Мой год с Сэлинджером

Он начал рассказывать об истории колледжа, студентах, что ныне там обучались, но я прервала его речь, стоило ему остановиться перевести дух:

– Прекрасно, что вы вспомнили про мистера Сэлинджера в этой связи, но, боюсь, в данный момент он не принимает приглашения.

– Я знаю. – Тут вежливый тон декана мгновенно сменился агрессивным. – Но решил, что для нас он сделает исключение, потому что… – За этим обычно следовала любая причина, вставьте свою; в данном случае причина была следующей: – Как я уже говорил, среди наших студентов много ветеранов войны в Заливе, а поскольку мистер Сэлинджер сам ветеран войны и писал о трудностях адаптации ветеранов к жизни в гражданском обществе…

Звонивший что-то недоговаривал. В этот момент я поняла, что он преследовал свои цели.

– Я вас прекрасно понимаю. Но мистер Сэлинджер сейчас не принимает такие приглашения. Без исключений.

– Но не могли бы вы хотя бы дать мне его контакты, чтобы я лично его пригласил? Уверен, если я объясню ему ситуацию, он будет рад приехать к нам. Всех гостей мы размещаем в прекрасной гостинице…

– Боюсь, я не смогу дать контакты мистера Сэлинджера. Он дал нам четкие указания не раскрывать его адрес и телефон.

– А если я пришлю приглашение в письменном виде, вы перешлете?

Я набрала воздуха. Проще было бы солгать: «Конечно же, перешлем», – а потом выбросить приглашение в мусорку, и пусть винит Сэлинджера за то, что тот так ему и не ответил. Но я продолжала говорить так, как мне велели. Было в этом даже какое-то извращенное удовольствие.

– Увы, не могу. Мистер Сэлинджер просил не пересылать ему почту.

– А если пришлю приглашение, что вы с ним сделаете? – Я буквально чувствовала, как наливаются кровью глаза моего собеседника. Тогда я поняла, что он воспринимает это дело как личное. Речь не о приглашении почетного гостя в маленький колледж; звонивший возомнил, что у него с Сэлинджером есть некие отношения, какая-то только ему известная связь. – Отправите обратно? Что вы с ним сделаете?

Должна ли я была сказать, что его приглашение отправят обратно по адресу, выкинут в круглую мусорную корзину под столом моей начальницы (если оно, конечно, дойдет до нее), или же оно затеряется в груде бумаг на столе Хью?

Да, должна.

– Но разве это не незаконно? Вы разве не обязаны передавать мистеру Сэлинджеру его корреспонденцию, если письмо отправлено Почтой США? – Этот аргумент мне предъявляли часто.

– Мистер Сэлинджер нанял нас как своих агентов. Он нанял нас представлять его интересы. Наша работа – делать все так, как он хочет.

– Но откуда вы знаете, чего он хочет? – Декан уже орал, а у меня под мышками расплывались темные круги. – Откуда вы знаете, чего он хочет? Да кто вы такие?

– Мистер Сэлинджер дал нам подробные указания, а мы просто исполняем их, – спокойно отвечала я. Но в словах декана была доля правды. Откуда нам – и мне особенно – знать, чего хочет Сэлинджер? Что, если он на самом деле хочет отправиться в эти Сосновые Пустыри, куда его зовут, выступить на мероприятии перед ветеранами и остановиться в хорошей гостинице? Вдруг он именно в этот раз решил бы передумать? – Простите, декан… – Я назвала его имя, так как давно обнаружила, что если запомнить имена звонивших и называть их по имени, то это может помочь утихомирить их гнев. – Мистер Сэлинджер недвусмысленно велел нам отвечать «нет» на все подобные предложения. Было приятно пообщаться, уверена, вы найдете другого почетного гостя, который с удовольствием выступит на церемонии.

Я повесила трубку. Свитер под мышками промок насквозь, хоть отжимай, хотя начальница решила проветрить свой кабинет, и ледяной ветер ворвался в ее окно и теперь кружил вокруг моего стола. Сквозняк просочился мне под свитер, и я задрожала. И тут меня осенило: я не разнервничалась из-за звонка декана, я заболела. У меня поднялась температура. В детстве я тоже заболевала на ровном месте, раз – и голова становилась как ватой набитая.

Я встала со стула, и ноги предательски подкосились. Я прошла половину офиса и поняла, что бегу, подгоняемая адреналином. «Тише», велела я себе. Под бледным светом флуоресцентных светильников в ванной я умылась, заметив, что лоб у меня холодный, и взглянула на свое отражение в кривом зеркале с отслаивающейся амальгамой. Мои щеки раскраснелись, глаза блестели. Я была не больна. И не нервничала.

Я была рада!

Наконец в моей жизни начало происходить что-то интересное. Я не становилась частью чего-то большого. Я уже стала его частью.

Дженни, с которой мы были лучшими подругами в школе, работала в паре кварталов от нашего офиса в здании «Макгроу-Хилл»: редактировала учебники по обществознанию. Точнее, один учебник: весь срок своего пребывания в должности она работала над одним громадным проектом – учебником для пятых классов, который адаптировали для общеобразовательных школ Техаса. Очевидно, Техас был настолько влиятельным штатом – протяженным, богатым, с большим количеством школ и учеников, – что мог потребовать, чтобы учебники переделывали специально для него; например, там была целая глава о битве за Аламо[17] и еще одна – об истории штата, а главу о гражданских правах – о ужас! – просто вырезали. Обо всем этом мне рассказала Дженни, которую крайне тревожило такое положение вещей; вместе с тем она очень любила свою работу, а также совещания, где требовалось ее присутствие. В колледже она училась кое-как, дважды переходила с факультета на факультет и приобрела несколько психических расстройств, зато теперь в ее жизни была цель. Теперь у нее был Техас.

– Так здорово вести нормальную жизнь, – призналась подруга несколько месяцев назад, когда я только вернулась из Лондона.

В школе нам меньше всего хотелось вести нормальную жизнь. Мы высмеивали нормальных людей. Презирали всякую нормальность.

– Да, – задумчиво кивнула я, но внутренне не согласилась.

Я все еще не желала быть нормальной. Мне хотелось быть экстраординарной: писать романы, снимать кино, говорить на десяти языках и путешествовать по миру. Я хотела иметь все. И мне казалось, что Дженни раньше хотела того же.

Впрочем, в работе ей нравилась не только ее нормальность, но и деньги, заработанные своим трудом. У нее были плохие отношения с родителями – хуже, чем у большинства наших друзей, – и она раньше всех начала жить отдельно. А редактируя учебники, как выяснилось, можно было заработать намного больше, чем согласившись на любую другую литературную вакансию из тех, что предлагали выпускникам Суортмора[18] со специализацией «поэзия», а у Дженни была как раз такая специализация. Поэтому она приняла взвешенное решение и пошла трудиться в куда менее престижной сфере учебной литературы. Тогда я подругу совсем не понимала, как и ее взвешенное решение переехать в новостройку на Стейтен-Айленде, в скучном, далеком от центра событий и культурной жизни пригороде с одинаковыми квартирками с фанерными стенами. Дорога в центр Нью-Йорка отнимала у Дженни целых полтора часа, и это только в одну сторону, теперь с ней нельзя было встретиться после работы и сходить в «Анжелику» на новый фильм Хэла Хартли, или опрокинуть по рюмочке в «Вон», или сходить на концерт в «Меркьюри Лаунж». Каждый вечер они с Бреттом, ее женихом, встречались на платформе и начинали свой утомительный путь домой.

Но жизнь на Стейтен-Айленде была дешевле, чем в любом из кварталов, куда переезжали мои друзья, в основном в Бруклине: в Кэрролл-Гарденз, Коббл-Хилл, Парк-Слоуп со стороны Пятой авеню, Форт-Грин и Клинтон-Хилл, на туманной площади рядом с Флэтбушем, которую мы в итоге приучились называть Проспект-Хайтс. Но больше всего наших друзей жили в моем районе, Вильямсбурге, и в соседнем Гринпойнте, что тянулся к северу. Их было так много – друзей, друзей друзей, шапочных знакомых и бывших выпускников Оберлина, Барда и Вассара, – что невозможно было купить чашку кофе в «Эль», не наткнувшись на нескольких знакомых. В воскресенье утром я часто ходила завтракать в средиземноморскую кафешку на углу; к столику меня провожала танцовщица, которая училась в моей школе на класс старше, а обслуживал художник, тоже из моей школы, но на два класса старше. По вечерам мы с Доном встречались с Лорен в тайской забегаловке или с Ли и Эллисон – в баре времен «Крысиной стаи» в Бедфорде выпить джин-тоника; там выступал альтернативный цирк с участием всех моих друзей по колледжу – один глотал огонь, другой демонстрировал клоунаду в стиле Жака Лекока, третий катался на уницикле и играл на тромбоне. Я считала свой район раем, но в раю не хватало одного – Дженни на соседней улице.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Цитата в переводе Р. Райт-Ковалевой. – Здесь и далее примечания переводчика.

2

Маршрут нью-йоркского метрополитена 6 Лексингтон-авеню Локал.

3

Роман Джейн Остин.

4

Американская романистка, лауреат Пулитцеровской премии по литературе.

5

Американская писательница, известная своими рассказами; наиболее известен ее рассказ «Плохое поведение», его экранизировали в 2002 году как фильм «Секретарша».

6

Центральная улица Окленда: начинается в историческом центре города и заканчивается в кампусе Беркли.

7

Американская писательница, первая женщина в США, получившая Нобелевскую премию по литературе.

8

Американский актер, сыгравший чудовище в фильме «Франкенштейн».

9

Так назывались поселения, целиком занятые отпускными домиками, которые нью-йоркцы снимали на лето у евреев – так называемый «борщовый пояс». Эти курортные районы считают колыбелью американского шоу-бизнеса: там выступали гастролирующие артисты.

10

Американский комик.

11

C ударением на последний слог.

12

Имеется в виду эпоха маккартизма в США, когда за любую связь с коммунистической партией и Советским Союзом гражданин мог быть подвергнут политическим репрессиям.

13

Отсылки к рассказам и повестям сэлинджера о семье Гласс (сборник «Девять рассказов»).

14

Рядные дома – дома сплошной застройки, между которыми нет проходов (фасады вплотную прилегают друг к другу).

15

Имеется в виду норман Мейлер.

16

Серия детективных фильмов 1930-х годов по роману Дэшила Хэммета.

17

Самая известная битва Техасской революции между техасскими поселенцами и мексиканской армией (1836 год).

18

Частный гуманитарный колледж в Пенсильвании.