Путаница, или Ветер в голове

Я с облегчением выдохнул и открыл глаза.

Валентина Борисовна как будто только этого и дожидалась.

– Ваня, – вдруг повернулась она ко мне, – сделай мне, дружок, одолжение. Сбегай в медпункт. Попроси у Галины Ивановны что-нибудь от головной боли. Скажи, что для меня.

Все головы как по команде повернулись в мою сторону. Я не шелохнулся. Не мог я сейчас никуда бежать. Мои брюки окончательно прилипли к ногам, а по спине катились горячие струйки пота. Но тут я представил, как завтра утром, вот так же морщась и потирая висок, Валентина Борисовна перескажет наш разговор вожатым: «Ваш Темников – настоящий наглец и хам. Представляете? Отказался принести лекарство». И Одинцова все это услышит.

– Я, конечно, схожу, – сказал я. – Мне не жалко.

В это самое время под скамейкой каблук моего левого ботинка вонзился в носок правого; освободив правую ногу, я опустил ее на каменный пол. Стало как будто прохладнее.

– Только в лекарствах я мало разбираюсь. Как, вы сказали, оно называется?

– Оно называется аспирин.

Я нащупал босой ногой левый ботинок.

– Это по-латыни или как?

Я до последнего надеялся, что у Валентины Борисовны сдадут нервы.

– Или как, Ваня, или как.

Судорожным движением я выдернул из ботинка левую ногу и неохотно поднялся. Пот заливал глаза.

– Ну раз так, то я пойду?

– Да, голубчик, я буду ждать.

Я шагнул вперед.

– Погоди, – остановила меня Валентина Борисовна. – Ты что, собираешься идти босиком?

– Ну да.

– А сандалии?

– А зачем? Слава богу, не зима.

Валентина Борисовна чуть вздернула брови, подумала и неожиданно легко согласилась.

– Ну как знаешь, дружок, как знаешь. И кстати, – прокричала она мне в спину, – попроси у Галины Ивановны градусник. Выглядишь ты неважно…

– Так точно! Рад стараться, – сквозь зубы пробормотал я и после этого медленно проследовал в сторону главной аллеи, где начиналась самая длинная дорога к медпункту. Нашла дурака бегать в такую жару! Ничего, пусть поволнуется.

Однако отправиться в поход мне хотелось не меньше, чем ей. Поэтому, как только беседка скрылась за деревьями, я забыл о данном себе обещании и сначала ускорил шаг, а потом и вовсе бросился бежать, на ходу сдергивая с себя рубаху.

Через несколько минут я стоял на крыльце медпункта и что было силы тарабанил в закрытую дверь. На мой стук никто не откликнулся. Я обошел здание и заглянул во все окна. Никого. Недоумевая, я вернулся на крыльцо и только теперь заметил приколотую к двери бумажку. Послание гласило: «Дождитесь. Ушла ненадолго». Ничего в этот день не работало как надо. Мне опять предлагали ждать. Нетерпение, копившееся во мне уже много-много часов, начало потихоньку закручиваться в тугую, звенящую пружину.

Мокрую рубаху я повесил на перила сушиться, а сам присел на ступеньки. Горячий ветер мел по крыльцу скрученные зноем листья. Жара не спадала. В щелку между оконной рамой и занавеской я следил за стрелками часов. Было без четверти шесть. На месте Валентины Борисовны я бы давно прислал гонца узнать, что происходит. «И как все-таки странно, – думал я, – что из всех людей она послала сюда именно меня. Казалось бы…» Я припомнил всю недолгую историю нашего знакомства. То шагу не давала ступить. А тут вдруг «Ваня, голубчик» – как будто с каким-то умыслом.

– Как будто специально, – вслух повторил я. Оттолкнувшись от этих слов как от трамплина, я погрузился в омут смутных и неприятных предположений.

Допустим, рассуждал я, допустим, ей удалось узнать о моих планах. Ситуация невероятная, и все же… Как бы она стала действовать? А как бы на ее месте действовал я? Эта загадка меня увлекла, тем более что времени было хоть отбавляй – медсестра возвращаться не спешила. Ну, конечно, в каком-нибудь шпионском романе мы с Пашей давно бы сидели по разным камерам и встречались в коридоре темницы, чтобы молча обменяться взглядами и разойтись по своим углам. А что, если Валентина Борисовна тоже задумала нас разделить? И головная боль, кстати, подходящий предлог. Я усмехнулся. Бред, конечно, но как было бы ловко, как хитро. Она смогла бы поговорить с каждым отдельно и с помощью обмана и манипуляций что-то выведать. Нет, даже лучше: в одно и то же время допрашивать могли бы двое – она и Нюша. Я снова улыбнулся, потом покачал головой. Потом задумался. Однако… До чего же просто этот бред объясняет мое здесь пребывание. Внезапно я почувствовал, как кровь приливает к щекам. Наверное, с такой же стремительностью осыпь мелких камней на склоне горы превращается в лавину. Вдруг все встало на свои места! Валентина Борисовна просто избавилась от меня. Никакая медсестра не придет. Она и не должна была прийти. Отряд уже в пути. Они идут к башне без меня. Я слетел с крыльца и бросился назад, к беседке, еще не веря, но уже готовясь признать, что никого там не найду. «Голова у нее болит. И я поверил? Это же классический женский разводняк».

Беседка стояла тихая, застывшая, пустая. От бессилия и обиды мои глаза наполнились слезами. Нет, один человек в беседке все-таки был. Я быстро заморгал, прогоняя слезы. Валентина Борисовна собственной персоной сидела у входа, а на коленях у нее лежал какой-то громоздкий темный предмет. Сначала я принял его за рюкзак, а когда подошел ближе, понял, это было мое одеяло.

– Что случилось? Куда все пропали? – спросил я, переступая порог.

– Наконец-то. Тебя только за смертью посылать. Ты лекарство принес?

– Там закрыто. Как будто вы не знаете. А где все?

– Жаль, аспирин мог бы пригодиться и тебе и мне. Может быть, объяснишь, как это одеяло оказалось в гараже?

– Откуда мне знать? Вы меня в медпункт, а не в гараж посылали.

– Хорошо, тогда пошли разбираться, – устало сказала Валентина Борисовна. Она поднялась и шагнула мне навстречу, пытаясь выйти. Я понимал, что преграждаю ей путь, но не двинулся с места.

– Куда пошли? А где все? Вы что, меня обманули?

– Темников, ты все-таки помни, с кем разговариваешь. И пошевелись. У меня нет желания провести с тобой целый вечер.

До чего же ужасный день! Самый ужасный во всей моей ужасной жизни. Стараясь не отставать, я снова шел по аллее. Панику сменило усталое безразличие. «Пусть еще докажет, – вяло успокаивал я себя. – Сапоги не мои. Одеяло, положим, тоже не мое. И вообще. Что я сделал? Ничего. И наказывать меня не за что. Сначала идет преступление, затем наказание. Нерушимость причинно-следственных связей. Вот на что нужно напирать».

– Ты можешь идти живее? Шире шаг. Шире шаг.

Мы поднялись на веранду и вошли в комнату.

– Уф-ф, – выдохнула Валентина Борисовна, бросая одеяло на мою кровать. – Ну и тяжесть. Спасибо, что не прихватил ведро с песком и багор.

В последнюю реплику она вложила весь накопленный сарказм. Я успел заметить, что ни ведра, ни сапог в комнате нет. Значит, доследственные мероприятия закончились и меня привели для вынесения приговора. Я отвернулся к окну. Вся поляна от края до края горела ярким оранжевым светом. Солнце садилось. Кусты сирени казались выгоревшими за лето пляжными зонтиками. Почему она заговорила о ведре с песком? Неужели все знает?

– Казалось бы, – продолжала Валентина Борисовна, – такой праздник. Ждали его. Готовились. Нет, и тут нужно было все испортить.

– Не понимаю, что, собственно, вы имеете в виду, – как можно тверже сказал я.

– Брось, все ты понимаешь. Вообразил себя героем и пошел разбойничать.

Мои брови поползли вверх.

– И не смей закатывать глаза.

Начальственные нотки в голосе Валентины Борисовны мне решительно не понравились. Я приподнял уголок одеяла, потрепал его и снова уронил на кровать.

– Одеяло, кстати, вообще не мое. На моем метка была. Где, вы говорите, его нашли?

– Какая еще метка? – переспросила Валентина Борисовна.

– Подпалина от папиросы «Казбек», – сказал я первое, что пришло в голову.

– Что ты мне голову морочишь? Твой дружок уже во всем сознался.

Паша? Нет, этого просто не могло быть. Каждый год к Рождеству моя мама вяжет нам два одинаковых свитера, один со звездочкой на груди – для Паши, другой со снежинкой – для меня. Снежинка и звездочка украшали наши ящики в детском саду. Паша мог, конечно, брякнуть что-то по глупости, но предателем он не был.

– Я вас не пойму, Валентина Борисовна. Сначала вы говорите: дружок. А потом говорите: сознался. Вы сами себе противоречите. Друзья не сознаются.

– Вот-вот… Не надоело кривляться? Ничего плохого твой приятель не сделал. Всего-навсего сказал правду.

Несколько мгновений она как будто изучала меня.

– Ты что, действительно собирался ходить босиком по углям?

Я немного растерялся. Я никак не ожидал, что Паша сознается именно в этом. А сапоги? Их что, не нашли? Теперь, по крайней мере, я знал, какую новость сегодня вечером будут обсуждать у костра. Несгораемый Ваня Темников. Человек-утюг.

Валентина Борисовна покачала головой:

– Надо же. До чего докатился.

– Босиком? По углям? Зачем мне это нужно?

– А и правда. Зачем? Боишься затеряться в толпе? Боишься, что все разъедутся по домам и никогда не узнают, кто такой Ваня Темников – герой Шипки и Халхин-Гола.

С таким знанием истории ей лучше было бы помолчать. Мои брови снова поползли вверх, но я вовремя спохватился. Моя судьба, как ни крути, была в руках этой женщины. Я лихорадочно искал способ наладить с ней простой человеческий контакт.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.