Русский человек в Ханивуде. Часть 2

Пришлось пояснить режиссеру, что кабинет Сталина в реальной жизни занимал как раз четвертую часть этого помещения, что выглядел он весьма аскетично: там не было никаких картин и портретов, а висел лишь единственный небольшой портрет Ленина над рабочим столом. Но режиссер лишь развел руками, показав, что дело уже сделано, объяснив при этом, что примерно такой по величине кабинет был у Мао Цзэдуна, поэтому они решили, что у Сталина должен быть не меньше. Удалось лишь убедить убрать скульптуру католической Матки Боски.

Но это были мелочи по сравнению с тем испытанием, которые нам всем приготовила природа в виде жуткого холода, когда всякая реплика сопровождалась шлейфом пара изо рта. Наклеенные усы от этого постоянно намокали и через некоторое время вообще леденели. Приходилось время от времени их освобождать ото льда, а при этом выдирались волоски из размокшего полотна, на который они были приклеены. Но если мне иногда удавалось спрятать горячее дыхание за дымом от трубки, которая тоже быстро гасла от холода и сырости, то другие персонажи, разговаривающие со мной постоянно тоже «дымили» непонятно чем. На мое удивление по этому поводу режиссер просто махнул рукой, заявив, что бессилен что-либо сделать. Значит, так и будет на экране: жуткий мороз в неотапливаемом кабинете у Сталина в Кремле в заснеженной Москве. Для полноты картины не хватало только медведей, бродящих по улицам.

Первые эпизоды прошли еще с некоторой долей утренней энергии, но чем дальше, тем становилось все сложнее. Не помогали ни свитер, надетый под мундир, ни рейтузы, предусмотрительно поддетые под брюки, ведь товарищ Сталин работал в своем кабинете, поэтому был без шапки, без пальто или шинели. Иногда приходилось просто клацать зубами, которые выбивали дрожь.

Фото из личного архива автора

Но удивительным было то, что как только начиналась реальная съемка, организм самостоятельно собирался и все шло нормально, реплики пробегали почти без задоринки, претензий у режиссера ко мне не было. Партнеры в зависимости от эпизодов менялись, время от времени убегая в теплый микроавтобус греться, а я постоянно вынужден был оставаться на площадке, удивляя своей невиданной стойкостью закутанных в ватные пальто и запелёнутых в десяток разных видов белья и одежды работников группы и самого режиссера, жена которого приехала ухаживать за ним, постоянно поднося ему бутылки с горячей водой, которой он согревал руки. Моя же помощница время от времени приносила мне только специально приготовленный в этот день для всех имбирный чай. Не знаю, что хранило меня, то ли этот чай, то ли состояние внутренней собранности, то ли русский дух этого дома, но все участники этого действа смотрели на меня, как на человека с Луны, совсем не боящегося холода. Таким образом, моя роль Сталина постепенно превращалась в роль генерала Карбышева. Русские ребята, гревшиеся в автобусе и время от времени приходившие для съемок своих эпизодов, откровенно удивлялись:

– Анатолий Степанович, как вы тут выдерживаете?

– Неужели вам не холодно?

– А что мне остается делать? – отвечал я им.

Признаться честно, в тот момент я и сам не понимал, что со мной происходит. Во второй половине дня режиссер, видя, что я уже в ступоре, стал отдавать мне свою спасительную бутылку с горячей водой, а за ужином в знак особого уважения отдал мне специально для него приготовленный ужин в судках. Правда, сам в это время уехал с женой поужинать в какой-то ресторанчик, чтобы заодно хоть немного погреться.

В перерывах мы просматриваем на мониторе отснятые кадры

Фото из личного архива автора

Русские ребята, у которых, как всегда, «с собой было», предложили выпить, но я вынужден был отказаться, понимая, что это не спасет. На какой-то момент, возможно, разогреет, но потом будет еще холоднее. И во время подготовки очередной сцены я продолжал шутить, пользуясь тем, что китайцы не понимают русского языка, и вместо своих реплик приказывая человеку, изображавшему Берия:

– Тов. Берия, разберитесь с людьми, которые готовили эту съемочную площадку и отправьте их всех в Сибирь строить газопровод в Китай, а то, говорят, на Дальнем Востоке уже людей не хватает.

Рабочий день, начавшийся с гримерки в 6 часов утра, закончился только в 10 вечера. Окончательно превратиться в Карбышева мне все-таки не дали, – персонально отвезли в гостиницу, опасаясь, как бы я не захворал. Опасался этого и я, но пришлось еще снимать грим, а потом даже выкупаться чуть тепленькой водичкой, чтобы смыть весь клей, краску и прочие гадости на своей голове и лице.

Было символично, что роль Сталина стала в моей актерской карьере юбилейной – шестидесятой.

На следующий день я встал, как огурчик, даже не чихнув. Загадки природы! Но ведь на этот раз я был не просто советским человеком, а самим Сталиным, и значит, крепким, как сталь…

Сделал открытие об изменении отношения к Сталину в современном Китае. Когда-то в Китае был высок авторитет Советского Союза и Сталина, особенно этот авторитет вырос после победы над Японией, в период оказания помощи КПК во время гражданской войны с Гоминьданом и в годы последовавшего за этим становления народного хозяйства страны. Поэтому в эти годы Мао Цзэдуна активно делали учеником и последователем Сталина.

Но Сталин умер, ситуация изменилась, потом не стало и Советского Союза. Роль Советского Союза стали активно принижать до минимума, совсем это сделать невозможно – из песни всех слов не выкинешь. Но вот стали известны и в Китае воспоминания советских свидетелей тех лет, рассекречены некоторые документы КПСС, в которых очень заметно, что Сталин не очень доверял Мао, более того, поиздевался над ним вдоволь во время его первого и единственного визита в Москву. Поэтому в последнее время стали активно принижать авторитет Сталина и в Китае, тем самым возвышать авторитет Мао уже не как ученика Сталина, а как соперника влияния Сталина и Компартии Советского Союза в Китае, стараясь делать упор на сотрудничество с Коминтерном в то время, ведь мало кто поймет, что эта формальная организация полностью была в подчинении ВКП (б), но и тут тоже все делается очень выборочно. Например, по-прежнему не говорят, что Ли Дэ (Отто Браун, издавший свои мемуары в книге «Китайские записки» – А. Ш.) был представителем Коминтерна. О другом представителе Коминтерна Владимирове, отце Юрия Власова, который издал записки отца в книги «Особый район Китая», вообще ничего не говорят, но зато приводят в пример каких-то малоизвестных, а то и вообще мифических людей в качестве представителей Коминтерна, которые якобы имели место быть в Китае и очень восхваляли Мао Цзэдуна.

Глава 2. Синьцзян, кино и… Казахстан

Часть 1

«Опять вагон, опять нам в путь, а очень хочется немного отдохнуть», – так пел когда-то в своей любимой песенке великий артист Юрий Никулин. Вот в вагоне я как раз и люблю отдыхать, тем более, что на этот раз и купейный вагон, и нижнее место этому способствовали. От самолета для первой поездки в Синьцзян я отказался сознательно. Можно было спокойно подумать, лежа на полке, ведь я ехал туда, где за долгие годы нахождения в Китае еще ни разу не приходилось быть, хотя наслышан был… сверх всякой меры. Было там и много моих бывших учеников, были даже хорошие друзья. Были и другие интересные обстоятельства, которые заставили меня из двух съемочных групп выбрать именно эту. Не испугали даже угрозы тем, что съемки будут проходить в очень диких местах среди песков южных районов Синьцзяна, а именно между Хотаном и Ния, а потом и среди снегов южных отрогов Алтая.

Хотелось хоть из окна вагона воочию убедиться в том, что же там за страсти такие, о которых так много говорят. Что же это за Великий шелковый путь такой, который стоил таких денег, и за владение которым пролито столько крови? Но реально все оказалось очень даже не выразительным. Скорый поезд шел очень быстро, насколько я понял, локомотивы и машинистов в Китае не меняют в течение всего пути, а только заправляют на больших станциях, поэтому мы фактически ехали только две ночи и один день. Железнодорожные пути на протяжении всего расстояния имеют ограждения от разных диких животных и баранов, как четвероногих, так и …двуногих. Все проезды и проходы очень разумно сделаны под путями, никаких лишних опасных переездов.

Двойное заграждение железнодорожного полотна

(бетонный заборчик, а за ним еще металлическая сетка)

Фото из личного архива автора

Пока ехали лёссовыми горами, вдоль них и под ними в длинных туннелях, все было довольно знакомо по предыдущим поездкам в провинции Шаньси и Шэньси. Невысокие лёссовые горы с живущими до сих пор в пещерах людьми, мутно-желтые потоки не очень выразительных речек, которые, судя по их поймам, бывают интересны только во время бурных разливов весной или ливней летом.

Фото из личного архива автора

Такие же кирпичные домики с односкатными в сторону своего двора черепичными крышами по типу «мой дом – моя крепость», потому что двор обнесен глухой стеной, а в стенах дома, которые выходят наружу и по сути тоже являются частью общей стены, нет даже окон по принципу: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу, но и на меня тоже не смотрите. Похоже, с бандитизмом на этом «Шелковом пути» было все в порядке, даже ставни, как в Сибири, здесь уже не помогали. Чем дальше на запад, тем стены домов становились выше и глуше.

В это время года всюду еще были видны зеленые латки полей – что-то еще даже зеленело, хотя на дворе уже стоял конец сентября и воздух на станциях, где удавалось выходить подышать, был довольно свежим.

Через некоторое время стали появляться, как у нас бы сказали, лица среднеазиатской наружности, пасущие отары овец где придется.

Центр провинции Ганьсу, довольно крупный город Ланьчжоу, вытянулся по долине между двумя грядами гор. Именно эта долина была единственным проходом из собственно китайских земель в Среднюю Азию. Но сейчас и здесь, также, как и во многих других местах Китая, серые многоэтажки пока еще лепятся друг к другу в нарушение всех и всяческих санитарных норм, а их окна друг на друга смотрят вечером и днем.

Фото из личного архива автора

Провинция Цинхай показала себя совсем бедным пейзажем. Отсюда почти на протяжение всего пути были лишь однообразные, по типу лунных, картины, без единого признака жизни. Действительно, здесь могли проходить только караваны кораблей пустыни. Лишь кое-где эти безжизненные пустыни, состоявшие даже не из песка, а из очень мелкого галечника, переходили в такие же безжизненно-лысые невысокие горы. И только там, где откуда-то появлялась вода неизвестного происхождения, сразу же были видны небольшие селения, чахлая в это время года зелень и даже небольшие болотца.

Когда начался собственно Синьцзян, и мы подъехали к станции Турфан, знаменитой своим оазисом и виноградом, из окна вагона я ничего цветущего здесь не заметил. Возможно, все прелести этого места остались где-то подальше от железной дороги.

Ближе к Урумчи жизнь помаленьку оживала, становилось больше дорог, по которым катили машины, в основном фуры дальнобойщиков, но попадались и легковушки. Дома в селениях, мимо которых шел поезд, в большинстве своем уже были глинобитными. На одном участке поезд долго шел вдоль ветряных электростанций. Сотни ветряков, поставленные рядами на много километров, неустанно мотают киловатты электроэнергии.

В Урумчи поезд, на котором я ехал, приходит очень хорошо, то есть уже в десять часов утра по пекинскому времени, но по местному времени еще только восемь. По этому времени живут местные жители: уйгуры, казахи и представители других национальностей. Но все часы в городе все равно везде показывают пекинское время, и жители этих районов даже по этим часам просто живут на два часа позже. Удивляюсь, как они не перепутывают время в разговорах между собой.

Первые вывески на многих привокзальных магазинах поразили своей простотой, потому что были написаны на китайском и …русском языках. Такое я видел только в приграничном Хэйхэ напротив Благовещенска, куда некоторые жители этого русского города переплывают через Амур, как в соседний русский город.

Фото из личного архива автора

Вот один из таких перлов на одном из магазинов: «Внутренний внешний оптовый городок». Имеется ввиду, что здесь оптовый магазин для своих граждан и для приезжих иностранцев.

А вот приглашение: «Гостиница «Локомотив» приветствует вас!» Ну, с таким мощным названием гостиница может еще долго «приветствовать», хорошо хоть не «шайтан-арба», как до недавнего времени называли местные народы паровоз. Совсем рядом вывеска «Гостиница для командного состава ОМОНа», но на русском языке надписи нет, видимо, русских там не только не «приветствуют», но туда и не приглашают.

Еще одна гостиница, где русских «приветствуют», под названием «Гостиница Ак-Сарай». Мол, если вы давно в сарае не ночевали, то милости просим, ведь мало кто из русских знает, что «Сарай» собственно и означает постоялый двор, то есть гостиница, а значит переводить нужно «Белая гостиница». А может быть «Гостиница для белых»?

Зато «Ресторан Бодун», наверняка, у русских пользуется успехом, чтобы уж вышел из ресторана и сразу… после бодуна. Не намного отличались вывески магазинов и в центре, куда я отправился на прогулку в первый же день, который мне предоставили для ознакомления с городом. Понятно, что это связано с тем, что сюда приезжают торговцы из среднеазиатских республик, которые по-прежнему говорят на русском языке. Но я бы не сказал, что их было очень много, во всяком случае они не сильно отличались от местных.

Сразу же бросилось в глаза то, что, несмотря на активную китаизацию, ведь даже дома построены по типовым китайским проектам, чтобы отбить все национальное, это все-таки уйгурский город, потому что даже по внешнему виду людей этот город сильно отличается не только от других городов Китая, но даже и от городов бывших наших среднеазиатских республик.

Фото из личного архива автора

Национальная принадлежность была заметна уже даже в одежде: мужчины весьма развязного вида, как правило, в темных костюмах, но руки обязательно в карманах. Те, кто постарше, в плотных ватных халатах, и обязательно в зеленых тюбетейках с узорами. Женщины в национальных платьях, но расцветки очень разной, либо черной, либо зеленой, либо красной или розовой, со многими узорами, но, самое главное, почти у всех женщин и девушек (много очень привлекательных) головы покрыты платками, у некоторых закутаны настолько, что сверкают наружу только черные глаза, хотя хиджабов и паранджи нигде не видел.

Восток, как известно, дело тонкое, поэтому даже фотографироваться со свободными женщинами Востока весьма опасно – всегда найдется какой-нибудь Абдулла, который постарается превратить комедию в трагедию.

Мечети есть, но как-то скрытно, не так выразительно, как в Бухаре или Самарканде.

Фото из личного архива автора

Хотя, отдавая дань традиции, власти милостиво разрешили создать в центре города что-то наподобие стилизованного национального уйгурского квартала, где разместился огромный рынок совсем не азиатской экзотики, а все такого же магазинного типа, как и в других местах Китая.

Фото из личного архива автора

И здесь же странно соседствуют бронзовые фигуры кумира всех среднеазиатских народов Ходжи Насреддина с обычным китайским и турецким торговцами, условно изображая мостиком торговый путь, но не «из варяг в греки», а Великий шелковый путь «из китайцев к туркам».

Начинает этот символический путь-мостик китайский торговец чаем.

Фото из личного архива автора

На середине моста сидит среднеазиатский Ходжа Насреддин.

Фото из личного архива автора

А заканчивается этот путь турецким торговцем.

Фото из личного архива автора

На полках магазинов засилье всего китайского, местной продукции очень мало. Местная экзотика в основном на улицах, где продают только арбузы, дыни, яблоки, груши, гранаты, виноград и …баранину. Но кто-то торгует арбузами и бараниной, а кто-то и …камнями.

На улице Урумчи

Фото из личного архива автора

Просто в Китае славится хотанский нефрит или изделия из него, а также необычные в чем-то простые камни, поэтому даже по шоссейным дорогам у некоторых домов лежат красивые камни на продажу, как, например, у нас выставляют у дороги картофель, яблоки и прочее. А народ подрабатывает еще и тем, что ковыряет пойму высохшей за лето горной реки в надежде на удачу – найти кусок нефрита любого цвета, величины и формы. Некоторым, видимо, везет. Цены на настоящий нефрит любой формы просто бешенные.

Нет, это не шубы, это камни

Фото из личного архива автора

В магазине, где продаются живописные камни

Фото из личного архива автора

По манерам поведения жителей, перефразируя определение Остапа Бендера, можно сказать: «Дикий народ – дети гор и песков». По улицам бродят такие «абреки», с которыми не хотелось бы встретиться в темном переулке. Пожилые мужчины все с бородой, поэтому мне сразу стало легче косить под местного аксакала.

Очень часто, особенно когда сам научился здороваться по-уйгурски, в магазинах или на улице со мной пытались заговорить на уйгурском языке, но я, к сожалению, вынужден был их разочаровывать, беспомощно разводя руками. Правда, большинство из них неплохо говорят по-китайски, поэтому можно было договориться. Во всяком случае я быстро выторговал себе каракулевую папаху и небольшой кожаный бурдюк для вина или воды.

Часть 2

На следующий день мы уже отправились на юг, в уездный город Хотан. Беспрецедентные меры безопасности, введенные, якобы, на период проведения Олимпийских игр-2008, о которых сообщало объявление на стене аэропорта, не собирались прекращаться и сейчас, когда все Олимпиады уже закончились. Мы из-за этого чуть было не опоздали на посадку: вещи сначала проверяли на входе в аэропорт, а затем уже при регистрации, а на контроле безопасности каждого человека еще раз ощупывали с ног до головы очень симпатичные полицейские девчушки. Я попытался проверить их бдительность и ради хохмы, чтобы посмешить своих товарищей, надел на голову свою новую каракулевую папаху, которая почему-то ни у кого из окружающих удивления и шуток не вызвала – восприняли как вполне естественный головной убор, а вот девушка- полицейский все равно заставила ее снять и всю тщательно прощупала. Это вам не у Пронькиных!

Сначала мы перелетели какие-то не очень высокие горы, если вспомнить институтское страноведение, то это вероятно, Наньшань. Хотя кое-где и на их вершинах уже лежал снег. Затем полетели вдоль высоких заснеженных вершин горного Тянь-Шаня и Памира, за которым когда-то была моя страна, моя большая Родина. А уж потом потянулись бесконечные просторы жутких желто-буро-серых песков.

Хотан представляет собой большой оазис, на территории которого разместились улицы одноэтажных крестьянских домов, лишь в центре можно было увидеть несколько улиц с многоэтажными домами, максимум в пять-шесть этажей.

Аэродром по всему периметру и аэропорт охраняют солдаты. Стоял патруль солдат и у входа в аэропорт (даже попали в кадр, приглядитесь, за моим левым плечом). Они поначалу даже напугали: уж не по мою ли душу? Может быть, именно поэтому в аэропорту я первым делом побежал в туалет.

Аэропорт города Хотан

Фото из личного архива автора

Состояние небритости у мужчин здесь является проявлением отнюдь не дурного, а именно хорошего тона, что мне очень понравилось, и я по нескольку дней, если позволяли перерывы между съемками, не брился, кося под местную экзотику. Все женщины в длинных платьях почти до ступней, а под ними еще и шальвары. Аборигены ездят на осликах, впряженных в двуколки, или на низеньких лошадках, но в черте города много мотоциклов и даже машин. Россия втащила за собой наши среднеазиатские народы хоть в какую-то цивилизацию, а здесь, похоже, наоборот искусственно поддерживается дикость. Этакое средневековье, время от времени взбудораживаемое моторами.

Фото из личного архива автора

Восточнее Хотана, куда мы направились, по дороге в Юйтянь опять преобладали все те же «лунные» поверхности с галечником, лишь кое-где у горных речек перебиваемые редкими оазисами, поросшими ковылем. Но для овец, верблюдов и ишаков и это, похоже, было в радость.

Посреди села играет стайка ребятишек – одни девочки. Но вот братик везет на велосипеде сестренку, а где-то сестричка несет на руках маленького братика. Старуха, вся в черном, неподвижно сидит у ворот своего дома. Двое молодых супругов, одетых весьма празднично, выруливают на мотоцикле. Молодая женщина, сидящая на заднем сиденье, одета в длинное платье из тонкой, видимо, богатой материи красного цвета с блестками.

Улицы уездного города Юйтянь

Фото из личного архива автора

Во время съемок на площадку приглашали массовку, да и помимо массовки приходили многие сельские жители посмотреть, как в их районе снимают кино.

Приходили и сельские ребятишки. Очень непосредственный народ. Чумазые, как поросята, но интересные и любопытные. Сфотографировался с ними, потом угостил каждого глазированным печеньем, которое на всякий случай беру с собой, чтобы не умереть с голоду, пока ждешь обеда.

Уйгурские дети

Фото из личного архива автора

Скушали с удовольствием, а мальчик лет пяти, который часа три-четыре очень бережно таскал на руках свою еще совсем маленькую, месяцев семь-восемь, сестренку, стал откусывать, жевать, а потом запихивать этой пигалице в рот.

Один дед весьма экзотического вида держал на руках своего годовалого внука совсем без штанов. Мы же в это время были одеты в пальто и особенно жарко нам не было. Я попытался было побеспокоиться за ребенка:

– Ему же холодно, простудится.

– Ничего.

Когда я потрогал ножки этого мальчика, то убедился, что, действительно «ничего», потому что вся его кожа и на ножках, и на попке была выдубленной песчаными ветрами до такой степени, какой бывает подошва ступней у тех, кто постоянно ходит босиком.

Фото из личного архива автора

Нас разместили в одной из многочисленных гостиниц небольшого городка, где нам предстояло жить на протяжении месяца под постоянные, видимо, вместо муэдзинов, сигналы – подъем, отбой – и радиопередачи, передаваемые в течение дня из репродукторов с крыш домов, начиная с рассвета и до поздней ночи. Хорошо еще, что иногда можно было даже помыться после работы за городом, когда возвращаешься весь в пыли и песке, но только вот если поймаешь воду, потому что из крана льется или только холодная, или только кипяток.

Зато я никогда за годы пребывания в Китае не ел таких груш, таких дынь и винограда, которые имели по-настоящему присущий им запах и таяли во рту. Про баранину я даже говорить не буду, такой душистой и вкусной баранины, да еще в таких количествах я вообще в жизни никогда и нигде не ел.