В Квакенбурге – главном городе Гведского королевства – стояло влажное утро. Это было утро накануне Дня Близнецов, того самого дня, когда по всему королевству открываются осенние ярмарки. Несмотря на ранний час, на Гранд-бульваре уже начинала бурлить столичная жизнь. По мостовой цокали копыта лошадей, влекущих экипажи и новинку: омнибусы, катящиеся по рельсам. Переругивались возницы. Разносчики торопились по адресам, бродячие торговцы кричали во всё горло, предлагая товар, уличные артисты распевали куплеты, зеваки сидели в кафе, глазея на прохожих. В семь часов бронзовая пушка в башне Королевского замка дала холостой выстрел, салютуя новому дню.

В особняке № 55 на Зелёной улице большие напольные часы в кабинете доктора Бенедикта Мартиниуса, уважаемого квакенбуржского нотариуса, гулко пробили семь раз. Сверив их бой с карманными часами – на вычурной серебряной цепочке, в массивном серебряном же корпусе, украшенном затейливыми узорами, – которые ему пожаловал Амальрик, повелитель Жёлтой страны1, доктор Мартиниус проследовал в столовую.

В столовой Саския заканчивала сервировать завтрак. Саския – полная женщина в возрасте, одетая в платье из весёленького зелёного ситца с большим белым фартуком, – задумчиво напевала под нос, раскладывая по тарелкам яичницу с помидорами и сосисками по-кронски с горчицей. Рукава у неё были закатаны выше пухлых локтей, седые волосы аккуратно убраны под кружевной чепец, круглое лицо постоянно сияло улыбкой. В особняке на Зелёной улице Саския занимала ответственный пост домоправительницы, что подтверждала тяжёлая связка ключей на пояске. Впрочем, Саския совмещала так же должности экономки, служанки, уборщицы и кухарки. Несмотря на многочисленные обязанности, ей очень нравилось работать у нотариуса. Доктор Мартиниус отличался добрым и щедрым нравом.

Усевшись на старинный резной дубовый стул времён короля Себастьяна Великолепного с такой высокой спинкой, что она была намного выше его головы, гладкой, как бильярдный шар, доктор Мартиниус уже поднёс ко рту бокал тёмного стекла с портобельским мускатом, но тут в столовую вошёл его помощник Мельхиор и, занимая место за столом, протянул нотариусу конверт.

– Утренняя почта, доминус2. Письмо от вашего брата.

Доктор Мартиниус с нескрываемым сожалением поставил бокал и нетерпеливо вскрыл конверт. Пробежав зоркими голубыми глазками короткое послание, нотариус взволнованно воскликнул писклявым голоском:

– Радость-то какая! К нам едет Барабара!

Мельхиор вздрогнул и ткнул вилкой мимо яичницы в своей тарелке.

– Осмелюсь спросить, месьер нотариус, когда сюда пожалует ваша племянница? – задала вопрос Саския. – Я бы напекла к её приезду пончиков с малиновым вареньем. Милая девочка их очень любила.

– Тогда начинайте печь пончики прямо сейчас. Саския, – улыбнулся доктор Мартиниус. – Винцент пишет, он привезёт Барабару к обеду. И я должен напомнить, что сегодня у нашей Барабары день рождения. Восемнадцать лет!

– Ах, месьер нотариус! – всплеснула руками Саския. – Тогда мне нужно придумать нечто особенное. С вашего позволения, я немедленно займусь праздничным обедом.

Обрадованная Саския поспешила на кухню, а нотариус, убрав письмо в карман домашнего халата, приступил к завтраку, но у Мельхиора совершенно пропал аппетит. Барабара! Вернее, Барбара Мартиниус. Милая девочка? Ну уж нет! Скорее, несносная маленькая племянница его шефа. Впрочем, как только что выяснилось, сегодня ей исполняется восемнадцать. Мельхиор не видел Барабару с того самого времени, как они трое, доктор Мартиниус, Барабара и он, вернулись из поездки на далёкую окраину Гведского королевства в Фиолетовую страну или Гвинляндию, как называли своё графство его жители3. В Гвинляндии они чуть не погибли, поэтому родители Барабары запретили ей бывать у безответственного дяди. С тех пор прошло почти десять лет. После окончания женской гимназии отец отправил Барабару на два года в монастырскую школу Святой Пейрепертузы, чтобы строгие монахини ордена Гведских Братьев и Сестёр научили своенравную девчонку дисциплине. На днях Барабара вернулась домой.

– А вы, Мельхиор, не думаете закончить образование? – обратился нотариус к помощнику, как будто прочитав его мысли. – Вам ведь скоро тридцать, мой друг. Пора подумать о будущем. С университетским дипломом вы могли бы далеко продвинуться по любой избранной вами стезе.

Мельхиор пожал плечами. Он происходил из довольно знатного, но небогатого семейства Лукасов. Это было семейство со славными боевыми традициями. Во всех битвах, проигранных гведской армией, кто-нибудь из Лукасов обязательно принимал участие. Отец Мельхиора, ротмистр Седьмого королевского линейного Гведианапольского уланского полка Ян Мельхиор Лукас, умер вскоре после рождения сына, так как его здоровье подорвали раны и лишения военной службы. Но сам Мельхиор с детства питал отвращение к насилию. Его не увлекали рассказы о походах и битвах, не волновали мундиры, ордена, мечи, щиты и ржавые доспехи предков. Мельхиор рос домоседом и книгочеем.

Матушка всецело одобряла мирный нрав сына. Она приходила в ужас от одной только мысли, что её тихий, скромный мальчик станет военным. Матушка мечтала о том, чтобы Мельхиор стал известным и богатым адвокатом, как её отец. Когда Мельхиору исполнилось семнадцать лет, он, уступая матушкиным мольбам, поступил в Гведский королевский университет на юридический факультет, хотя юриспруденция его тоже не интересовала. Через три года матушка скоропостижно умерла от воспаления лёгких, и Мельхиору пришлось бросить учёбу, так как денег, оставшихся после родителей, оказалось совсем немного, и нужно было найти какую-нибудь работу, чтобы обеспечить своё существование. Случайно увидев в газете объявление о том, что один квакенбуржский нотариус ищет секретаря, Мельхиор явился в особняк номер 55 на Зелёной улице. Так он познакомился с доктором Мартиниусом, который, недолго думая, принял его на службу с жалованьем в двести гведских крон в месяц и бесплатным питанием.

Доктор Мартиниус предложил юноше жить у него в доме, в большой светлой комнате на втором этаже. Эта комната находилась рядом с кабинетом нотариуса и, таким образом, помощник мог быть у шефа всегда под рукой. Обязанности Мельхиора оказались несложными. С утра до обеда он помогал нотариусу принимать клиентов. После обеда доктор Мартиниус уходил по делам, а Мельхиор готовил документы для следующего дня. После ужина он был свободен и проводил время в библиотеке или гулял в Городском парке. Мельхиор мог бы сказать, он нашёл здесь свой идеал: спокойная, размеренная жизнь, богатая библиотека, прекрасная кухня, если бы время от времени доктор Мартиниус не оказывался вовлечённым в опасные приключения в самых неожиданных местах Гведского королевства. После одного такого приключения, когда они оба только чудом остались живы, Мельхиор взял слово с шефа, больше никогда не покидать Квакенбург4.

С тех пор миновало восемь лет. Доктор Мартиниус держал обещание, хотя Мельхиор замечал, как, сидя по вечерам в скорбном сумраке кабинета за большим письменным столом, заваленным кипами бумаг, нотариус с тоской разглядывает при свете настольной лампы географические карты или листает дневники знаменитых путешественников. Старик часто тяжело вздыхает и что-то невнятно бубнит себе под нос. В такие моменты он казался Мельхиору печальной птицей с обрезанными крыльями, жалующейся на жестокую судьбу. Горячее сочувствие охватывало юношу, но, вспоминая пережитые ужасы, он запрещал себе жалеть Мартиниуса. Покой и умиротворение дороже безумных предприятий, леденящих кровь! В конце концов, его обязанность, как помощника видного члена Гильдии гведских нотариусов, беречь жизнь своего работодателя. Больше никаких поездок, никаких расследований, никаких опасных авантюр!

– Зачем мне возвращаться в университет, доминус? Не вижу в этом смысла.

– Ну, это вам решать, мой друг. Признаюсь, мне не хотелось бы с вами расставаться. Вы поистине замечательный помощник.

Мельхиор порозовел от неожиданной похвалы.

– Спасибо, доминус.

– А вы не находите, Мельхиор, что нам обоим не помешал бы глоток свежего морского воздуха? – неожиданно пропищал доктор Мартиниус жалобным голоском. – Давненько мы никуда не выбирались.

Вот оно! Старик всё-таки не выдержал.

– Вы же дали слово, доминус, – нахмурившись, напомнил Мельхиор.

– Да-да, вы правы, мой друг, – вздохнул доктор Мартиниус. – Данное слово нужно держать.

Несмотря на то, что нотариус согласился с Мельхиором, тот насторожился. А вдруг хитрющий старик не зря завёл разговор о свежем морском воздухе? Вдруг за его невинным вопросом кроется какой-то подвох? Мельхиор уже достаточно хорошо изучил шефа.

В столовую неслышно вошла Саския и принялась убирать со стола.

– Вы не знаете, милая Саския, Ляпис уже проснулся? – обратился к ней нотариус.

– Помилуй меня Деус! – с чувством проговорила Саския, делая охранительный знак рукой. – Не требуйте от меня, хозяин, чтобы я следила за этим пришельцем из Тёмной Долины. Даже сам Гведикус не заставил бы меня прикоснуться к нему, клянусь Святой Пейрепертузой!

Мельхиор не смог сдержать улыбку. Ляпис был новым увлечением нотариуса. Всё началось с того, что однажды утром Саския нашла на крыльце картонную коробку, перевязанную жёлтой подарочной ленточкой. К коробке прилагалась записка, адресованная доктору Мартиниусу. Саския отнесла коробку в кабинет нотариуса, поставила на стол и благополучно забыла о ней. Когда после завтрака нотариус со своим помощником поднялись в кабинет, их ожидало неожиданное зрелище. Огромный письменный стол и стоявшую на нём коробку покрывала масса копошащихся насекомых. Достигнув края стола, многие из них сваливались на ковёр и исчезали в его толстом ворсе, а из коробки лезли всё новые.

– Какой кошмар, доминус! – испуганно вскричал Мельхиор, отступая обратно к двери. – Кто эти отвратительные твари?

– Я не уверен, мой друг, но эти отвратительные твари похожи на жуков, которые водятся на юге, – ответил доктор Мартиниус, подобрав одного из незваных гостей и поднеся его поближе к глазам. Перевёрнутый на спину жук лениво шевелил ножками и усиками. Он был небольшой, примерно два ногтя в длину, коричневого цвета и блестел, словно покрытый лаком.

Пришлось звать на помощь Саскию. Прибежавшая на зов служанка сначала разохалась, но потом принесла ведро с тряпкой и принялась тряпкой сгребать жуков со стола в ведро. Хотя Саския, как и большинство женщин, питала инстинктивный страх перед насекомыми и змеями, она мужественно сражалась с неведомыми пришельцами. Впрочем, время от времени она взвизгивала и поминала Гарду-заступницу. Сражение продолжалось долго. Когда последний жук был, наконец, помещен под арест, Саския накрыла ведро крышкой и унесла его прочь.

Только тогда нотариус смог прочитать записку, приложенную к коробке. Записка гласила: «Уважаемый доктор Мартиниус. На память о нашем знакомстве посылаю Вам хамелеона и 500 тропических тараканов для его кормления. Хамелеоны их обожают. Ваш профессор Растений Банджо из Аксамита».

– Я, как всегда, прав, – сказал доктор Мартиниус с напускной скромностью. – Это действительно тараканы из Жёлтой страны. А где же хамелеон?

Нотариус распечатал коробку и опрокинул её на бок. Сначала из неё выпал разорванный пакет, в котором, очевидно, путешествовали тараканы, а следом оттуда медленно выползло странное горбатое существо с гребнем на драконьей голове и свёрнутым в спираль хвостом. Меланхолично глянув одним глазом на своих освободителей, существо помедлило, словно раздумывая, и поменяло нейтральную кремовую окраску на доброжелательную зелёную.

К превеликому удивлению Мельхиора, доктор Мартиниус сразу же привязался к Ляпису – так он нарёк хамелеона – и с тех пор в особняке появился ещё один жилец. Ляпис отвечал нотариусу взаимностью. Хотя доктор Мартиниус разрешал хамелеону бродить по всему кабинету, больше всего он любил дремать у хозяина на плече. Нотариус поселил Ляписа в кабинете, сам ухаживал и кормил своего любимца, так как Саския ужасно боялась тараканов да и самого Ляписа она не жаловала. Домоправительница считала, что рептилии – это уменьшенные копии чудовищ из Тёмной Долины, где грешники пребывают после смерти, а такие твари могут приносить добрым людям только зло.

За пять минут до того, как напольные часы в кабинете нотариуса пробили два раза, раздался звонок в дверь.

– Мельхиор! – встрепенулся доктор Мартиниус, оторвавшись от составления купчей, заказанной последними посетителями. – Откройте скорее дверь, мой друг. Это Барабара!

Глава II

Именинница выбирает подарок.

Открыв дверь, Мельхиор поразился тому, как изменилась Барабара. На пороге стояла бесформенная фигура, с головы до пят закутанная в тёмный балахон с капюшоном. На балахоне были нашиты разноцветные шнурки – амулеты для защиты от злобных духов. На груди висел оловянный образок с ликом Святой Пейрепертузы. Два года жизни в монастырской школе превратили Барабару из живой, весёлой девочки в неподвижную статую со скромно опущенным взглядом и поджатыми губами.

– Добрый день, месьер Лукас, пусть Ксантия-целительница дарует вам здоровье богатырское, – проговорила Барабара скрипучим, монотонным голосом, как будто пожаловалась. – Я могу войти?

– Да, разумеется, мадемуазель Мартиниус. Дядя ждёт вас в кабинете, – пролепетал Мельхиор, с трудом приходя в себя.

Он пропустил гостью в прихожую и пошёл следом за ней. Барабара двигалась медленно и плавно, словно скользила по полу. Ничего общего с её прежней беготнёй вприпрыжку. Тихо, подобно похоронной процессии, они поднялись на второй этаж. Доктор Мартиниус ждал их в кабинете. При виде племянницы он шагнул ей навстречу, широко раскинув руки.

– Ну, здравствуй, моя дорогая Барабара! С днём рождения! Как же ты выросла!

– Благослови вас Гведикус, милый дядюшка Бенедикт, – жеманно сказала Барабара. Вместо того, чтобы кинуться в объятия дядюшки, она чинно присела в глубоком книксене.

– Обед готов, месьер нотариус, – доложила вошедшая в кабинет Саския.

– Прошу в столовую, девочка моя, – пригласил доктор Мартиниус племянницу, с удивлением разглядывая её непритязательный наряд. – Саския обещала приготовить в твою честь нечто особенное.

Барабара прикоснулась к образку на груди.

– Благодарю, милый дядюшка, но прежде, чем вкусить трапезу, я хотела бы вознести Создателю хвалу за это чудесное утро. Где у вас молельная комната?

– Если недолго, то можешь вознести хвалу здесь, – поморщился доктор Мартиниус. – Впрочем, утро не очень-то чудесное. Сыро, прохладно и пасмурно.

– В Священных Писаниях сказано, что не иметь в доме молельной комнаты, – это грех, милый дядюшка Бенедикт, а я верна во службе Создателю. Ну да ладно, так и быть, вознесу хвалу в кабинете.

С постным видом Барабара молитвенно сложила руки, но тут её взгляд упал на зелёного Ляписа. Устроившись на абажуре настольной лампы, хамелеон с аппетитом закусывал тараканом, которого ему дал на съедение нотариус.

– Тысяча проклятий! Это что ещё за мерзость? – Барабара с визгом подскочила на месте, но тут же зажала себе рот руками. – Ой, дядя, простите! Сейчас я прибью этого урода!

Сорвав с шеи образок с ликом Святой Пейрепертузы, Барабара швырнула его в Ляписа, но, к счастью, промахнулась. Ляпис от страха побледнел и покрылся жёлтыми пятнами.

Прежде чем нотариус успел что-то сказать, девушка сбросила с себя тёмный балахон и осталась в красивом бирюзовом платье, удивительно шедшем к её стройной фигуре. Капюшон больше не скрывал растрёпанную гриву светлых волос. Увидев изумление мужчин, Барабара с хохотом бросилась на шею доктору Мартиниусу.

– Мой розыгрыш удался? Я специально так вырядилась, чтобы вы подумали, что я превратилась в серую монастырскую мышь!

– Ах, ты, стрекоза! – с облегчением рассмеялся доктор Мартиниус. – А я ведь и вправду поверил в твоё чудесное перевоплощение из баловницы в скромницу.

– Дядя, это невозможно! Учась в монастырской школе, я поняла, что чудес на свете не бывает. Но хватит обнимашек, хотя я безумно рада тебя видеть. И тебя, Мельхиор, конечно, тоже. Так что это за урод на лампе?

Подойдя к столу, Барабара заложила руки за спину и принялась разглядывать Ляписа, который с опаской вытаращил глаза на девушку.

– Это Ляпис, хамелеон из Жёлтой страны, – представил своего питомца нотариус. – Не пугайся, Барб. Несмотря на устрашающий вид, Ляпис совершенно безобидный малый.

– Вот ещё! – дёрнула плечом Барабара. – Стану я бояться какой-то зверушки, – она прикоснулась к хамелеону; легонько почесала ему спинку. – Привет, бодрячок!

Ляпис закрыл глаза и застыл, как фарфоровая фигурка. Было ясно, такое обращение ему нравится больше. Он опять стал таким зелёным, что присутствующие даже ощутили во рту огуречный привкус.

Погладив хамелеона, Барабара обернулась к дяде:

– Ну, где там ваш обед? Я умираю с голоду. Тётушка Саския, а пончики с малиновым вареньем будут?

Саския не подвела. Обед в честь дня рождения племянницы хозяина домоправительница превратила в настоящий праздник желудка. На первое суп-пюре на мясном бульоне, заправленный горячими сливками. К супу Саския подала гренки из поджаренного белого хлеба. На второе искусная кулинарка приготовила любимый всеми домочадцами тушёный говяжий рубец по-ксантски. На столе появился ржаной хлеб, квакенбуржская кровяная колбаса и твёрдый сыр из Вилона. На десерт Саския предложила шарики мягкого сыра в густых топленых сливках, пончики с малиновым вареньем, посыпанные сахарной пудрой, и домашнее мороженое – сорбет из фруктово-ягодного варенья.

Столовая была освещена и согрета серебряными канделябрами, в которых пылало яркое пламя, и медными шандалами – каждый с тремя восковыми свечами. Стол застилала белоснежная скатерть, украшенная плетёными корзинками с алыми розами, хризантемами и крокусами.

К обеду доктор Мартиниус переоделся. Вместо повседневного чёрного сюртучка, он надел великолепный сюртук тёмно-зелёного бархата на алой сатиновой подкладке, ослепительно белый жилет, и сверкал серебряной цепочкой часов и бриллиантовой булавкой в галстуке. Его начищенные ботинки тоже сверкали. Изящно изогнутой рукой он держал Барабару, ведя именинницу к столу. Тщедушный, сутулый и совершенно лысый нотариус в эту минуту выглядел элегантным вельможей на балу в Королевском замке, но Мельхиор не мог оторвать глаз от девушки.

Без безобразного балахона Барабара выглядела настоящей красавицей. Светлые волосы, длинными локонами обрамляющие прелестное личико, были слегка взъерошены, но эта небрежность только добавляла девушке очарования. Бирюзовое платье с кружевами, идущими по рукаву, от локтя и почти до самого запястья, с рисунком из золотых рыбок по подолу и лифом с прямоугольным вырезом удачно подчёркивало её юную свежесть. А то, что она ещё совсем юна, выдавала лучезарная улыбка и сияющие радостью жизни голубые глаза.

За едой Мельхиор молчал, а доктор Мартиниус и Барабара, весело смеясь, вспоминали её детские годы.

– А помнишь, Барб, как ты в детстве спрашивала: «А почему ты, дядя Бенедикт, даёшь котенку корм, когда он в туалет сходит, а мне ничего не даёшь?»

– А помнишь, как ты гоняла по улице на доске с колёсиками? Как там она называлась?

– Ногокат, дядюшка. Тогда у нас в Зеленграде все мальчишки на них гоняли, ну и я вместе с ними, а соседки качали головой и говорили: «А ещё девочка, называется!»

– А помнишь, как я тебя спросил, когда тебе было десять лет, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

– Помню. Я хотела стать пиратом, то есть пираткой!

Дядя и племянница дружно расхохотались.

– Кстати, Барб, что ты собираешься делать дальше? – задал вопрос доктор Мартиниус, одобрительно наблюдая, как Мельхиор наливает ему и себе крепкой, сладкой мадеры из Гведской Вест-Индии.

– А ты не будешь смеяться?

– У тебя такие забавные планы?

– Нет, но в нашем королевстве к такому относятся отрицательно. Я хочу учиться в университете. Как ты и Мельхиор. Я считаю, что женщины нисколько не глупее мужчин и тоже могут быть отличными специалистами. Но ничего, рано или поздно мы всё равно добьёмся своих прав!

– Мы? Ты говоришь об «Эмансипэ» – движении за права женщин?

– Да, про него. В «Эмансипэ» состоят самые отважные женщины нашей страны. Ты бы видел, с каким презрением это название произносила наша классная дама мадемуазель Вальпургия. Она долго-предолго тянула последний звук, оттопырив нижнюю губу на поллоктя вперёд: «Эмансипэ-э-э!»

– Барб, дразниться нехорошо, – улыбнулся доктор Мартиниус. – Значит, хочешь в наш университет?

– Так выбора-то нет, – вздохнула Барабара. – Сам знаешь, что особ женского пола принимают только в Гведский королевский университет, да и то не на все факультеты. Я хотела бы стать моряком и бороздить под парусами просторы морей и океанов, но ни в Синеморскую высшую школу дальнего плавания, ни в Портобельскую высшую школу торгового мореплавания, ни в шкиперскую школу в Гведианаполисе, ни даже в мореходную школу в Ориенте я поступить не могу. Ах, дядюшка, как жаль, что я не юноша! Иногда эти противные юбки просто бесят!

Барабара пригорюнилась.

– Тебе нужно что-нибудь выпить, моя дорогая, – озабоченно проговорил нотариус. – Саския как раз готовит кофе.

– Мне чего-нибудь покрепче. Твоя мадера подойдёт.

Мельхиор с удивлением взглянул на Барабару, но доктор Мартиниус, ни слова не говоря, дал ему знак, налить племяннице. Чокнувшись, они выпили.

– А что бы ты хотела получить в подарок на день рождения? – нарушил грустную тишину доктор Мартиниус.

– А ты обещаешь выполнить моё желание? – оживилась Барабара.

– Даю слово члена Гильдии гведских нотариусов, – торжественно пропищал доктор Мартиниус, приложив руку к сердцу.

– А ты, Мельхиор, обещаешь?

– Конечно, обещаю. Честное слово помощника члена Гильдии гведских нотариусов, – пробормотал Мельхиор в замешательстве. Он-то тут при чём?

Барабара выпрямилась на стуле и объявила, словно королева своим подданным:

– Тогда слушайте, месьеры! Я желаю отправиться в славный город Ориент, увидеть море, корабли, настоящих морских волков и попробовать макароны с соусом из чернил осьминога. И я желаю, чтобы вы меня туда сопровождали.

Раздался громкий звон стекла. Это у Мельхиора выскользнул из рук бокал, упал на мраморный пол и разлетелся на мелкие осколки так же, как его надежды на спокойную жизнь.

Глава III

Ориент на Синем море

Начав долгий путь из Квакенбурга в Гведское Поморье, почтовый дилижанс, в котором путешествовали довольная Барабара, ликующий доктор Мартиниус и кислый Мельхиор, обогнул Большую гору, проехал с запада на восток всю Голубую страну и, миновав Голубое озеро, наконец пересёк границу Синей страны. Густые полуночные леса сменила приморская равнина Восточной Гвеции с лиственными рощами и небольшими деревеньками. Переночевав в одной такой деревеньке, носящей название «Три Таверны», – она действительно состояла всего лишь из трёх таверн с постоялыми дворами при них – путешественники достигли Комариного болота. Об этом гиблом месте ходили страшные слухи. В старину поморские гведы здесь казнили преступников. На рассвете злодея привязывали к столбу, накрепко вбитому в трясину, и окатывали ведром болотной воды. Говорят, что комары сжирали несчастного ещё до заката.

Вымощенный щебнем почтовый тракт долго тянулся вдоль буро-зелёной трясины с ползущими над ней языками серого тумана, потом грязная жижа, затянутая ряской и заросшая лилиями, закончилась. Сначала обочь дороги появились живые изгороди, но вскоре живые изгороди уступили место частоколам, а тех, в свою очередь, вытеснили кирпичные заборы, скрывающиеся за шеренгами деревьев. Вместо придорожных канав пошли каменные бордюры, и тракт превратился в величественную аллею под густолиственным сводом из ветвей старых буков.

На дороге встречалось всё больше повозок. Грубо сколоченные возы сельчан, высокие, с парусиновым верхом, фургоны племени Скитальцев – этих вечных странников, почтовые дилижансы, выкрашенные в цвета своих земель, следовали друг за другом бесконечной чередой. Среди них изредка попадались запряжённые четвёркой роскошные дормезы толстосумов и вычурные кареты представителей знатного сословия. Ещё несколько часов пути, и впереди показались приземистые крепостные стены, увитые диким виноградом, а над ними вздымалась ломаная линия красных черепичных крыш. Говорили, что в фундамент этих стен замуровали семь кошек, чтобы они защищали Ориент от злой магии.

К вечеру почтовый дилижанс с путешественниками из Квакенбурга проехал мимо замшелой каменной статуи князя Сальватора – первого правителя Ориента – и огромного гранита с надписью: «В лето 53-е Гведского календаря, по изволению Кируина, сын его князь Сальватор основал сей град во славу отца своего и за упокой его души». Распахнутые городские ворота украшал герб Ориента: золотая рыбка на синем геральдическом щите, под которым вился какой-то девиз на латыни.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3

Полная версия

Свадьба Морского царя. Книга пятая

Другие книги автора