и почти испарились, так же как и мечты о большом уютном доме, новой машине, каникулах за границей. Это коснулось каждого среднестатистического жителя России, я был не исключение.

Суммы дальнейших гонораров за издание книг, которые были напечатаны после дефолта, с трудом хватало, чтобы прожить нормально около шести месяцев. И вот остатки последнего гонорара были истрачены на лекарства. Остались сущие гроши… Я отчаянно пытался вспомнить, о чём был контракт, подписанный недавно с незнакомцем, какие-то реквизиты, возможно указанные на нём… Нет. Бесполезно. Пожалуй, самым лучшим вариантом представлялось пойти в больницу и спросить данные донора моего сына, там-то уж обязаны регистрировать всех, кто сдает кровь.

Выйдя с балкона, я тихо прикрыл дверь в зал и заглянул на кухню. Лиза была занята приготовлением ужина, Олег что-то разукрашивал, сидя за кухонным столом, а София тихо посапывала в своей кроватке. Быстро нацарапав простым карандашом на клочке бумаги записку о том, что скоро вернусь домой, я вышел в подъезд и стал спускаться по лестницам. На первом этаже прохлада вечернего воздуха мягко окутала меня, я глубоко вздохнул, наполняя лёгкие свежим воздухом.

Глава четвёртая

У крыльца, как всегда, сидели местные бабульки, местное радио сплетен, они всегда всё знали обо всех. Такие есть возле каждого подъезда, если только вы не живёте в частном доме, как я сейчас. Наверное, ФСБ не там набирает своих секретных агентов, вот кто догадается, что такая вот бабулька может работать на государственные службы? Никто. А сколько пользы бы принесла!

– Можно поздравить тебя, – скрипучим от старости голосом сказала Татьяна Сергеевна, – как дочулька?

– Да, спасибо, всё хорошо.

– А что же не показал мне? Или на улицу не выходите?

– Врач пока ещё не разрешил, но через недельку уже будем гулять.

– Скорей бы, а на кого похожа?

– Пока непонятно, мне кажется, что на Лизу, – ответил я, отходя от злополучной лавки с бабулями, которые не собирались меня отпускать, донимая своими расспросами.

– Куда спешишь-то? – настороженно спросила Полина Георгиевна, она была подругой по сплетням с Татьяной Сергеевной и каждая поочередно несла свою сторожевую вахту на лавке – или с утра до обеда, или с обеда до вечера. Но сегодня вечером мне повезло, их было двое.

– Памперсы куплю, – торопливо ответил я и зашагал прочь.

Сделав пару шагов, я приблизился к той самой красивой новенькой машине BMW. Подойдя к ней поближе, я увидел затемнённые стёкла, от шин исходил запах не изъезженной резины, всё в этой машине кричало, что она только что выехала из автосалона. Вспомнив про мою раздолбанную «копейку», которая пылилась в металлической ракушке, стало не по себе. Да, я завидовал. Возможно, надеясь на чудо, или от безысходности я вытащил телефон и опять набрал номер, с которого мой издатель прислал одну единственную смс.

На том конце провода, к моему великому удивлению, перестал отвечать автоответчик, и раздались долгожданные гудки. Один, другой, минута, две, никто не отвечал. Но где-то рядом раздавался звонок телефона, мобильного телефона. Наверное, совпадение, подумал я. И тут дверь BMW открылась и из неё вышел небольшого роста мужчина, полный, его жиденькие тёмные волосы были стянуты в тонюсенькую хилую косчику, широкий и плоский нос несуразно выделялся на одутловатом загорелом лице. Он был одет в лёгкие летние брюки серого цвета и такого же цвета рубашку. Свои глаза он прятал за солнечными очками цвета меди.

– Вас ждут, – сказал он мне и открыл вторую дверь машины со стороны заднего сиденья.

– Извините, вы ко мне обращаетесь? – недоумённо спросил я.

Ответом мне послужил мобильный, продолжавший звонить в глубине салона автомобиля, и тогда я понял, кто меня ждёт. Волна радости и облегчения почему-то захлестнула меня, и, не заставляя себя долго уговаривать, я забрался в машину. Последнее, что я увидел, когда толстячок закрыл за мной дверь, были округлённые от удивления глаза наших сплетниц.

Он, мой заказчик книги ужасов, сидел рядом со мной на заднем сиденье из мягкой кожи молочного цвета, внешне был расслаблен и даже выглядел немного уставшим, о чём свидетельствовали тёмные круги под глазами на и так достаточно бледном лице.

Небесно-голубые глаза казались почти бесцветными… выцветшими… мёртвыми. Он ничего не сказал, а я не знал, с чего начать. Несколько секунд спустя до меня дошло, что я забыл закончить вызов абонента, в данном случае это был мой будущий редактор, и его телефон по-прежнему звонил. Не сводя с меня глаз, он медленно вытащил телефон из кармана чёрных брюк. Он был одет во всё чёрное, чёрная шёлковая рубашка была расстёгнута почти до пояса, обнажая достаточно хрупкую грудную клетку, на которой не виднелось ни одного волоска, цвет его кожи казался таким же, как кожа сиденья машины, что создавало необычный и ужасающий эффект. Он выделился из кожаной обивки сиденья этой машины, чтобы затем раствориться в ней вновь.

– Алло? – ответил он, приставляя телефон к уху. При этом не отрывая от меня своего взгляда ни на секунду.

Спохватившись, я тут же выключил звонок вызова, мои ладони намокли от страха за те несколько минут, что я находился в этом загадочном автомобиле.

– Извините, я забыл выключить звонок вызова.

– А ты меня вызывал?

Смущённо я отвёл глаза и ответил:

– Но вы же ответили на мой звонок.

– Я всегда там, где меня ждут, – прошептал он, наклоняясь близко к моему уху, – когда не остаётся ничего, кроме как надеяться на дьявола, – и рассмеялся удивительно низким для его хрупкой комплекции голосом. Из его широко растянутого улыбкой рта стал исходить пар, как если бы дело происходило зимой, но все это было в августе, на улице стояла жара +30° C.

Запах серы коснулся моих ноздрей, а заказчик всё продолжал смеяться, его язык стал тонким, почти змеиным, и на глазах стал удлиняться, приближаясь ко мне.

– Нет, – закричал я, пытаясь открыть ручку двери BMW, чтобы выйти, но, как назло, раздался негромкий щелчок, и все двери машины оказались закрытыми. Тот, кого я так ждал, перестал смеяться и его лицо разом превратилось в маску, олицетворяющую зло. Губы твёрдо сжались в одну ровную линию, глаза, прищурившись, налились кровью так, что даже не стало видно неестественно голубого цвета радужки.

– Тебе страшно?

– Да, – не скрывая, ответил я.

– Так же страшно, как тогда, когда умирал Олег?

– Нет, это другой страх…

– Жизнь боишься потерять?

Вопрос был в точку. Всегда кажется, что если нужно отдать жизнь для близкого тебе человека, ты охотно это сделаешь, ты должен это сделать под оценивающим взглядом сообщества, в котором ты живёшь, оно одобрит твой жест, да только вот тебе будет уже наплевать, лёжа на глубине метра под землёй, на то, что ты герой и ценой собственной шкуры спас другую жизнь. Но здесь и сейчас моя жизнь принадлежала только мне и отдавать её было некому.

– Наверное, – неуверенно ответил я, – это первобытный страх.

– Правильно, всё идёт из древности, из начала начал, когда тот дурак решил, что будет властвовать над всем, по праву первоздания. Я подпортил ему карты, и буду продолжать это делать, пока существует ОН, буду существовать и Я. Тень всегда идёт за своим хозяином, но тень – это дитя тьмы, а во тьме рождается двигающая сила. Это страх.

Запомни, что ты чувствуешь сейчас, и передай это в твоём писании, – он максимально приблизился к моему лицу, и его глаза, по-прежнему затянутые красной пеленой, впились в мои, тёмно-серые.

Моё тело стало леденеть, желудок превратился в один ноющий комок нервов, сердце ускоряло свой ритм, возникло нестерпимое желание облегчить мочевой пузырь, казавшийся переполненным. Перед моим глазами стали метаться красные точки, сливаясь в забавные узоры, постепенно обретавшие человеческие формы. Красный оттенок стал меркнуть, и цвета картинки становились всё ярче, позволяя мне увидеть то, что происходило в те времена, над которыми я измывался в своих книгах, передёргивая факты истории. Века неслись за тысячелетиями, давно вымершие нации возникали и тут же исчезали, покушения на политических лидеров разных эпох, войны, эпидемии. И везде на заднем плане мелькал Он. Вот он, одетый в эсера, даёт пистолет Фанни Каплан, вот носильщик трупов в Испании во время эпидемии бубонной чумы. Инквизитор с небесно-голубыми невинными глазами младенца, отрезающий язык еретику, подставляя свой рот под фонтан крови, вырывающийся из того места, где прежде был язык. Он сидит рядом с Гитлером, указывая пальцем на Россию, нарисованную на карте. И с каждой такой картинкой чувство страха усиливалось.

Вифлеем. Незаметный человек в толпе, с широкой улыбкой наблюдающий за Христом, несущим свой крест. Он же, дающий несколько золотых монет женщине, которую зовут Мария. Мария Магдалена? Я пытался вырваться из этого визуального плена, но он прошептал, сжимая рукой моё плечо почти до кости:

– Нет, ты ещё не всё увидел.

– Я не выдержу, не хочу, – мой мозг отказывался принять увиденное.

– Ты выдержишь всю мою боль, радость, злость, ненависть, удовлетворение. Ты нужен МНЕ, пока Я хочу этого.

И я увидел сияние. Просто образ, излучающий свет, наполняющий меня внезапным спокойствием, счастьем и любовью. Мне хотелось к этому загадочному свету, он был нужен мне в ужасе этих нескольких минут, которые я никогда не переживал прежде. Внезапно всё прекратилось, как будто чёрный тяжелый занавес опустился перед глазами, и через открытую дверь машину лился дневной свет, не вечерний, а дневной.

Нехотя моргая глазами, я растерянно смотрел на своего спутника и его шофёра, на жару, внезапно наполнившую салон автомобиля, она шла с улицы и была неестественно удушающей для российского климата. Шофёр вышел из машины, на ходу расправляя свои брюки, словно отряхивая их от песка. Он дал мне руку, чтобы помочь выйти из машины. Страх говорил мне «нет». Но ОН сидел за моей спиной и ждал, когда я выйду. Опустив глаза и глубоко вздохнув, я вышел из машины и мои летние кожаные сандалии тут же наполнились песком, который мягко засасывал мои ступни. Это была пустыня. Ветер, словно огнедышащий дракон, жёг лицо, солнце слепило глаза, оно было повсюду, ни малейшего намёка на тень, лучи жгли кожу, мне казалось, что даже курице в духовке должно быть не так жарко.

– Иди за мной, – фраза прозвучала как приказ, как удар плетью по рабу, который не имеет права не повиноваться.

От неожиданности произнесённого я подпрыгнул, поскольку это был голос моего чёртова издателя, но когда я видел его в последний раз, он был сзади, а тут он стоял передо мной. Моргнув от удивления, я увидел его уже не рядом с собой, а на вершине песочной дюны, в 100 метрах от меня. Долго и мучительно я шёл к этой дюне. Полненький шофёр уже не находился рядом с машиной, но тенью следовал за редактором, они о чём-то тихо переговаривались, и от чего-то иногда он заливался тоненьким раскатистым смехом, напоминающим временами мяуканье кота. Оказавшись у основания дюны, я пытался залезть на вершину, но каждый раз падал вниз, подобно мешку с картошкой. Отчего кото-шофёр, я его буду называть теперь так, смеялся ещё больше, наверное, для него я был подобием мышки, с которой он собирался поиграть.

Из всей силы прищурив глаза, я подумал, что всё это сон, сейчас я проснусь, как тогда в роддоме с Лизой, но порыв ветра бросил песок мне в лицо, и пронзающая резкая боль в запястье, именно там, где остались следы от когтей той ужасной руки, тянущей меня неведомо куда, заставила меня закричать.

– Ну вот ты и добрался, – одобрительно произнёс мой редактор.

Причина боли в руке тут же исчезла, когда он отнял свою руку от моей и несколько капель крови упали на раскалённый песок и тут же испарились, оставив всего лишь два крошечных коричневых пятнышка.

Через несколько секунд эти коричневые высохшие на песке капли на моих глазах превратились в два крошечных семечка, из которых с невероятной скоростью стало расти дерево. По мере того как оно достигло двух метров, мне стало ясно, что это осина. То ли от ветра, то ли от магической силы редактора одна из веток стала немного клониться к земле и, подобно миражу, на ней появился висельник. Ветхая старая верёвка раскачивалась во все стороны с телом покойника, напоминая дьявольский маятник. Повешенный был повёрнут от меня лицом, и я не видел, кто это.

– О, мой добрый друг, – с любезной вежливостью произнёс редактор, – представьтесь нам, пожалуйста, чтобы мой Апостол смог видеть вас.

Верёвка тут же повернулась по своей оси. Увидев того, кто был повешен, я закричал от невозможности увиденного.

Повешенный был Иудой Искариотским. Треугольное измождённое лицо, впалые щёки, тонкие усы и короткая борода, обрамляющая лицо, делали его похожим на мучеников, распятых на кресте, только свою казнь Иуда выбрал сам. Мертвецки белая бледно-голубая кожа, расползающийся балахон, подпоясанный верёвкой, создавали ощущение, что он повесился всего лишь пару минут назад. Я не заметил ни одного признака разложения тела.

– Иуда, – внезапно произнёс он сломанным голосом, откашливаясь и смотря на меня. Взгляд его чёрных глаз останется со мной навсегда. Такого отчаяния и боли мне не доводилось видеть. Не думайте, что я хочу сказать о том, что, возможно, Иуда раскаивается там, где он сейчас, нет. Но этот взгляд пробудил во мне чувство жалости, которое никогда не должно было появляться к такому персонажу, поскольку я являюсь православным, и доктрина, навязанная мне с малых лет, так же как и миллионам из вас, оставляет след в восприятии религии. Её тебе выжигают каплями святой воды в первые моменты твоей жизни и закрепляют теми же каплями во время твоего последнего причастия. Заметьте, не особо интересуясь нашим мнением. Ну да ладно, всегда что-то решается за нас, вероятно, таково течение жизненного русла.

– Ну, что же ты молчишь? – промурлыкал мне на ухо кото-шофёр, щекоча своими усами.

– Я… я рад видеть вас, – полный идиотизм, пришедший мне в голову, но лучшего пока я не нашёл.

– Вот видишь, я же говорил, что найду своего Апостола, – улыбаясь, редактор подошёл к повешенному Иуде и ногтем пощекотал его за пятку. Тот мучительно захрипел, будучи не в силах сделать что-либо, и только двигал головой в разные стороны, пытаясь освободиться от верёвки.

– Ну, ну, ладно, знаю, ты боишься щекотки, – перестав щекотать ступню Иуды, мой редактор одним лёгким прыжком оказался сидящим на ветке, на которой покачивался Иуда.

– Теперь, когда ты сказал, кто ты, может, скажешь нашему другу моё имя, – лукаво улыбнувшись, он склонил голову набок и стал почти очаровашкой, в глазах мерцала насмешка, чёрная рубашка развевалась на ветру, чем-то напоминая подобие крыльев чёрного цвета, волосы стали длиннее и пышными волнами струились по плечам, думаю, что он соблазнил немало женщин такой вот улыбочкой. Но, к сожалению или к счастью, я не гомосексуалист, и на меня это произвело скорее обратный эффект.

Иуда поднял голову, при каждом движении верёвка стягивала его горло всё сильнее, и там, где она касалась кожи, виднелся широкий тёмный след.

– Люцифер, – прохрипел он и внезапно дерзко улыбнулся мне, перечёркивая всё то впечатление жалости, что он вызвал во мне ранее.

– Да будет свет! – расхохотался мой заказчик, сидящий на ветке осины, и тут же жаркое беспощадное солнце исчезло и всё вокруг накрыла темнота. Пока мои глаза привыкали к резкой смене света и тени, мне показалось, что стало прохладнее, это была живительная прохлада, успокаивающая, когда летним вечером ложишься на прохладные простыни, ты знаешь, что рабочий день закончен и всё, что от тебя требуется, это расслабиться и отдохнуть. Но расслабляться было рано.

Дерево по-прежнему стояло передо мной, только в этот раз оно было освещено ярким и холодным светом луны. Иуда по-прежнему раскачивался на своей верёвке из стороны в сторону, отсчитывая минуты бесконечности. Только Он, сидящий на ветке, изменился. Длинные волосы из тёмных стали подобными цвету выцветшего засушенного сена на лугу, он стал выше ростом, почти под три метра, хрупкое телосложение пропало, на смену ему пришло тело, совершенное в своих пропорциях, линиях и изгибах. Они угадывались под просторным белым одеянием, спускающимся до его ступней.

Внезапно тень накрыла лунный свет, это был Люцифер, он расправил свои крылья, они оказались белоснежными и при отсвете луны серебрились неведомым светом.

– Извини, у каждого своё понятие о свете, для меня лунный свет предпочтительней. Ведь это я, Несущий Свет. Просвещение в массы, так сказать, – опять расхохотался он. – Ах, если бы не я, где бы сейчас оказалось всё человечество? Я – это прогресс, развитие цивилизаций, без меня бы сидели и плодились как кролики в саду райском, под зорким оком Главного Охотника. Ты знаешь, кто это?

– Нет.

– Догадайся.

– Бог?

– Он самый. Не люблю произносить его имя. Ну да историю наших отношений, я думаю, ты знаешь. А всего-то просто-напросто я захотел расставить силки, чтобы поохотиться в саду Эдемском, ну и получилось у меня лучше, чем у него. Подумаешь, увёл его добычу, так нет, задетое самолюбие тяжело лечится, – он театрально вздохнул, – можно сказать, неизлечимо. Но тебе самолюбие до лампочки, как я вижу, это одна из причин, почему я выбрал тебя.