Вампиры ночи

Ищу выход, как вдруг из ниоткуда передо мной появляется женщина, и мне приходится резко остановиться.

– Ты. – Такая красивая. Я бы и не подумала, что она танцовщица, если бы не ее изящные пальцы, удерживающие айпад. Она протягивает мне бланк, где все написано по-русски.

– Иди в девятую комнату и начинай танцевать. Мы будем наблюдать через окно. Если тебя выберут, заполни.

Киваю ей в ответ и изо всех сил стараюсь выглядеть так, будто мне совсем не страшно. Я не просто буду танцевать, меня будут оценивать. Просто замечательно.

Комната находится в конце коридора, и предполагаю, что именно там проводятся приватные танцы. По-моему, их еще называют комнатами с шампанским, но, возможно, в России это комнаты с водкой.

Делаю глубокий вдох и начинаю снимать пальто.

«Ты сама по себе», – думаю я, натягивая лямки своего нелепого наряда. Не ожидала, что мне действительно придется в нем танцевать. Всю дорогу по пути сюда этот толстый ремень больно терся о мою розочку.

«Просто вспомни уроки танцев, которые ты посещала», – говорю я себе. – «Это как езда на велосипеде. Пробуди в себе Дженнифер Лопес».

Пять лет назад, на мое восемнадцатилетие, Майкела купила мне урок танцев с шестом. Тогда это было модно – работать над координацией движений и качать мышцы. Однако гораздо легче подтянуться на металлическом шесте в спортивных штанах, чем в трико из тугих ремней, впивающихся в твое тело.

Поднимаюсь на крошечную сцену, пошатываясь на своих дурацких шпильках. Над каждым шестом висят зеркала, но я стараюсь не смотреть на себя. Я не такая худая, как другие девушки, и грудь у меня настоящая, из-за чего она сильно подскакивает. Но если я смогу как-то удержаться на каблуках и в то же время выглядеть сексуально, не упав на задницу, то, возможно, все у меня получится.

Шест практически ледяной. И вся комната тоже. Я дышу на руки и тру их друг о друга, чтобы согреться, но это не помогает. Несмотря на холод, мои ладони мокрые от пота. Очень сексуально. Пытаясь сделать простой пируэт, я соскальзываю.

Повторяю снова и на этот раз, раскачиваясь и извиваясь, умудряюсь перевернуться вверх ногами. Неплохо. Не зря ходила на занятия. Покачиваюсь вокруг шеста, опускаюсь и медленно поднимаюсь, при этом стараясь ни о чем не думать.

Пробуди в себе Дженнифер Лопес, Саския! Пробуди в себе Дженнифер Лоуренс, Дженнифер Гарнер, Дженнифер Лав Хьюитт. Боже, да любая Дженнифер сойдет, только перестань выглядеть, как чертова гусеница, которая пытается сломать ветку, на которой сидит.

Делаю еще один пируэт, поскольку до сих пор это движение у меня получается более-менее прилично.

– Еще раз! – рявкает кто-то из угла комнаты.

Мне тяжело дышать, и, не удержавшись, я падаю на пол. Розовый парик соскользнул на глаза. Не слышала, чтобы кто-то входил в комнату. Кто бы это ни был, он говорил по-английски, но с сильным гортанным акцентом. Откуда ему известно, что я говорю по-английски? Поправив парик, вскакиваю на ноги и повторяю пируэт. Мужчина выходит из тени, садится на красный бархатный диван, окружающий мини-сцену, и тихо посмеивается.

Знакомое лицо. Лукка. Младший из братьев Волковых.

Стоит признать, это оказалось просто. Думала, мне придется искать его, но вот он здесь, прямо напротив меня. Стоит быть осторожнее в своих желаниях, потому что порой ведьминские боги могут вручить вам желаемое в самый неожиданный момент. В этом случае, во время стриптиза.

Поднявшись на ноги, прислоняюсь к шесту, закидываю руки за голову и стараюсь держаться непринужденно. Хотя мысленно все еще кричу: «ПРОБУДИ В СЕБЕ ДЖЕННИФЕР».

– Продолжай, – настаивает он.

Медленно двигаю бедрами из стороны в сторону, пытаясь выиграть время, чтобы как следует его рассмотреть. Я еще не готова. Мне казалось, что у меня будет чуть больше времени, прежде чем я столкнусь с главарями.

Вблизи Лукка совсем не такой, каким я его представляла. На фотографиях в «Кровавой хронике» он больше напоминал клоуна, глуповатого младшего брата Константина. Старший, по всей видимости, настоящий мозг этой организации. Однако Лукка не клоун, он скорее Джокер. Безрассудный, но от этого его безрассудства становится страшновато.

Ужасающая шутка.

Наблюдаю за ним, пока он разглядывает меня. Лукка не может стоять спокойно, его губы подрагивают в полуулыбке, а затем на лице снова появляется кровожадное выражение и поблескивают металлические зубы. Разрисованные кончики его пальцев все время двигаются, как будто ищут что-то, за что можно ухватиться. На нем хоккейная рубашка и спортивные штаны, а на плечах, как рюкзак, болтается пустая кобура от пистолета.

Какого дьявола?

Его пальцы испещрены татуировками, похожими на детские каракули, а руки покрыты ими до самой шеи. Татуировки есть даже на левом глазу и на висках.

Белокурые волосы выбриты по бокам и взъерошены наверху. Кроме того, на нем солнцезащитные очки, хотя уже почти полночь, и мы в помещении.

Неожиданно Лукка перестал улыбаться и замер.

– Продолжай танцевать, – приказывает мне.

Пристально наблюдая за мной, он снимает очки, и я задыхаюсь. Его глаза белые, целиком белые, если не считать двух малюсеньких точечек, похожих на брызги крови на гостиничной простыне.

Во рту пересохло, мне трудно глотать, но я не должна выглядеть напуганной. Ведь ничто так не возбуждает Вампира, как страх. Если мне не проникнуть в клуб тайком, тогда мне нужно заполучить эту работу. Нужно сделать Лукку своим новым боссом, если я собираюсь успешно завершить расследование и убраться из этой проклятой страны до конца зимы.

Аккуратно улыбаюсь ему и, как мне кажется, кокетливо киваю головой. Обхватив руками ледяной шест, я разворачиваюсь и перекидываю ноги через голову, оказываюсь внизу, так что мой нос находится в нескольких сантиметрах от пола.

– Хорошо, – произносит Лукка.

Никакой улыбки. Он достает из кармана темную бутылку и делает глоток.

Кто, черт возьми, носит в своих карманах бутылки?

Лукка вытирает слабую красную струйку с полных губ, и я насчитываю по меньшей мере семь золотых колец на его пальцах. Интересно, как далеко простираются его татуировки?

– Имя.

Я пытаюсь вспомнить свои фальшивые данные и легенду.

– Брен… Брэнди. Зовите меня Брэнди.

Я не могу использовать имя Бренда. Для стриптизерши оно совершенно не подходит.

– Ты американка, – говорит он утвердительно.

– Да, как вы узнали? Из-за акцента?

– Обувь.

Я все еще стою вверх ногами и пытаюсь сохранить положение, но перед глазами все начинает расплываться. Довольно сложно вращаться вокруг шеста, но еще труднее, когда нет музыки и Вампир наблюдает за тобой, как за жареным цыпленком в витрине шашлычной. Что не так с моей обувью? Встав на ноги, смотрю на него и пытаюсь запомнить каждую деталь – от лица и тела до одежды и нервных тиков.

– Я беру в «Черный кролик» только лучших танцовщиц, а ты… – Он касается кончиком языка левого резца. – Ты не умеешь танцевать.

Звона нет, он не притворяется. Я облажалась, но молчу. Знаю по собственному опыту, что чем меньше говоришь, тем меньше плохого с тобой происходит.

Выпрямившись, он подходит ближе, а затем наклоняется вперед, уперевшись локтями на сцену.

– Откуда ты? – произносит Лукка на ломаном английском.

– Из Нью-Йорка.

– Почему Москва? Нравится холод? – Он говорит это, глядя мне на грудь.

От мороза в комнате соски затвердели, но от его белоснежных, пристально смотрящих глаз они становятся еще тверже. Странный мраморно-белый взгляд Лукки встречается с моим и замирает, будто ему известно, о чем я думаю.

– Сядь, – произносит он тихо. – Давай поговорим.

Опускаюсь на зеркальный пол и сажусь по-лягушачьи, чуть придвигаясь к нему. Мое лицо оказывается напротив его. Может, я и не умею танцевать, но есть другие вещи, которые мне подвластны, чтобы привлечь на свою сторону таких парней, как он.

– Я в бегах, – говорю шепотом, заставляя его приблизиться ко мне. – Намного легче быть тем, кем действительно хочешь, только если ты далеко от дома.

Все это часть моего представления, но после с содроганием осознаю, что так оно и есть. Я думаю о своей маме, которая всегда донимает меня, Джексоне, давшем мне этот последний шанс, и о моей сестре, по которой скучаю, как по отрубленной конечности, и понимаю, что бегство – это именно то, чем я занимаюсь в «Хронике». Мне нравится «Кровавая хроника», мне нравится анонимность и постоянные путешествия. Потому что мне нравится забывать. И сегодня, сегодня вечером в Москве я стану танцовщицей с именем Брэнди, а у Брэнди нет печальной предыстории. У нее просто есть то, что нужно расследовать. И белоглазая мишень.

Он облизывает уголок губ, и от страха дрожь пробегает по моей груди, мимо кружева на животе и прямо вниз, туда, где ремень впивается в меня.

– Кем ты хочешь быть, Брэнди? – спрашивает он, проводя пальцем вдоль моего лба и убирая прядь неоново-розовых волос. Так близко, что я чувствую его дыхание на моей щеке. Запах шампанского и крови.

– Просто хочу повеселиться, – отвечаю ему. Именно таким он мне и кажется, тем, кто любит повеселиться. И я права, потому что в ответ он одаривает меня своей ухмылкой, от которой по позвоночнику пробегает приятный холодок.

Я наклоняюсь ближе, а затем быстро, как не смог бы человек, Лукка касается моего лица одной рукой, зажимает мой подбородок между большим и указательным пальцами и смотрит.

В нормальной ситуации я бы, конечно, отстранилась, но мне нужно знать, что будет дальше. Надо завоевать его доверие. Медленно проводя пальцем по моей шее, он приближается ко мне. Его губы выглядят мягкими, и, возможно, все было бы не так ужасно, если бы я…

Вскрикиваю, ощутив боль от раны на шее, и дергаюсь от укуса. Его белые как кость глаза впиваются в мои, пока он касается царапины и убирает окровавленный палец. Медленно, словно призывая ему помешать, Лукка подносит его ко рту и слизывает каплю моей крови, будто пробует хорошее виски. Через мгновение он сплевывает и морщится от отвращения.

– Ну, привет, Ведьмочка, – нежно произносит Лукка.

Проклятье, он меня раскусил! Хуже некуда.

Пытаюсь отползти назад, но он хватает меня за лодыжки и тянет на себя, так что мои ноги теперь свисают со сцены.

Лукка улыбается, его клыки сверкают в тусклом свете комнаты. Затем он снимает с меня парик и отбрасывает в сторону.

Я изо всех сил пытаюсь дышать равномерно. Так ли это важно, что он знает обо мне? Скорее всего, ему неизвестно, что я репортер. Но другое дело – Ведьмы. Он действительно может их ненавидеть.

– Что ты делаешь в «Черном кролике», Брэнди? – Голос каменный, а лицо неподвижно.

Не отвечаю, и он с силой встряхивает меня.

– Кто прислал тебя?

Начинаю импровизировать.

– Ты, Лукка. Мне хотелось встретиться с тобой. Я много слышала о тебе.

Целюсь прямо в его тщеславие. Если не сработает, то придется достать нож из пальто и целиться во что-нибудь другое. Он тянет за один из моих ремней, а затем резко отпускает.

– Очень лестно. Что ты умеешь?

– О чем ты?

Лицо Лукки в сантиметре передо мной, холод его золотых цепей ощущается на моей груди. Я смутно осознаю, что он стоит между моих ног.

– Не прикидывайся тупой американкой. Какой у тебя Ведьмовской дар? – шепчет он мне на ухо.

– Я Верити. Распознаю ложь.

Лукка делает шаг назад, а я поднимаюсь следом, чувствуя некоторое облегчение.

– И это все? – спрашивает он.

Несмотря на то, что в комнате холодно, мои щеки горят от того же унижения, которое преследовало меня всю жизнь. Саския, дочь одной из самых могущественных Ведьм в мире, но все, что она может сделать, это распознать ложь. Как убого.

Кажется, он начинает терять ко мне интерес, а этого я допустить не могу.

– Еще умею разговаривать на многих языках, в том числе на русском, – добавляю неуверенным тоном.

– Мы идем к моему брату, – говорит он, поднимая бутылку, в которой, как я теперь уверена, кровь какого-то бедняги.

– За здоровье, – восклицает он по-русски, желая мне крепкого здоровья, прежде чем сделать еще один глоток. – Костя, возможно, заинтересуется твоими услугами.

Константин?

– Услугами танцовщицы? – Мой голос запинается.

Лукка задирает голову к потолку и смеется, долго и громко.

– Ладно! Поняла, – вскрикиваю я.

– Прости, Ведьмочка, но танцуешь ты дерьмово. Как старая пьяная бабуля в движущемся автобусе.

Он хохочет. Его призрачно-белый взгляд определенно кажется сумасшедшим, в хорошем смысле. Мгновение спустя его лицо становится серьезным, и Лукка рассматривает меня, наклонив голову.

– Но Костику ты такой не понравишься. Нет, Костя любит все прекрасное и совершенное. Твой парик дешевка, – Лукка поднимает его со сцены и бросает за спину. Затем он дергает еще один из моих ремней. – И одеяние тоже.

Я закатываю глаза.

– Зато не выгляжу как русская версия Ваниллы Айс[10].

А что? Я должна просто сидеть здесь полуголая, пока он оскорбляет мои танцы и одежду?

Лукка снимает с себя одну из своих толстых золотых цепей, надевает ее на меня и, напевая себе под нос «айс айс бэби», начинает закручивать вокруг моей шеи, пока она не образует петлю. Затем нежно притягивает меня к себе и целует в щеку, оставляя след крови, которую только что пил.

Лукка отстраняется и некоторое время просто смотрит на меня.

– Вот. Так-то лучше! – с безумной радостью в голосе произносит он. – Пошли. У меня в машине есть белье получше.

Лукка направляется к двери, и я неохотно следую за ним.

В его машине есть нижнее белье получше?!

Глава пятая

Лукка ведет меня в подвал церкви. Сам клуб я еще не видела, но подвал выглядит современным и светлым. Удивительный контраст интерьеров с ветхим фасадом церкви. Тут есть большая освещенная неоновым светом парковка, полная дорогих автомобилей с тонированными стеклами, а в углу три клетки для заключенных, при виде которых у меня подкашиваются ноги. Пытаюсь убедить себя, что братья, вероятно, поставили их здесь для отловленных извращенцев или пьяных драчунов, но кажется, все не так просто.

Лукка отпирает свою машину, «Ламборджини», такую гладкую и плоскую, что, кажется, влезть в нее практически невозможно. Даже не пытаюсь подавить свой смешок.

– Никогда раньше не видела такой машины, – говорю я, стараясь не засмеяться. Как там говорится, за деньги вкус не купишь?

– Мои машины – моя гордость и радость, – отвечает он. – Я никого к ним не подпускаю.

Строю ему гримасу, но так как Лукке нравится эта тема, он продолжает говорить. А в моей работе главное – поддерживать разговор.

– Я слежу за ними двадцать четыре часа в сутки, – поясняет он. – Новейшие камеры наблюдения для моих драгоценных малышек. Если кто-то хотя бы подышит на них, я получу уведомление на телефон и прикончу нарушителей. Все просто.

Не знаю, смеяться мне или дрожать от страха, поэтому просто подначиваю его.

– Но, Лукка, желтый «Ламбо»? Ты так с толпой слиться пытаешься?

Он ухмыляется, обнажая свои клыки.

– Большой и желтый, – говорит он. – Напоминает мне о солнце, которое я никогда не увижу.

Неожиданная поэтичность слов Лукки застает меня врасплох, и мне больше не хочется его дразнить. Всем известно, что вампиры не могут смотреть на солнце. Они не вспыхивают пламенем и не начинают искриться, как в фильмах, просто очень сильно страдают от его лучей и умирают долгой и мучительной смертью. Для них солнце подобно раку. Оно проникает в их вены и медленно съедает изнутри. Думаю, голливудские Сверхи решили, что рак солнца не будет выглядеть так красиво на экране, как сверкающие подростки.

Я проскальзываю на пассажирское место и прекрасно ощущаю черную кожу своей обнаженной плотью. Белье, больше напоминающее веревки, впивается в мою кожу, и я понимаю, что на внутренней стороне бедер образуются рубцы. В таком наряде и в этой нелепой машине я выгляжу, словно собираюсь сниматься в высокобюджетном порно.

Дверь гаража открывается, и внезапно меня откидывает назад и прижимает к спинке сиденья от бешеной скорости, с которой Лукка ведет машину. Он сворачивает со стоянки и вылетает на обледенелую дорогу.

Через несколько минут мы вливаемся в автомобильный поток. Мчась по шоссе, Лукка петляет, подрезает машины и хохочет, когда водители начинают сигналить.

– Неужели ты думаешь, что тебя не остановят, если будешь так вести машину?

Лукка улыбается.

– У меня нет номеров.

Он резко поворачивает направо, съезжает с дороги и мчится на всей скорости вниз. Мне остается лишь молча попрощаться со всеми, кого я когда-либо любила, и впиться ногтями в боковую дверь, как будто при ударе это поможет не вылететь через лобовое стекло.

Лукка обращает внимание на мои пальцы, бледнеющие на дверце машины, и немного сбрасывает скорость. Светофоры отражаются в его призрачном взгляде, словно рождественские огоньки.

– Ты носишь контактные линзы? – спрашиваю я.

– Нет.

– Тогда почему у тебя глаза такие? Никогда раньше не видела Вампиров с подобным цветов глаз.

– Когда-то, давным-давно, я попросил одну Ведьмочку наложить на меня чары, чтобы мир виделся мне менее ясным.

От удивления у меня открывается рот, но я тут же его закрываю, не произнеся ни звука.

– Зачем было просить о таком?

Он на мгновение задумывается, а затем ускоряет машину, заставляя мое сердце упасть прямо в мои кружевные трусы.

– Как и ты, Ведьмочка, я повидал много правды. Слишком много. – Он улыбается, обнажая свои жемчужно-белые клыки, окаймленные золотом. – Ложь всегда слаще.

Не знаю, поэт ли он или чистой воды дурак. Но звона лжи не было. На самом деле, я не слышала ни единого звона с тех пор, как встретила его, что должно быть своего рода рекордом для любого мужчины – Сверхъестественного или нет.

Машина резко останавливается.

– Мы на месте, – говорит он.

Я смотрю вверх, и у меня перехватывает дыхание. Мы стоим перед изящным зданием. Восемь подсвеченных колонн поддерживают богато украшенную треугольную крышу. Здесь мог бы жить римский император. Должно быть, это знаменитый Большой театр.

Лукка выскакивает из машины, как молния. Я поворачиваюсь и смотрю, как он открывает багажник и достает что-то из него. Затем открывает дверь с моей стороны и бросает мне на колени корсет, кожаную юбку и лисью шубу.

Мы собираемся в театр? Я вздыхаю. Так в его представлении выглядит подходящая одежда?

Практически вывихнув конечности, изо всех сил стараюсь с достоинством надеть одежду поверх нижнего белья. Настоящий подвиг, учитывая, что я сижу на маленьком переднем сиденье «Ламборджини». Если брат Лукки любит, чтобы девушки выглядели стильно, как он сказал, то Константин будет впечатлен этим нарядом не больше, чем моим номером стриптизерши. Лично я бы сейчас убила за хоть какие-нибудь штаны для йоги и джемпер.

Мои туфли на шпильках выстукивают дробь, пока я шагаю следом за Луккой в театр. Когда мы проходим мимо охранников, они кивают, показывая, что знают его. Поднимаемся по ступеням, затянутым красным бархатом, и я обращаю внимание на золотые фрески на сводчатом потолке. Почему мы здесь? Я думала, что еду на встречу с его старшим братом-Вампиром. Конечно, Лукка не считает, что встреча Константина со мной настолько важна, чтобы отменить посещение театра.

Мы идем по длинному позолоченному коридору, удаляясь от главного входа, и останавливаемся у двери. С другой стороны откуда-то издалека доносятся нежные звуки фортепиано. Лукка стучит и, не дожидаясь ответа, бесшумно открывает дверь. Мы в танцевальной студии. Мой нелепый наряд смотрит на меня из множества зеркал, расположенных от пола до потолка. Я краснею.

В дальнем конце гигантского зала двенадцать танцоров занимаются у стойки. Невероятно стройные женщины с длинными шеями и вытянутыми носочками и несколько мужчин. Я не знала, что танцоры репетируют так поздно вечером.

Потом мой взгляд падает на него, и у меня перехватывает дыхание.

Константин – один из танцоров. Он без рубашки, в обтягивающих бежевых леггинсах и балетных туфлях. Даже с такого расстояния видно, как перекатываются мускулы на его широкой спине.

Лукка приобнимает меня за талию и уводит в дальний угол комнаты, где стоит скамейка. Никто не останавливается ради нас. Мы смотрим, как танцоры продолжают растягиваться и танцевать один за другим. На белом, цвета чистой кости пианино играют нежную мелодию. Но оторвать взгляда от Константина я не могу.

Черт меня побери. Вампир, танцующий балет. Подожди, пока я не расскажу об этом ребятам из «Кровавой хроники».

Пришло время для соло Константина. Он выскакивает из группы танцоров, подпрыгивая в воздухе изящно и легко, словно воробей. Видно, как мышцы на его торсе и груди пульсируют, сокращаясь, будто тугие узлы, а он извивается в каких-то немыслимых позах.

Если бы на прошлой неделе мне кто-нибудь сказал, что я буду смотреть балет в исполнении главы русского криминала, я бы рассмеялась. Но в движениях Константина нет ничего смешного. Это невероятно.

Вытянув стопы и пальцы рук, он делает гигантский прыжок и одним разворотом превращается из воробья в крадущегося льва. Грубая сила его тела, мощь, пульсирующая под его кожей, устрашает. Я чувствую, как по мне скользит молочный взгляд Лукки, оценивающий мою реакцию. Он хочет, чтобы я испугалась? Впечатлилась? Или не заинтересовалась?

Мне нужно перестать пялиться. Хочу, но не могу.

Соло Константина завершается, и аплодисменты других танцоров разбивают чары. Он остается невозмутимым и слегка кланяется, отказываясь от похвал. Начиная переговариваться между собой, танцоры хватают свои полотенца и сумки и выходят из студии. Они особо не обращают на нас внимания. Предполагаю, что им знаком Лукка и его девушки, а, может, они знают, что лучше не смотреть в сторону сумасшедшего белоглазого младшего брата.

Теперь в студии мы одни. Только я и скандально известные московские братья-Вампиры.

Лукка поднимается, чтобы поприветствовать Константина, и я неуклюже следую за ним. Стук дешевых каблуков стриптизерши разрывает тишину студии, они издают неприятные звуки на блестящем деревянном полу.

Константин вытирает полотенцем лоб.

– Что ты здесь делаешь, брат? – спрашивает он Лукку, откидывая назад свои мокрые каштановые волосы. Он вежлив и холоден одновременно.

У Константина острые скулы, глаза, как и волосы, шоколадного цвета. Я перевожу взгляд с него на Лукку. Вы бы в жизни не догадались, что они братья.

Лукка указывает рукой на меня.

– Нашел в нашем клубе Ведьмочку. Она пыталась танцевать.

Пыталась танцевать? Как грубо!

Константин впервые обращает на меня внимание, а после поворачивается к брату:

– И ради этого ты прервал мою тренировку? – Было ясно, что этот вопрос риторический.

Рука Лукки ложится на пустую кобуру пистолета, словно одеяло.

– Она может распознавать правду. Я подумал, что она могла бы помочь нам с Варламом узнать о пропавшем грузе.

Танцовщик вновь одаривает меня своим взглядом, но уже более заинтересованным, чем в первый раз. То, как держится Константин, его спокойствие, сила его присутствия заставляют меня помалкивать. Я понимаю, что сказать мне, по сути, нечего.

– Скажу тебе три правды и одну ложь, – говорит мне Константин. – Ты ответишь мне, что есть что.

Согласно ему киваю.

– Я иссушил прима-балерину. Иногда молюсь. Скучаю по маме. Думаю, что Лукка плохо водит машину.

Я тревожно сглатываю.

– Ты не скучаешь по своей матери.

Лукка ощетинился на комментарий о его вождении, но, похоже, не удивился остальному.

Константин выглядит впечатленным.

– Нет, – говорит он. – Совсем не скучаю по этой женщине.

Я молчу и стараюсь не думать об иссушенной приме, о крови на пушистой балетной пачке. Мысль о том, что Константин молится, не менее тревожна. Никогда не слышала, чтобы Вампир молился, но опять же, никогда не слышала о Вампире, танцующем балет. Интересно, сколько еще сюрпризов в нем таится?

– Лукка прав, – произносит Константин. – Возможно, у меня сегодня найдется для тебя небольшая работа.

Спустя полтора часа мы оказываемся в приватной комнате в «Сахалине», одном из самых элитных ресторанов Москвы. Напротив нас сидит, насколько я поняла, грузинский мошенник и его дружки. Руки официанта дрожат, когда он ставит передо мной тарелку с причудливо разложенными на ней крабами. Я не виню его за этот испуг. Со стороны мы выглядим как криминальный сэндвич: я сижу слева от Константина, Лукка справа. Напротив нас человек, которого мне представили как Варлама. На его лице столько шрамов, что оно кажется похожим на портрет кисти Пикассо. Варлама окружают еще менее привлекательные мужчины, представить которых он не удосужился. Выглядят они как воплощение смерти.