Полная версия
Сердце Скорпиона
Послышался треск. Сначала девушка, затем парень, вскрикнув, дернулись, изогнулись, пытаясь сопротивляться, но тщетно. Девушка обмякла, привалившись телом к пассажирской дверце. Парень захрипел, глядя перед собой в одну точку. В отличие от подруги полностью сознание он не потерял.
Хильда спрятала штуковину, забралась на заднее сидение. Ее руки оказались на голове парня, как если бы она его поддерживала – ладони сжимали голову повыше ушей. Парень перестал дергаться, затих. И что-то заговорил.
Монотонные, следующие друг за другом слова, напоминающие людей, насильно собранных в одной компании, которую гонят неизвестно куда. Парень говорил, говорил, а Хильда находилась сзади, не отпуская рук. Она замерла, как паук, ожидающий, когда угодившая в паутину муха, смирившись, перестанет дергаться.
Назар пытался что-нибудь разобрать, но голос был слишком тихим, чтобы мальчик выделял отдельные слова. Он подавил желание выйти из машины и приблизиться. Что-то подсказало ему: лучше этого не делать.
Происходящее навеяло на него необъяснимую жуть, он отвернулся. Назар закрыл глаза и затих, ожидая возвращения Хильды.
3
Марат открыл глаза и зажмурился. Он лежал на спине, над головой находилась лампочка без абажура. Свет бил в глаза, как луч лазера. Боль в зрачках отступила на второй план, стоило осознать, насколько болит грудь.
Боль вернула Марату последнее осознанное воспоминание: вспышка, удар в грудь и – темнота. Он дернулся и лишь теперь понял, что не просто лежит – его привязали. Привязали, как следует.
Лодыжки, колени, руки – в локтях и запястьях. Под ним было что-то вроде медицинской каталки, на которых перевозят больных. Он остался жив, удивительно, если вспомнить, что последняя мысль, которую можно выделить, напоминала что-то вроде «вот и все».
Марат закряхтел, борясь с путами, голова приподнялась, и он замер, разглядывая обстановку. Рядом сидел Рыжий. Они находились в просторной комнате с бедной обстановкой: обшарпанная старая мебель, выцветшие еще десятилетия назад обои. Допотопный телевизор с пыльным экраном.
Рыжий ел.
Если только увиденное Маратом подходило под определение «ел». Прямо на столе – большая кучка нарезанной капусты. В широкой тарелке – рис, наваленный маленькой горкой. И графин – прозрачная жидкость. Водка? Вода? Почему-то в водку не верилось, но зачем столько воды?
Рыжий ел с аппетитом. Загребал ладонью капусту и отправлял в рот. Затем то же самое делал с рисом – рукой. Взявшись за графин, он заметил, что Марат очнулся и смотрит на него. Рыжий застыл, и во взгляде появилась неуверенность. Исчезло некое странное довольство, вызванное поглощением пищи, вместо него возникло что-то иное, что определить Марат не смог.
Казалось, они смотрели друг на друга не меньше минуты, прежде чем в комнату вошел Темный. Рыжий переглянулся с ним, вдвоем они уставились на Марата.
Марат почувствовал надежду и страх. Странная смесь. Паузу прервал Рыжий:
– Может, его проверить?
Темный промолчал, и молчание повисло между ними, как нечто физическое и неуютное. Против воли Марат ждал ответа Темного, хотя и не понял вопроса.
Темный покачал головой.
– Опасно. Лучше не надо.
Ответа Марат не понял. Нечто будто толкнуло его, призывая бороться вместо того, чтобы ждать своей участи. Скорее всего, незавидной. Марат задергался, вырываясь из пут, хотя подозревая, что вряд ли это получится. Каталка зашаталась, и он – неожиданно для себя же – повалился на пол.
Грохот заглушила боль от удара о пол. Больше Марат ничего не успел. Темный поднял его с каталкой, к которой тот был привязан, поставил в прежнюю позицию.
– Не мешай нам!
И ударил Марата кулаком в живот.
Боль, тупая и давящая, заполнила все вокруг. Боль в груди теперь показалась бы сказкой, доведись Марату ее чувствовать, однако тщетно: новая боль заполонила собой Вселенную, поглотив все, что существовало до нее.
Когда туман рассеялся, Марат приподнял голову и увидел то, что уже видел ранее, с небольшими изменениями. Рядом сидел какой-то старик, чем-то неуловимо похожий на соседа Ильи, как похожи друг на друга все старики, и в то же время абсолютно другой человек. Завидные для его возраста кудри, седые, но без намека на залысины. Кожа лица с минимальным количеством морщин, правда, с пигментными пятнами.
Общего все-таки было немало. Те же выпученные глаза, неверие вперемешку с удивлением. Взгляд в никуда, вернее, в некую немыслимую даль.
Рыжий, который стоял за спиной, держа голову старика руками – ладони чуть повыше ушей. Он стоял близко, и Марат вдруг рассмотрел на плаще непонятный нашитый значок – на правом плече.
L
И чуть ниже, под этим знаком, значки того же рода, но мельче:
amiuts
Возникла уверенность, что значок был и раньше, но Марат его увидел лишь сейчас. Рядом с ними находился Темный. Как и в первый раз, когда Марат застал эту жуткую картину, Темный сидел за столиком, перед ним лежала бумага и перьевая ручка. Он напоминал испанского инквизитора, готового задавать вопросы несчастному еретику, который прошел пытки.
Похоже, эти типы решили, что Марат не помешает им при проведении их очередного странного сеанса. Или они хотели, чтобы он видел все? Для чего?
Марат неожиданно для себя рассмотрел знак и мелкую надпись у Темного.
t
И ниже:
Craza
Сосредоточиться на знаках Марат не успел. Старик забормотал, и это было нечто.
На первый взгляд – бессмысленный набор слов. Возможно, так оно и было, но в этом словесном хаосе присутствовало нечто жуткое, мощное, и непостижимое. Четкое и правильное. Упорядоченное. Казалось, Хаос соперничал с Порядком, утверждая, что Все Едино, и что они ничем не отличаются. Они – Хаос и Порядок – даже не две стороны одной медали, а одна сторона.
Таким было первое ощущение Марата, когда позже он проанализировал случившееся. Это было подобно грохоту битвы: стреляет масса людей, когда и в кого придется, но общий хаос сражения скорее напоминает упорядоченное действие. Отточенное, как лезвие.
– Платье… Стекло… Тени… Быстрые… Медленные… Смотрит… Скрежет… Белое… Платье… Сосок… Молоко… Облегает… Дымок… Плачет… Коляска… Светлый… Тесно… Кровоток… Образы… Кроссовки… Сигналят… Голубая… Изгибы…
Старик бормотал с короткими паузами, хотя чем дальше, тем промежутки между словами уменьшались. До скороговорки было еще далеко, но старик торопился, как человек, которому тяжело или больно говорить, и он хочет поскорее избавиться от этого дискомфорта – высказать то, что должен.
– Щит большой… Лучи отражаются… Улыбается… Коляска… Все вперед… Кафешка… Светлый… Сигнал… Воняет… Широко… Холодное… Сладко… Ложечка… Грустит… Возбуждение… Отказ… Блики…
Пауза стала более долгой, старик всхлипнул. Точь-в-точь, как человек, которому сделали больно.
Марату показалось, что Рыжий сжал руки на голове старика сильнее. И приник к нему ниже. Склонился, как если бы высматривал у него что-то на коже головы. Марат дернулся: он уже не мог переносить то, что видит.
Каталка вздрогнула, зашаталась.
Рыжий и Темный не обратили на пленника внимания. Возможно, они были слишком сосредоточены на том, что делали со стариком, и просто не видели попыток Марата.
Почему бы нет? Он почувствовал слабую надежду. Если освобождаться, то сейчас.
Старик забормотал быстрее, выплевывая слова. Они слились в единый поток, и Марат перестал различать их, улавливать смысл, хотя бы отдельно взятых слов. Он сосредоточился на том, чтобы освободиться и следить за лицами Рыжего и Темного.
Старик задрожал, и, кажется, Рыжий приложил усилия, чтобы удержать его. Темный водил по бумаге ручкой с невероятной скоростью – полная сосредоточенность. Впечатление, что ничто извне его не отвлечет, усилилось. Неужели он записывал то, что тараторил старик? Для чего? Темный неуловимым движением отложил очередной лист и подсунул под не останавливавшуюся ручку. И продолжил строчить.
Путы на левой ноге Марата ослабли. Он перестал раскачивать каталку, задергал ногой. Пару секунд казалось, что нога вот-вот выскользнет, но тщетно. Так всего лишь казалось. Марат закряхтел, пытаясь освободить правую руку. Он старался, даже терпя боль, но и здесь ничего не добился. Если он упадет с каталкой, какие-то ремни могут ослабнуть, хотя уверенности в этом не было. Грохот падения, возможно, вынудит Рыжего и Темного оторваться от своего жуткого занятия, но выбора у Марата не осталось.
Он дернулся вправо, направив всю инерцию, вес тела, и каталка повалилась на пол. Марат зажмурился при падении, стараясь не удариться об пол лицом. Тут же, вывернув шею, он посмотрел на врагов.
Они заметили его падение – он видел, как оба бросили быстрый взгляд в его сторону, но никак на это не отреагировали. Уверенность, что он все равно не освободится? Пока Марат сражался с путами, кое-что изменилось, он понял это лишь теперь.
Темный уже не сидел за столом – он встал. Рыжий не стоял позади старика – шагнул к напарнику. Оба заглядывали в листы бумаги, которые держал Темный. Когда они успели встать плечом к плечу?
Марат удвоил, утроил усилия. Его последний шанс освободиться. Левая нога стала еще свободней. Ослабели путы на запястьях. Он спешил. Пот заливал глаза. Он попытался рассмотреть Рыжего и Темного, но это оказалось нереально.
– Мало, – тихий голос Темного. – Еще…
Они расступились.
Всхлип старика. Бормотание. Слова невнятные, как если бы их перекусывали посередине и глотали окончания. Но старик говорил. Кажется, Рыжий заставлял его? Уверенности не было, но у Марата возникло именно такое ощущение. Каким-то образом Рыжий «стимулировал» несчастного, и тот опять старался не оказаться крайним.
Марат застонал, зажмурившись. Он чувствовал: свобода – вопрос времени и усилий. Он не отводил взгляда от Рыжего и Темного, расшатывая путы, дергаясь, напрягаясь так, что слух его ничего не улавливал. Даже перед глазами возникало марево, он видел лица врагов, как сквозь туман. Враги не обращали на него внимания, занятые своей проблемой, и это было кстати. Это давало ему дополнительный шанс.
Марат думал, что освободит сначала ноги, однако первый симптом свободы появился в левой руке. Он почувствовал, что она вот-вот выскользнет, хотя одного этого было бы недостаточно.
Он ненадолго замер: проверил, видят ли Темный и Рыжий то, что происходит с ним. Они не видели, вернее, по-прежнему практически не обращали на него внимания. Они вновь сошлись – один встал из-за стола с листами бумаги, другой оставил старика, которого трясло, а изо рта шла пена. Несчастному досталось. Конечно, он их интересовал меньше всего. Они уставились в бумагу, проходили секунды – ничего не менялось.
Рука Марата выскользнула. Он ждал этого, но в то же время – не ожидал. Он застыл, не веря в то, что случилось, но, прежде всего, надеясь, что ни Рыжий, Ни Темный ничего не заметят.
Они посмотрели на него. Так, как если бы знали, что произошло, несмотря на все его ухищрения. Посмотрели и снова уставились в листы. Похоже, их не беспокоило то, что он освободился. Или вот-вот освободится. Работы у них завались.
Марат занялся правой рукой, вскоре она была свободна. Настала очередь ног.
Темный ткнул пальцем в бумагу, указывая Рыжему на какие-то места. И Рыжий заговорил, называя отдельные места, и это звучало так, как если бы он интонацией выделял их из общего потока:
– Щит большой… Лучи отражаются… Улыбается… Коляска… Все вперед… Кафешка… Светлый… Сигнал… Щит большой… Воняет… Широко… Холодное… Сладко… Ложечка… Грустит… Возбуждение… Отказ… Кафешка…
Рыжий замолчал, глядя на Темного. Тот посмотрел на напарника – на Марата они не обращали внимания, как если бы его тут не было. Марат этим воспользовался – освободил ноги.
– Где? – спросил Темный.
– Какой-то проспект, – Рыжий смотрел в листы. – Большой щит – реклама. Где-то на большой улице. Там, возле щита, напротив или под ним, неважно – кафешка. Столики на улице.
– Где это?
Рыжий пожал плечами.
– Таких мест немало. Думаю, это где-то на проспекте Мира. Неподалеку от нас. Старик вряд ли уходит от квартиры далеко.
– Где-то рядом, – повторил Темный. – И что там, в кафешке?
– Светлый. Мне кажется, там кто-то есть, кто видел ее. Какой-то блондин. Возможно, с ребенком в коляске или с женой и с ребенком. Быть может, они сидят в том кафе до сих пор и… едят мороженое.
– Сладко и холодно?
– И ложечка.
– Мороженое в кафе возле большого щита.
– Да.
Они замерли. Марат, освободившись, подобрал их странное оружие с широким дулом, взял напарников на прицел.
– Не вздумайте дергаться!
Рыжий и Темный переглянулись. Странный взгляд, как если бы они обменялись какой-то информацией. Страха или растерянности на их лицах не было. Точь-в-точь двое взрослых, которые не знают, как поступить с чужим ребенком, проявившим крутой нрав.
– Какого черта тут происходит? – Марат приподнял оружие, сделал шаг вперед. – Или вы мне расскажете, кто вы такие, или я…
– Убери палец с курка, – сказал Темный. – Ты все равно не выстрелишь.
– Что?
– Это наше оружие. Ты из него не выстрелишь.
Марат вдавил приклад в плечо, напрягся.
– Да неужели?
4
Глебов рассматривал женщину-следователя, которая представила ему отчет, рассматривал, не беспокоясь о том, что его взгляд может быть воспринят слишком откровенно.
Эффектная, черт дери. Молодая – вряд ли за тридцать, не замужем, спортивная фигура, приятное лицо. Такие девушки сами по себе – редкий экземпляр. Если бы он видел подобную ситуацию в каком-нибудь фильме или прочитал бы об этом в книге, он бы поморщился и выдал вердикт: шаблонное притягивание за уши. Таких женщин среди оперативников не бывает и уж тем более не бывает среди следователей, которые ведут дела. Ей бы шляться по ресторанам с каким-нибудь удачливым предпринимателем, в крайнем случае, быть примерной женой бывалого мужика, но никак не работать в полиции, занимаясь преступлениями, которые не раскрываются сходу, как убийства в пьяном угаре.
Однако все происходило в реальности, и – как она там представилась? – Карина сидела перед ним во плоти, ожидая его реакции на бумаги и краткое пояснение.
Если он правильно понял, имя Карина имело значение «дорогая», и она действительно выглядела дорого. Не в плане того, что она дорого обойдется тому, кто рискнет с ней встречаться, нет, она сама по себе во всем деталях своего внешнего вида казалась слишком шикарной и привлекательной для теперешней ситуации, для ее работы в полиции и для кабинета Глебова, который даже по меркам ФСБ был весьма аскетичен.
Пожалуй, пора направить свои мысли в иное русло, иначе они с Кариной просидят так еще долго, и его взгляд уже не сможет допустить двусмысленного толкования.
Глебов заставил себя – твою мать, понадобилось усилие! – переключиться на лист формата А 4, не глядя по сторонам. Какой бы красоткой она не была, эта следователь, сам факт этот ничего не менял. Точнее, он имел не больше практической ценности и значения, нежели красивый закат, шелест прибоя или блики на водной глади при восходе солнца. Красиво, но не более того.
Глебов сосредоточился на распечатке. Уже то, что дело решили передать ФСБ, говорило о многом. Были там стандартные моменты, но кое-какие детали бесспорно увязывали события в одно дело. Две перестрелки, довольно туманные, стоит признать, показания очевидцев практически отсутствуют. В одном случае – убили супружескую чету, и, быть может, похитили их ребенка (пока ничего точно не ясно), по крайней мере, пока никто не звонил и не заявлял о выкупе, хотя времени прошло мало. В другом случае – перестрелка в квартире одинокого старика, который ни к чему криминальному никогда не имел отношения. И умер не от пулевых ранений, а от асфиксии. Удушье, обусловленное кислородным голоданием. Пока еще криминалисты разбираются, возможно, появится что-то новое, но сейчас известно одно: никто старика не задушил, не накинул петлю на шею.
И все же было кое-что существенное, что и позволило вычленить эти дела из множества иных, после чего перевалить их на чужие плечи. Правда, зацепка оказалась неоднозначная.
Глебов всмотрелся в странные значки, выделенные жирным шрифтом, которые лишь на первый взгляд напоминали латинские буквы, но таковыми не были. Скорее, они напоминали некие символы.
H
Символ обнаружили на калитке позади дома, где исчез ребенок, а родители оказались убиты. Символ был написан кровью какого-то животного, возможно, кошки или собаки.
Еще один символ нашли внутри. На полу, в комнате, где лежал один из трупов.
B
Этот символ являлся плоским вырезанным из дерева куском.
Эти два значка были не единственными в этой истории. Там, где нашли мертвого старика, был третий значок – этот еще сильнее напоминал знак, а не букву.
Y
Опять-таки – вырезан из дерева. Найден в вещах погибшего старика. Смотрелся инородно: такое ощущение, что его туда подложили.
Глебов скользнул взглядом в нижнюю часть отчета, где давалось предположение того, что означали символы. Вчитываться он не стал, посмотрев на Карину. Не то чтобы он позволил себе паузу, скорее, решил проверить свои ощущения: какие ассоциации возникнут именно у него, без учета мнения специалистов.
Никаких ассоциаций не возникло. Пусто. Может, это к лучшему? К чему гадать, если получены четкие данные? Глебов скользнул взглядом на бумагу.
Карина выяснила, что речь, скорее всего, шла о рунах. Письменность древних германцев. Употреблялась с 1-го–2-го веков по 12 век Н.Э. на территории стран Северной Европы: Дания, Швеция, Норвегия, Исландия. Кое-где в Швеции руны использовались вплоть до 19-го века. После принятия христианства руны вытеснила латиница. Руны имеют специфическую угловатую форму, что удобно при вырезании. Считается, что сам термин «руны» имеет связь с древнегерманским корнем «ru» – тайна. Также предполагается связь с древненемецким словом «runen» – таинственно шептать. Считалось, что руны были не просто знаками для передачи информации, не просто древним алфавитом народов Северной Европы, но и знаками для магических ритуалов. В любом случае в прошлом рунам приписывали определенные мистические свойства. Хотя первоначальные названия рун не сохранились, и существуют лишь реконструкции.
Глебов посмотрел на Карину.
– Иных вариантов не предполагается? Что эти знаки все-таки не руны?
– Пока нет.
– Ваши выводы? Какая-то секта?
– Пока не могу сказать. Слишком мало времени прошло, мало информации. Пока я копала только по рунам. Что означают, названия, различные свойства.
Глебов слегка встряхнул распечаткой.
– Мне тоже показалось, что вы напечатали здесь не все. Оставили, так сказать, кое-что, что можно сообщить на словах.
Карина кивнула.
– Да. Пока эта информация может быть просто лишней, и я… Но если вы хотите знать все, что узнала я…
– Хочу.
– Первая руна, похожая на «Н», которую обнаружили на калитке, называется «Хагалаз» и означает «разрушение». По другому варианту это может означать «град». Основной смысл: выход из некоего заколдованного круга. Нечто держит тебя в плену, ты находишься в плену негативных отражений собственной внутренней энергии… Если человек не в силах самостоятельно выйти их круга, он чертит руну «Хагалаз», и она производит необходимый взрыв.
Карина посмотрела на Глебова, ожидая реакции. Тот не знал, как реагировать, и просто кивнул: продолжай.
– Следующая руна, похожая на латинскую «B», называется «Беркана». Прямое значение руны – береза. Но, по сути – женщина. В поэтическом эпосе стран Северной Европы березой часто обозначали женщину. Еще березовыми ветками укрывали умерших. То есть здесь это выступает, как символ возрождения. Стоит добавить о ритуалах плодородия: взаимное «битье» березовыми прутьями юношей и девушек, подкладывание березовых веток под брачное ложе. В любом случае – руна олицетворяет практичную земную женщину.
Еще один взгляд и короткая пауза.
– Продолжайте, – сказал Глебов. – Что с последней руной? Ту, что нашли в квартире старика?
– Это руна завершения. Означает «год», «урожай». Эта руна способствует завершению какого-либо важного дела. Руну можно начертать перед началом этого самого дела, вырезать на амулете или предмете, который задействован в этом деле непосредственно. Руна также помогает, если в середине этого дела возникли серьезные препятствия, которые поставили под сомнение его благоприятный исход.
Снова пауза. Глебов встретился с Кариной взглядом.
– Карина, вы хорошо поработали, тем более за такой малый временный срок, но… Что вы скажите по поводу своего личного ощущения? Эти знаки… Какими бы грозными они не казались, к чему они? Что они такое? – Глебов пожал плечами. – Мне это все кажется каким-то несерьезным. Одна проблема: погибли люди, и на месте преступления обнаружены эти знаки. Пафос? Способ запутать? Или… руны имеют непосредственное отношение к трагедии?
Карина задумалась. Глебов не торопил ее, не отвлекал.
– Не люблю гадать. Не люблю домыслов. Но эти знаки не появились просто так. Не важно, влияли они на происходящее, или это лишь способ обозначить то, что совершено. Что-то вроде подписи.
Глебов усмехнулся.
– Здесь был Вася. Или: ответственность за вчерашний теракт берет на себя группировка «Хезболла».
– Что-то вроде этого. Даже если это всего лишь подпись, должна быть причина, почему выбрали именно руны, а не хинди, древнеегипетские иероглифы или мандаринский диалект.
– Мать их так… Кто же эти нью-террористы?
– Это и надо выяснить. Пока зацепок немного.
5
Марат пытался сдержаться, но, как ему показалось, указательный палец правой руки пришел в движение. И курок не сдвинулся ни на миллиметр. Темный не блефовал?
Ни тот, ни другой не двигались, и Марат удержался, чтобы не проверить и убедиться, выстрелит ли он из странного оружия. Если у него ни черта не получится, шансов справиться с противником, нет. До нормального оружия ему не добраться – не позволят.
– Последний раз спрашиваю: кто вы такие? И что за хрень творите?
Если они игнорируют эту угрозу, ему надо что-то предпринять. Что? Ткнуть Рыжего в пузо широким дулом? Кажется, иных вариантов просто нет.
Заговорил Рыжий:
– Отложи эту штуку. И поговорим.
Марат не успел ответить – его опередил Темный:
– А лучше держи нас на прицеле. Если тебе так спокойней. Сейчас мы выйдем отсюда, сядем в нашу машину и кое-куда прокатимся. Ты держи нас на прицеле все это время. В машине мы сядем спереди, ты – сзади.
– Что ты несешь? Какая машина?
– Мы хотим, чтобы ты проехал с нами. Посмотрел, что мы будем делать. После этого решишь, как быть с нами. Справедливо?
Марат ничего не понял. Они что-то предложили, такое же странное, как они сами. Оттягивают неизбежное в надежде, что он совершит оплошность? В это почему-то не верилось. Слишком сложно. Можно придумать что-то без поездки на машине.
Значит, есть некий смысл, и эти двое не спешат его обезоружить и ликвидировать? Нужно решаться. Иначе это не контроль ситуации, это уже его контролируют.
Он сделал движение дулом.
– Вперед. Без резких движений, идти не спеша.
Рыжий и Темный переглянулись. Марат открыл рот, чтобы поторопить их, но слов не понадобилось. Темный и Рыжий поспешили на выход. На пороге Марат слегка зацепился, но равновесие удержал, не прекращая целиться в их спины.
Они вышли на улицу. Чем-то неуловимо пространство перед домом напоминало дворик у дома, где жил Илья. И где Марат впервые столкнулся с этими типами. Справа и слева соседние дома. Впереди спортплощадка, огороженная сетчатым забором, дальше – небольшой скверик, за которым вздымаются многоэтажки.
– К черной машине, – Темный обернулся на Марата, убеждаясь, что тот его слышал.
Они прошли к «Фольксвагену». Темный сел на пассажирское сидение, Рыжий – за руль. Марат – на заднее сидение. С каждой минутой он чувствовал себя все более неуверенно. Стоит признать, даже глупо. Он держал их на прицеле, но вид у них был такой, как если бы они решили подвезти Марата, сделав ему одолжение.
Куда они, черт их дери?
Рыжий вел машину осторожно. Даже не видя его лица, Марат заметил по его спине, какого напряжения это стоило Рыжему. Что-то тут не так. Казалось, человек надрывался, а не вел машину, пусть и по загруженным транспортом улицам.
Спустя полчаса езды, где медленней, где быстрее, они припарковались рядом с уличным кафе на Садовом кольце. Темный и Рыжий обернулись, рассматривая посетителей. Ни тот, ни другой не обращал внимания на Марата и его ружье – вернее, оружие принадлежало им самим. Непроизвольно Марат проследил за их взглядами, оторвавшись всего на пару секунд.
Конец ознакомительного фрагмента.