Позывной «Ярила»

– На космонавтов вы действительно не похожи. Если только на аргонавтов, тех, что с чудищами приплыли драться. Да и то только издали. Вблизи – обычные спецназовцы, но плотно прикрытые крылом большого начальства. А почему, по правде сказать – мне до лампочки. Мое дело обеспечить вас всем, что пожелаете. На это я имею конкретный приказ начальника штаба. И чтобы я репу чесал, думая о причинах такого гостеприимства – в нем не слова! – Пыхнул сизым дымом, затушил окурок об подошву берца: – Так что вам еще притаранить? – Кирилл с детским интересом разглядывал рыжего «десантника»:

– Да ничего не надо. Все у нас есть! Разве, что пивка, про которое я уже намекал, по паре бутылок на брата. При такой жаре было бы в самый раз! Но если сегодня на пивном заводе выходной, то мы готовы потерпеть до завтра. Не графья и не лорды, чай! – Бородаенко поднялся со ступенек, щелчком пульнул окурок в сторону:

– После обеда пивко у вас будет. Если вместо бутылок будут жестяные банки, очень огорчитесь? – Подхватил на руку форменную, камуфляжную куртку, портупею с пристегнутой, тяжелой кобурой и упругой походкой зашагал в сторону штабных модулей. На ступеньке лежать осталась пустая, пивная бутылка из под импортного пива.. Кирилл задумчиво глядел ему вслед:

– Какой интересный персонаж! Первый раз встретил прапорщика, запросто курящего французские сигареты «Житан», которые хранит в серебряном портсигаре. И сам портсигар – не «Раша – штамповка» на барахолке купленная. Арабская азбука на крышке гласит, что Аллах велик, а в месяц – пять красавцев изумрудов врезаны. Если это не сувенирная подделка в Анкаре купленная, то за него смело можно предлагать подержанный, трехсотый «Мерс», и еще пару тысяч зеленых сверху. И не прогадаешь! – Вадим тоже смотрел вслед бойцу «продвойск»:

– А я обратил внимание на его речь: чистая, связанная и с заметной долей юмора. Ну, прямо не прапорщик тыловой службы, а лектор общества «Знание»! А что касается портсигара, может он трофейный, а может, у кого местных на продукты выменял!

– Точно! Словил невзначай Руслана Гелаева в горах и в качестве трофея взял его портсигар себе на долгую память. На «прапора» взглянешь и сразу понято: вот он – гроза и победитель Аль—Каиды! (Здесь и далее: организация, запрещенная на территории Российской Федерации)    – Кирилл хрюкнул от собственной шутки:– А вот «выменял» – мне больше нравится. Сам видел: едешь по Чечне, а вдоль дороги местные с портсигарами стоят. Шеренгами! И меняют их только на банку тушенки, причем обязательно свиной. Это чтобы не съесть ненароком: они же мусульмане, а им свинина Кораном запрещена. Эту банку они ставят себе в сервант в качестве сувенира и берегут пуще глаза собственного.

Сам – то веришь в свои предположения? Местные далеко не дураки. У них каждый малец в ценных вещах разбираются похлеще нас двоих вместе взятых! Чтобы такую вещь у них нашему прапорщику выменять, продукты со склада КТО – «УРАЛом» с мощным прицепом вывозить надобно! А кто ему столько продуктов и под какую – такую надобность отпустит? – Вадим, соглашаясь с доводами Кирилла, покаянно улыбнулся:

– Ладно, проехали. Давай автомат, пойду сдаваться. – Кирилл с явным сожалением расстался с пришедшим ему по нраву «Валом». Следом картонную коробку с гильзами:

– Ровно двадцать штук. Иди, сдавайся, а я пойду в умывальник к обеду готовиться: надо пороховой нагар смыть! – Вадим улыбнулся: надо же полтора десятка патронов сжег, а поет, как будто в полноценном бою участвовал. Нужно ему, видишь, пороховой нагар смыть! Но мысли свои высказывать не стал: еще обидится, но от мелкой колкости удержаться не смог:

– Меня на обед не жди. Я аппетит так и не нагулял. И чистка оружия много времени требует. Перекушу, чем бог и Федорук послали. Когда – то же надо холодильник разгружать!

А насчет помывки – это ты зря! Представь: заходишь ты в офицерскую столовую, и твой пороховой запах сразу забивает все съестные ароматы. Молодые поварихи выглядывают из кухни: кто это к нам, весь такой боевой и героический, пожаловал? А тут ты: блондин, высокий, стройный, широкоплечий, голубоглазый, косая сажень в плечах! Ну, прям былинный богатырь: Алеша Попович напополам с Ильей Муромцем! От такого прекрасного вида поварихи, те, кому двадцать пять лет не стукнуло, и которые попадают под параметры 190 – 160 – 190, штабелями валятся на пол, закатывая глаза и шепча твое имя!

Мой тебе совет: не ходи в умывальник. Польза двойная. Первая: воду сэкономишь, вторая – в офицерской столовой всегда будешь получать двойную пайку. Поразмысли над этим! Стоит ли овчинка выделки? – Веселые матюги Кирилла выслушивать не захотел: развесил по плечам оружие и зашагал к первому модулю.

В VIP номере было прохладно и сумрачно: солнце клонилось к западу и в окно уже заглядывать не пыталось. В открытую форточку легкий сквозняк затягивал запах уходящего лета и сохнущей, после обильных дождей, земли. Чистую столешницу облюбовали две зеленые мухи, задравшие вверх крылья и что – то перетиравшие между передними лапами. Этот явный вызов и посягательство на территорию спецназа и Вадим устранил его одним взмахом полотенца.

Покопавшись в чудо – холодильнике, он остановил свой выбор на копченой индейке и печеночном паштете. Отсутствие хлеба – огорчило, но не сильно: на боевых выходах случались вещи и похуже. Бывало, пища есть, а в сухое горло не протолкнешь: во флягах ни капли воды. Не то, что ныне. Есть и яблочный и апельсиновый сок. Одним словом – не столбовой дворянин. Когда отсутствует шампанское – и бургундское подойдет. Мы ко всему привыкшие!

– Мысли о доме, несмотря на обещание самому себе стараться не думать ни о чем, что не связанном с командировкой, все равно пробились в сознание. Вадим, после скромного обеда, сидел на ступеньках своего модуля и дымил «Явой». Тело, лишенное в боевых выходах летних процедур, настойчиво требовала солнца, тепла и загара. Противиться желанию не было сил, и он наверстывал сезонные пробелы. Экипировка соответствовала занятию: темные, каплевидные очки; личный жетон на шее; шорты, купленные Натальей в прошлом году в Геленджике во время отпуска и китайские, резиновые сланцы.

Со времени ссоры с женой прошло шесть дней, и острота её несколько притупилась, злость и обида тоже, и как – то сами – собой стали менее злыми и обидными. А многие её слова и выражения вообще стерлись из памяти. Во всяком случае, события того дня приобретали совсем другой, менее оскорбительный для Вадима характер, чем в первые часы и дни после того, как они произошли. На первое место выдвигалось другие аргументы: известие о её беременности и о скором времени получения им статуса отца. А с учетом этого, её упреки и просьбы, и его глупая, взрывная реакция на них, смотрелась несколько иначе. Да к черту «несколько» – совсем не так!

Конечно, она своими словами поставила под сомнение такие понятия, как воинский долг, присяга, боевое братство. Понятия, которые являются для него и его сослуживцев, если не святыней, то путеводной звездой по жизни – это точно! Она не понимает, что от результатов их командировок на Северный Кавказ зависит мирная жизнь не только в этой «гордой» республике, но и во всей стране! Что каждый отловленный или уничтоженный ими «непримиримый борец за независимость», возможно, сохранит жизнь десяткам, сотням, а может и тысячам их сограждан!

Возникает вопрос: почему она этого не понимает? А ответ, лежит на поверхности: с какого испуга она должна все это понимать? Почти всю свою короткую жизнь она прожила в маленькой, богом забытой, мирной деревеньке. В семье отродясь военных не было. Отец в армии не служил, по причине слабого здоровья. Дед, воевавший в Отечественную, ушел из жизни еще до рождения Натальи. Военную форму она видела только тогда, когда редкие хлопцы – земляки на короткое время возвращались в деревню: после «дембеля» повидать своих родных и близких, пройтись по сельскому «Бродвею» павлином и спешно укатить в шумные поселки и города.

Первое знакомство, связанное с особенностями и «прелестями» воинской службы, произошло уже после её замужества, но ясности и знаний не принесло. Телевидение тоже не стало источником для осмысления того, что происходит в стране. Еще живя в деревне, Наталья, как и все её односельчане, крепко подсела на сериалы и слезливые, полукриминальные фильмы о «золушках», приехавших из глубинки в большой город и там встретивших своего принца на белом коне. Вопросы, откуда берутся столько белых скакунов и богатых бездельников, её не волновали. Выйдя замуж, она своим привычкам изменять, не собиралась.

Но самым обидным было то, что и он, муж, объяснить ей необходимость, ради чего он и его сослуживцы жертвуют семейным уютом, своим здоровьем, а бывает и жизнью – так и не удосужился. Раскрыть ей главное, что является смыслом службы и подробности их пребывания в горах Северного Кавказа, по понятным причинам, он не мог. А рассказы о бытовых и житейских условиях командировок, в его изложении выглядели такими скучными и блеклыми, что самому становилось тошно от своих речей.

Знакомые жены офицеров и прапорщиков, в разговорах между собой, темы службы мужей старательно избегали, что укрепляло в её сознании принцип: в армейской жизни каждый живет своими интересами. И лезть с вопросами в душу, даже к очень близким людям, как – то не принято! Получается, что выпрыгнуть из мира деревенской жизни возможности у Натальи не было! Жгучее чувство досады и злости на самого себя захлестнуло Вадима. В том, что недавно произошло между ним и женой – огромная доля его вины! Ведь он, за время их семейной жизни, не сделал ни одной попытки, объяснится с Натальей. Для этого у него не хватало времени! А если быть честным перед самим собой, то следует признать, что у него и в мыслях не было поинтересоваться моральным настроем жены во время его отлучек.

Возвращаясь из боевых командировок на Кавказ, на все её вопросы отделывался полушутливыми, ничего не объясняющими ответами типа: – Все нормально, все обычно! Все, как запланировано в высоких штабах, в соответствии с распорядком дня и меню – раскладкой! Даже погода, там всегда была преимущественно солнечной. А единственная трудность, что доводилось испытывать ему в горах – борьба с ужасно кусачими комарами.

Рассказывать о том, что было в действительности – ог права не имел.

Глава 7

Мощный залп тяжелой, дальнобойной артиллерии прервал самобичевание Вадима. Крупнокалиберные снаряды с шелестом улетали куда – то за Грозненский хребет. Стрельба через пять минут прекратилась, за это время «Гвоздики» успели произвести по десять выстрелов. Это говорило о том, что «непримиримые» не желают примиряться и находятся от лагеря не далее двадцати километров. И что разведка не дремлет, и корректировщики огня свое дело знают туго. Звука разрывов слышно не было, значит «Гвоздика» работала на предельную, максимальную дальность.

Возвращаться к грустным мыслям, как и загорать, почему – то резко перехотелось и Вадим, шлепая сланцами по линолеуму, направился в свой отсек. И, как оказалось, вовремя: уже на подходе к двери услышал раскатистый телефонный звонок. Спешно сняв трубку, узнал голос начальника штаба:

– Привет, Герой! Как отдыхается в компании контрразведчика? «Гжелку» всю прикончили? Если так, то могу еще подкинуть! Или пивом обойдетесь? Бородаенко для вас целую упаковку на складе получил. Когда принесет – ты пересчитай банки. Их должно быть ровно двадцать четыре. Если будет меньше – звони! – Вадим весело усмехнулся:

– Здравия желаю, Сергей Николаевич! Отвечаю в том порядке, в каком эти вопросы были вами заданы. Отдыхается нормально: он бдит – я балдею. «Гжелка» в неприкосновенности стоит в холодильнике. Я её покажу Бородаенко, а он вам подтвердит мои слова.

Банки обязательно пересчитаю и если – что не так – набью прапорщику морду, даже если их будет не двадцать четыре, а тридцать! – На том конце провода послышались бульканье, сильно напоминающее смех:

– Рукоприкладство в армии запрещено, но я тебе разрешаю. Только несильно, и если только банок будет больше, а такого не может быть в принципе! Такое, может в страшном сне присниться: прапорщик – хозяйственник освоил действие сложения, и предпочел его любимому вычитанию. Так – что за здоровье Бородаенко я могу быть спокоен! – И тут же без перехода и совершенно другим голосом:

– В общем, так, Вадим. Сегодня пятница, Субботу и воскресенье балуйтесь пивком, а в понедельник у тебя начнется работа. К десяти ноль – ноль ты должен быть в штабе! Буду тебя знакомить с очень крутыми людьми. Вопросы не задавай – не отвечу. На месте все узнаешь! И не забудь побриться: бородатых, эти люди очень не любят. Если понятно – то до встречи в моем кабинете, в понедельник. – И не дожидаясь ответа, положил трубку.

Вадим присел на край кровати. Правду говорят, что ожидание смерти – страшнее самой смерти. После слов подполковника Серебрянского, на душе как – то стало легче. Пелена неизвестности и ожидания если не спала, то точно стала намного прозрачней, и за ней явственно проявился скорый, активный период его жизни. Где и как все будет происходить – вопрос!

Со стороны входа в модуль донесся звук автомобильного двигателя, а через минуту раздался осторожный стук в дверь и на пороге нарисовался недавно упомянутый прапорщик Бородаенко. Шумно выдохнув воздух, стерев тыльной стороной ладони, пот со лба, поставил на пол объемистую, клеёнчатую сумку, какими успешно пользовались «челноки» в лихие девяностые и хриплым голосом, без всякого приветствия, как будто и не расставались, просипел:

– Я тут обещанное пивко вам принес. Ровно двадцать четыре банки. Сомневаюсь, что оно сейчас холодное, но в вашем холодильнике места для него имеется. Если его в морозилку загрузить и включить режим быстрой заморозки, то через минут пятнадцать оно инеем покроется.

Выбора на складе не было, брал то, что дают. Но эта марка мне нравится: называется «Факсе» и варят его в Дании. Может вы к такому непривычные, но другого сорта взять негде. Так что – извиняйте! – Расстегнул сумку и вывалил из неё запаянный брикет из толстого полиэтилена. Через него проглядывались ровные ряды пивных банок с черной надписью «FAXE». Упаковка не нарушена, и считать количество банок, не имело смысла. Вадиму осталось только поблагодарить «честного» и добросовестного хозяйственника. Что он и сделал!

Солнце клонилось к закату, когда объявился Кирилл. На предложенную банку пива, сказал: -Ух, ты! – Щелкнул замком и оторвался от банки, когда она опустела. Блаженно погладил себя по животу, вкусно рыгнул и только тогда начал снимать портупею с грозным «Стечкиным»:

– Значится, хозяйственник оказался не болтун? Прапор сказал – прапор сделал? Так что ли? – Вадим кивнул головой:

– Вроде того. Но боюсь, что его участие в этой операции ограничивается написанием заявки и походом на продовольственный склад. Главная заслуга в пивном празднике, как я лично понимаю – начальника штаба. Он мне сам по телефону сообщил, что Бородаенко, с двадцатью четырьмя банками, скоро будет у нас. Без ведома Серебрянского, ему бы от мертвого осла уши со склада не выдали! – Раздевшийся уже почти до трусов особист вскинул голову:

– Значит подполковник тебе уже отзвонился. Выходит, что ты в курсе происходящего?

– Да ни хрена я не в курсе! Приказал в понедельник прибыть в штаб для знакомства, с какими – то серьезными людьми. А за выходные, нам с тобой выпить все пиво. И все!

– Ну, это мы с большим удовольствием и запросто. Нам бы еще, для полного счастья, астраханской воблы. Тогда бы мы его приказ выполнили на сутки раньше! Сам понимаешь – семга к пиву не катит! А в остальном, все так и выглядит. В лагерь прибыла какая – то серьезная группа, из самой Москвы. Доступ к ней строго ограничен и цели её прибытия – тайна за семью печатями. Это я услышал на сегодняшнем совещании в особом отделе КТО. Представляешь, каков уровень секретности, что даже мы, контрразведка, никакой информацией не обладаем. Причем, на этом совещании присутствовал неизвестный никому московский полковник из нашего главка. Который все совещание, чертил круги и квадраты в блокноте и за все время ни слова не вымолвил. Я сидел позади и все его художественные потуги зрел.

Но самое главное: после совещания он поманил меня пальцем и задал всего один вопрос: как ты себя чувствуешь, и какое у тебя настроение! Ты знаешь, я от этого вопроса чуть в осадок не выпал. Посуди сам: московский полкан, весь такой важный и загадочный, и вдруг такой интерес к скромному прапорщику, пусть и Герою! – Кирилл удрученно развел руки. Вадим, хмуря брови, открыл холодильник и достал две банки пива, одну протянул Левочкину:

– Ладно, чего уж тут гадать. Ясно, что дело не во мне. Возможно, причем с большой долей вероятности, что мне отведена какая – то роль. Но смысла пытаться попасть пальцем в небо я не вижу. Предлагаю, до понедельника к этой теме не возвращаться. Давай наберемся терпения, и не будем изводить друг – друга игрой в настрадамусов.

Семга действительно к пиву категорически не подходила. Слишком жирная! А пиво рыбный жир не расщепляло: язык и нёбо становились скользкими и вкусовые рецепторы, на них расположенные – отказывались выполнять свои функции. Глоток пива неотличимо походил на глоток, слабо подсоленного рыбьего жира. Гадость еще та!

Выход из создавшегося положения нашелся: семгу назад в холодильник и по рюмке «Гжелки» без закуски. Неприятнее послевкусие, как рукой сняло! Заменивший семгу голландский сыр и сервелат пришлись как нельзя кстати. Кирилл открыл очередную банку:

– Вадим, ты заметил, что я говорю с тобой совершенно откровенно? Поверь, при том у меня нет никаких разъедающих душу сомнений. А я все – таки контрразведчик и мне по уставу положено доверять только самому себе. Остальным, с кем меня столкнула жизнь, только по утрам и только тем людям, которые святее самого Папы Римского! Ты – к таким не относишься! Тем не менее, я смело говорю тебе о том, что происходило на сегодняшнем совещании: о прибытии к нам группы спецов из самой Москвы, о странном задании, которое я получил в отношении тебя.

Более того: начальник особого отдела при штабе КТО мне ясно дал понять, что ты должен знать как можно больше, и что от тебя, у меня не должно вообще быть секретов! Ну ладно, я молодой контрразведчик и опыта у меня мало, но ты бы видел, как низко отпали челюсти у тех ветеранов нашей службы, кто собаку на ней съел, когда они такое услышали. Это же нарушение всех незыблемых постулатов и основ нашей работы! Как можно рассказывать человеку, далекому от службы в особом отделе, о чем говорим на наших, для всех закрытых, совещаниях? Это же уму непостижимо! – Вадим уже не улыбался: он был предельно собран:

– Ну и о чем еще говорили у вас на тайном вече? Меня просто на части разрывает от любопытства: чем это скромный старший прапорщик заслужил такое доверие у чекистов? Может, в скором будущем я получу от вас предложение перейти на службу в органы ФСБ? – Кирилл вяло отреагировал на колкость:

– Никто никуда тебя звать не будет. Где служишь, там и будешь продолжать служить. Только со вчерашнего дня, ты уже не старший прапорщик, а младший лейтенант! С чем тебя я и поздравляю! Приказ подписан и в понедельник тебе вручат погоны. Первые, офицерские! Если так дальше покатит то, глядишь, и меня скоро обгонишь.

Одна просьба: когда будут читать приказ – сделай квадратные глаза, будто для тебя это сюрприз и большая неожиданность. Не выдавай друга! Просто не удержался и поспешил тебя первым поздравить. За что мне первому от тебя и причитается! Такой я шкурный и приземленный человек! – Вадим, мало соображая, на полном автомате, полез в холодильник за «Гжелкой». Надо признать, что для такого поведения были веские основания. Слишком много событий для одного месяца уходящего лета: сначала представление к званию Герой России, а теперь еще производство в первое офицерское звание! Как выразился Кирилл: – «Это же уму непостижимо!».

Пока Вадим нарезал колбасу, ветчину и принесенный из столовой мягкий, белый хлеб, Кирилл покопался в своем бауле, достал маленькую, полевую, зеленую звездочку и протер чистой салфеткой. Критически оглядел, накрытую для торжественного случая поляну и до краев наполнил водкой два хрустальных стакана, изъятых от хрустального же графина с питьевой водой. В стакан новоиспеченного младшего лейтенанта опустил символ вхождения в офицерское сословие:

– Ты не думай, мы традицию не нарушаем. Если бы я своими глазами не видел приказа о присвоении тебе офицерского звания, я бы твою звездочку, раньше времени в стакан не бросил!

Глава 8

Ударная волна от очередных залпов «Гвоздик» трижды ударила в единственное окно отсека. В замкнутом пространстве они показались даже мощнее чем на улице. Вадим и Кирилл, несмотря на то, что за пределами модуля ночь начинала праздновать победу – люстру не зажигали, а довольствовались отсветом, что исходил от включенного телевизора.

На столе стояли ополовиненный хрустальный графин с обыкновенной водой, бутылка приконченной до дна «Гжелки» и заветренные остатки, как выразился их ангел продовольственик, прапорщик Федорук – «ветчины из хрюшки». Вторую емкость открывать не стали, посчитав, что торжественный ужин и так удался и что вторая бутылка будет лишней.

Разговор между ними протекал не то чтобы вяло, но без патетики и надрыва: о звезде и офицерском звании более не упоминали, служебных тем старались избегать, помня о притаившемся «жучке» в плафоне люстры.

Появилось стойкое желание глотнуть табачного дымка, но в отсеке они себе курить не позволяли, а выходить на воздух было лень. Так и сидели в полумраке, вспоминая случаи удачной рыбалки (Вадим), и грибного промысла (Кирилл). Темпом, с разницей минут в десять, обладатель чистых рук и горячего сердца, предлагал «еще по одной», на что Вадим, подгулявшим голосом выдавал согласие, и Кирилл добросовестно наливал воду в стаканы. Крякнув и добросовестно выдохнув, они сообщали «жучку», что застолье идет своим чередом. Что из воинской канвы: не откладывай на завтра то, что можно выпить сегодня – в ближайшее время выходить не собираются.

Кирилл в очередной раз наполнил водой стаканы, развалился на стуле и вытянул ноги в сторону кровати:

– Давай еще по одной, и пойдем на улицу перекурим. Спасу нет, как дымом отравиться хочется. Уши уже опухли! – Сошлись стаканами, крякнули, сделали вид, что закусывают. Жучок добросовестно зафиксировал продолжение банкета. Про него они помнили и собой были довольны: ни одного неосторожного слова не было ими сказано. Да и говорил в основном Кирилл, а он свое дело знает! Пиво с собой взять они не забыли.

Светомаскировка в лагере поддерживалась строжайше и неукоснительно. Из памяти участников КТО не выветрились случаи, пусть и редкие, обстрелов из гранатометов и минометов, со стороны Грозненского хребта, как аэродрома, так и самого лагеря.

«Вавилонское столпотворение», как выражался помощник коменданта майор Штанько, плотно накрывала непроглядная южная ночь. Ни одного светового пятнышка, ни одного лучика не разрывало бархатную, августовскую темень. Звезды на черном небосводе смотрелись не просто большими, а огромными и какими – то мохнатыми. Таких звезд, в пределах границ человеческого обитания, никогда не увидишь!

Присели на ступеньки жилого модуля и с удовольствием задымили сигаретами. За день нагретая солнцем земля начала делиться влажным теплом с ночью. По сравнению с отсеком, сидеть на ступеньках было душно: голые торсы курильщиков моментально покрылись легкой испариной. Вязкую, глубокую тишину нарушали только невидимые сверчки и немногочисленные, но охочие до человеческой крови комары. Кирилл, выдохнул облако табачного дыма и неожиданно объявил:

– Наши специалисты, заранее зная, куда планируют нас поселить, накануне дня твоего приезда проверили номер на предмет возможных, шпионских сюрпризов. Так вот: в отсеке все было чисто. Из этого следует, что «жука» нам внедрили непосредственно перед нашим вселением. Днем, когда ты в самолете парился, или, скорее всего – предшествующей ночью.

Следов несанкционированного вскрытия замков жилого модуля и отсека – нет. Других способов проникнуть в отсек тоже нет. Окно исключается: оно, в отсутствии постояльцев, наглухо блокируется изнутри, о чем делается запись в специальном журнале. Такое правило, сам понимаешь, действует только для тех помещений, где возможны разговоры, пусть даже случайные, но имеющие определенный интерес для той стороны. Все штабные модули и офицерские отсеки в тот список попадают.

Еще: ключи от таких помещений, когда они не заселены, хранятся у дежурного по нашему лагерю в двух экземплярах от каждой двери и в опечатанном виде. Взять их, под роспись, имеют право всего пять человек. Все они известны и нами проверены. Из этой пятерки интерес для нас представляют двое: Бородаенко и Федорук. Именно они, по вполне обоснованной причине, за день до нашего вселения брали ключи от модуля и отсека. Основанием для этого был приказ самого подполковника Серебрянского подготовить «генеральский» номер к приему жильцов.