На Север!

– Её вчера Степан привёз. Липунюшкой звать. Девочка сирота. К тому же, немая, – видя, что сердобольная кухарка протягивает руку в характерном жесте, поспешил предупредить: – Не надо её трепать за щеку, может укусить.

Жанна изменила траекторию движения, но от своего желания не отказалась. Поменяла только объект своих ласк.

– Ванюша, какой ты у нас добрый, – я не стал отстраняться от мягкой длани, легко ущипнувшей мою щёку. – Каждой сиротинушке норовишь помочь!

– Кстати, Жан, не знаешь, где разжиться какой-нибудь одеждой? – я с надеждой посмотрел на кухарку. – А то видишь, какая она поношенная.

– Да уж, лохмотья просто, – скривила губы Жанна. – А ты поспрошай у дворовых девок. Что-нибудь подберут. Тебе-то не откажут!

– Понимаешь, ей нужна одежда более удобная. Более мальчишеская, что ли. Я сегодня отправляюсь в путешествие и беру Липу с собой.

– На кого ж ты нас опять покидаешь? – ахнула Жанна, всплеснув руками.

– Появилась надежда найти маму. Так что насчёт одежды?

Кухарка обошла вокруг косящейся на неё девочки, пристально оглядывая с растрёпанной головы до босых пяток.

– Пожалуй, ей подойдёт твой детский охотничий костюм, – задумчиво проговорила он наконец. – Помнишь, тот, кожаный. С кучей кармашков.

Я улыбнулся воспоминаниям, связанным с этой удобной вещицей. Мне всегда нравилось лёгкое поскрипывание кожи и не выветривающийся с годами запах. В той одёжке я всегда ощущал себя героем, богатырём.

– А где он? Я из него уже лет десять, как вырос.

– Должен быть в сундуке. Пойдём, ключ дам.

Мы прошли в коморку Жанны. С верхней полки древнего буфета она извлекла большой узорный ключ и протянула мне.

– Только я с вами на чердак не полезу, – сказала она. – Так что давайте сами.

По длинной скрипучей лестнице мы с Липунюшкой поднялись наверх. На чердаке было темно и пыльно. Кроме здоровенного сундука на полу вдоль стен стояли стеллажи с какой-то рухлядью. С потолка свисали целые города из жирной, липкой паутины. Пришлось их изрядно порушить. Но иначе пробраться к нашей цели не представлялось возможным. Прежде чем мы добрались до заветного сундука, Липунюшка чихнула два раза, а я все пять.

Но вот щёлкнул замок. Я откинул крышку. И тут уж не мог отчихаться несколько минут. Когда же я смог справиться со злобным аллергеном, обнаружил девочку стоящей рядом с сундуком уже в обновке. Точнее, в моей старой одёжке.

– Тебе идёт, – оценил я.

Мой детский костюмчик и в самом деле сел почти идеально. Штанины, правда, оказались чуть коротковаты. Но сапожки скроют этот недочёт. Кстати, где они?

– Там ещё сапоги должны быть, – я указал на сундук.

Липа чихнула. Потом наклонилась и, чуть порывшись в недрах сундука, подняла над его краем один сапожок. Из его голенища сначала показались большие уши-локаторы. А затем сверкнули зелёные глазища, и на меня уставился Че.

– А этот тут откуда? – удивился я. – Тоже мне, кот в сапоге!

Котёнок мявкнул, выскочил из обуви и в мгновение ока очутился у меня за пазухой. Я дёрнулся, когда лапки слегка щекотнули живот. Когда же я снова поднял взгляд на девчонку, она уже натянула на себя освобождённые от квартиранта сапоги.

– Ну, как? – спросил я. – Не жмут, не соскакивают?

Липа на миллиметр приподняла уголки губ и воздела кверху большой палец правой руки, приведя меня в лёгкий ступор.

19

Ну вот без прощального обеда, плавно перетекающего в ужин, мы никак не могли обойтись! Батюшка не собирался ударить в грязь лицом перед небесными гостями, укормив и упоив их перед отправлением. Те, кажется, не возражали.

Когда я выбрался с чердака и собирался найти их, чтобы спросить о времени отправления, меня поймал Сафон, наш глашатай по связям с общественностью, и передал настойчивое приглашение к столу.

Пригвоздив меня суровым взором, он сказал:

– Царь-батюшка шлёт ультимативно-нормативное приглашение во избежание международного скандала и дестабилизации политической ситуации.

Похоже, отвертеться было нельзя. Хотя, какой мог случиться международный скандал из-за моего отсутствия, я не мог даже представить.

Я тут же отправил Липунюшку на конюшню, посоветовав на всякий случай быть готовой. А сам последовал приглашению.

Лишь открыв двери в пиршественный зал, я понял, что мы сегодня вряд ли отчалим. Потому как водители нашего корабля, или капитаны, или как их там ещё назвать, были уже навеселе.

Хотя, с другой стороны, говорят, что пьяному море по колено. Но это море. А как насчёт небес? Какие там правила дорожного движения?

– А-а, Иван! – Антуан Пустопорожний расплылся в улыбке. – Где ты пропадал? Мы тут без тебя уже начали отплывать…

– Антоша хотел сказать, отмечать, – поправил Аркадий Петрович.

– Чего отмечать? – удивился я.

– Отбытие дорогих гостей, – вставил слово царь. Он выглядел жутко довольным. – Не каждый день от нас такие гости отбывают!

– Папа, если вы будете столь старательно отмечать, то отбытие, боюсь, не состоится, – я сверкнул глазами на батюшку.

Он и ухом не повёл:

– Днём раньше, днём позже – какая разница?

– Если я сказал, что мы отплывём – значит, отплывём! – с торжественным видом заявил Антуан. – Я – хозяин своего слова!

– Куда торопиться? – пожал плечами Аркадий Петрович.

– Если я сказал, что мы отплывём – значит, отплывём! – не унимался протодиакон. – Я сейчас себе, да и Варягу, на всякий случай, напоминалочку поставлю … к примеру, на девять часов вечера, – протодиакон принялся что-то делать со своей пипкой.

– Вот неугомонный, – хмыкнул Никанор. Когда я сел на своё место, он наклонился ко мне и сказал: – Откровенно говоря, я всё-таки надеялся, что вы ещё на денёк задержитесь.

– Так я и знал, что это твои происки, – я усмехнулся и наполнил тарелку.

В принципе, лично я не видел особой необходимости отчалить именно сегодня. Просто, я уже с утра настраивался на путешествие.

Я неспешно набивал живот, принципиально отказываясь от хмеля. Остальные же присутствующие ни в чём себе не отказывали.

Не скажу, сколько точно прошло времени, когда Аркадий Петрович встал из-за стола и провозгласил, перекрывая шум:

– Стихи. На посошок.

Все тут же умолкли. Поэт прочистил горло и начал:

У края мира ясень мощныйНа перекрёстке всех дорог.И днём, и ночью между ветокГуляет белка Рататоск.Идёт направо – в НифльхеймеУсы морозит, а когдаИдёт налево – ждёт гулянкаВ пределах града Асгарда.Там на неведомых дорожкахСледы невиданных зверей;Одно – коняжка-осьминожка,Другое – волк, исполненный очей.

В этом месте Аркадий Петрович замолк ненадолго, нахмурился, тихо бормоча себе под нос что-то вроде «с ними золотой орёл небесный». Спустя несколько секунд черты его лица разгладились, и он продолжил декламировать:

Там нить судеб соткали норны;Там на заре ударит МьёллнирО череп йотуна пустой,И асы вылезут в тельняшках,В блестящих латах, прямо няшки.И с ними Один. Он крутой.Там хитрый Локи мимоходомУгнал из Хеля Нагльфар;А Йормунганд перед народомЧуть не разрушив мост БиврёстКусает свой длиннющий хвост.А в Муспельхейме Сурт недужитИ с головой совсем не дружит.Там тупо вглядываясь вдальХранит границу сам Хеймдалль.Там Тор на спор тягает гири;Там вдруг раздастся клич валькирий!И там я был, мёд с Браги пил;У моря видел ясень вечный;Под ним сидел, Мимир беспечныйСвои мне саги говорил.

Аркадий Петрович оглядел примолкших пирующих. Под их непонимающими взглядами он сел, пожал плечами и опорожнил кубок.

– Боюсь даже спросить, – подал голос царь, – это вот сейчас к чему было?

– Кто все эти люди с непроизносимыми именами? – поддакнул Абрам.

– Нормуль, – Антуан убрал свою пипку куда-то за пазуху, – записал. – И тут же пояснил обернувшемуся к нему Никанору: – Ароз Петрович только что изложил концепцию нашего предстоящего путешествия. Блеснул познаниями в теме, разметав бисер своего интеллекта перед свиньями зрительской аудитории нашего интерактивного блога.

Я увидел, что бояре привстают со своих мест. Судя по выражениям их закалённых пирами лиц, упоминание свиней они приняли на свой счёт.

– Мне кажется, нам пора! – я встал и поправил на изрядно увеличившемся животе пояс. – Иначе, боюсь, наш корабль без нас уплывёт.

– Да куда он денется? – отмахнулся поэт. – И, между прочим, это драккар!

– Мы ещё только начали веселье! – протодиакон тоже не хотел покидать наше гостеприимное царство. – Я требую продолжения банкета!

Вдруг из рукава моей рубахи вынырнула маленькая ушастая мордочка. Че принюхался и, схватив кусок курицы в два раза больше себя, фиолетовой молнией помчался по столу. Его объёмная добыча сшибала на пути горшки и тарелки, но нисколько не влияла на скорость.

– Че! – радостный вопль Антуана Пустопорожнего оглушил меня.

Протодиакон выскочил из-за стола, отдавив Абраму ногу. Аркадий Петрович тоже помчался за котёнком, но по другой причине – этот мелкий пакостник утащил курицу именно с его тарелки. Я вздохнул, и под недоумевающим взглядом отца устремился следом за нашими гостями.

20

Мы втроём выбежали на двор практически одновременно. Я даже слегка задел Аркадия Петровича плечом, вписываясь в дверной проём.

На улице уже стемнело. Однако Антуан не упускал из виду маленькую юркую фигурку с куском курицы в зубах. Мы же не упускали из виду Антуана.

Котёнок отчаянно метался по двору. Видимо, он решил, что у него хотят отобрать его законную добычу. Впрочем, ведь поэт его именно за этим преследовал?

После тщетной попытки взлететь на крышу сарая Че больше не пробовал уйти от погони верхами. Всё-таки, для подобных трюков курица была тяжеловата. Не влезла добыча и под крыльцо бани.

Несмотря на то, что благодаря этим его манёврам мы сократили отрыв на несколько метров, поймать прыткого чебурика пока не удавалось.

Судя по доносящимся из-за спины крикам и тяжёлому топоту ног, к нашей охоте решили присоединиться и бояре. И правда, чего было оставаться в пиршественной зале, когда всё основное веселье переместилось на двор.

В очередной раз пробегая мимо дверей в палаты, я заметил батюшку. Он привалился к косяку и с благодушной улыбочкой наблюдал за нами. В его глазах горел азарт болельщика. Рядом с ним пристроился Абрам и тоже следил за беготнёй на дворе. Надеюсь, они не делают ставки? А если делают, на кого поставил батюшка, а на кого брат?

На очередном витке к нам присоединился Ницше. Он что-то весело вопил, внося ещё больший сумбур в погоню.

Я уже порядком выдохся, когда по земле прошла ощутимая дрожь. Корпус летающего корабля запульсировал, расцветая огоньками.

– Что это? – я налетел на спину остановившегося Антуана.

– Напоминалочка моя сработала, – чуть отдышавшись, сообщил он.

Че, тоже притормозивший при внезапном землетрясении, моментально изменил направление своего бега. И уже через несколько мгновений он взлетел по опущенному трапу и скрылся из виду в недрах небесного драккара «Варяг».

– За ним! – проблеял Антуан и пошёл в отрыв.

Я не возражал. Подхватив под руку скисшего от беготни Аркадия Петровича, я поспешил следом за окрылённым грядущей встречей с долгожданным питомцем протодиаконом.

Мы взобрались по трапу. Антуан тут же исчез из моего поля зрения, нырнув за небольшую дверь. Теперь я только иногда слышал приглушённое «кис-кис».

Поэт сел прямо на палубе, привалившись к борту и пытаясь отдышаться. Мимо меня прогарцевал Ницше, наставительно проговорив:

– В твоём возрасте, Аркадий Петрович, надо не за котятами бегать и вино хлестать, а переходить на травку и витаминки!

Поэт, похоже, был не в состоянии ему достойно ответить.

Корабль снова завибрировал, чуть не сбив меня с ног. Кроме всего прочего, из его недр послышался звук, напоминающий сирену.

Толпа бояр, всё ещё бегущая за нами, остановилась в нерешительности. Мужики переглядывались, не понимая, что делать дальше.

Откуда-то сверху плавно спрыгнула маленькая хрупкая фигурка. Я узнал свой детский охотничий костюмчик и вихрастую причёску. Вурдалачка, она же непонятная Альфа, чуть присела и оскалилась в сторону наших преследователей.

Бояре отпрянули в страхе. Кое-кто, кажется, даже сел.

– Липа, место! – скомандовал я.

Девчонка послушно проследовала на корабль.

Трап тут же поднялся. Драккар в очередной раз вздрогнул, чуть закрыв вид на опешивших бояр и приближавшегося к нам батюшку.

А потом земля стала проваливаться вниз. Плавно, но неумолимо.

Похоже, наше путешествие началось.

Небесный тихоход

1

Говорят, путешествие по морю выдерживают далеко не все. Многих начинает мутить при появлении первых мало-мальски крупных волн. А уж когда на море качка, и бушует ураган, бедолаги зеленеют до состояния огурца и избавляются не только от содержимого желудка, но и от самого этого, безусловно, полезного, внутреннего органа. И никакая морячка, уж будьте уверены, не спасёт. Это, кажется, называют морской болезнью.

В небесах никаких волн нет. Но есть ветер. Если на суше он то и дело утыкается во всякие неровности, рукотворные и нерукотворные, на море – в редкие острова и ещё более редкие, но обширные материки, то в небесах для него нет препятствий.

«Ветер, ветер – на всем божьем свете!» – так, кажется, писал какой-то древний поэт. Правда, у него там дальше было совсем не про ветер. Поэтому продолжение вспоминать не буду.

К счастью, наш летающий историко-архитектурный, по словам Антуана Пустопорожнего, но от того не менее технологически современный корабль оборудован надёжной защитой. Благодаря силовому полю нас не беспокоил не только ветер, но и дождь.

Некоторое время назад мне уже посчастливилось полетать. Но в первый раз я совсем не ничего почувствовал. Потому как в транспортном судне, больше похожем на сарай, не было даже окошек. После я несколько раз путешествовал в багажном отсеке летающего катера, который для меня любезно освободил Шляпник, сыщик из Великого Тагила. Но приятными те полёты назвать было сложно. Я находился в весьма стеснённом, практически, сложенном, положении. И после особенно длительных перелётов долго не мог прийти в нормальное состояние. Так что нынешнее путешествие пока вызывало у меня исключительно положительные эмоции.

Кстати, размеры нашего транспортного средства не вполне соответствовали историческим. Как рассказал мне всё тот же Антуан, древний драккар представлял собой всего лишь утлую лодчонку, в которой гребцы противоположных бортов работали, практически соприкасаясь локтями. На нашей же посудине вполне можно было устраивать балы.

В недрах палубы помещались четыре комфортабельные каюты, душ, туалет, кухня, столовая и комната отдыха, которую Аркадий Петрович почему-то называл актовым залом. Правда, в отличие от дома Антуана в Небесной Москве, мебель нельзя было менять по собственному желанию. Её даже переставлять было нельзя. Она словно вросла в пол.

Разумеется, я занял одну из двух свободных кают. А вот Липунюшка, к моему удивлению, не поселилась в оставшейся. Она предпочла палубу. Вечно торчала у борта и вглядывалась вдаль. Вид у неё был, точно у кошки, что сидит у окна и бьёт хвостом, наблюдая за резвящимися за стеклом птахами. Пыталась залезать на мачту. Но, пару раз уткнувшись макушкой в силовое поле, перестала.

Этим её нежеланием селиться внизу не преминул воспользоваться Ницше. Мой непарнокопытный приятель часами скакал на большой кровати, издавая восхищённые восклицания.

А начинался полёт весьма нервно. Пока Антуан Пустопорожний носился в подпалубном пространстве, мы с Аркадием Петровичем неуверенно переглядывались, наблюдая за странными манёврами, совершаемыми нашим транспортом.

Сначала корабль плавно поднялся на уровень самой высокой крыши, но потом вдруг резко взмыл под облака, заставив нас присесть. При этом наша палуба подхватила несколько ворон, не ожидавших нападения снизу. Видимо, защитное поле по какой-то причине оказалось отключено.

Появлению нежданной дичи очень обрадовалась Липа. Ей удалось расправиться с тремя птицами, прежде чем остальные осознали опасность и улетели.

– Вурдалапочка, – с укоризной в голосе обратился к девочке Ницше, – зачем ты так? Они к нам в гости упали, а ты их на зуб!

Липунюшка выплюнула перья и изобразила зловещую улыбку. Потом взмыла на мачту, демонстративно балансируя на самой верхушке.

И чуть оттуда не свалилась на палубу, когда наш Варяг заложил неожиданный вираж. Мы с Аркадием Петровичем и осликом впечатались в борт. Корабль с креном уходил куда-то влево. К счастью, через некоторое время он выровнялся.

– Что вы тут творите? – из подпалубных недр вылез Антуан. Одной рукой он держался за голову, в другой, прижатый к груди, посверкивал глазищами Че.

– Мы? – удивился я.

– Мы думали, что это ты курс сменил, – утирая разбитый нос, промямлил Аркадий Петрович. – Мы этой штукой при всём желании управлять не можем.

– М-да? – задумчиво проговорил протодиакон.

Потом отпустил котёнка (тот сразу вскарабкался наверх к Липе) и извлёк свою пипку. Потыкался в неё пальцами, почесал нос.

– Что-то я скрипальнул, – пробормотал он, продолжая ковыряться со своим прибором.

– Что он сделал? – не понял я и обратился к поэту.

– Это значит, перемудрил, – пояснил тот.

– Странное какое-то выражение, – хмыкнул я.

– Мы привыкли, – пожал плечами Аркадий Петрович. – Но этимология этого слова мне не известна.

Тем временем протодиакон, похоже, справился с управлением кораблём и удовлетворённо улыбнулся. Ветер тут же перестал трепать мои волосы. Как я догадался, это означало начало работы защитного поля, окружившего корабль.

– Что ж, пора перекусить! – довольно воскликнул Антуан. – Айда за мной вниз. Заодно покажу тебе, Иван, свободные каюты.

Я вскинул голову и поманил верхолазов:

– Кис-кис! Липа, обедать!

– Че! – воскликнул Ницше. – Прыгай вниз! А то всё вкусное съедят!

Котёнок и Альфийка прыгнули одновременно… И с визгом и выпученными глазами покатились вниз, отчаянно пытаясь затормозить. Бедолаги тщетно старались зацепиться когтями за невидимое препятствие. Однако защитное поле категорически отказывалось пускать их на палубу. Ещё немного, и оба любителя верхних этажей свалились бы за борт.

– Отключить поле! – заорал на Антуана я.

– Отключить поле! – заорал Антуан на свою пипку.

К удаче наших верхолазов голосовое управление на его приборе присутствовало.

– Поле отключено, – донёсся мужской голос.

Котёнок и девчонка шлёпнулись на палубу в считанных сантиметрах от борта. Антуан кинулся к своему долгожданному, но чуть было не потерянному питомцу, а мы с осликом – к Липунюшке. Че без возражений позволил взять себя на руки. Альфу же никто носить на руках не собирался. Мы всего лишь убедились, что с ней всё в порядке.

– А теперь включи обратно, – хриплым голосом потребовал Аркадий Петрович. – Здесь дует. Вот простудимся и будем на всех сверху чихать!

2

Скорость нашего перемещения, судя по всему, была не слишком велика. Пожалуй, Шляпник на своей Ямахе успел бы раз десять слетать от Москвы до Тридевятого царства и обратно, пока мы выплыли за пределы Московского ареала. То есть, зоны, над которой летает этот небесный город.

Проснувшись утром в своей комфортабельной каюте, я принял душ. А потом часа три наблюдал сверху за наземной жизнью, пристроившись недалеко от Липунюшки.

Хотя, какая уж там жизнь? Среди зарослей лесов было невозможно различить, что там, под пологом ветвей, творится. На реках и озёрах я тоже мало что интересного увидел. Ну, утки. Ну, лодка с рыбаком. Ну и что?

Правда, в одном месте я заметил остов какой-то огромной машины, торчащий из воды. Вот только далековато было.

Один раз миновали небольшое селение. Судя по муравьиной активности нервно снующих внизу жителей, появление над их головами летающего корабля произвело впечатление. Кто-то особо смелый пытался кинуть в нас что-то мелкое. Что именно – я не разглядел. Но это что-то упало на макушку пробегавшему мимо мужику с мешком. К сожалению, остановки здесь не было предусмотрено. Поэтому последовавший боксёрский поединок я не видел.

Наконец проснулись Аркадий Петрович и Антуан Пустопорожний. Вялеными рыбами выбрались на палубу, щурясь от яркого солнечного света. Немного поругались по поводу очерёдности похода в душ. Потом скрылись внизу.

Через некоторое время был готов завтрак. Мы подкрепились. А потом я снова скучал на палубе. Глядел на резвящихся Липу и Че. И снова скучал.

Солнце уже перевалило далеко за полдень, когда ко мне с торжественным видом подошёл Антуан Пустопорожний.

– Поздравляю, Иван! – протодиакон с улыбкой похлопал меня по плечу. – Ты впервые пересекаешь границу Московского ареала! И по древней воздушной традиции мы с Аркадием Петровичем имеем честь провести обряд посвящения!

– Какого ещё посвящения вам от меня надо? – я с недоверием отстранился, глядя на странно одетого Ароза Азорина, появившегося за спиной Антуана. Поэт был замотан в длинную простыню, голову венчал венок. Судя по характерному навязчивому аромату, напомнившему уху, приготовленную Жанной, он был сплетён из лавровых листьев.

– Это древняя традиция, называется день Зефира, – пояснил протодиакон.

– Зефирки? – обрадовано воскликнул Ницше, выскочивший из-за спины Аркадия Петровича. – Я тоже впервые пересекаю границу и требую полагающихся мне зефирок!

Антуан опешил. Он явно имел в виду что-то другое.

– Зефир – это западный ветер, – стараясь сохранять торжественный и надменный вид, пояснил Аркадий Петрович.

– Что вы меня путаете? – возмутился ослик. – Западный ветер – это западный ветер. Ну, в крайнем случае, вест. А зефир – это сладкая вкусняшка.

Аркадий Петрович и Антуан Пустопорожний растерянно переглянулись. Кажется, посвящение пошло не по сценарию.

А ослик принялся вертеться вокруг, пытаясь мордой залезть им в карманы.

– Зефир – это из древнегреческой мифологии, – попытался образумить осла-сладкоежку Ароз Азорин, – сын Астрея и Эос и…

– А при чём тут древнегреки с их мифологией? – возмутился Ницше. – И вообще, кто такие древнегреки? Это они придумали зефирки?

Аркадий Петрович вздохнул и приготовился к долгой лекции, из которой мы с моим длинноухим приятелем почерпнули, что древнегреческая культура является праматерью всей европейской культуры. Что её влияние на европейские народы невозможно переоценить, а мифы Древней Греции легли в основу большинства сюжетов мировой литературы.

– Ну что, поняли? – поэт упёр руки в бока и посмотрел на нас с негодованием и укором.

Точно так же Жанна глядела на меня, когда я пытался что-нибудь утащить у неё с кухни во время готовки. Да ещё и немытыми руками!

– Зефирок не будет? – сделал заключение Ницше.

Ослик громко фыркнул и с обиженным, но гордым видом удалился на корму, к Липунюшке и фиолетовому котёнку. А Ароз Азорин хлопнул себя по лбу и застонал. Потом отошёл к борту, привалился к нему и сполз на пол.

– Что он так расстроился? – спросил я Антуана.

Протодиакон сложил руки на груди.

– Вообще-то, это Аркадий Петрович придумал посвящение, – тихо сообщил он.

– Он что, такой древний, как эти греки? – удивился я. – Если это древняя традиция, а он её придумал, значит, он ещё древнее?

– Ты не так понял, – скривил губы Антуан. – Нет никакой традиции.

– Как так? А ради чего тогда надо было лаврушку портить? – я кивнул на приунывшего поэта. – Она в умелых руках чудеса творит!

– Откровенно говоря, – Антуан подошёл к Аркадию Петровичу и отщипнул листик от венка, венчавшего седую голову приятеля, – есть похожая традиция, только морская. При первом пересечении экватора бывалые мореходы, ещё их величают морскими волками, устраивают посвящение новичкам. Это так называемый день Нептуна.

– А это ещё кто? – нахмурился я.

– Это бог моря в древнегреческой мифологии, – буркнул Ароз Азорин.

– Чтобы развеселить тебя и внести разнообразие в наше длинное путешествие, Аркадий придумал что-то аналогичное морскому дню Нептуна, – пояснил протодиакон. – Разумеется, его надо было назвать как-то по воздушному.

– А тут Ницше со своими зефирками влез! – раздражённо вставил поэт и пятернёй взъерошил свою седую шевелюру.

Я хмыкнул.

– Спасибо, конечно, за попытку, – сказал я, повернувшись к Аркадию Петровичу. – Но я, признаться, уже в скандинавской мифологии успел запутаться. А тут ещё, видите ли, древнегреческая! – Я всплеснул руками. – Вы мне сначала про этих ваших Одинов с Мимирами расскажите, раз уж мы на север собрались. А про Нептуна давайте потом, когда в Грецию полетим.

Антуан и Аркадий Петрович переглянулись.

– А Иван прав, – кивнул поэт. – Надо ему ликбез по скандинавскому эпосу устроить.

– Вот ты и устраивай. Всё равно ты больше меня вопрос изучал, – протодиакон хмыкнул и пошёл на корму, где сидели Липа и Че.