Ликвидатор заклятий

Сердце у Романа упало – если этот малек здесь, стало быть, и вся гопа рядом. Да вон она, расселась на поребрике, щелкает «семки» и с интересом следит за представлением.

Деловито засопев, Мумрик полез Кнурову в карман. Выпускник выдернул нахальную ручонку, развернул шпаненка и дал ему «поджопника».

– Ты чего маленьких обижаешь? – тут же радостно заголосила «нерабочая смена», вскакивая, дабы побороться за справедливость.

Вася Хлюст, коренастый крепыш с вечно сощуренными глазами, лениво приблизился к Роману.

– Нехорошо… – поцокал он языком, выражая неодобрение.

– Чё надо? – сумрачно спросил Кнуров.

Хлюстов глумливо ухмыльнулся.

– Извинись перед Мумриком, – поставил он условие, – и свободен!

– Перебьется.

В тот же момент крепкий кулак Хлюста врезался Роману в челюсть – больно было не слишком, однако унижение не измеряется силой удара. Кнуров пнул Ваську в колено, как его учил Почтарь, но старшак не упал, а ответил подсечкой. Секунду спустя оба сцепились, катаясь по траве, и ожесточенно мутузя друг друга. Гопа орала, «болея» за своего.

Боестолкновение прекратилось так же быстро, как и началось – оба супротивника были подняты и разведены УРом.

– Так нельзя себя вести, – назидательно сказал робот.

– Твое счастье, – вытолкнул Хлюстов, отряхиваясь, и сплюнул, выказывая презрение.

– Да пошел ты… – ответил Роман, осторожно, костяшками пальцев трогая разбитую губу.

– Ро-оботик! – заголосил кто-то из гопы. – Ромочка обкакался, подотри ему попку!

– И молочка подогрей!

– В бутылочке!

– Гы-гы-гы!

– Ха-ха-ха!

Кнуров сопел только, сжимая кулаки, разозленный и встрепанный. Быстро дошагав до поворота, он снова припустил бегом – отсюда уже можно было, Хлюсту с дружками не видно.

– Твой отец послал меня встретить тебя, – сообщил УР. – Он явно был чем-то обеспокоен.

– Из-за пацанов?

– Не имею информации.

Кибер легко бежал рядом, двигаясь размеренно и экономно.

Одетый в скромный серый комбинезон, он смахивал на ромкиного приятеля, тем более что комбезы входили в моду.

Правда, выпускник уже перерос андроида, но и тот эволюционировал – успел нахвататься стольких слов и понятий за срок своего существования, что малость «очеловечился», а его машинная лексика звучала куда грамотней и стройней, чем у иного москвича. Роман всерьез уверял родителей, что Урчик давно стал разумным роботом…

– Почему ты двигаешься так быстро? – поинтересовался УР.

– А потому что я балда! – буркнул Рома. – Подарок дома забыл! Представляешь?..

Дом их располагался совсем недалеко от школы, на той же Окружной. Батя, когда звонили гости и спрашивали, как добраться до «его берлоги», отвечал, что это как раз напротив станции метро «Варшавское шоссе». Вон, уже заблестел ячеистый купол павильона с красной буквой «М»…

А вот и старая, старинная даже, решетчато-бетонная изгородь.

Само собой, лишних десять шагов до калитки Роман делать не стал – перемахнул прямо на газон, и поскакал, увертываясь от влагораспылителя.

Мимоходом удивившись раздвинутым створкам дверей («Испортились, наверное…»), выпускник влетел в холл и вознегодовал – все было раскидано.

«Как я что-то разбросаю, так сразу замечание! А сами?..»

Кстати, где эти непутёвые родители?

Замерев на секунду, Роман прислушался – из левого крыла доносились голоса. Переговаривались мужчины, но бати слышно не было.

Забежав в гостиную, он резко остановился на пороге. Нет, так не бывает…

– Мам?.. – позвал Рома внезапно осипшим голосом. – Пап?..

Он все видел отчетливо и ясно, но картина, которая отпечаталась на сетчатке его глаз и проникала в мозг, была невозможной.

Отец лежал на ковре, разбросав руки и ноги, а на лице его стыло выражение гнева. Мать распростерлась на диване – длинные, спутанные волосы закрывали ее лицо, один остренький подбородочек выглядывал из-под рассыпавшихся прядей.

Родители были совершенно неподвижны.

Самые темные страхи колыхнулись в Романе, мучая душу кошмаром, прорвавшимся в явь. «Они умерли?!»

– Мама! Папа!

Кнуров бросился к женщине, чья голова безвольно поникла, тронул ее за плечо, потряс сильнее. Откинул волосы – и замер в ужасе. Мама смотрела на него остановившимся взглядом синих глаз, а переносицу ее буравило черное, запекшееся зияние.

Роман оцепенел. С трудом отступил, присел на коленки рядом с отцом (рядом с телом отца?!) – и сразу заметил гибельную отметину, небольшую дырочку над батиным ухом.

Смертельную рану.

– Мама… – беспомощно пролепетал выпускник. – Папа…

Сильная рука обхватила Романа за плечи. Он вскрикнул, но голос УРа сказал негромко:

– Это я. Они возвращаются. Надо спрятаться.

– Их надо убить! – выдохнул Кнуров, кривя губы. – Всех!

– У меня нет оружия.

– Я…

Не слушая человека, робот увлек его в собственную нишу – бокс, где он подзаряжался от сети, – и задвинул пластметалловую штору изнутри, оставив маленькую щелочку.

Роман, мучимый отчаянием и страхом, приник к ней.

В гостиную вошли четверо – это были крепкие парни в синих рабочих комбинезонах. Движения их отличала уверенность, а во взглядах сквозила пустота.

Усатенький молодчик, небрежно помахивавший черным пистолетом, скомандовал:

– Виль! Ян! Ищите пацана!

– Угомонись, Рэм, – пробурчал грузный верзила с круглой, налысо обритой головой. – Мы все уже обыскали.

– В школе он, – заявил плечистый мужчина с тяжелым квадратным лицом.

– Какой ты умный, Джай! – съязвил остролицый типчик, худощавый «полурослик». – А то б мы сами не догадались!

– Заткнись, Шельга, – посоветовал ему плечистый.

– Угомонитесь все! – резко сказал Рэм, и махнул пистолетом: – И за мной…

– Куда? – осведомился остролицый Виль.

– В школу! – хохотнул круглоголовый Ян.

– Чаран, остаешься здесь. Если мальчишка заявится – уложишь баиньки!

– Понял… – буркнул Джай, ставя ударение на последний слог.

Троица киллеров вышла, а четвертый поднялся наверх.

– Надо уходить, – УР тихонько сдвинул штору. – Здесь находиться опасно.

Выведя Романа, робот аккуратно закрыл бокс.

– Я их всех убью… – проговорил Кнуров, пятясь и переводя взгляд с отца на мать, и обратно. – Каждого. По очереди…

Жалость резанула так, что слезы сами брызнули из глаз – горькие, горючие, они жгли невыносимо, но душе было еще больней.

В школе обычно восклицали: «Великий космос!» или «Великие небеса, черные и голубые!», повторяя присловья из сериала о далеком будущем, но вот случилось несчастье, и Роман сразу припомнил ветхозаветное имя божье.

– Господи, мамулька… – прошептал он, утирая мокрую щеку рукавом. – Пап… Да как же…

– Нам надо скрыться, – мерным, однозвучным голосом проговорил андроид.

– Уходим, – безразлично сказал выпускник.

Он не жалел, что покидает привычные, родные стены – у него больше не было дома. Дом – это не место жительства, а убежище, в котором тебя любят и ждут. Сегодня его лишили всего.

Старая жизнь, где царили любовь и доброта, надежда и вера, оборвалась жестоко и страшно. Началась новая – безрадостная, тоскливая, сиротская…

Глава 2. Вирт

Дом не стоял на земле, он был приподнят на тонких опорах. УР бесшумно пробежал под полом до закругленного угла. «Правильно, – равнодушно отметил Роман, – в этом направлении окон нет…»

Шагая первым, робот пересек крошечный садик, огибая кусты любимых маминых роз. Кнуров послушно шагал следом – в нем будто сработали некие потаенные предохранители, не позволяя горю сломить дух, отклоняя личность от безумия к безразличию.

В обычной жизни, когда дни идут размеренной чередой, люди мечутся бестолково, суетятся, расстраиваются из-за совершеннейших пустяков, и лишь когда случается настоящее горе, становится ясно, что в жизни важно и ценно, а что шелуха и обертки. Наверное, это тот самый момент истины, о котором толкуют мудрецы.

Живешь себе, живешь, казнишься ничтожными бедами – и не замечаешь своего маленького счастья. Мамина ласка и папина забота, завтрак по утрам и вечера у камина – это же так незамысловато!

Ты просто лежишь у себя в комнате и клеишь модель звездолета, а из столовой доносятся смех и приглушенный говор, звякает ложечка, жужжит «Сервус», сварливо требуя, чтобы папа поднял ноги…

Все это воспринимается, как необязательный фон, как заставка, как данность. И вдруг ты все это теряешь. Навсегда…

– Милиция, – оповестил УР.

Подвывая сиренами, разбрасывая красные и синие «зайчики», подъехали квадратные «луноходы». Захлопали дверцы, выпуская наружу бравых парней в легкой броне.

Роман замер, развернулся, чтобы бежать навстречу, рассказать обо всем, и пусть оперативники скрутят Джая!

Он успел сделать четыре шага, а тут киллер и сам вышел из дома. Джай не убегал и не сдавался. Вразвалочку пройдя к калитке, он небрежно завернул лацкан куртки – значок у него там, что ли? Милицейский чин в парадной фуражке козырнул убийце, и сделал опергруппе повелительный жест – мол, осмотрите тут все…

Кнуров остановился, потрясенный и униженный, горячечные мысли толклись в голове, делая больно: «Они и эти – заодно?! Предатели! Или этот их обманул? Сказать? Кому?! Кому сейчас можно верить?!»

Оперативники двигались заученно, держа пистолеты-парализаторы дулами кверху и походя на роботов куда больше, чем УР.

Роман понял, что пропал. Вытянувшись стрункой, он взмолился совершенно по-детски: «Пусть они меня не заметят! И Урчика!»

Грузный, но подвижный опер прошел в метре от Кнурова. Выпускник видел сегменты брони, черные и блестящие, и блик, играющий на грани пирамидального дула, и то, как двигалась тяжелая челюсть, перетирая жвачку. От милиционера пахло синтетическим табаком и потом.

Присев на корточки у живой изгороди, плечом почти касаясь УРа, грузный внимательно оглядел рыхлую землю, и громко сказал, вставая:

– Никого, шеф!

Роман стоял – руки по швам, боясь шелохнуться, а в голове уже и мыслей не осталось. Милиционеры его не заметили! И Урчика тоже! Опер их пожалел? А вон тот, худой? Он что, тоже проникся к ним жалостью? С чего бы вдруг?

Старший инспектор вышел из-под дома, снимая фуражку и промакивая платочком лоб. Следом из тени на свет шагнул Джай.

– Обыскать дом, – приказал инспектор, и тронул пальцем усик микрофона: – Внимание, всем постам! Всем патрульным! Найти и обезвредить опасного преступника – Кнурова Романа Эдуардовича! Возраст – шестнадцать лет. Кодовый номер У-Эм-Эс, тире, Ка, сто семнадцать двести тридцать пять. Ген-индекс…

Роман слушал лязгавший голос старшего инспектора, и обмирал, оплывал ужасом. Они тут все, все заодно! А он торчит у них на глазах, но эти его не видят! Как?!

Полоща воздух, сел турбоскаут «скорой помощи», белый с красным крестом на гнутой дверце. Деловитые санитары протопотали в дом, на ходу разворачивая прозрачные боксы. Вскоре они вернулись, вынося упакованные тела.

Слабея, Кнуров опустился на корточки, и уткнулся лицом в колени. «Господи, господи… Я. Так. Не хо-чу!..»

Отъезжая, засипели милицейские машины. Скаут плавно поднялся над улицей, над деревьями, поджимая коленчатые упоры шасси. И тишина…

– Ты им отвел глаза, – послышался голос УРа.

– Я что тебе, метагом?[2] – глухо, не поднимая головы, сказал Роман. – Так не бывает…

– Бывает. Я засек сильный всплеск психодинамического поля.

– Да я-то тут причем?! – заорал мальчик с неожиданной злостью.

– Поле исходило от тебя, – нудил андроид. – Очень мощное. Ты – сильный юбер.

Кнуров медленно поднялся, по-старчески упираясь руками в колени, и коротко бросил:

– Уходим.

* * *

Затеряться в метро было проще простого, но обычный путь, через павильон станции, отпадал – регистраторы на входе мигом опознали бы «опасного преступника». Влёт.

Пробравшись за густо насаженными рябинками, Роман и УР остановились. Павильон станции «Варшавское шоссе» располагался по другую сторону улицы, но вдалеке реяли постовые – незаметно не перебежишь.

Вдруг в насаждениях затрещало – показался Хлюст со товарищи. Кнуров в этот момент испытал не страх, а усталое раздражение – только этих ему и не хватало. Однако Васька повел себя без обычной наглинки – выглядел он растерянным и смущенным.

– Это чего… – пробормотал Хлюстов. – По правде все? Ну, твои-то… Они чё – умерли?..

Роман не ответил – горло, словно удавкой перехватило.

– Их убили, – по-машинному хладнокровно сказал УР. – Обоих. И теперь киллеры ищут Рому.

– Зачем? – округлил глаза Хлюст.

– Чтобы прикончить, – выдавил Кнуров.

Один из подручных вожака, щуплый Димон, доложил:

– Менты там. Секут.

– Нам надо скрыться, – внезапно доверился выпускник недавним врагам, и подбородком кивнул на станцию метро.

– Пошли! – решительно заявил Васька. – Мы вас прикроем.

Построившись на манер живого щита, гопа перешла улицу, заслоняя человека и робота, согнувшихся в три погибели.

– Сюда! – позвал Димон.

По счастью, местная пацанва лазала в подземку не как все, а по шахте вентиляции, шумевшей в глухом углу скверика неподалеку. Работники Дорожной службы не заблокировали однажды дверцу – и открыли таинственный спуск в московские недра.

Продравшись сквозь заросли, не знавшие ножниц киберсадовника, Роман выбрался к гудевшей башенке, смахивавшей на громадный серый гриб. Из решеток дуло теплым воздухом, мигом растрепавшим волосы.

– Тут вас никто не заметит, – сказал Хлюстов. – Ах, ты… Заблокировали! Кисель, ну-ка, покажь, как ты умеешь…

Худенький подросток из семьи Киселевых громко шмыгнул носом, и согнулся у замкнутой дверцы. Через дешевый радиофон слинковался с портом блокиратора, засопел, набирая коды…

Хлюст присел на корточки, достал из кармана сигарету с зеленым биофильтром, закурил, щуря глаза. Предложил Кнурову:

– Будешь?

Роман помотал головой. Признаться: «Не курю!» показалось ему неуместным. Навалилась апатия.

– А я со своими разругался вчера вдрызг, – сказал Васька, чтобы перебить неловкость. – Папан наехал, воспитывать стал – он это любит, когда поддаст…

– Чего? – не понял Роман.

– Ну, выпьет когда. И начинается… А тут еще мамка нудит: «Мы тебя ростили, кормили-одевали-обували…» Я и не выдержал. Говорю: «Да это я вас кормил-одевал! Это из-за меня вам личный фонд вдвое увеличили! А вы, говорю, халявщики, всю жизнь на пособии просидели!» Папан, как давай за мной с ремнем бегать… Уйду я от них.

– Куда? – равнодушно сказал Кнуров, не могущий вместить в голове еще и чужие горести.

– Не знаю… Подамся к натуртехникам, буду лес сажать. Там дипломов не требуют.

– Учиться все равно надо, – проявил Роман скучное здравомыслие, – не будешь же ты всю жизнь лопатой махать.

– Ну, да. А, придумаю чего-нибудь!

Кнуров хотел было посоветовать Хлюсту обратиться к учителю, и прикусил язык. Какие у «пролов» учителя? Преподаватели одни… Тридцать душ в классе. «Хлюстов, к доске! Опять не выучил параграф? Садись, два!»

– Готово, – доложил Кисель, и шмыгнул носом.

Поднатужившись, он открыл дверку пальцами, и та отошла, пахнув запахом сырости и смазки. Вниз, в черноту шахты, вели скобы – спуск опасный, но в том-то и заключалась вся прелесть «тайного хода»!

– Ну, удачи, что ли, – пробормотал Хлюст.

Роман молча пожал ему руку.

Спустившись на дно шахты, юноша и робот двинулись узким коридором, чьи стены из шершавого бетона выдавали узкую функциональность перехода. На грязном полу валялись обрезки проводов, вверху светился вполсилы фонарь, заливая коридор голубоватым сиянием.

Поворот налево, гулким трапом вниз, мимо мощно рокотавших вентиляторов, через узенькую дверь с казенным запретом «Посторонним вход воспрещен!» – и на перрон.

Кнуров сразу напрягся, очутившись в людской толпе – смеявшейся, шутившей, весело переговаривавшейся или сумрачно молчавшей. И зря – никто не обращал на него ровно никакого внимания. Слившись со всеми, Роман стал бесконечно малой величиной, интегральной единицей мегаполиса.

Засвечивая на вогнутую стену и толкая перед собою нагретый воздух, из круглого туннеля с воем вырвалась сигара головного вагона. Замелькали прозрачные выпуклые стенки, замельтешили человеческие фигурки, сливаясь в стоголовый частокол.

– Станция «Варшавское шоссе», – объявил бархатистый женский голос.

Мельком оглядев пассажиров, Рома вошел в вагон. Все сидели, места были, так что и он присел на диван, дабы зря не отсвечивать.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Южное Бутово». Переход на Большое Кольцо и верхний горизонт.

Роман обессилено откинулся на спинку. Беготня отвлекла его от того ужасного и непоправимого, что стряслось какой-то час назад, а теперь оно снова навалилось, холодными пальцами терзая центральную нервную.

– Рома, – негромко, но настойчиво заговорил УР, – необходимо найти убежище. Срочно. У тебя пошла спонтанная биотрансформация.

– Чего-чего?

– Еще две недели назад мои приборы отметили резкое усиление психодинамических пульсаций твоего мозга. Это явный симптом приближения метаморфоза. Я доложил об этом Эдуарду. Он очень обрадовался и велел не спускать с тебя глаз – в число моих функций входит оказание первой помощи при трансформации генетически-модифицированного организма.

– Так это… правда? – пролепетал Рома, испытывая вместо восторга подавленность. – Но я же… этот… полукровка! Меня же никто не модифицировал!

– Тебе передались гены отца, усиленные редчайшим набором оперонов[3] от матери. Генетики называют его «комплексом Мерлина».

– И что… теперь? – растерялся Кнуров. – Я перестану быть нормалом?

– Строго говоря, да.

– Мило! – горько усмехнулся Роман. – Сначала я потерял родителей, а теперь и самого себя. Мило…

Он вздохнул. Вот жизнь…

Известие, принесенное УРом, оставило его почти безразличным. Еще вчера он бы прыгал от счастья, а теперь…

Тоска колыхалась в нем, как вода озера Коцит в дантовом аду, черная и ледяная. Мысли хоть как-то разгоняли ее тошнотворные миазмы. «Думай, думай, голова!», как батя говорил…

Что делать? Как быть? Вопросы эти показались Кнурову мелкими и ничтожными. Были и другие, они не давали покоя.

За что убили маму и папу? Почему его самого хотят «пустить в расход»? Кто та сволочь, которая приказала Рэму, Вилю, Яну и Джаю предать смерти его родных?

Не думать, не думать! Все равно никакого толку…

Лучше сосредоточимся на том, что попроще. Куда бежать и где укрыться? Сильней всего Рому тянуло сейчас в школу.

Ныне из близких остался один Алексей Петрович. И еще тетя Маша, «няня Маня». И одноклассники. И Наташа…

Но нет, нельзя! Киллеры наверняка ждут его в школе. Сообщить бы учителю… Опять-таки, «не мочно» – его тут же вычислят по исходящему. Надо попробовать выйти на школьный компьютер через Всеобщий информаторий. Или через Центральный…

– Вот что, Урчик, – разлепил губы Кнуров, – двигаем-ка мы на «Арбатскую»…

– Ф-центр? – догадался робот.

– Ф-центр. Оттуда мы легко выйдем на Информаторий, и…

– Не получится, – перебил мальчика УР. Робот замер, словно к чему-то прислушиваясь. – Я перехватил милицейский канал – все радиусы и кольца метро блокированы. Нужно немедленно уходить.

Сердце у Романа тревожно сжалось, и тут же горячая волна ярости обожгла мозг: да что же это за сволочи?! Что они творят?!

Позлиться всласть не получилось – заполошные крики пассажиров сбили настрой. Кнуров дернулся, ухватывая краем глаза нечто невероятное – под прозрачным потолком вагона кружились две дамские сумочки, компьютер-планшетка и зонтик. Вещи вились, кувыркаясь и шарахаясь, как ослепленные птицы, бились о стекло, теряли высоту и взмывали снова.

Бабушка «божий одуванчик» охала и причитала, воздымая ручки, похожие на куриные лапки:

– Ох, зонтичек мой! Зонтичек!

– Прекратите немедленно! – кричала немолодая, но стройная блондинка, то подскакивая, то падая обратно на диван. – Пре-кра-ти-те!

В момент очередного подскока платье на ней резко задралось вверх, оголяя красивые ноги и белые кружевные трусики. Крик перешел в визг.

Покрасневший дедуля, похожий то ли на профессора, то ли на Деда Мороза в беретике, бросился на помощь женщине – стал натягивать платье обратно, вот только блондинка не оценила его джентльменских потуг – залепила хорошую затрещину.

Толстая тетка бросилась к дверям, переваливаясь, шатаясь, волоча за руку хихикавшую девочку с огромным бантом. Пухлой рукой колотя по створкам с надписью «Не прислоняться», толстуха завопила пронзительным голоском:

– Откройте! Выпустите меня! Откройте!

И тут все вещи упали, словно обессилев. Тощий студент едва поймал планшет, прижал комп к груди и тут же боязливо отстранил, уже не вполне доверяя своему имуществу.

– Это полтергейсты, – прошептал УР. – Ты вызвал их, Рома. Пожалуйста, старайся сдерживать свои эмоции.

– Черт бы вас всех побрал, – прошипел Кнуров, – с вашими модификациями и трансформациями! Я не просился в юберы, мне и в гуманах неплохо было!

Вспылив, он тут же раскаялся. В конце концов, метапсихические штучки достались ему в наследство от родителей – они передали ему некие тайные силы, сути которых и сами не осознавали.

Хоть что-то осталось от былого, от «светлого прошлого»…

Тут поезд замедлил свой бег.

– Станция «Южное Бутово». Переход к Большому Кольцу и на верхний горизонт.

Пассажиры бросились вон из «нехорошего» вагона. Роман с УРом выскочили следом.

– Куда лучше? – выдохнул Кнуров на бегу. – Верхний горизонт?

– Выше, – спокойно ответил робот. – Я смогу взять вертолет в прокат.

Оба зигзагом устремились между пилонов, отделанных серым мрамором.

– Стоять, ни с места! Вы арестованы! – загремел металлический голос.

Милицейский беспилотник – желтая полусфера с синей полосой по окружности – выплыл из ниши, шустро переступая голенастыми рычагами-опорами.

– Бежим! – рванулся Роман.

– Руки за голову, лицом к стене! – не унимался киберинспектор.

Бледно-голубой лучик парализатора прыснул вдогонку «нарушителям», еле видимый на свету, но прошел мимо, хотя и в опасной близости – у Кнурова онемела нога, словно он отсидел ее. УР мигом сграбастал юношу в охапку – инерция отнесла андроида точнехонько к лифтам.

Огромная сферическая кабина подъемника затворила диафрагму тотчас, словно будучи в союзниках у беглецов. Лифт вознес их к атриуму гигантского жилкомплекса, и помчал еще выше – обитаемые ярусы, висячие сады, аркады так и мелькали, пропадая внизу, а сверху наплывали все новые и новые.

На просторной крыше с целым поселком пентхаузов было ветрено. «Порывы до сильного» трепали перистые листья, рябили воду в бассейнах, уносили мячи у девушек в исчезающе-малых бикини, игравших в волейбол.

Красны девицы с хохотом бросались вдогонку, отчего загорелые круглые груди, тоже похожие на мячики, красиво подпрыгивали, качаясь упруго и волнующе.

Роман до того засмотрелся, что споткнулся и едва не выстелился, благо Урчик подхватил его.

– Нам сюда, – сказал робот, подводя Кнурова к прогулочному вертолету, похожему на стрекозу. Прозрачные лопасти в сеточке жилок уныло провисают, выпуклый блистер кабины отливает сиреневым и взблескивает, как фасетки, тонкий хвост торчит задорно…

– Садись. Быстрее.

Роман плюхнулся на сиденье и захлопнул дверцу. Турбина тут же засвистела, лопасти стронулись с места, все быстрее омахивая круг, и вот слились в мерцающий диск. «Камов» легко всплыл над посадочной площадкой, развернулся и полетел между облаками и городом.

А Москва просто бурлила жизнью, водя хороводы машин и многосекционных вагонов монорельса, полыхала гигантскими видеопанелями на стенах, вспыхивала телефорами по-над крышами – зелеными разрешительными кольцами, красными запретительными треугольниками, желтыми предупреждающими квадратами.

Вертолет покружил и резко пошел вниз, спеша занять свободное место на крыше почтамта. Оттуда до станции «Арбатской» было рукой подать.

Лопасти окунулись в световой указатель «Почта РС».

Примитивный здравый смысл ожидал светового крошева, мелко пошинкованных лучей, но надпись даже не дрогнула, только перед глазами что-то мелко замерцало. «Камов» завис, разворачиваясь, и сел.

«Прилетели…»

Роман, сойдя под падавший шквал крученого воздуха, согнулся, рефлекторно уводя голову от секущего разлета винта. Остановившись у парапета, он указал на красный павильон станции под боком у здания Генштаба:

– Нам туда.

– Идем.

– Посматривай вокруг!

– Приказ понял.

Стараясь не вертеть головой, Кнуров пересек проспект Калинина по прозрачной галерее.

Внизу, под надзором милиции, брела демонстрация – тысячи людей шагали по проспекту, скандируя, пихаясь, хлебая пивко, потрясая самодельными плакатами.