Полная версия
Опрокинутый город
Если я бегу влево, Мария перемещается вправо; если бегу вправо, Мария перемещается влево.
В конце концов, я уже утратил робость и страх – свободно бегаю то туда, то сюда… но конечно, не захожу на их участок. И женщина уже давно в тех частях, где раньше никогда ее не замечал. В какой-то момент я вижу ее и внутри дома, через окно – раньше так хотел там увидеть! Нет, сейчас важнее…
Рука Марии. Она всегда прячется от моего зрения, прячется.
Да, Мария уже не ходит туда-сюда непрестанно, а Вера куда-то растворилась.
Листья облепих такие паутинно-, пресно-зеленые. Над верхушками розово-синее небо с прозрачными, невесомыми облаками.
Если рука Марии за наслоением листьев… я чуть-чуть отклоняю голову… но кажется, листья сами поворачиваются как створки – и снова заслоняют.
Я бегу на самый угол участка… ага, Мария уже в доме, ее тень за легкой занавеской, а тень руки за какой-то другой тенью… маленький белый промежуток между – как разрез ножницами.
Если я подбегаю и вытягиваюсь в струнку выше ветки облепихи… а Мария как-то наоборот чуть понизилась, и ее рука заслонена старой бочкой.
Я подбегаю к другой облепихе, вытягиваюсь в струнку, смотрю. Подбегаю к третьей, клоню голову вправо, смотрю. Снова ко второй, наклоняюсь влево…»
…на этом конец. Дальше в тетради пустые страницы… я начинаю лихорадочно перелистывать, еще раз, еще – руки дрожат неимоверно. Да, ничего больше нет.
Я плохо соображаю от нервов.
«Ребенок, ребенок… может, подросток лет пятнадцати… мог бы такое написать?» – подбирается мысль – сквозь ледяное волнение. Вроде как что-то подбирается – ничего не соображаю – объяснение, объяснение… «Кто бы мог это… чья это тетрадь…»
Но ни капли не понятно, откуда она вообще взялась. «В моем, в моем доме!.. Кто мог придумать такое – эти сестры… Нет-нет, конечно, все это выдумка – как иначе может быть! Это писал нездоровый человек, нездоровый…»
– Леш, ты наверху? Ты на второй этаж залез? Что ты там делаешь? – слышу голос матери снизу.
Глава 7
– Да, я здесь, – отвечаю.
Инстинктивно, лихорадочно прячу тетрадь под журналы. Но мать не идет наверх, а разговаривает со мной, стоя у лестницы.
– Ты там давно? Ты чего забрался-то туда?
– Я-я… да просто, ну… захотелось на поселок на весь посмотреть.
– Игорь приехал!
– Чего?!
– Да, да, вот такие дела. Игорь приехал – твой брат двоюродный.
– Я понял! И где он?
– Возле дома – ты ж слышал, как машина подъехала?
– Нет… не слышал…
– Короче, давай, быстрей его встречать спускайся.
Я сбегаю вниз, спешу на дорогу… и правда Игорь! Вот это сюрприз – его машина стоит, и он суетится возле, хлопает дверьми.
Он сюда уже года три не приезжал.
– Игорь! – окликаю.
– Лешка! – он улыбается мне, поворачиваясь в закатных лучах, которые косят из-за крыши дома напротив.
(И когда я был наверху, там тоже уже все прошивали закатные лучи, вдоль всех балок и брусьев – вот сколько часов я просидел с этой странной необыкновенной тетрадью!)
– Ты чего, совсем не удивлен мне?
– Удивлен, но…
– У тебя просто вид какой-то… взъерошенный – ха-ха.
– Серьезно?
– Ну да. И даже напуганный. Что это, как раз из-за меня?
– Да нет, я просто…
Я делаю шаг вперед, протягиваю руку…
– Нет-нет, слушай, у меня руки перепачканы. Видал, какие?..
Он показывает – да, они все в масле, черные. И кажутся еще чернее на закате.
– И главное, что не вливал. Это я так случайно к канистре прикоснулся, представляешь? Сейчас. Я на участок схожу, руки вымою… умывальник-то на обычном месте висит?
– Ну да.
– Я сейчас руки только помою – а ты можешь начать вещи таскать?
– Я…
– Ну или меня подожди – вместе будем… слушай, ничего не случилось?
– Э-э… нет.
– У тебя лицо какое-то странное, ей-богу. Бледное.
– У меня?.. Нет-нет, все в порядке…
– Ну ладно, расскажешь потом.
Он уходит мыть руки, а я остаюсь возле машины…
Таскать вещи?..
Глава 8
…Вместо этого я принимаюсь усиленно ходить туда-сюда возле машины. «Что это за тетрадь, откуда? Кто это написал?.. Это про ребенка – нет, исключено, что ребенок мог написать такое! Да-да, это про ребенка – велосипед, стрекоза, детские игры…» – словно вертится-тараторится в моей голове, твердятся аргументы того, что и так понятно. «Откуда взялась тетрадь?.. Этот почерк чужой, чужой, инородный…» – расхаживаю вдоль машины – я совершенно потерян сознанием для чего-то другого, потерян; ничего не замечаю вокруг себя. «В моем доме…» В нашем доме ведь никто никогда не жил, кроме нас. А тетрадь оказалась между журналами – но это материны журналы! Старые – сколько журналов она выписывала лет тридцать назад. «Эта тетрадь не материна – она не может быть ее! Сестры… те самые сестры, о которых она рассказывала вчера? Это совершенно непостижимо!»
Все внутри на несколько секунд затаивается – от страха и щекотного трепета.
А потом начинает твердиться, как забивать разум: «Мария и Вера высокие, как спички, прямоспинные, они ходят и ходят, без остановки, без остановки. Если Мария – на середине тропинки между первой и второй картофельной грядкой, Вера – в начале тропинки между третьей и четвертой. Если Вера – в конце тропинки между второй и третьей…
Стрекоза! Я ее спас, слипшиеся крылья почти поломанные – вот она взметнулась и опять летает – как восстановилась – и я нахожу тетрадь! А в записях начинается с того что ребенок наезжает на стрекозу велосипедом она больна – то есть это как начало к тому что она снова разрушается. Потом разламывается крыло – и вот Мария уже без руки… это как бы избавиться от страха, испуга! Но все равно же стрекоза остается – всегда, всегда…»
Эта цепочка плетется сквозь мозг и повторяется, повторяется: «Стрекоза, я ее спас слипшиеся крылья почти поломанные…» – мысленная, словно выстраивается в сознании инерционной, инертной тканью… и страх, недоумение и крайняя тревога, о которой я не могу говорить.
– Лешк! – окликает меня Игорь. – Ты чего расхаживаешь-то, я не пойму?
Глава 9
– Э-э… что?
– Я говорю, ты чего расхаживаешь?
– Ты же сам сказал, что я могу тебя подождать, и будем вместе таскать, – произношу быстро, но потерянно.
– Ну хорошо, давай теперь таскать вещи.
А потом мы садимся ужинать. Я сижу с Игорем и матерью, а внутри так и перемалываются внутри как жернова, перемалываются – но я совершенно не подаю виду. Что я могу делать – только сидеть и разговаривать; либо их слушать.
Рассказать о тетради? Поначалу у меня странное чувство, что даже если б я и хотел, не могу вставить это в разговор, втиснуть…
– …Я, кстати, много еды привез, – говорит Игорь. – Но только шашлыка не взял – представляете, тетя Тань, вообще не было. Он куда-то как испарился. Я собирался здесь купить, поблизости – нема… представляешь? – и ко мне поворачивается. – Не знаю, чего теперь можно на костре-то пожарить. Но я сарделек, в принципе, купил. Удивлены, что я приехал, да?
– Очень удивлены! Ничего не случилось?
– Нет, абсолютно ничего. Ну… я даже не могу сказать, почему приехал. Я это в последний момент решил. Сначала хотел к бабушке как всегда, но потом что-то сверкнуло… дай, думаю, сюда.
– Ты же никогда не приезжал так, – говорю я.
– Без предупреждения? Ну да. Какой-то порыв непонятный – сорвался, приехал. Сам смеюсь.
После этого мать уходит. Мы остаемся с ним одни.
– Но вообще ты мастак на внезапные решения, – улыбаюсь. – И их воплощение.
– Это ты еще по нашему детству помнишь? – Игорь тоже улыбается; гораздо сильнее моего.
– Не знаю.
– Ну да, мне, кстати, тоже не приходит на ум какого-то конкретного эпизода с тех времен, но… слушай, я вижу, я тут действительно некстати, – отрываясь от тарелки, принимается слегка вертеть головой.
– Нет-нет, что ты…
– Я говорю, даже не могу объяснить, почему… Но мне здесь хорошо. Очень! И этот свежий воздух, просто дубовый – я его сразу вспомнил. Вообщ-ще воздух такой… просто шик!
Пауза.
– Слушай, а вы же второй этаж так и не достроили, да?
– Нет, – отвечаю.
– И там все так и завалено?
– Да.
– Ну вы как, собираетесь его делать или?..
– Да мы уже двадцать лет собираемся… и все стоит на месте.
– Да, да, я понимаю.
Он доедает, потом мы пьем чай, и он предлагает выйти на улицу.
– Как же классно – вот сейчас прогуляемся по воздуху. Воздух здесь просто вообще… так опьяняет! – начинает мотать головой – с вытаращенными глазами; прямо как в умопомрачении.
Глава 10
Мы выходим… и снова оглушает этот объемный стрекот цикад, взбудораженный, в сумерках. Но сегодня, когда Игорь со мной… я только сейчас понимаю, что стрекот был все время, и когда мы ужинали в доме – но я не осознавал его; не обращал внимания.
В отличие от вчерашнего, когда мы разговаривали с матерью лежа на кроватях… я слышал стрекот и в доме.
«Эти сестры… мать рассказывала о дочерях Альбины и после этого я нашел тетрадь наверху – что это значит?! Эти вещи связаны, связаны…» – плетется-сквозит цепочка, инерционная – «Сергей!.. Он живет теперь в доме Альбины но не имеет к ней никакого… Сегодня когда я стоял у речки – Представляешь, он на нее колесом наехал, прикинь? Николька мой сын и приносит домой – а она еще живая ее ведь очень сложно поймать! Ну и потом он тоже такой радостный ходил, ходил туда-сюда по участку прям без остановки… А в тетради – сегодня мне удалось поймать стрекозу, я наехал на нее колесом велика… стрекозу очень сложно поймать.
Николька… мальчик. И в рукописи тоже мальчик! Это совершенно невероятно – как такое может быть?!»
Мы с Игорем, тем временем, выходим на дорогу…
– Слушай… А ты же наверху был, когда я приехал?
Я смотрю на него. Но он не заметил, как я вскинул голову, прогуливается, шуршит гравием.
– Ну да. Откуда ты узнал?
– Тетя Таня сказала.
– Серьезно?
– Да. Слушай… – он останавливается и глядит на меня, улыбаясь и кивая почти с детским азартом. – А чё, чё ты там делал, расскажи…
– Ничего не делал. Просто.
– Да ладно, не может быть такого. Небось, решил чё-нить полазить, да?
– Да-а-а… нет, просто хотел на поселок посмотреть. Сверху. Он такой охватный.
– Да ладно, это ты утаиваешь. Чё ты там делал?.. Ну не хочешь, не говори. Я просто сразу вспомнил, как мы любили где-нибудь лазить, выискивать, когда детьми были… да я понимаю, разумеется, ты не за этим туда полез. Но просто… я как приехал – меня распирает чё-нить этакое сделать-придумать.
– Поня-я-ятно. Но там… что у нас наверху делать, сам посуди.
– Ну да, наверное, ты прав. Слушай, тебе не холодно?
– Э-э… нет.
– Мне да – я лучше в дом схожу, куртку накину… Я вернусь щас. Тебе точно не принести куртку?..
Он уходит…
опять начинают крутиться мысли: «…мать рассказала о дочерях Альбины, а в рукописи – просто сестры и я сам тотчас подумал о сестрах после ее рассказа. Если в рукописи описаны дочери Альбины… нет, это не так. Там ведь сказано, сказано! – у сестер нет никаких ближайших родственников! – сказано, и их участок не возле леса, как Альбинин!.. Сергеев… Но в любом случае: кто автор записей и почему тетрадь в моем доме? – я не писал это никогда. Может Игорь? – нет не его почерк».
Я стою и чувствую, будто что-то не смыкается, расходится в голове; как две оконечности, не смыкаются, по нескольку раз – страх, страх. И он, в то же время, как какой-то инородный, будто и не связан с моей находкой кто-то влил мне паралитическую жидкость извне.
«А может это Сергей написал?.. Не может быть – он здесь два года, рукописи лет пятнадцать…» – как звенья разъединились.
«…Я спас стрекозу слипшиеся крылья почти поломанные – вот она взметнулась и опять летает как восстановилась – волна пошла мыслей пошла как энергия я нахожу тетрадь! А в записях ребенок наезжает на стрекозу велосипедом она больна – то есть это как начало к тому что она снова разрушается. Потом разламывается крыло – Мария без руки… и вот они бегают бегают, она прячется прячется – но все равно же стрекоза остается – всегда, всегда…
…Я спас стрекозу – тетрадь появилась. Это как забраться на некий пик!.. А в тетради опять скатывание, опять начало разрушения стреко…
Буф-ш – резкий толчок! – в землистую воду – ш-ш-ш-хл-л-л… кого-то толкают в воду – мощный нечеловеческий толчок, страшная сила…
Стрекоза помогла мне увидеть, сегодня на речке – это тоже имеет отношение к тетради?»
И тут как током пронзает – «Вера! Это Вера толкает мальчика… Она куда-то притаилась пока он преследовал Марию…
Я бегаю, бегаю по проездной дороге, бегу на свой участок приседаю, смотрю – но рука всегда заслонена – если подбегаю к ящику с доломитом рука Марии за углом сарая…
Буфш-ш!! – двое борются в грязной жиже меж страшных, размякших комьев земли-и-и-и-и!!
Нет, не может такого быть! Там этого не было, там…»
поэтому рукопись и обрывается.
«…Я весь затрепетал вчера внутри когда мать сказала о дочерях – так все и пылало сестры! – А сегодня нахожу тетрадь».
Но и сейчас я не могу вспомнить Альбининых дочерей.
Были, были, ты просто забыл, – сказала мать Нет и теперь ощущение, как вчера… что она ошиблась, я никогда их не видел!
Рукопись. У меня в доме.
«Я что-то забыл?.. – это болезненное провисание в мозгу как амнезия – я-я-я-я… – Быть может я был этим мальчиком – откуда взялись записи? Я что-то забыл? – страх. Что все, что написано в тетради… но я просто забыл это? Нет, это невозможно, это нелепо просто…»
Игорь возвращается.
Спрашивает:
– Слушай… а ты помнишь же, да, что я на телевидении работаю?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.