Маленькая консьержка большого дома

…Шло время, а Хозяин не появлялся. Квартиру уже освободили от вещей и мебели. Дюк обходил пустые комнаты, принюхиваясь и поскуливая. Запах родного человека исчезал, не оставляя надежды. Сероглазая перенесла его лежанку и миски вниз, в маленькую комнатку, где пахло чем-то приятным.

Дюк спокойно оставил квартиру, она стала чужой и ненужной. Начал привыкать к сероглазой. Ему нравилось сидеть рядом. От неё шла спокойная уверенность, как будто, что-то знала и ждала кого-то. Ждал и Дюк. Однажды, он положил голову на её колени. От них шло тепло и наслаждаясь, Дюк задремал. Он увидел сон – к нему пришёл его человек. Пёс бросился навстречу, радостно прыгал, старался лизнуть лицо. Хозяин смеялся, махал руками. Долго гладил Дюка, перебирая длинными пальцами жёсткую шерсть. Потом ушёл по широкому светлому коридору, не оглядываясь. Пёс кинулся за ним, вздрогнул и проснулся…

Они собирались на прогулку. Сероглазая пристегнула к ошейнику поводок, как вдруг дверь перед ними открылась и вошёл высокий. Одет он был по-другому, радостно улыбался и если бы не еле различимый запах лекарств, пёс бы его не узнал. Высокий что-то сказал сероглазой, та засмеялась и кивнула головой. Взглянула на собаку и подмигнула. Высокий сделал шаг в сторону и Дюк увидел маленького человека. Из-под слишком большой шапки, надвинутой на лоб, блестели темные глаза. Нос-кнопка, пухлые губы. От него пахло горячими пирожками мягкими и вкусными, которыми Хозяин когда-то угощал пса. Маленький подошёл к псу очень близко, и оказался чуть выше его ростом. Они долго смотрели друг на друга. Человечек протянул руку и погладил Дюка. В ответ пёс лизнул смешное лицо. Маленький рассмеялся, замахал ручонками и крепко обнял пса за шею. Дюку стало легко и спокойно. Хозяин вернулся.

Глава 4

Сакральная дата октябрят

«Ну и рожа! – Вера включила подсветку зеркала чтобы получше рассмотреть лицо – Что ж это такое? Просто ужас. Колдобины какие-то». Она оттянула щеки назад – кожа стала ровнее, глубокие носогубные складки почти исчезли. «Вот как должно быть!». Но тут заметила, что под глазами залегло несколько морщин. «А, чтоб тебя!». Из-за нависших век они выглядели полуприкрытыми. Раскрыла их пошире. Брови приподнялись – лоб прорезали две глубокие складки. «Тьфу, ты!» Вера притворно улыбнулась во весь рот – армия морщин разбежалась по лицу. «Да ну к черту! Что ни делай – только хуже! Ну где, где мои семнадцать лет? Даже не в Караганде». Женщина вышла из ванной и в сердцах хлопнула дверью. На кухне послышалась возня, потом в коридор осторожно выглянул Беня. Любимый кот. Недовольно глянул на хозяйку: «Ну, что там еще? Можно мне спокойно пожрать?», обиженно мявкнул и скрылся.

Настроение было испорчено. В последнее время её раздражало не только отражение в зеркале. Случайно (или нет?) брошенная фраза мужа о том, что ничто не вечно под луной. «Пффф-ф! Философ доморощенный!» – язвила про себя Вера. Зять, помогавший переносить при переезде мебель и шваркнувший о цементный пол её любимый стеклянный столик. «Рукожоп безмозглый!». И если бы только они! Бесила молодежь – везде и по любому поводу. Громко разговаривала компания по соседству в кафе. Смазливая девица не уступила место в автобусе. Дурными голосами орали подростки во дворе. Возникало желание подойти и врезать со всего плеча огромной черной сумкой. «Да по башке! Да не один раз» – представляла себе Вера. Она представляла, как оседает попавший под раздачу, довольно улыбалась.

Беня, по паспорту – Бенедиктин Второй, почуял изменения в настроении хозяйки. Иногда пристально наблюдал за ней, в руки не давался, на обнимашки не приходил. Задружился с Вериным мужем. Они подолгу смотрели вместе хоккей. Игорь что-то страстно объяснял коту, тот слушал с интересом, довольно прижмуривал глаза и утыкался носом в шею друга.

По вечерам Вера предпочитала дремать в любимом «ушастом» кресле на уютном балкончике. Чаще стали приходить воспоминания. На их территории она чувствовала себя спокойно. Было так приятно окунаться в прошлое, припоминать забавные и не очень истории. Одноклассников, соседей по двору. Вере казалось, что лучшее время осталось там, где она была молода, полна сил, где все было впереди… «На что ушла жизнь? И разве это – жизнь? Всё одно и тоже, каждый Божий день. И конец один». От этих мыслей накатывала тоска, сердце билось с перебоями, подрагивали кончики пальцев. Вера старалась вернуться к воспоминаниям, успокаивалась. Хотелось одного – вернуться в детство или юность, прожить их заново, наполняя все новым смыслом. «Да, всё было бы по-другому. Если б той девчонке да то, что я знаю сейчас…».

Меньше встречалась с подругами. Даже с самыми давними, проверенными общением не один десяток лет. Когда Вера заводила разговор о своём, они недоумённо смотрели на неё: «Что ж ты всё ноешь? Муж – успешный и понимающий, дети живут самостоятельно, в помощи не нуждаются. Чего ж тебе ещё?». Каждая из них была занята хлопотами, заботами. Предаваться «милым» воспоминаниям у них не было ни времени, ни желания. Вере становилось скучно и неуютно.

В их подъезде появилась новая консьержка. Ещё нестарая женщина с мягкими манерами и приятным голосом Вере понравилась. Она стала задерживаться в холле и подолгу разговаривать с новой знакомой. Консьержку звали Саида Рашидовна. Она умела слушать, не прерывала, не задавала глупых вопросов. Смотрела понимающе, тая в глазах и уголках рта добрую улыбку.

Их встречи становились чаще и продолжительней. То Саида заходила к Вере чайку попить, то Вера забегала в подсобку за стойкой в холле. Перешли на «ты». Когда Саида приходила к ним, Беня, не любивший визитёров, приходил на кухню, усаживался рядом с её стулом и внимательно разглядывал на гостью. Провожал её до двери и когда та уходила, задумчиво сидел в прихожей.

Беседы их были спокойны и размеренны. Но стоило коснуться прошлого, как Вера начинала воодушевлённо и много говорить. Её речь становилась эмоциональной, глаза загорались, время проходило незаметно. Во время одной из таких тирад, Саида, обычно, дававшая Вере выговориться, неожиданно спросила:

– Ты уверена, что попав в прошлое, могла бы что-то изменить?

– Да конечно! Причем, не в своей жизни. Я б другим помогла.

– Кому это, например?

– Ну, помнишь, я рассказывала. Был у нас такой Митька Топоров. Он скалолазанем увлекался, взрослый разряд имел, по всяким соревнованиям ездил. Так он уехал в Канаду и там разбился. Насмерть.

– И как бы ты ему помогла?

– Предупредила бы. Чтоб знал как погибнет. Осведомлён, значит вооружён.

– Ясно. Ещё есть кто нибудь? Особо нуждающийся?

– Само собой. Ника, за соседней партой сидела. Представляешь, отец был КГБешник, сама – комсомольский секретарь. Так после школы, покатилась по наклонной. Жила с каким-то хмырём. Он её в карты проиграл. Нику – беременную со вспоротым животом в канаве нашли. Да и вообще у многих наших судьба неудачно сложилась. Вот я им их будущее и описала бы.

– Хочешь быть ангелом-хранителем?

Саида смотрела на нее прямым, немигающим взглядом, от которого Вере стало неуютно.

– Ну, не ангелом… Но знаниями поделилась бы.

– Открыла б им глаза?

Вера почувствовала иронию.

– Да! Вот хорошо сказала. Так бы и сделала.

Саида наклонилась к ней:

– Я дам тебе такую возможность.

Вера невольно подалась назад – слишком близко нависало лицо приятельницы:

– Какую возможность?

– Не тупи, Вера! Какие вы, люди, странные! Просите, просите чего-то. А как дашь вам шанс – сливаетесь.

– Я не понимаю…

– Не понимает она… Я дам тебе возможность отправиться в прошлое. Побудешь там, исправишь всё и назад. Как тебе?

Вера рассмеялась:

– Шутки у тебя – дурацкие!

– Я не шучу.

Раздалось шуршание и из-за спины Саиды появились два небольших, аккуратных крыла. Такие Вера видела в каком-то спектакле. Консьержка взмахнула ими и взлетела. Недолго повисела в воздухе. Мягко приземлилась. Крылья сложились и исчезли. Когда вернулся дар речи Вера спросила:

– Вот так, значит? А на спину можно посмотреть?

Саида вздохнула и повернулась спиной. Вера осторожно приподняла футболку. Острые лопатки на крылья не тянули. Кожа на спине – ровная, чистая – ни шрамика или родинки. Глаза обманывать не могли, а вот мозг… Может это – оптическая иллюзия или самовнушение. Хочется видеть ангела – и на тебе, ангел. Ага, консьержка – ангел. Не смешите мои тапки.

– Согласна, твои тапки ничем не проймешь. Ну не улице же мне торчать. Тем более, что там другие ангелы есть. А так – удобно. И люди кругом. То, что надо.

– Кому надо? – машинально спросила Вера

– И мне, и вам.

Саида согрела чайник, налила в бокал фруктового чая и подала его Вере.

Та принюхалась. Никаких посторонних запахов. Глотнула – чай как чай. По телу разлилось тепло и неожиданно для себя Вера решительно воскликнула:

– А вот, давай, отправляй в прошлое.

– Ну – другой разговор. Значит так. Выбираешь день и час. Побудешь там, то, что хотела сделаешь и назад. Здесь ничего не изменится, никто ничего не заметит. В общем, банальная процедура.

– В смысле – банальная – изумилась Вера – я что ли, не одна такая.

– Да ты не представляешь сколько их – желающих по времени погонять. И заканчивается по-разному. Кто-то опыт получил – сидит, помалкивает. Кого-то в дурку определять приходится. Кто-то начинает фантастические книжки строчить. Люди ж разные.

– Я в дурку не хочу!

– Не хочешь, не попадешь. Меньше слов – больше дела. Называй день и час.

– А… даже не знаю. Ну, допустим… Когда я училась в девятом классе… Э-э-э. двадцать второе апреля.

– Ох ты! Сакральная дата октябрят. Ну ладно! Время?

– М-м-м. Восемь двадцать утра.

Стены закружились. Вера оказалась посреди какого-то бешеного волчка. Дыхание перехватило. Она закрыла глаза и стала куда-то проваливаться. «Сейчас потеряю сознание» – мелькнуло в голове. И вдруг голос – издалека, вначале еле слышный. Постепенно он нарастал. Ребёнок читал стихи. Вера успокоилась и открыла глаза. Небольшой холл, из окон – яркие лучи. Со всех сторон – дети.

– Кто он был? Вождь,

Земной Вожатый народных воль,

Кем изменен путь человечества?

Кем сжаты в один поток волны времен? -

Писклявый голос неприятно звенел в ушах. Вера огляделась. Узнала холл перед кабинетом географии на втором этаже. Напротив, две пигалицы в пионерских галстуках держали самодельный плакат. Вера прищурилась и прочла: «Дело Ленина будет жить!». «Э, да это линейка в честь его дня рождения». Довольная, она стала крутить головой, отыскивая своих. Вздрогнула от неожиданности, когда стоявший рядом белобрысый шкет завопил:

– Мир новый – общий океан

Растет из бурь октябрьских

Ленин на рубеже как великан.

Земля! Зеленая планета!

Ничтожный шар в семье планет! -

«Почему же ничтожный?» – изумилась Вера. Но шкет был неумолим.

–Твое величье – имя это,

Меж слав твоих – прекрасней нет! -

Белобрысый смолк так же неожиданно, как и начал. Повисла тишина, которую нарушил крик с улицы: «Да я ж тебя, щас! А ну, пошёл отсюда, мать твою за ногу!». Вера прыснула, но все остальные будто ничего не слышали. Откуда-то прилетел шёпот: «Ахметова, Ахметова, продолжай!» Фамилия была знакома. Шёпот не унимался: «Ахметова, «Он умер, был одно мгновенье! Он умер… Ахметова!». Отчитавший своё, белобрыс двинул её локтем в бок. Вера похолодела: «Чёрт! Ахметова – это ж я!». Впервые за тридцать лет к ней обращались по девичьей фамилии. «А что читать-то?» – окинула она растерянным взглядом линейку. Пауза затянулась, комсомольцы и пионеры задвигались, принимая положение «Вольно». Кто-то недовольно бурчал. И опять: «Ахметова, «Он умер, был одно мгновенье!». Она глубоко вдохнула и выдала:

– Ленин всегда живой,

Ленин всегда с тобой

В горе, надежде и радости…-

Иссякнув, замолчала. «Слава тебе, Господи!» – продолжил шёпот – «Сидоркин, ты – следующий». Невысокий черноволосый толстячок в здоровенных очках грянул неожиданно густым баритоном:

– Проходит ночь.

И над землей всё шире заря встает, светла.

Не умер он: повсюду в этом мире живут его дела…-

Свистопляска продолжалась минут пятнадцать. В конце выступила завуч по воспитательной работе – Сауле Ильясовна. Она же – автор праздничного монтажа и хозяйка направляющего шёпота. Завуч восторженно поздравила всех с «этим прекрасным днем». Оказалось, что «сама природа радуется и празднует», а все присутствующие – «не просто дети, но наследники идей Владимира Ильича».

Достаточно было одной фразы: «Все свободны! Марш – по классам!» как стройные, четкие ряды линейки расползлись подобно куче муравьев, на которую брызнули водой.

Сзади кто-то больно дёрнул Веру за волосы. «Ай!» – она обернулась. Динка, лучшая подруга. В школьной форме, с длиннющей косой. Под мышкой – кожаная папка, раздутая учебниками до невероятных размеров.

– Ахметова – позорница! Переволновалась что ли? – глаза озорно улыбались. – Пошли в класс, сейчас получишь от наших. Химичка умотала на какое-то торжественное собрание. Математик – заболел. Так что два урока – гуляем. Саулеша просила в нашем кабинете пересидеть. Скинемся, кого-нибудь за пончиками пошлём – лафа!

Кабинет химии был просторным, с окнами на всю стену с одной стороны и шкафами для верхней одежды и сменки – напротив. Рядом с черной школьной доской – небольшая дверь в подсобку. Ободранные парты, кривоногие стулья. В простенках между шкафами – стенды. На одном под названием «Миру –мир!» – приклеенные газетные статьи. «Америка Рейгана – Америка для богатых!». Вера уселась за свою парту. Класс был в полном сборе. Ей стало тепло и уютно. Равномерный гул, в котором иногда выделялся чей-то смешок привел её в умилительно-блаженное состояние. В углу возникла Саида и постучала пальцем по кисти левой руки, напоминая, что времени маловато. «И как же я поведаю этой ленинской смене о том, что дальше будет? – ужаснулась Вера – они же не поверят, заклюют. А то и отправят куда надо. Как провокаторшу. Что делать-то? Так, о социальных катаклизмах помолчу, буду вещать только о личном».

– Слушайте – Вера призывно подняла руку. – Пока у нас есть время, могу погадать по руке на будущее. Что будет через много лет.

– О, Ахметова, да ты никак Кассандрой Приамовной заделалась. – съехидничал Юрка Семёнов, главный балагур класса

– Семёнов, с каких это пор ты стал древних греков читать – притворно удивилась его соседка по парте Натка. Они терпеть не могли другу друга и часто цапались.

– С тех самых как у тебя мозги отсохли – парировал Юрка и тут же схлопотал учебником по макушке.

– Ребята, я серьёзно! Интересно будет, не пожалеете – взмолилась Вера

– А на фига мне будущее через много лет? Этого никто знать не может. Ты мне скажи, что я по городской контрольной получу. Меня это интересует – отозвался с задней парты Саня Пермитин, сидевший в девятом второй год.

– Да тут и гадать не надо. Поставят трояк с минусом, чтоб не возиться с тобой. – рассмеялась Динка.

– Я бы послушала, но тет-а-тет – отклинулась Натка.

– Чего это? – воскликнул Юрка – мы тоже хочем знать, что с тобой будет. Или боишься, что будешь семечками на базаре торговать? – и снова схлопотал учебником

Договорились, что желающие пройти сеанс гадания будут выходить с Верой в подсобку. Первым отправился как он сказал: «Вызывать гадальный огонь на себя» Семёнов. Вернулся он быстро.

– Ну, что? Как оно? – вокруг добровольца собралась любопытствующая группа.

– Всё ништяк – махнул рукой Юрка – пойду в армию, потом в институт. Буду руководить автобазой. Трое детей. Она даже мою машину видела.

– Ни фига, машину купишь? – восхитился Мишка Косинов, обожавший копаться с отцом в старом «Жигулёнке».

– Прикинь, немецкая.

– Да бери лучше «Волгу», она ж круче любой немецкой.

– Посмотрим – Юрка довольный собой, развалился на стуле. – гадает Верунчик вполне себе ничего. Рекомендую.

Он, на правах первопроходца, сформировал очередь. И понеслось…

Вера говорила немного, но то, что знала описывала ярко, иногда добавляя красочные детали от себя. Тем, кто её сведениям впоследствии уехал на ПМЖ в «недружественные капиталистические страны», она говорила, что они поедут работать за границу, обходила острые углы, сглаживала неприятное. Рассказывать о перепетиях обычных судеб было не очень интересно. В основном, одно и тоже. Школа, институты, замужества, женитьбы, дети, разводы. Вера ждала тех двоих, которым она собиралась передать судьбоносные знания о будущем. Так и предвкушала их удивление и благодарность.

Появился Топоров. Невысокий, сухой, подтянутый. Из тех, кто всю жизнь – турист. Не величественный Рим или изящный Париж. Не Третьяковка и музей Дали. Горные реки, труднопроходимые тропы, палатки, костры, «Завтрак туриста». Как-то в споре Димка заявил, что любителям поболтать о высоком искусстве не выжить в лесу, да в любом незнакомом месте. А вот он и его друзья из «Клуба скалолазания» и выставку при желании посмотрят, и от голода в горах не помрут. Вера со смехом ответила ему, что и она не подомрёт на природе, потому, что никогда не сунется в глухой лес или дальние горы. На что Топоров пожал плечами и снисходительно бросил: «Ну и зря», встал и ушел. Любил, чтобы последнее слово оставалось за ним.

Димка прислонился к стене, сложил руки на груди и насмешливо взглянул на Веру.

– Слушаю внимательно!

– А вот можно без сарказма?

– Какой сарказм? Здесь даже иронией не пахнет. Ладно, говори. Время идет.

– Понимаешь, Дим… Как сказать-то? В общем…Ты должен поверить мне…

– Не тяни резину.

– Короче… – Вера проклинала свой заплетающийся язык. – Когда тебе будет за тридцать, ты сорвешься со скалы и… погибнешь. Я тебе это сообщаю, чтобы ты отнесся со всей ответственностью и…

– И перестал лазить по горам! – Димка прикусил нижнюю губу – я так понимаю моя мама просила тебя ко мне подкатить с этой сказочкой? Она давно уже… Не будет этого.

– Да при чем тут твоя мама! Это я сама.

– Я даже не спрашиваю откуда ты это узнала – покусывая зло изогнутые губы, Димка шагнул к Вере – Но понимаешь, информации слишком мало. Назови час, ладно не час. Хотя бы день или год.

– Этого я не знаю – растерялась Вера.

– То есть ты взялась предсказывать будущее так, в общем, ничего конкретного.

– Куда еще конкретней? Я тебе прямым текстом сообщаю, что ты погибнешь после тридцати лет. Разобьешься насмерть.

– Ахметова, ну что ж ты такая… В горы я ходил, хожу и буду ходить. У меня первый взрослый. Я не разобьюсь. Это исключено.

– Димочка, – предсказательницу начал раздражать его высокомерный тон – несчастный случай может накрыть любого. Ногу не туда поставил, пальцы соскользнули, трос оборвался.

– Ой, не гони! Я ж говорю, назови точную дату. Тогда я смогу подготовиться.

– Да не знаю я! – зло выкрикнула Вера и отвернулась.

– Вот и молчи, раз не знаешь. – Димка развернулся и ушёл в класс.

– Дуррак упрямый! Фома неверующий! – сердито бормотала Вера – я ему жизнь пытаюсь спасти, а он…

– Вера! – перед ней стояла Ника. – успокойся. Это Топоров так тебя рассердил?

– Да дурак твой Топоров. Ладно. – Вера не чувствовала прежнего воодушевления, но задуманное нужно было закончить. – давай с тобой разбираться.

– Ой, пока не забыла. Во-первых, за тобой стенгазета к Первому мая. Мой тебе совет – расширь редколлегию. Последняя газета, прям не очень. Во-вторых, попроси Саята из параллельного, чтоб на 9 мая, когда придут ветераны, он принес свой фотоаппарат. Он классные фотки делает.

– А сама чего не попросишь?

– Вообще-то я секретарь и должна давать обще-руководящие указания. А не бегать за каждым и просить. Сделаешь? – она положила руку Вере на плечо. – Это дело всей школы. Достойно встретить День Победы. Ты ж понимаешь.

– Нет, блин, ни фига я не понимаю – огрызнулась Вера.

– Не надо так! Поручения я тебе дала. О готовности отчитаешься в четверг, на комитете. Ну, теперь давай, предсказывай. Правда, я во всё это не верю! Но мало ли…

– После школы ты поступишь в нархоз. На втором курсе бросишь учиться. Родители пристроят тебя секретаршей в Загс. В девяносто шестом твой гражданский муж оставит тебя залогом за свой картежный проигрыш. Тебя убьют. Всё.

У Ники вытянулось лицо, в глазах появилось жесткость, губы сжались, подбородок задрожал.

– Ахметова, что за бред ты несёшь? Совсем с ума сошла? Какая секретарша? Какой картежный долг? Ты считаешь, что в нашей стране такое возможно? У нас, где жизнь простого человек всегда на первом месте. Кто позволит каким-то бандюгам просто так взять и убить?

Вера молчала. Объяснять ничего не хотелось.

– Вера, я надеюсь, ты оставишь эти глупости. Понимаю, у каждого должно быть хобби… Но! Каждый человек – хозяин своей судьбы и нам дана свобода выбора что делать со своей жизнью…

– Да в том-то и дело. Я даю тебе такую возможность, а ты…

– Какую еще возможность? Ты-то тут при чём? Возможности нам дает наша страна.

– Ты действительно такая тупая или прикидываешься?

– Вера, хорошая комсомольская характеристика ещё никому не помешала. Ты собираешься в институт поступать? Я – да. И приложу к этому немало усилий. В том числе и по комсомольской линии. Ты меня понимаешь? А если ты ещё раз устроишь подобный цирк с гаданием – поставлю вопрос на собрании – Ника долго и внимательно посмотрела на Веру и ушла.

– Фууу! – шумно выдохнула Вера – как же я от вас устала. И вздрогнула. Рядом возникла Саида.

– Ну, как все прошло?

– Она ещё спрашивает. Я – как выжатый лимон.

– Спасти никого не удалось?

– Я – пас! Пусть каждый спасает себя сам. Они такие… странные. Я хочу как лучше… но до них не достучишься. Может ты как-то сможешь? У тебя-то возможностей побольше.

– А, нет! Ничего не выйдет. Как видишь, есть вещи предопределенные.

– Тогда какого ты меня сюда отправила, если знала все наперёд?

– Это не для них. Для тебя. Чтоб поняла – то, что прошло не переделать.

– Не этого я ждала. Думала тут… здорово. А здесь все по-другому, не так как я помню.

– Так ведь и ты другая. А память… она ж услужливая. Подсовывает так, как тебе хочется. Флёра ностальгического подпустит, ты и рада.

Они помолчали.

– Да, нечего мне тут делать. Хочу домой. Кота кормить, мужа любить. Или наоборот – вздохнула Вера и вдруг совсем по-детски спросила – А крылья ещё раз покажешь? – и взглянула на Саиду.

Та засмеялась – сначала тихо, потом громче. Смех был таким заразительным, что Вера начала улыбаться, а потом и сама захохотала – свободно и весело.

Глава 5

Кто неверен – выйди вон

– А знаете почему Каренина бросилась под товарняк, а не под пассажирский поезд? – Арман обвёл гостей оживленно-смеющимся взглядом человека, выпившего бутылочку хорошего французского вина.

В просторной светлой комнате, за празднично накрытым столом сидели пятеро. Все – старые друзья, пожизненно объединенные школьными годами и дворовым детством. Знали друг друга до донышка, понимали с полуслова.

– Ой, как интересно! – иронично отозвалась Юля, близкая подруга хозяйки дома – вопрос не в том, подо что она кинулась. Вопрос – почему?

– Под пассажирскими вагонами в то времени были огромные ящики для багажа. Так что: «Туда на самую середину», между передними и задними колёсами, как она хотела, не получилось бы. А вот почему – очень просто! У Анюты был синдром бешеной матки, то бишь истерия. Так, уважаемый психоаналитик? – Арман хлопнул по плечу своего близкого друга, Ильшата. Субтильный Ильшат поправил очки и как всегда размеренно ответил:

– Таких диагнозов сейчас нет. Исключили из всех классификаций уже лет тридцать. Как ущемляющие права женщин.

– Да ладно! То есть бешеная матка есть, а диагноза нет? – Арман ухмыльнулся и налил в фужер, стоявший перед ним красное вино.

– У Карениной была, скорее всего, депрессия. Она вроде незадолго до этого родила. И морфин принимала. Но так ставить диагноз не берусь. Тесты надо провести, понаблюдать за пациентом. Я с живыми работать не успеваю, а ты мне еще книжных героев подсовываешь. Зачем?

– Да вот боюсь, как бы у моей благоверной этот синдром не развился. Признаки имеются. Задумываться стала. А это – вредно!

Жена Армана, Аида сидела на другом конце стола, ближе к двери. Она молчала, перебирала тонкими пальцами салфетку. Юля раздраженно произнесла:

– Эта твоя манера – говорить о людях, как будто их тут нет – отвратительна. Неужели не понимаешь, что это – хамство?

– А я – хам! Особенно в подпитии. И лучше ко мне не цепляться – подняв указательный палец воскликнул Арман – никому не советую. Ты лучше скажи, где твой муж и мой друг. Где Пашка? Пашка-какашка – рассмеялся Арман.

– Сам ты… – Юля отвела взгляд – Пашка уже ехал с дежурства, да видать позвонили, вернули.

– Юлька, у твоего мужа на первом месте – работа, а должна быть жена – наливая очередную порцию вина, продолжал хозяин дома.