Первая школа жизни, или Отличная общага

Владимир Малый

Первая школа жизни, или Отличная общага

Первая школа жизни

или

Отличная общага

Когда-то давным-давно, спустя пару лет после выпуска из университета, я решил перенести на бумагу все значимые студенческие воспоминания, которые еще были в полупустых закромах моей памяти. Почему именно студенческие? Пусть тот, кто скажет, что студенческие годы жизни не самые беззаботные, искрометные и богатые на впечатления, первым бросит в меня камень! А потом разбежится и ударится о ближайшую стенку!

Так вот. Работал я тогда (как и многие молодые инженеры), образно говоря, за бутерброд и на стаж. Но и времени свободного на рабочем месте было не то, что бы с избытком, но хватало. И я принялся писать. Писал, как мог, как, в свое время, научили в школе. Что в деталях не помнил сам, спрашивал у друзей и товарищей. Кое-что (не стану греха таить) додумывал. Но таких моментов было очень мало…

Недавно я вспомнил о своей книге, отыскал ее и перечитал. Что вам сказать по этому поводу? Манера написания такая, что буквально кровь идет из глаз!

Произведение определенно требует правки (одних только многоточий до тысячи – одного не хватает). Но как же здорово, что в свое время я не поленился и заархивировал свои и коллективные воспоминания! Окунуться в золотые деньки – дорогого стоит! Тем более, что за прошедшие годы, которые уже начали складываться в десятилетия, я действительно позабыл чуть ли не половину моментов. А воскресив их при прочтении, вспомнил и кое-какие сопутствующие: параллельные и перпендикулярные случаи из студенческой жизни.

Дочитав до конца, я понял, что большей частью буду дополнять, а не изменять плоды творчества молодого воодушевленного своей идеей инженера (ну, процентов шестьдесят многоточий все же уберу, а вот остальные к месту и не к месту поставленные знаки препинания оставлю, пускай, это будут авторские знаки; тогда я считал их уместными). Надеюсь, мемуарные вставки старпера не перебьют изначальный мальчишеский задор.

И, да, пускай манера повествования и многочисленные корявые диалоги вас не смущают: именно так и разговаривали между собой мальчишки, которые от скуки любили играть в: «е**ни товарища в плечо».

Чувствую, что введение в обновленную книжку подзатянулось. Обрубаю его и перехожу, наконец, к самому произведению!

Читайте, узнавайте себя, своих друзей и близких. Окунайтесь в глубокий омут памяти. Ведь даже в самом тихом – немало чертей. Приятно вам поностальгировать!

Какая же, все-таки, интересная штука – человеческая память! Она в тончайших деталях может запомнить тот или иной момент, и в то же время абсолютно не оставить информации хотя бы о том, в каком конкретно году он произошел. Так случилось и с этими воспоминаниями о жизни в студенческом общежитии. Память моя в большей степени ассоциативна, и все случаи связаны в основном с действующими лицами и местом действия, а не со временем. Кое-что я, конечно, могу датировать более или менее точно, но в большинстве своем все эпизоды общажной жизни кружатся в памяти, как кусочки мозаики в калейдоскопе. Может, поэтому мой рассказ и не выглядит каким-то целостным произведением, но все составляющие его мини-рассказики нанизаны на одну нить – нить Ариадны, медленно, но верно выводившую нас (меня, моих друзей и товарищей) во взрослую (порой, очень и очень непростую) жизнь, первой остановкой которой и была наша Отличная общага.

Как я уже намекал в введении, люди, которым в свое время посчастливилось быть студентами, не задумываясь, подтвердят, что годы студенчества были одними из лучших лет их жизни.

Когда мне еще не было и четырнадцати лет, я, чтобы лечить зубы, был вынужден ходить в детскую поликлинику – (как мне тогда казалось) одно из худших мест для ребенка на свете. Когда я попал туда в первый раз, первый – из тех, что мне запомнился, то меня удивили подлокотники старого советского стоматологического кресла, вот эти вот полупластмассовые. Они были ободраны до железа. Это в детской-то поликлинике, крохотными ручонками…

И вот именно в этом кабинете с покалеченным креслом я впервые услышал эту фразу о золотых студенческих годах. Ситуация и обстановка были близки к шоковым, и фраза проникла в самые глубины подсознания. Я ей тогда не поверил. В этом кабинете всегда врали или приуменьшали: «Будет совсем не больно» или «Будет чуточку больно, но недолго» (не врал только рисунок, на стене у кабинета, где была изображена плачущая лисичка с перевязанной щекой).

Но и из правил бывают исключения! Фраза о студенчестве, оказалась правдой. Как минимум, в моем случае.

I. Дано:

Студент. Кто это? Студент, на мой взгляд, занимает отдельную социальную нишу. Студент в этом плане почти как БОМЖ (а что? у студента тоже постоянно нет денег, он часто голоден, но при этом «навеселе»…). И то, и другое по большому счету – состояние души.

Что упало у студента – то упало на газетку…

Студент может идти по центру города и с утра пить пиво, и никто адекватный косо на него не посмотрит: ведь это ж студент! Ему простительно!

Студент может неделю не спать – учиться, а сразу же после сдачи – ночь напролет куролесить. Скажете, что это за пределом человеческих возможностей? Соглашусь. Но студент так сможет! Это не говорит о том, что студент – не человек (хотя некоторые преподаватели со мной и не согласятся), он человек, просто, до поры, до времени – очень и очень особенный.

***

За окошком мелькали деревья, сразу же за ними – поля, бескрайние южнорусские. Теперь, при виде этой картины, мне непроизвольно вспоминается анекдот-тост, который я впервые услышал курсе на втором родного радиотехнического университета: «Когда на Ставрополье рождается девочка, ее отец садит дерево, а когда девочка становится девушкой легкого поведения, он это дерево выкорчевывает… Так выпьем же за бескрайние ставропольские степи!». Позднее слышал я этот «шедевр» еще несколько раз, и, в зависимости от компании, степи загадочным образом превращались то в донские, то в кубанские, но суть всегда оставалась неизменной. Все-таки радиотехнический университет… нехватка девушек в жизни и в быту ощущалась довольно остро.

Сейчас, оглядываясь назад, я уже не удивляюсь тому, как в большинстве своем странно мы веси себя по отношению к противоположному полу. В норме вещей было однозначно обоснованно и, потому – громогласно сетовать на жесточайшую физическую нехватку женского внимания. И, в то же время, абсолютно ничего не делать для изменения ситуации к лучшему.

Так вот, ехал я вдоль этих степей учиться в славный город Таганрог. На тот момент мне было уже почти восемнадцать давно хотелось почувствовать себя более или менее независимым человеком.

Итак, машина отечественного производства катит по трассе Ростов-Баку в сторону Ростова, везут меня во взрослую жизнь отец и крестный. Оба они профессиональные водители и все дорогу, занимающую меньше трехсот километров, травят столетние шоферские байки и чрезвычайно жизнерадостно и заразительно смеются над каждой. Баек этих было примерно по одной на километр, но запомнилась, почему-то самая первая и бородатая.

Проселочная дорога. Передвижной пост ГАИ, сержанты смотрят на приближающееся облако пыли, в котором вырисовывается силуэт автомобиля. Останавливают лихача, смотрят на машину: автомобиль грязный, без номеров… дальше ничего увидеть они не успевают, потому что распахивается дверь, выскакивает из нее мужик и с огромными круглыми глазами кричит:

– Вы тут стоите жопы чешите, а там ВАШ сбитый лежит, но живой еще, я в машину побоялся затаскивать – вроде позвоночник перебит.

Сержанты:

– Да где там???

Мужик показывает в сторону, откуда приехал:

– Километрах в двенадцати отсюда!!!

Гаишники прыгают в служебную машину и на всей скорости едут в указанном направлении, проезжают около десяти километров и видят у обочины сбитого машиной козла.

Естественно, ни ушлого артистичного водилу, ни его машину найти им после так и не удалось…

Наконец, приехали.

Старое здание из красного кирпича, состоящее из трех секций, каждая из которых насчитывает что-то около четырех этажей (первый этаж кое-где очень легко спутать с подвальным). Куча молодых людей вокруг: мальчики, девочки и нечто среднее между теми и другими…

Легко можно встретить на улице (в центре города) полуголого человека: студента или отдыхающего, Таганрог еще и курортный город. Конечно, море здесь мелкое и каждое лето цветет, но именно это в нем ценят отдыхающие с севера, уверяющие, что эта зелень обладает многочисленными лечебными свойствами.

Подписал я бумаги на заселение, уточнил номер комнаты и путь к ней – двинулись. Идем по коридору, повернули, спустились по лесенке, идем дальше, повернули, еще раз спустились, появляются мысли о подвалах, катакомбах, казематах и прочих подземных прелестях. Наконец, начали подниматься.

Второй этаж. Вот она дверь комнаты. Когда-то она определенно была покрашена. Скорее всего, в белый цвет. Когда-то очень, очень давно. Номера на ней нет, но зато есть номера на обеих соседних дверях. Дверь хлипкая и по трещинам на ней видно, что два или три раза ее пытались выбить, скорее всего, небезуспешно. Как оптимист по натуре, я думаю, что прошлые хозяева, видимо, были несколько рассеяны и теряли ключи. В ближайшем будущем соседи по этажу рассеют облака моей детской наивности. Открываем дверь – настоящая мусорка, разве что пахнет немного лучше, и крысы по полу не бегают. Параллельно возникают два немых вопроса:

1. Может, все-таки ошиблись номером?

2. А здесь точно можно жить?

Спустя три часа большая часть хлама была уже выброшена, и можно стало рассмотреть саму комнату. Пара необычных на вид, но явно прочных двухъярусных кроватей, однозначно собранных из четырех обычных, стояли слева и справа от единственного в комнате окна.

Поскольку я был первым жильцом этой комнаты, то занял ту койку из нижнего яруса, что меньше скрипела. На ней был матрац, который я сдал кастелянше, а взамен получил другой – точно такой же. Как потом оказалось, новый матрац можно было получить, не сдавая старого, и спать себе дальше на двух, но я тогда до подобной аферы не додумался. У изголовья кроватей стояли две полуразвалившиеся пустые деревянные тумбочки с открытыми дверцами, три стула и стол. Вот и вся мебель. Как оказалось после, данная обстановка была чуть ли не шикарной: у моего одногруппника в комнате был всего один стул, да и тот практически случайно привез кто-то из соседей. Ребята месяца два обходились перевернутым ведром, пластмассовым ящиком, явно предназначенным для хранения бутылок и занятым у нашей комнаты табуретом. Уже потом родители кого-то из соседей по комнате подвезли все необходимое.

Но вернемся к моей первой комнате: на обоях на уровне первого яруса одной из кроватей были нарисованы карандашом горные вершины и написаны несколько строчек из песни Высоцкого – это было вторым светлым пятном в начинающейся рисоваться общажной картине. Первым пятном оказался довольно обширный козырек расположенный прямо под окном. Я сразу же убедился, что вес человека тот без труда выдерживает. Воображение рисовало картину, на которой изображался я в шезлонге, загорающий на этом козырьке практически в центре города… Правда, на козырьке сразу же обнаружилась куча всяких ненужных предметов, которые годами выбрасывались из окон общаги, но мое воображение победило, в мечтах козырек был как минимум не грязным. Несколько позднее история добавила немного тусклых красок в это светлое пятнышко: дело в том, что в 2002 году в общагах еще не было турникетов на проходных, да и сами проходные закрывались нечасто, и не более чем на три-четыре часа. Но в середине осени даже три часа – это довольно-таки много, особенно ночью. А козырек, в купе с решетками на соседних с ним окнах, оказался самым удобным местом для проникновения в спящее общежитие. Даже и не знаю, сколько ночей нас будил стук в окно…

С отъездом моих «провожающих», сразу же приехали мои первые соседи со своими. Родители соседей затеяли быстрый косметический ремонт, который уложился в двое суток.

В течение этих суток мы с новыми товарищами потихоньку стали изучать свой нынешний ареал обитания. Первым сокрушительным ударом по неокрепшей психике тепличных мальчиков стал общественный туалет в воскресный вечер (по выходным туалеты в общежитии не убирались, и состояние их к утру понедельника оставляло желать много, много лучшего).

Я не поленился, напряг немного память и примерно прикинул, сколько людей в среднем проживало на этаже: от пятидесяти, до семидесяти. Так называемых «унитаза» – три. Ершиков или вантузов нет. Вода до верхних этажей доходит не всегда… Самое страшное было, когда выходные и праздники длились три и более дней. Персонал в туалет не заглядывал. Даже не представляю, как они потом ЭТО ВСЕ убирали. И, собственно, не хочу представлять! К моему тогдашнему счастью, подобные праздники пришлись уже на долю закаленной психики.

Умывалка (комната более или менее приспособленная для ручной стирки, о стиральных машинках тогда не шло и речи) была на все общежитие одна, находилась она на первом этаже, поэтому, чаще всего все стирки проходили в туалете. Не было ни дня за все года, что бы в углу туалета не стоял хотя бы один тазик с замоченной в нем одеждой. Нас тогда особенно веселила телевизионная реклама стирального порошка, гарантирующего морозную зимнюю свежесть нашего белья, уж очень она казалась нам ироничной. Чаще всего в тазиках «отмокали» носки, майки и джинсы. Довольно часто в стирке джинсов принимали участи сразу двое человек. Когда джинсы выкручивают два физически крепких парня, то минут через десять их уже можно носить, не испытывая при этом большого дискомфорта. Майки отмокали по времени меньше всего, за ними шли джинсы, замыкали тройку призеров носки. Носки могли отмокать месяцами. Да, вода за подобный срок испарялась.

Ну и что?!

Запах в туалете носки все равно не портили. Воду снова доливали, досыпали порошка, счетчик времени обнулялся, и отсчет месяцев начинался заново. Когда и эта вода испарялась, носки, как правило, выбрасывались. В таких случаях народ говорил: «В жизни каждого мужчины хотя бы раз, но наступает момент, когда носки проще выбросить!». Фраза довольно пафосная, но, как показала практика, исключительно бытовая.

С туалетами, как с неотъемлемой стороной быта, было связано немало нового. Понимаю, что писать о туалетах – это, так сказать, моветон, но душа просит.

Говорят, что если поделиться впечатлениями, то они слегка меркнут, возможно, именно из этих побуждений я не могу пройти мимо данной темы ;)

Слушайте (я быстро): некоторые кабинки даже не имели дверей, а те, которые по какой-то нелепой случайности сохранили эти атавистические пережитки, не содержали замков. Никто не был застрахован от того, что в любой пикантный момент двери твоей кабинки распахнутся, дабы явить свету единственного и неповторимого тебя в гордой орлиной позе. Хотя смущало это не всех. Некоторые непретенциозные товарищи просто не замечали двери (при их наличии) и заседали так, с задумчивым взором и сигаретой в руке. Более того, некоторые в них даже засыпали, но обо всем по порядку.

Второй шок – общественный душ. Он, как и умывалка, был один на все общежитие. Чтобы в него попасть, необходимо было спуститься в подвал по мокрой, крутой и слабо освещенной лестнице, найти на ощупь нужную дверь и убедиться, что это именно мужской душ. Сам душ представлял собой шесть труб, торчащих из стены, двенадцать краников и одну лавочку, куда все складывали свои душевые принадлежности. Ни кабинок, ни крючков…

Все гигиенические процедуры – на глазах у пяти других молодых людей. Нет, никто сильно не стеснялся, но было как минимум неудобно и непривычно. Как-то это слишком сильно напоминало места заключения, виденные когда-то в каких-то фильмах.

Правда, в тот же самый первый год душ перенесли из подвального этажа на первый, осовременили его, вдвое сократив количество мест, и сделали санитарный день. День, когда один из двух душей (М или Ж) был закрыт, и толпы – мыться-то нужно – ломились в единственный открытый. В подобной ситуации и в такие дни не могло не происходить комичных моментов; и они происходили. Принцип принятия душа в санитарный день был следующий:

– подойти к двери предбанника – постучать;

– если из раздевалки (она же – предбанник) ответят, то по половой принадлежности голоса решить входить, или ждать очереди;

– если не ответили, заглянуть и по оставленной одежде определить, какого пола человек (люди) в данный момент занимает душевую кабинку;

– если пол совпадал с вашим, то можно было смело присоединяться, при наличии свободных кабинок.

Когда нарушалось одно из этих правил, происходили конфузы. Серый (мой хороший товарищ со второго курса и друг по сей день) затосковал по дому, уюту, частной собственности (о ней в общаге знали понаслышке и по детской памяти) и привез из очередного набега на малую родину банный халат, в котором вознамерился посещать душ. Первые пару посещений все прошло как по маслу, а вот в санитарный день вышла осечка:

Привожу его монолог:

– Стою я один на всю душевую, моюсь себе потихоньку. Намылился уже, посвистываю. Слышу – стук, естественно, ноль внимания. Через пару секунд заглядывает девчонка (по халату-то на вешалке непонятно, кто именно моется) и смотрит прямо на меня. Ну, я замедлился немного и стою – смотрю на нее, слегка так подофигев от неожиданности. Она молча разворачивается и идет обратно в предбанник, а через минуту выходит оттуда голая и с причиндалами для душа. Вот тут я вообще охренел!! Стал и смотрю на нее (а фигурка у нее – что надо!). Она остановилась, присмотрелась, ойкнула и убежала. А я, ну что, я?! Постоял, поржал, а потом думаю: ладно все, что ниже пояса она могла не рассмотреть, все-таки неудобно как-то пялиться, ладно грудь у девчонок бывает маленькой, а прически короткие, но как она мое здоровое волосатое пузо могла с женским перепутать, когда первый раз заглядывала?!!

Халат Серый увез обратно домой.

Порой в санитарные дни ходили в душ группами и по нескольку человек сидели в очереди, а когда очередь наступала – заходили по одному, а открывали очередным товарищам по условленному стуку. А я как-то, будучи в мечтательном настроении, подошел к двери душа (очереди перед ней не было) и стал что-то там настукивать, не торопясь открывать, и, как оказалось, отгадал условный стук. Поскольку, судя по выражению лиц и форме одежды девушек (точнее отсутствии оной) понял, что дверь открывали вовсе не мне. Спустя примерно полчаса девушки вышли из душа и половина из них, потом еще год краснела при виде меня. А зря; лиц-то я толком и не запоооомнил…

Была ситуация, когда оба душа, уже не помню по какой причине, не работали. Тогда что-то наподобие душевой администрация общежития соорудила из умывалки. Но заменить дверь не озаботилась, а между дверью и коробкой в умывалке была очень приличная щель. И в общаге чуть ли не признаком хорошего тона стало, проходя мимо, осведомиться, кто ж это там сейчас плещется?!

Девушки в такой душ ходили по две: одна – моется, одна караулит щель (согласен, очень двусмысленна получилась фраза, ну и пускай такой и остается). Жила в общаге басовитая девушка, так ее каждый второй обнаженной видел (второй пункт списка правил принятия душа в санитарный день). Наверное, она просто была не против (скорее всего она и в умывальню одна ходила).

Третий шок заставил себя ждать очень недолго. Перед самым отъездом родителей к нам подошли ребята с этажа и, узнав, что родители с минуты на минуту уезжают, сказали просто и ясно: «Ну, пацаны, держитесь!».

Вечером в дверь настойчиво и бесцеремонно постучали. Это была делегация от этажа, уважаемые члены которой пояснили, что с этажом нужно знакомиться, и расходы по данному мероприятию ложатся на въезжающих. В расходы входит покупка водки и запивки; закуску с собой приносят старожилы. Такая традиция действительно существовала и мы сами потом рассказывали о ней новичкам, но после знакомства оставляли их в покое. В тот же вечер нас всех четверых (в комнату нас заселилось четверо, по количеству коек в оной) научили правильно пить водку. Тепличный период нашей жизни знаково подходил к концу. Потом начались банальные «душевные разводы», состояли они в том, чтобы мы за свои деньги покупали старшим товарищам горькую, а они милостливо допускали нас в свою компанию, наставительно учили жизни, правилам, обычаям, традициям и тостам (куда без них?!). Причем обставлялось это как-то даже красиво, высокопарно, чуть ли не со здравницами… Потом добрые люди объяснили нам всю суть «развода» и его принципы. Подсказали выход; он был прост: вас разводят, вы отказываетесь, вас бьют (вы, если можете, отбиваетесь, это даже поощряется) и оставляют в покое. Урок был нами усвоен. Подраться, правда, не пришлось, поскольку у нас на этаже как-то очень вовремя нашлось сразу два земляка, оказавших безвозмездную протекцию непокорной комнате.

Первый год прошел за учебой, знакомством с городом, осознанием своего возраста и наполовину независимого положения.

На самом деле, думаю, это был самый насыщенный год в моей жизни. Сама жизнь стала абсолютно иной. Появилось ощущение свободы. Весь огромный новый непознанный мир лежал тогда у моих ног. Не уверен, что я тогда это четко осознавал, но чувствовал я это всей душой!

Новички в общаге быстро сбиваются в стайки: так проще учиться, обороняться, развлекаться и т.д. Находят товарищей по интересам. Одним из первых сплачивающих факторов стала инженерная графика (или начертательная геометрия): проекции, эпюры Монжа – все это оказалось несколько сложным и быстро поддавалось только коллективному уразумению. Первокурсники ходили по знакомым комнатам и искали обладателей такого же варианта, как и у них. Во время таких рейдов и завязывались первые знакомства. Я, например, выяснил, что есть такая мужская комната, в которой за кухонным столом в любой момент можно было сесть и выполнять чертежи – так на нем было чисто, а уж об остальных местах комнате и говорить было нечего. Для такого эффекта достаточно было одного очень чистоплотного парня и соседей, хоть немного отличающихся поведением от свиней. Лично мне первые недели было очень нелегко общаться с соседями (друг друга мы называли сокамерниками), поскольку они между собой разговаривали исключительно на тему компьютерного железа и всего, что с ним связано. Я тогда этим совсем не интересовался и даже несколько раз взывал к товарищам, говоря, что нельзя так ограничивать свой круг интересов и предлагая иные темы для разговоров. Как – то: спорт, книги, девушки, погода, наконец! Но тщетно. К счастью, круг знакомых медленно, но верно расширялся, появились друзья и хорошие знакомые. Именно с хорошими знакомыми догадливые ребята заселялись на следующий год в одну комнату. Комендант общежития был не против подобных переездов по интересам, даже если так в одну комнату набивались сразу четверо гулен и дебоширов: они не мешали друг другу учиться (поскольку толком не учились). Если на этаже вдруг происходило ЧП, сразу было ясно какая комната к нему причастна и куда ломиться и т.д. На вахте даже лежал специальный календарик, где кружочками были обведены дни рождения студентов, составляющих «черный список» коменданта. Чья бы очередь дежурить не выпадала на такой кружок, все вахтеры очень печалились. И при встрече с надеждой в голосе уточняли у героя дня (всех таких товарищей знали и в лицо и по именам и по номеру комнаты), бегающего в магазин и обратно, точно ли в общежитии планируется отмечать наступившее событие. Вахтеры не зря беспокоились: не раз и не два подобные мероприятия заканчивались приездом либо милицейского наряда, либо кареты скорой помощи, либо к обеду следующего дня.

Правда и за комендантом водились грешки. Я еще не говорил, что она была женщиной? Если говорил, то повторюсь. Она могла, не стучась, зайти в комнату просто так: проверить на месте ли стены. Это доставляло определенный дискомфорт и нарушало неписанные правила: не стучась, в общажную комнату имели право входить только ее жители и друзья комнаты (не какого-нибудь жителя в отдельности, а именно всех ее обитателей) обычного студента, вошедшего без стука, легко могли выкинуть обратно в коридор, а если плохое настроение, то и спустить на этаж ниже. Все-таки общежитие – это своеобразное общество внутри общества. Стук в дверь был ритуалом, никто никогда не ждал после него ответа с разрешением войти, все просто входили, но этот ритуал был нерушим, а она этого не хотела осознавать. Правда, в нашу комнату она лишний раз не заходила после вот какой истории: суббота, утро – комната спит с незапертой дверью, ибо, от кого? (дело было курсе на втором-третьем). Заходит она внутрь комнаты и стучит костяшками пальцев в стену шкафа. Я под утро сплю чутко, просыпаюсь, встаю с кровати и, со сна мало что осознавая, иду к ней, узнать что случилось, мало ли: вдруг, пожилой женщине нужна какая помощь? Она как-то странно смотрит на меня, спрашивает все ли в комнате в порядке и, получив утвердительный ответ, практически выбегает в коридор, так, кстати, и не увидев, нелегально ночующего у нас гостя. Проходит несколько секунд, и я вдруг понимаю причину ее стремительного ухода: у меня на лицо оказался утренний мужской дискомфорт во всей своей красе, кою нижнее белье не особо то и маскировало, а даже отчасти выгодно обтягивало…