Жизнь и граница

И Своей дорогой поведёт.

Он от злобы Иродов сохранит,

И от стрел лукавого будет щит –

Вырастешь ты крепеньким со Христом,

Вспомнишь песни мамины ты потом…

Мать с сыном имеют сильную духовную связь, поэтому материнские молитвы всегда помогают её ребёнку здесь и сейчас. Они имеют невероятную защитную силу даже тогда, когда матери в этом мире уже нет.

В роду у капитана были молельщики – кто-то его защищал из Горнего мира. За него молилась не только мать, но и праотцы, поэтому капитан был здоров как телесно, так и духовно. Хочется верить, что и сейчас у капитана всё хорошо.

Мысли и воспоминания одного талиба

Мы уже проехали старый аэродром. Мысль о сломанном вертолёте и капитане потихоньку улетучивались из моего подсознания. Впереди открывался простор для взгляда. Но зрение не могло сфокусироваться на чём-то одном – спуск с гор раскрывал огромное пространство для взглядов, образов и фантазий. Зато всё чётче проявлялся приближающийся справа от нас огромный объект. Миражи испарений земли постепенно прорисовывали очертания современного военного аэродрома. Подъехав ближе, стало понятно – это французские и американские военные самолёты. С этой территории они взлетают и наносят удары по Афганистану и Талибам. Очень странно видеть в постсоветской республике военный аэродром США и Франции.

Мысли о Ми-8 и его капитане теперь окончательно покинули моё воображение. Ведь именно американцы поддерживали силы в Афганистане, против которых СССР и вела войну с 1979 по 1989 год. Фактически мы тогда воевали против американского оружия.

Политика… Всё может меняться. Наверное, это так, но в душе я не мог смириться или как-то принять ту мысль, что американцы могут быть нашими союзниками просто так без выгоды для них. И это 2000-й год. Уже позже на заставах я буду часто слышать звуки их самолётов, а пограничники начнут вести учёт количества самолётов, пролетевших через нашу границу. И запомнится мне один момент, когда я видел летевший на большой высоте американский бомбардировщик в направлении города Мазари-Шариф, что бы в очередной раз его бомбить.

В это время талибы старались максимально близко подойти к нашей границе, чтобы обезопась себя от ударов авиации. А американцы боялись снижаться, чтобы случайно не попасть в российских пограничников.

Так вот на другой стороне реки напротив одной из наших застав один из талибов сидел в джихад автомобиле, на кузове которого была вмонтирована зенитная установка. Он прицеливался и стрелял из неё по самолёту. Всё это выглядело странно, ведь самолёт летел на высоте 8000-9000 тысяч метров, а орудие могло бить не дальше двух километров.

Трудно было понять истинный мотив талиба. Наверное, он понимал, что снаряд не долетит до самолёта. Может и наркотики играли свою роль – так мозгу всегда легче объяснить то, что не можешь понять разумом. А может это фанатизм, возведённый в догму: «Да, я знаю, что сейчас не могу тебя достать. Но я тренирую свой мозг, чтобы в голове даже не складывалась ассоциация того, что я ничего не могу с этим сделать. Я не могу просто смотреть, как ты летишь и кидаешь бомбы на мою землю. Нет, я буду кидать в тебя и твой самолёт камни и палки, а когда у меня не станет рук и глаз, то я буду думать о том, как убью тебя – ты упадёшь и сгоришь с этим самолётом. Всё потому, что ещё никто и никогда в истории не смог захватить Афганистан». «Никто и никогда!» – снова пронеслось в мыслях у талиба.

Также он вспомнил про разваленные английские крепости. «Да, никто и никогда», – подумал талиб и вспомнил свою старшую сестру. Он всегда помнил тот день, когда отец это сделал. Он не смог забыть это ощущение. В восемь лет он испытал сильный страх и даже описался от этого. Ещё тогда он рос не совсем здоровым мальчиком – ему нужна была операция. Отец очень любил сына и хотел ему помочь, но местная медицина была не доступна, поэтому требовалось ехать в соседнюю страну. Для этого нужны были деньги. Много денег.

Отец мальчика тогда работал на частном подпольном заводе по производству оружия. Таких мастеров было много – они могли сделать любую винтовку или пистолет. Иногда подделка по качеству превосходила оригинал – вот, насколько отточили своё мастерство некоторые работники за тридцать и более лет.

Конечно, все ходили с оружием и могли его применить при необходимости, соблюдая внутренние законы. Отец мальчика отличался тем, что очень метко стрелял. Да, там все хорошо стреляли, но этот человек все же стрелял лучше многих других.

Как и везде, в Афганистане тоже есть богатые и влиятельные люди. Отец попросил о финансовой помощи для проведения операции сыну, предложив взамен бесплатно отработать несколько лет. Так вышло, что эти влиятельные люди поспорили на выстрел, но стрелок узнал об этом уже потом.

Один богатый афганец сказал своему товарищу, что у его работника болеет сын, поэтому он просит денег на операцию взамен двухлетней работы на заводе. А ещё он сказал, что этот человек – лучший стрелок. Слово за слово, и друг влиятельного афганца спросил: «А насколько он хороший стрелок? У меня тоже есть стрелки не хуже». Директор завода ответил, что он самый лучший. Тогда они поспорили на этот выстрел. Однако даже директор завода не знал, чем в итоге это закончится.

Позвали отца этого мальчика, и друг владельца завода спросил: «Ты хорошо стреляешь?» «Хорошо», – ответил отец мальчика. «Я хочу посмотреть, насколько ты хорош. Но у меня есть одно условие. Если ты согласен, я дам деньги на операцию и тебе не нужно будет отдавать их твоему шефу». «Да, я согласен», – ответил отец. «Хорошо, тогда ты должен будешь стрелять со ста метрового расстояния из автомата Калашникова 7,62 мм по стакану с водой, который будет стоять на голове твоего сына. Попадешь – деньги твои!»

Владелец завода попросил своего друга изменить условие: «Прошу тебя, у него один больной сын. Всего один. И ты знаешь, как он важен для него. Но у него есть три дочери! Выбери любую из них – пусть это будет дочь. Ведь их три…». «Хорошо, – сказал товарищ владельца, – пусть будет старшая дочь».

Отец понял, что назад отыграть уже не получится. Привели старшую дочь. Ей было 13 лет. Мальчик видел глаза отца – его сухие слёзы, тоску и дикий ужас, отчаяние и безысходность. Мальчик очень внимательно смотрел на действия отца: он поднял руки и голову к небу, закрыл глаза и сказал: «Господь всемогущий». Когда мужчина опустил голову и открыл глаза, то взгляд его изменился – уже не было эмоций и чувств. Его тут будто и не было вовсе. В какой-то миг он преобразился: его белая рубаха – пирухан стала ослепительно белой и даже не мятой, будто превратилась в новую и поглаженную. С привычной лёгкостью отец взял в руки автомат, затвором автомата дослал патрон в патронник и посмотрел вперёд. Мальчик тоже посмотрел вперёд. На расстоянии ста метров стояла его сестра с еле заметным стаканом на голове. Он некогда не видел её такой. Мальчику показалось, что сейчас его сестра была похожа на овечку. Она смотрела на отца своими чёрными глазами-угольками и просто стояла. Стояла и молчала. Никто не заметил, как мальчик опасался за неё. Да лучше бы она тогда закричала или убежала, но не молчала! Тишина стояла такая, что от неё разрывало уши, будто кричали и лаяли тысячи бешеных собак.

Выстрел. Бах! За долю секунды стакан разлетелся вдребезги. Тринадцатилетняя девочка закрыла лицо руками, закричала и побежала. «Ну, наконец-то она закричала», – мальчику стало легко, и он тихо заплакал. После этого случая он уже никогда ничего и никого не боялся. И больше не описывался. Операцию сделали – с ним всё было хорошо. Отец же после этого случая стал более замкнутым и молчаливым. А сестру вскоре выдали замуж, и они её больше не видели.

«Никто и никогда не смог захватить Афганистан», – снова пронеслось у него в голове, когда самолет сбросил бомбы.

Другие законы

Наша колонна ехала дальше. Горы уже скрылись вдали, и перед нами раскрылись поля и равнина. Мы приближались к городу Курган-Тюбе. В одном из кишлаков на дорогу вышел какой-то человек. Он был одет в национальные одежды: тюбетейку и чапан с затянутым цветным поясом, но с более зеленоватым оттенком. Длинная борода накладывала отпечаток неопределенного времени его возраста.

Наш КамАЗ остановился перед человеком. Водитель открыл свою дверь и непринуждённо выскочил из машины так, будто он так делал всегда. Но я заметил, что со стороны спины он засунул под рубашку большой нож, похожий на кинжал. К старику подошли ещё несколько человек, и они все разговаривали с водителем. В ходе разговора я заметил, как водитель что-то объясняя, показывал рукой в мою сторону и произносил слово «офицер». Вскоре он сел обратно в машину, и мы снова отправились в путь. Чуть позже он пояснил мне, что эти люди хотели получить дизельное топливо, которое мы везли. Но он им сказал, что не может этого сделать, так как в машине едет проверяющий офицер.

Я знал, что армейская колонна не должна останавливаться вот так по требованию. Да и вообще не должна останавливаться. Охранение колонны могло открыть огонь на поражение или просто задавить этих людей. Однако удивления по этому случаю я не испытал. Возможно, сам законный порядок вещей как-то окончательно не сросся с моим понятием, а будто боролся за право первенства в моей душе или, так сказать, юношеских порывах.

Дело в том, что среднюю школу я окончил в Ростовской области, где есть свои нравы и свой порядок вещей. А в восемнадцать лет я уехал учиться в Москву, где всё время жил в общежитиях. Именно там я и начал понемногу понимать часть той жизни, что не входит в её общеизвестные законы. Даже помню события, где законы реальной жизни становились гораздо важней законов, установленных государством.

Вот и в этом случае я как раз и усмотрел тот же подход к делу. Нарушив закон движения армейской колонны, водитель выполнил другой закон – он проявил уважение к этим людям, поговорив с ними. И они его поняли. Но на всякий случай водитель взял с собой нож, что охарактеризовало его как человека весьма практичного и весьма опытного. Из этого случая я извлёк полезный урок на будущее. И в дальнейшем мне это пригодится.

К вечеру мы подъехали и остановились вблизи какого-то арыка, неподалёку от которого парень лет пятнадцати продавал арбузы и дыни. Рядом с этой, так сказать, торговой точкой было собрано из досок что-то вроде шалаша. В нём несколько маленьких мальчиков играли с собачонкой.

После утомительно долгой дороги мы сели у обочины и жадно ели спелые сочные, сладкие арбузы Таджикистана. Их влага сполна утолила нашу жажду после изнуряющей дневной жары. Уже за полдень мы прибыли в пункт назначения – в Пянджский пограничный отряд.

Про Нью-Йорк, мой сон и 2021 год

Прошёл год моей службы на границе. С десятого на одиннадцатое сентября 2001 года после офицерского секрета на второй заставе мы сидели в засаде возле реки. Было прохладно. Утром от воды всегда тянет сильной прохладой, и я изрядно промёрз.

Вернувшись на заставу, мы выпили чай и пошли спать в ранее натопленную комнату для отдыха. Наряд сильно меня вымотал, поэтому, как только я дотронулся головой до подушки, так сразу же начал проваливаться в сон. Встретившись с теплом комнаты, мышцы тела стали расслабляться и понемногу успокаиваться, изредка подёргиваясь.

В этот момент в комнату зашёл начальник заставы – майор «Б». Он начал что-то говорить, и кто-то поддерживал с ним беседу. Половина моего тела уже провалилась в сон, но другая пыталась уловить слова майора. Из разговора я понял, что талибы совершили теракт в США. Четыре самолёта врезались во всемирные торговые центры Нью-Йорка. Количество жертв пока не известно. После этого я полностью погрузился в сон, в котором видел горящий Нью-Йорк и бегающих по городу людей. Крики ужаса и столбы дыма – всё это смешалось в каком-то круговороте событий. Потом мне снилось, что США наносят ядерный удар по талибам в Афганистане. После этого стена песка и пыли летит на нашу заставу, ведь все талибы как раз собрались возле нашей границы. Нас полностью накрыло песком, мы все умерли, и я заснул.

В 2021 году США позорно и бегло бросали всех своих осведомителей, а также тех людей, которые работали с ними без поддержки. Все они были обречены на смерть. США бежали из страны, и талибы ликовали. Даже появилось крылатое выражение, в котором талибы говорят США как бы в лице Байдена: «Спасибо "деду" за победу».

Никто и никогда не смог захватить Афганистан.

Глава 3

Истинные мотивы и Божественный

подарок судьбы

Оазис среди зноя

Из Душанбе колонна машин выдвинулась в районе девяти часов утра. В Пянджский пограничный отряд с колонной наливников мы добрались к шестнадцати часам. Стояла жара: солнце было везде – от него нигде нельзя было спрятаться. Температурные условия настолько были знойными, что обед в пограничном отряде длился три часа: с двенадцати до пятнадцати часов. В это время на улице нельзя было находиться: градусник на земле достигал семидесяти градусов по Цельсию.

Сам отряд находился на территории одной из застав и занимал большую площадь. С одной стороны отряд вплотную примыкал к самой границе, а с другой стороны в тылу контактировал с городом Пяндж. По всему периметру было ограждение, бетонные перекрытия с колючей проволокой и боевое охранение. Внутри отряда – две зоны. Первая включала в себя магазины, жилые дома, столовую, стадион, уличный бассейн. Вторая охранялась особо: в неё входили штаб отряда, казармы, склады и плац.

Дежурный по части офицер посмотрел мои документы и предложил подождать в тени деревьев, где располагались скамьи вокруг небольшого живого уголка возле штаба отряда. Тут в небольшом пространстве ходили павлины, расправив свои красивые хвосты. Рядом с небольшого сказочного домика на нас внимательно смотрел маленький джейранчик. Было очень комфортно и приятно сидеть под тенью листьев больших деревьев. Но самым приятным в этом маленьком животном мире был бассейн. Он располагался посередине и создавал ощущение присутствия влаги.

Воспоминания

После путешествия с колонной наливников мои мышцы и суставы сильно болели и гудели после тряски в КамАЗе. Поэтому маленький оазис возле штаба пограничного отряда меня немного успокоил. Я забылся и вспомнил некоторые моменты из своего прошлого – те мотивы, что вели меня сюда, а ещё те эмоции и чувства. И мне стало ещё спокойнее.

Вспомнил, как в 1997 году перевёлся на военно-ветеринарный факультет при Московской ветеринарной академии имени Константина Ивановича Скрябина. Ох, эти 1990-е годы: сколько горя испытали русские люди по всему бывшему союзу, да и в самой России за все эти годы. Было очень тяжело смотреть на то, как ломался союз. Помню, как сильно заболел мой отец – он ещё долго не мог восстановиться после этого.

Нельзя сказать, что всё, что делалось в СССР, было хорошо. Нет. Конечно, были перегибы везде и во всём, но это я понял уже потом. А тогда – до 1991 года – я этого не знал. Я просто жил счастливой жизнью ребёнка. Сальские степи Ростовской области занимали всё моё воображение, втягивая меня в конные заводы, ипподромы, скачки на лошадях, рыбалку, мотоцикл и купание в реке. Я со своими сверстниками жил примерно одинаково: все ходили в школу в одинаковой форме и ели в школьной столовой одинаковую пищу. И всё это нас никак не расстраивало.

В голове у меня кружились воспоминания из прошлого, но я не мог вспомнить и понять, зачем я приехал сюда…

В семнадцать лет я уехал учиться в Москву. И вот с семнадцати лет начал жить самостоятельной жизнью вдали от своей родной семьи. Нельзя сказать, что этот разрыв не был болезненным. Сначала было больно и очень тоскливо. Мне хотелось домой, иногда даже до слёз. Но школьные годы всё же немного укрепили меня изнутри. Родители, как правило, всегда были на работе. И нам, подросткам того времени, приходилось жить и привыкать к самостоятельной жизни очень рано. У нас было много обязанностей по дому и хозяйству, поэтому мы очень быстро взрослели.

До приезда на службу в Таджикистан с 1993 по 2000 года я всё это время жил в разных общежитиях, а в одном из них даже довелось побывать в роли председателя. Так что на тот момент жизни у меня уже были навыки различной социальной адаптации и умения жить, выживать и приспосабливаться в условиях агрессивной окружающей среды.

Социология и реальность

Сейчас я со своей супругой ждал человека со службы тыла, который должен был распределить нас в очередное общежитие или гостиницу.

На соседней скамье возле штаба сидел и ждал лейтенант – такой же, как и я, молодой и только что прибывший из России. С ним была девушка – его супруга. Как я понял, она находилась на шестом месяце беременности. Мы обменялись с лейтенантом несколькими общими фразами, которые обычно произносят в подобных случаях. Лейтенант «Б» сказал: «Как-то всё печально. Я не ожидал таких спартанских условий. Ну, и климатических – тоже».

Его супруга тоже смотрела на всё вокруг с неким ужасом и непониманием. Было заметно, что эти люди не жили самостоятельной жизнью и, наверное, не бывали в общежитиях. Я об этом написал не в обиду, а только чтобы показать социологию и реальность.

Забегая в будущее, скажу, что лейтенант «Б» через неделю попросил отпуск по семейным обстоятельствам, чтобы увезти свою супругу в Россию. Они уехали. Я уже про них забыл, потому что больше тут не видел. Прошёл первый год моей службы на границе. Это был трудный год: нужно было втянуться в новую для меня службу, проехать и пройти все заставы, просидеть в нарядах и секретах, послужить. И вот пришло время получать очередное воинское звание старшего лейтенанта. После утреннего брифинга командир отряда вручал погоны: кому старшего лейтенанта, кому-то капитана или майора. И тут я увидел лейтенанта «Б» – ему также зачитали приказ и вручили старшего лейтенанта.

Позже мы встретились и пообщались. Лейтенант «Б» поведал мне, что когда они уехали, то он уже не хотел возвращаться служить. Он подал документы на увольнение. Но просто так тогда не увольняли – нужны были основания для этого и время. Он сделал какие-то справки, что болен. Ну и прочие хитрости – так тянул время. Но чтобы уволиться, ему нужно было приехать в отряд ещё раз через год. Лейтенант «Б» просил не держать на него обиды. Он сам чувствовал всю нелепость такого поведения государства, и всё что с ним произошло. Ему присвоили и вручили очередное воинское звание старшего лейтенанта. А ещё государство выплатило лейтенанту «Б» жалование за год службы. Конечно, без боевых и календаря исчисления службы: год за три, ведь тогда служба в Таджикистане у пограничников рассчитывалась, как один год на три года. Конечно, это всё выглядело как-то странно, но всё как бы по закону. Больше я его не видел.

Истинные мотивы

Какие же истинные мотивы побудили меня приехать именно сюда? Да и не сюда я хотел приехать – я хотел на Кавказ, поэтому писал рапорт в Чечню. То ли не было мест, то ли что-то ещё, но меня направили в Таджикистан.

Ответ на вопрос мотивов был очевиден – это позор и стыд. Мне было очень стыдно за то, что я видел в то время. В 1995 году Шамиль Басаев захватил роддом с беременными женщинами. Кадры того времени до сих пор стоят у меня перед глазами. Я их не забыл и сейчас.

В. С. Черномырдин общался по телефону с Шамилем Басаевым. Я не знаю, кто воспитывал В. С. Черномырдина, и какими моральными качествами он обладал. Мне этого не понять даже сейчас. Но насколько я знал жизнь, людей можно понять по поступкам. Этот телефонный разговор я запомнил – мы все тогда его смотрели, стоя перед телевизором.

Захват больницы – это второй по значимости позор, который я мог тогда испытать. Было очевидно, что такие вопросы Черномырдин решать не мог. У него не было того качества мужчины, которое нельзя купить или как-то ещё получить. Оно принимается с молоком матери, с честью отцов и дедов, а ещё с неким Божиим благословением.

Всем было понятно, что у страны пока нет лидера, способного даже не на подвиг, а хотя бы на то, чтобы понять внутренне состояние людей того времени – их ценности и желания. А ведь элита страны именно это и должна делать – знать и понимать свой народ, воплощать его надежды.

А М. С. Горбачёв? Все прекрасно понимали, что элита СССР потеряла ориентиры социализма и была уже прозападной по духу. Горбачёв не сломал СССР – нет. СССР уже давно себя изжил и был гнилым. Все тогда думали, что атомная бомба СССР не позволит западу что-то сделать нам. Но элита не дооценила иное оружие – социальные технологии! СССР проиграл не в холодной войне и экономике, а в информации. Многие люди заразились демократией и либерализмом. Поэтому Горбачёв и сделал то, что должен был сделать. Все уже давно хотели свободы и жвачки. И того и другого мы получили сполна.

Затем с 1994 по 1996 год – Первая чеченская война. С 1999 по 2009 год – Вторая. В других бывших республиках СССР было не лучше. В Таджикистане, например, с 1993 по 1994 год во время гражданской войны было убито не менее шестидесяти тысяч людей.

Б. Н. Ельцин – это ещё один позор, который я помню. Наверное, в начале своего пути он хотел и делал для России всё, что мог. Но потом он или устал, или сломался… и начал пить. В правительстве была измена и банды грабителей. Например, Чубайс. Он был там. Я пишу этот рассказ в 2022 году – Чубайс уже уехал из России после начала специальной операции на Украине. Многие правители того времени давно уже в Лондоне, а некоторых уже и в живых-то нет.

После 1999 года власть в России изменилась. Я поверил в эти движения – у меня появилась надежда. Я хотел служить Отечеству. Хотел что-то сделать полезное, поэтому в 2000 году я и сидел на скамейке возле штаба Пянджского пограничного отряда.

Ответ был очень прост: делай, что можешь – и будь, что будет.

Полезный совет

Прошли эти не долгие тридцать или сорок минут. К нам подошёл сотрудник тыла пограничного отряда – это был гражданский вольнонаёмный служащий из местных жителей города Пяндж. Добродушный и приветливый таджик-тыловик лет тридцати пяти сказал следовать за ним и повёл нас в трёхэтажное здание на территории войсковой части. На первом этаже находилась гостиница для прибывших офицеров и членов их семей.

Вот и комната, в которую меня с супругой разместили. Мы молча сели на кровать и какое-то время провели в осмыслении происходящего. Я про себя подумал о своей жене: «Ладно мне – я этого хотел, но ей-то зачем всё это?» Этот последний непростой месяц жена была со мной. Три года мы уже жили вместе в общежитии, учились и работали. За всё это время мы привыкли к самостоятельной жизни. Многие поступки супруги я стал принимать, как должное – как бы по привычке, что так и должно быть. Но так ведь могло и не быть. Не каждая девочка вот так возьмёт и поедет на поезде в Таджикистан. Эти три дня тяжёлого путешествия я сейчас отчётливо осознавал. Я очень сильно рисковал, взяв с собой в путь свою жену – эту ещё маленькую девушку. А она доверилась мне и поехала со мной на край света. Почти четыре дня пути на поезде через границы Туркменистана, Узбекистана, Таджикистана. Я вспомнил слова офицера в Душанбе: «Зачем вы поехали на поезде? У нас несколько человек числятся пропавшими безвести – так и не доехали».

Только сейчас я понял всю опасность той ситуации на Узбекской границе, когда меня хотели высадить за то, что я российский пограничник. Теперь я осознал, что могло бы произойти, если бы я тогда пошёл искать правду и всё же вышёл на той станции. Сосед-таджик по вагону, с которым мы ехали вместе, предупредил меня, что они не выходят на этих станциях, поэтому будет лучше, если им просто заплатить, ведь тут никто не ручается за наши жизни.

Сначала мне было плохо от того, что я дал им деньги. Была задета моя гордость. Как они так могли со мной поступить? Не имеют права! Но потом я понял – они имеют право. Ещё как имеют. Я там был никем, а, может быть, меня даже считали врагом. Эти десять долларов решили мою судьбу – именно столько могла стоить моя жизнь.

Моя жена также была в этом вагоне. Куда бы она тогда приехала? Да, жизнь смиряет и учит. Я тогда не прошёл этот урок смирения. Спасибо тебе, сосед таджик. Возможно, его совет тогда спас наши жизни.

Я помню ту бессонную ночь, когда наш поезд остановили где-то в песках Туркменистана. Люди хотели прорваться в вагон, а какая-то их часть взобралась на крышу поезда и продолжала ехать на ней дальше. Всю ночь я держал под подушкой финку, которую взял с собой. Она тогда придавала мне некое спокойствие.

Любовь, преданность и единое «мы»

Ещё до этой сложной поездки двадцать дней я провёл на Лубянке. Супруга ждала меня и тогда, ведь нас никак не могли отправить на границу служебными самолётами. Все три года, пока мы жили в одной комнате общежития, пока учились в Москве и преодолевали сложности нашего бытия, эта девочка меня всегда ждала. Теперь я это понял очень отчётливо и запомнил на всю жизнь.