Длань Хаоса

Пролог.

Ветра не было. Вокруг, как и обычно, царила абсолютная тишина, изредка прерываемая странными неясными звуками, доносившимися с той стороны. Небольшого костра едва хватало для того, чтобы хоть немного развеять тьму вокруг. Но та была настолько плотной и вездесущей, что казалось, могла погасить слабое пламя в любой момент.

Будь тьма живым существом, ее бы наверняка все это позабавило. Одинокий огонек, пылающий в пустоте. Одинокий человек из ночи в ночь сидящий на одном и том же месте перед тем, чего не в силах понять не только он, но и никто в этом мире. Перед стихией, которую он просто не в состоянии остановить.

Рум поежился.

Воздух вокруг не был настолько холодным, но влага, переполнявшая его, проникала всюду. Стоило даже в сухой одежде провести здесь около получаса, как она, словно грязное изношенное тряпье, начинала липнуть к телу.

В очередной раз мужчина обвел усталым взглядом частокол впереди, всего в нескольких метрах от него, и глубоко вздохнул. Несмотря на поздний час, спать ему совершенно не хотелось. Слабость, пропитавшая тело, вовсе не способствовала покою. Что бы он ни делал, о чем бы ни думал, тлеющие угольки беспричинной тревоги постоянно мерцали где-то в самом дальнем углу его сознания, заставляя время от времени испуганно озираться по сторонам. Это подобие страха вовсе не было осознанным, являя собой проявление неких инстинктов, которых мужчина не понимал.

Но, как бы то ни было, это наводило тоску и уныние. Вообще, печалью здесь было пронизано все вокруг – небольшой покосившийся дом – временное пристанище, в котором Рум нес свою службу, безжизненная земля с давно увядшей растительностью, даже пламя костра, недовольно перебирающееся с одной ветки на другую. Единственным, что не вызывало уныния, был Хаос. В отличие от всего остального, он рождал совершенно иные чувства – страх, сомнения, смятение, а иногда – ужас. Поэтому мужчина старался смотреть вперед как можно реже, чтобы его взгляд даже мельком не скользил по стене медленно клубящегося темного марева, простирающегося вправо и влево бесконечно дальше, чем способен был увидеть простой человеческий глаз, и уходящего вверх в бескрайнее, объятое черными тучами небо.

Не то чтобы Рум по-настоящему боялся Хаоса. За несколько лет, проведенных здесь, на посту Одинокого Стража, он привык к нему, привык к тому, что сгустки первозданной мглы постоянно нависают над ним, не суля ничего хорошего. Тварей Хаоса он никогда не видел, а потому мужчине верилось в них весьма слабо. Он полагал, что скорее всего, их придумал Верховный Совет, дабы отпугнуть излишне любопытных, да и попросту глупцов от границ соприкосновения мрака с реальным миром.

Самого же Рума никогда не тянуло узнать, что находится по ту сторону, и существует ли та сторона вообще. И все же истории о монстрах, одним своим видом способных заставить трепетать от ужаса даже самого бывалого воина, порой захватывали воображение.

Жизнь Рума не была даже на толику интересной, преисполненная скучных и совершенно обыденных событий. Сколько себя помнил, он всегда старался плыть по течению, не усложняя свое существование излишними проблемами и заботами. И вот, когда пришло время, он решил стать Одиноким Стражем. Должность эта официально считалась почетной, но на деле на границу отсылали самый ленивый и порой весьма проблемный сброд, какой только можно было отыскать в королевстве. Однако мужчина не жаловался. Его устраивало практически все, за исключением того, от чего ему должно было охранять границу.

По крайней мере, тщетность его усилий оправдывалась звонкой монетой, и ему, как многим другим, не приходилось проливать кровь в постоянных сражениях или гнуть спину на полях, пытаясь взрастить хоть что-то на истощенной земле. В любом случае, чем бы он ни занимался, это не меняло бы ровным счетом ничего. Хаос постепенно наступал, год за годом по сантиметру отбирая землю у рода людского, а вместе с ней и возможности к существованию. В некоторых областях это происходило быстрее, кое-где медленнее. Но изменить этого не в силах был никто. Как и выяснить, что такое Хаос и почему он постоянно расширяется. Его мрачное соседство люди ощущали всегда. Он упоминался даже в древних, возрастом в несколько сотен лет, свитках, с которыми горделивые, словно индюки, маги не расставались ни на минуту в своих библиотеках.

Мир менялся все больше. И перемены эти не несли с собой ничего хорошего. Рум помнил, как еще в его детстве солнце поднималось из-за горизонта не позднее десяти часов утра. Теперь же, когда ему давно уже перевалило за четыре десятка, он с горечью осознавал, что за последние несколько лет не смог бы отыскать в памяти и дня, когда рассвет наступил бы так рано. Алое зарево медленно выплывало из-за стены Хаоса лишь ближе к полудню. Конечно, это зависело еще и от времени года, но не заметить очевидного было почти невозможно – с каждым днем ночь отнимала у света все больше отмеренного ему древним порядком времени.

По этой причине увядали сады и чахли поля. Повсюду медленно, но верно воцарялся голод.

Мужчина вздрогнул, словно от холода. Странный шепот, порой доносившийся из Хаоса, усилился подобно порыву ледяного ветра. Такое иногда происходило, но, похоже, привыкнуть к этому было невозможно. Говорят, Хаос мог играть с сознанием людей, но слава Единому, это случалось крайне редко. И все же в минуту душевной слабости многие способны были видеть фантомы невероятных существ, не имеющих ничего общего с тварями из бродивших по округе слухов, невиданные места и даже лики тех, кого уже давно не было в живых. Единственным, что было нужно для этого – находиться неподалеку от треклятого марева, где его влияние, видимо, было особенно сильным.

За несколько лет службы на своем посту, Рум ни разу не стал свидетелем чего-то подобного, но никакой печали по этому поводу не испытывал. Покой в своей жизни он ценил, пожалуй, превыше всего.

Неловким ленивым движением он подбросил несколько веток в угасающий костер и те, с тихим шипением исходящей из них влаги, нехотя воспламенились.

Илиасфену – королевству, чьим подданным являлся мужчина, повезло гораздо больше трех оставшихся стран – тех, что Хаос еще не поглотил. Оно располагалось на берегу океана, поэтому темные стены обступали лишь малую его часть с запада и востока. Другие же государства были практически окружены мраком, и день за днем неумолимая стихия продолжала пожирать их со всех сторон.

Как водится, именно в это нелегкое время человечество явило свету свою истинную натуру. Вместо того чтобы объединиться и помочь друг другу, люди принялись вырезать братьев своих в борьбе за исчезающую землю. Война бушевала повсюду на границах государств, и не было ей конца. Рум понимал ее бессмысленность еще с детства, так как она началась задолго до его рождения. Даже глупец способен был осознать, что, убивая себе подобных, они по меньшей мере помогают Хаосу. А возможно, и вовсе делают его сильнее. Ведь говорят, что души умерших в этом мире людей отправляются именно туда и безвольно растворяются в его сумрачной материи.

Краем глаза Рум уловил едва заметное движение – тень, скользнувшую неподалеку. Подобное происходило не впервые, он и раньше ощущал рядом чье-то стороннее присутствие, но сегодня это чувство было особенно сильно.

Он спешно огляделся вокруг и, конечно же, никого не увидел. Частокол впереди был не тронут, узкой сетью простираясь вдоль границы Хаоса и утопая во тьме там, куда не доставал свет костра. Преодолеть его было несложно, но мужчина надеялся, что в этом случае он услышал бы хоть какой-либо шум. Конечно, будь это человек. Вот только что за нужда должна погнать этого бедолагу так далеко от границы королевств, да еще проделать весь этот путь в шаге от Хаоса только ради того, чтобы, словно мотылек, выйти на свет костра Одинокого Стража? Даже будь это беглый отряд, его пост был далеко не первым, кого бы они встретили. Да и границы государств, те не знавшие ныне войны области, что находились далеко за линией постоянных военных действий, слишком уж тщательно охранялись.

Тряхнув головой, Рум коснулся рукояти висевшего на поясе меча. По опыту он знал, что такие мысли нужно было гнать прочь как можно скорее, иначе остаток ночи грозил растянуться почти до бесконечности, время от времени пытаясь окунуть мужчину в темный омут беспричинной паники. Давать волю воображению здесь, в этом проклятом месте, было бы слишком большой ошибкой.

Стоило нарастающему волнению лишь немного уняться, как мужчина вновь уловил в стороне причудливо изогнувшуюся тень. Рум что-то злобно пробормотал, а затем, обеими руками собрав увесистую охапку хвороста, почти брезгливо бросил ее в огонь. Ветки воспламенились не сразу, но стоило им разгореться, как света действительно стало немного больше. Он вновь огляделся. Как и прежде, кроме него, здесь никого не было.

Внезапно Хаос впереди всколыхнулся. Обычно он медленно клубился подобно темному густому туману, подобно мути в озерной воде, поднятой чьим-то почти незримым движением, сохраняя при этом общую форму непроницаемой стены, сотканной из вязкого марева. Но то, чему мужчина стал свидетелем сейчас, больше походило на огромную волну, на миг нарушившую сами основы того, за чем Рум наблюдал на протяжении вот уже нескольких лет.

Он понятия не имел, что это значило, почему Хаос, всегда спокойный и однообразный, пусть даже на короткий миг изменился до такой степени. Но это явно не сулило ничего хорошего.

Хаос всколыхнулся вновь, на этот раз сопровождая происходящее гулом, напоминавшим пульсацию крови, текущей по крепким венам. Шепот голосов, слышимый ранее, теперь возрос до такой степени, что стало почти возможно различить в нем отдельные слова. Но этого языка Рум не знал. И все же слова, что он слышал, некой таинственной силой давили на его разум.

Страх окутал мужчину холодной липкой пеленой. Он попытался зажать уши руками, но это не помогло. Слова с легкостью проникали сквозь плоть, причиняя такую невероятную боль, что казалось, каждая буква раскаленным клеймом отпечатывалась в его сознании. Уверенность, что вскоре уши начнут кровоточить, укреплялась в нем с каждым мигом.

Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Рум позволил рукам опуститься вниз и осмотрел их, облегченно вздохнув – крови не было, кожа на ладонях была чиста. Он медленно поднял глаза и посмотрел вперед, надеясь, что Хаос тоже вернулся в привычную норму.

Несколько коротких мгновений ему казалось, что наваждение действительно осталось позади, как вдруг он услышал новый звук – грохот, ритмично сотрясавший землю и походивший на очень медленный стук чьего-то сердца. А еще он был похож на шаги. Словно что-то огромное надвигалось все ближе, подбираясь к границе призрачного марева из самых его глубин.

В этот момент Одинокий Страж мог бы поклясться чем угодно – столь сильный страх он испытывал впервые в жизни. Рука, крепко сжимавшая рукоять меча, теперь пошла вверх и лезвие с острым металлическим звоном выскользнуло из старых ножен. Отблеск пламенеющих в костре веток отразился от его гладкой поверхности, однако Рум вдруг осознал, что это оружие будет абсолютно бесполезно перед тем, с чем ему предстояло столкнуться. Самым разумным было бы либо повернуться и бежать, что есть сил прочь, либо как можно скорее зажечь сигнальный огонь, чтобы оповестить остальных об опасности, чего, собственно, и требовал от него кодекс. Вот только ноги отказывались ему повиноваться.

Шум нарастал. Теперь к нему примешивалось нечто новое: шорохи, скрежет и странные, не похожие ни на что крики.

На секунду время словно замерло и звуки, казалось, почти полностью затихли, как вдруг клубящаяся ткань Хаоса напряглась, словно поверхность мыльного пузыря, а затем разверзлась в стороны, являя миру свое истинное естество.

Высотой способный потягаться с небольшим замком монстр медленно переставлял четыре огромных лапы, волоча за собой длинный толстый хвост. Вернее, тело его, более похожее на тело огромной гадюки, плавно сужалось, перетекая в хвост, оставлявший за собой глубокую борозду в темной земле. Передняя часть его резко уходила вверх, образуя некое отдаленное подобие человеческой фигуры. И все же там, где должны были находиться руки, вниз свисали два огромных щупальца, а голову венчали сверху уходящие назад, изогнутые полумесяцем рога. Но самым невероятным было то, что плоть его полностью состояла из черных извивающихся змей. Они словно вросли друг в друга, связались в клубки, шипя и брызгая ядом, бессильно пытаясь вырваться из тела, частью которого они теперь являлись. Ничего похожего на лицо чудовище не имело. И единственным, что не позволяло отвести взгляд от его головы, были два пылающих алым светом глаза.

Вслед за ним из марева во тьму ночи выходили и другие, не соизмеримые в размерах, но не менее безобразные твари. Воя, рыча и скребя когтями, полчища их вторгались в этот мир. Частокол, что должен был стать для них препятствием, в миг превратился в груду мелких щепок. Монстр же, что возглавлял их, прошел совсем неподалеку от мужчины, так, словно того не существовало вовсе, словно он являлся чем-то столь ничтожным, что не достойно было даже его взгляда.

Рума охватил дикий животный ужас. Мысли исчезли, разум заполнил страх, от которого он был не в силах сдвинуться с места. В ногах появилась слабость, они затряслись, но, несмотря на это, словно прилипли к земле.

Что-то подлетело сзади, и вскоре Рум осознал, что он уже висит в воздухе, а грудь его, чуть ниже области, где располагалось сердце, пробита насквозь чем-то темным, напоминающим хвост скорпиона с острым длинным жалом, зазубренным на конце. Он взглянул вниз и увидел, как тело его медленно и неумолимо опускается в скопище чавкающих грязных пастей, заполненных мириадами острых зубов, готовых разорвать его на части.

Страха больше не было. Да и боль, вспыхнувшая было на месте раны, также быстро исчезла. Их место заполнило предсмертное спокойствие.

Рум посмотрел вперед, туда, где во все стороны простиралась бескрайняя стена черного во мраке ночи марева, и в тусклом свете костра, чье пламя лишь чудом уцелело до сих пор, увидел чей-то призрачный силуэт. Это был его отец, покинувший сей бренный мир чуть больше десяти лет назад. Он улыбался. Он знал, что сын вскоре присоединится к нему.

Не в силах больше сделать даже вдох, Рум закрыл глаза и под шум, издаваемый пастями чудовищ и собственной, исчезающей в них плоти, растворился в бескрайнем море древнего как само бытие Хаоса.

Глава 1.

По старой глинистой дороге, поднимая клубы пыли, двигался экипаж. Запряжен он был двумя статными лошадьми цвета воронова крыла с длинными, полностью укрывающими с одной стороны изящно изогнутые шеи гривами. Лошади не переходили на галоп, передвигаясь быстрой рысью, словно им неким таинственным образом передавалось едва сдерживаемое нетерпение их хозяев.

Старый лес слева и поле справа тянулись вперед, казалось, до бесконечности, время от времени петляя вместе с дорогой, чей изгиб в очередной раз где-то вдалеке сливался с серым небом. Хаоса на горизонте видно почти не было – лишь нечто мрачное и едва заметное всплывало где-то в отдалении вверх, ненадежно укрытое от посторонних глаз скудными облаками и бликами солнечного света. Здесь, поодаль от его границ, временами возникала иллюзия, что с этим миром ничего не происходит, что он бескраен и неделим. Но те, кто находился внутри экипажа, как никто другой, твердо знали, что это, все же, была лишь жалкая иллюзия.

Сопровождавший их кучер и мужчина рядом с ним, безуспешно пытавшийся скрыть осанку и проглядывавшие даже в самом незначительном движении повадки опытного воина, молчаливо вглядывались вдаль. До конечной цели путешествия им оставалось несколько часов езды, и оба еще смели хранить смутную надежду, что им не придется провести эту ночь где-то посреди дороги.

Они вовсе не боялись темноты и тех, кого они могли встретить в пути, будь то животное или человек. Тем более что разбойники в Илиасфене по какой-то причине встречались крайне редко. А вот пассажиры их совсем не внушали им доверия. Конечно, разумом они понимали, что все они служат одному королю, и бояться их нечего. По крайней мере, в данное время. Только вот молва доносила всякое. И сейчас, когда эти странные люди сидели прямо за их спинами, вспоминались самые страшные и нелепые байки. Поэтому провести ночь наедине с ними могло стать, пожалуй, самым суровым испытанием. До сих пор мужчинам везло с придорожными трактирами и домами добрых людей, дозволявших за скромную плату взять несколько отдельных комнат в их жилищах.

Вдалеке, над деревьями, клубился серый дым. Его было совсем немного, но кучер и человек, сидевший рядом, заметили дым сразу же. Доложив об этом одному из пассажиров, они ничуть не удивились ответу – молчаливым взмахом руки им велено было, как и прежде, ехать вперед. Возможно, опасности действительно не было, но, повинуясь недоброму предчувствию, двое сидящих в изголовье кареты людей переглянулись.

Экипаж двигался дальше, приближаясь к плавно взмывающей вверх струйке от невидимого среди деревьев костра. Вскоре шум от колес и копыт выманил из леса пятерых мужчин, которые, неуклюже шагая, вышли прямо на дорогу, пресекая любые попытки по ней передвигаться. Кучер натянул поводья, и лошади, тряхнув гривами и издав недовольный храп, встали.

– Какая невероятная удача, – с наигранным восторгом проговорил незнакомец, стоявший к экипажу ближе остальных, – встретить кого-то на этом тракте впервые за несколько дней! Мы с ребятами уже начали было отчаиваться. Видите ли, обозы, да и обычные путники почему-то перестали вдруг здесь ездить.

– Кто ты? Назови себя! – холодно произнес человек, сидевший рядом с кучером.

– Харкип, сударь. Меня зовут Харкип, – ответил он со смехом, коряво поклонившись. – Видите ли, я и мои товарищи некоторое время… присматриваем за дорогой, по которой вы изволите ехать.

– Так вы – обычные разбойники?

– Называйте нас как вам угодно, – снова засмеялся первый. – Но факт остается фактом. Вы не проедете дальше, не уладив дела с нами.

– Отойди с дороги, пока не пожалел о своих словах, – процедил сквозь зубы воин. – Знаешь ли ты, кто я? Меня зовут Казар, и я возглавляю элитный отряд королевских гвардейцев. А в этой карете… – Он осекся, видимо, вспомнив вдруг, что затронул тему, о которой говорить не следовало.

– Вы заинтриговали меня, господин Казар. – Разбойник был непреклонен. – Так, кажется, должна выражаться знать? Да, я немного знаком с манерами. Только я глубоко сомневаюсь, что они помогут вам вот так просто уехать отсюда. Да и вряд ли из кареты вдруг выпрыгнет этот элитный отряд, которым вы, по вашим словам, командуете. А посему, скорее всего, вы с вашей стороны единственный, кто владеет мечом. И сколь бы искусны вы ни были, поверьте, вам не выстоять против нас. Кроме того, в нашем небольшом отряде имеется еще и лучник. Он укрылся неподалеку.

– Да как ты смеешь?

– Так что сейчас, – прервал его Харкип, – вы либо расстанетесь с деньгами, либо пойдете на корм волкам. Их, знаете ли, в этом лесу довольно много. – Во взгляде его не было и тени страха.

Казар слез со своего места, при этом медленным отточенным движением доставая из ножен меч. Несмотря на преклонный возраст, он вовсе не казался слабым. Напротив, годы одарили его мощью и статью, уже при первом взгляде заставлявшем воспринимать его всерьез. Разбойники напряглись, тоже схватившись за рукояти прикрепленного к их поясам оружия.

В этот момент раздался щелчок открываемого замка, и дверь кареты с тихим скрипом отошла в сторону. Наружу из темного проема ловко выскользнул человек, облаченный в черный камзол, из-под которого проглядывала поблекшая серая рубаха. Возможно раньше, несколько лет назад, она была какого-то другого, более яркого цвета, но теперь почти окончательно утратила краски. Невзрачные на первый взгляд штаны были на самом деле довольно дорогого покроя, и заправлялись к низу в совсем уже изысканные сапоги, заказывать которые даже многие богатеи сочли бы роскошью и откровенным расточительством. Еще больше беспорядка в разность качества его одежды вносил широкий армейский пояс из грубой кожи с неровно пробитыми в нем отверстиями. Лица же его, однако, рассмотреть было нельзя – оно скрывалось капюшоном серого плаща, который был лишь немного темнее рубахи и даже при солнечном свете почти сливался с ней в едином оттенке.

Он беззвучно ступил на землю и повернулся, подавая руку своей спутнице. Складки темно – синего платья, скроенного из, должно быть, лучшего в королевстве бархата, мягко колыхнулись, и девушка стала рядом с ним. Лица ее тоже видно не было – плащи у обоих были абсолютно одинаковы. Единственное, что сразу же бросалось в глаза – светло-каштановые локоны, пробивавшиеся из-под капюшона, и тонкая бесчувственная линия слегка припухших губ на фоне бледной кожи.

– А вот и почетные гости! – закричал разбойник, вновь вживаясь в прежнюю роль. Втайне он был рад такому повороту. Старый вояка, конечно, не одолел бы их, но, судя по всему, вполне мог забрать с собой на тот свет одного или двух из его парней. Или же его самого, если задался бы именно этой целью. – И кто здесь у нас? Девчонка, одетая в мужской плащ, и слабый тонкий юнец, одетый как девчонка. Что-то я не совсем пойму, кто из вас – кто?

– Я уже давно не юнец. Очень давно, – сдержанно улыбнулся человек.

Радости разбойника Казар не разделял. Он, как никто другой, отчетливо осознавал, что, если двое, кого ему велено было оберегать ценой даже собственной жизни, покинули экипаж до того, как они прибыли к назначенному месту, означать это могло только одно. Дело принимало совсем скверный оборот. Возможно, они посчитали, что их сопровождающий не справляется со своими обязанностями, и тогда кто знает, что ожидало его впереди? А разбойники… Эти глупцы просто не ведали, с кем свела их судьба.

– Милорд, позвольте мне… – начал было он, стремясь хоть как-то исправить ситуацию и доказать, что вполне может разрешить все сам. Но тот, к кому он обратился, лишь тихо покачал головой. Казар застыл на месте, словно верный пес.

– Не стоит марать о них руки и тратить драгоценное время на бессмысленную схватку. Да и лекарей среди нас нет. Исцелять твои раны будет некому.

– Как пожелаете, – склонил голову старый воин.

– Так чего вы хотите? – спросил незнакомец, обращаясь к разбойникам. – Какова плата за то, чтобы мы могли спокойно проехать дальше?

– Нам нужны все ваши деньги и драгоценности, что на вас надеты.

– Мы не носим никаких драгоценностей. Что же касается денег, мы оставим себе два сребреника на ночлег в ближайшей таверне. Остальное можете забрать.

– Ну же, не скупись. Думай обо всем этом, как о выгодной сделке. Просто представь, что на эти деньги вы все покупаете собственные жизни. Да и переночевать вполне можно в карете. – Харкип перевел взгляд на спутницу мужчины, и что-то в его глазах изменилось. Он застыл, не в силах оторвать взгляд от ее каштановых локонов, а потом повернулся обратно, и его улыбка вдруг стала еще шире, теперь напоминая чем-то звериный оскал. – А впрочем, знаешь, я передумал. В придачу к деньгам я заберу ее. Только в этом случае вы проедете дальше.

Разбойник неспешно подошел к ней и протянул руку.

– Не могу дождаться, когда увижу, что за милое личико сокрыто под этим капюшоном.

Однако когда его пальцы уже почти коснулись плотной серой ткани, обрамлявшей голову девушки, она вдруг легко, словно танцор, отстранилась назад так, что руки мужчины ухватили только воздух.

– Тебе нельзя этого делать.

– Что? – опешил мужчина от подобной реакции. Обычно женщины, которых ему доводилось встречать, либо прыгали в его пьяные объятия, либо с криками в страхе убегали прочь.

– Тебе не позволено касаться меня. Я тебе не принадлежу.

– Правда? И кому же ты принадлежишь, позволь узнать? Ему? – Харкип кивнул в сторону ее спутника.

– Да, – тихо произнесла она.

– Не доводилось видеть еще ни одной девки, которая считала бы себя просто чьей-то вещью. – Он повернулся к своим союзникам, чтобы они оценили шутку, и те, словно по команде, громко захохотали.

– Не вещью. – Голос девушки был тихим, но твердым, какой обычно бывает у человека, не любящего разводить светские беседы и предпочитающего коротать свободные часы наедине с самим собой. – Я – инструмент. Орудие в его руках.

– Инструмент? И что это может значить?

Девушка лишь покачала головой.

– Не думаю, что ты способен понять даже если я попробую объяснить.

– Это еще почему?

– Потому что ты смотришь на мир по-другому. Суть твоего существования составляют совсем иные принципы и правила, и они не сравнимы с теми, которыми живем мы.

Во взгляде разбойника мелькнула злоба. Он снова шагнул вперед, еще раз попытавшись сорвать с незнакомки капюшон, но она ускользнула так же легко и быстро, как и в первый раз.