Привет из прошлого…

– Угомонишься, нет? Ну всё ты меня достал! – и подняв руку, я сказал капитану, – Товарищ капитан, разрешите обратиться?

– Что тебе Лёвкин? Хочешь всё-таки наизусть рассказать?

– Да нет! Курсант Юдин отвлекает от учебного процесса, своей болтовнёй, сделайте с ним что-нибудь!

Жадин махнув на меня рукой, переключился на Егора:

– Юдин, завтра утром жду тебя у себя в канцелярии с написанным материалом, понял? И чтоб как от зубов все! Если ни сдашь, будешь до конца учебы вечный дежурным по аэродрому!

Егор поднялся, и протяжно так с грустью ответил:

– Е-е-есть товарищ капитан…

Прослушав в таком ключе лекцию, мы снова подались на занятия. Прошло чуть больше недели. Вызубрив всю матчасть и сдав зачет на отлично, нас допустили до самолета.

До обеда мы прибыли на аэродром, где ожидал наш бессменный ротный Жадин в летном комбинезоне, облокотившись о крыло многоцелевого биплана У-2.

Я был счастлив от того, что мне впервые придется сесть за штурвал столь превосходной машины. Сначала меня захлестнула буря эмоций, радостям которой, не было предела, но потом, когда Жадин назвал мою фамилию первой, и выдал комбинезон, всё сменилось некой боязнью, которая скручивала мои кишки и толкала на легкую тошноту. Напялив на себя черный, хлопчатобумажный комбинезон с кожаным шлемом, я полез на крыло самолета, и как всегда без приключений не обошлось. Зацепившись этой униформой за рулевой трос, я грохнулся на место штурмана, и разбил головой компас на приборной панели. Всё ржали как кони, и даже Жадин, утирал слезы от смеха. Высунув голову из штурманского ложа, я смеялся в ответ. Не знаю почему, но меня пробило на такой смех, что остановится я смог только тогда, когда Жадин успокоившись, забрался на место пилота, которое находилось впереди меня. Он попросил меня пристегнуть ремни, и держатся что есть силы. Накинув на себя ремни безопасности, и намертво ухватившись за держатель, я был готов к полету.

Капитан дал команду старшине Чуранову: «Есть контакт! От винта!». Тот, прокрутив пропеллер, сразу же отошел на безопасное расстояние. Наш самолет заревел, выпуская выхлопные прозрачные газы из двигателя наружу. Жадин надел очки на глаза, и махнув рукой вперед, дернул ручку управления. Мы дернулись с места. Пока биплан набирал скорость, меня в этот момент уже начало укачивать, и когда наш небесный тихоход наконец-таки оторвался от земли, я прижался к своим коленям. Набор высоты был не ощутим поначалу, и когда внутри меня все успокоилось, я решил посмотреть, что происходит вокруг. Открыв глаза, я не мог им поверить! Я находился на высоте более трёх тысяч метров, если верить моей полуразбитой приборной доске. Наблюдая за окружающим пейзажем, я начал кричать в голос от радости, что лечу. Капитан Жадин улыбаясь в ответ, громко крикнул: «Держись, летун!» и резко дернув ручку управления от себя и влево, свалил машину в штопор. Такого конечно я не ожидал. Жадин тренировал таким образом мой вестибулярный аппарат, который не выдержал и начал выводить меня из строя. От такой перегрузки, меня начало полоскать во все стороны. Я кричал, молился, звал маму и честно говоря пожалел, что выбрал авиацию. И такая картина происходила вплоть до посадки. Приземлившись на полигоне, я не смог вылезти из машины, и мои ребята, в буквальном смысле вытаскивали за шкирку. Жадин увидев плоды нашего полета у меня в кабине, приказал дежурному наряду отмыть это все, и после чего усаживал по списку следующего. Картина была конечно мало приятной для всех и для меня в том числе. Но к моему великому удивлению, ни я одним таким оказался. Двое парней последовали моему примеру. Егор вообще потерял сознание, когда Жадин резко потянув ручку на себя, повторил легендарную мертвую петлю Нестерова. Таким был наш первый полет. Но это всего лишь начало. Бесславное начало, которое прекратилось спустя полгода. За это время мы усердно тренировали свой вестибулярный аппарат, раскручивая себя на специальных тренажерах, прыгали с больших высот с парашютами. После внутренней победы над собой, мы уже совершали одиночные полеты, отрабатывали слетанность в паре и пикировали над учебными целями практикуя бомбометание. В таком ключе наша учеба проходила целых два года. Все это об учебе в целом. А если плавно переходя к теме моей личной жизни, то тут всё плачевно. За это время, мне так и не удалось завоевать сердце капитана Васильевой, хотя не которые попытки взаимности были, что с моей, что с её стороны. До выпуска оставалось всего несколько дней и за это время, я решился на опрометчивый шаг- подойти к ней и признаться. И это случилось.

Последним майским вечером, я в одиночку прогуливался по территории школы, и наслаждался последними днями своей курсантской жизни. Вот думаю, еще совсем немного и я стану офицером, как хотел когда-то, буду защищать свою родину от врагов, и даже возможно мне удастся дослужится до Земскова, и что мою грудь будут украшать ордена и медали. Закуривая папиросу, я увидел впереди себя идущую в санчасть Юленьку, которая несла стерильные биксы с перевязочным материалом.

– Давайте я вам помогу, товарищ капитан!

Она, посмотрев в мои глаза, положительно кивнула в ответ.

– Ты, когда уезжаешь? – спросила она, прикоснувшись к моим рукам.

– Через пару дней! Вообще я хотел бы тут остаться… с тобой рядом! Я за это время так привык к тебе!

– Знаешь, я кажется тоже… – опустив глаза, произнесла она и тем самым еще крепче сжала мои ладони.

– Прости за прямоту, но ты всё еще его любишь? – тяжело вдохнув, спросил я, но в ответ проследовало молчание.

Прикоснувшись к её щеке и смотря ей в глаза, я ждал от нее ответа, но она предательски молчала. Отпустив руки, и поставив биксы на землю, я снял пилотку, и страстно поцеловал её у губы. Она обхватила мою спину руками и прижавшись к телу ответила взаимностью. Оставив на дороге медицинский материал, мы в обнимку побежали в санчасть. Благо, что майор Нарыжный этого не видел. В тот прекрасный вечер произошло именно то, о чем я мечтал все два года учебы здесь. Закрывшись на все замки в её кабинете, мы провели головокружительную и потрясающую ночь вдвоём. Под утро случилось то самое, что называется «тайное стало явным». Поднявшись с койки, я поцеловал её влажное, окроплённое капельками пота обнаженное тело, вкушая одновременно ее запах, который чередовался лекарствами и душистым мылом. Еще долго я буду носить в себе эти божественные ароматы – ароматы любимой женщины. Укрыв ее одеялом, я вышел на крыльцо покурить. На встречу мне летел Егор, и на его лице было написано, что случилось нечто ужасное. Запыхавшись, он встал напротив меня и сказал:

– Матвей, там тебя срочно майор разыскивает. Он злой какой-то, его там Земсков успокаивает. Грозиться тебя убить!

Бросив папиросу, я нервно спросил:

– Да что случилось-то?

– А то ты не знаешь! Вас застукал Дронов, когда вы целовались, а потом в красках доложил о том, чем вы занимались после!

– Вот сука. Ну всё Егорка, это конец!

– Заложил он тебя конкретно Мотьк. Давай одевайся и к нему на разговор.

– Ладно, сейчас иду! – ответил я. В одних галифе забежал в санчасть и забрав шмотки удалился в штаб.

По дороге к Нарыжному, я с тревогой думал, что буду говорить ему и как буду оправдываться, но потом взяв себя в руки, я решил все-таки высказать ему свои соображения по этому поводу.

Зайдя в штаб, я остановился около его кабинета, и еще не много погодя постучался в дверь.

– Войдите! – злобный голос послышался из-за двери.

– Разрешите войти, товарищ майор? Курсант Лёвкин по вашему распоряжению прибыл!

Мой взгляд сразу упал на его стол, так как под рукой у него лежал разряженный наган, и рядом аккуратно выставлены семь патронов. Его глаза еще больше налились кровью, и он от перенапряжения сломав карандаш, спросил:

– Это правда, курсант?

Дабы не ходить вокруг да около, я ответил:

– Правда, товарищ майор! Я люблю её!

– Гм, ты понимаешь щенок, что ты натворил вообще? Мы любим друг друга уже больше пяти лет! А тут нарисовался, сопляк, сиську ни разу не державший! Я же тебя предупреждал! Тебя и твоего дружка Дронова! Я же тебе прямо сейчас глотку за неё перегрызу, ты слышишь?

Сжав кулаки, я ответил ему:

– Держите себя в руках, товарищ майор! Она выбрала меня! А то, что вы любите друг друга пять лет, это как-то не заметно! Не надо было упускать свой шанс, товарищ майор! А вы умудрились упустить их обоих!

Подскочив с места, он подбежал ко мне и схватив за грудки со слезами на глазах, произнёс:

– Сукин ты сын, я тебя такое устрою! В такое место тебя отправлю, что ты сдохнешь там как собака, ты понял?

Оттолкнув его от себя, и утёршись от его слюней, я сказал:

– Да отправляйте куда хотите, майор! Только она все равно моей будет! – Будь ты проклят! Я бы тебя прямо сейчас шлёпнул! – сев за стол, и ухватившись за голову, он добавил, – Пошел вон отсюда!

Вытянувшись по стойке смирно, я выполнил команду. Я думал, что все будет на много хуже, но спасало одно, что завтра наш торжественный выпуск, и я смогу покинуть школу вместе с Юлей. С этими мыслями, я проследовал в казарму и свалившись на свою койку, снова размышлял о будущем. Сна понятное дело уже не было. Да и какой может быть сон, когда тут такое твориться.

Не замечая времени, вдруг прозвучала команда «Подъём!». Старшина Чуранов выстроил нас и приказал надеть парадную форму, после чего общий сбор на плацу. Нарядившись в белые рубашки с галстуками и небесного цвета лётную форму, мы выбежали на плац где нас ожидали полковник Земсков, майор Нарыжный, капитан Жадин и еще несколько офицеров. После торжественного гимна, по списку нас вызывал Земсков и лично вручал лейтенантские кубари с нагрудными значками авиатора и приписное свидетельство о новом назначении в войска. С подачи всем известного персонажа, мне повезло больше. Из-за того, что я стал гипотенузой любовного треугольника, и моего многократного нарушения дисциплины с Дроновым, мне было присвоено звание – сержант. Да и к тому же мне намекнули, что местом моей будущей службы, будет всеми забытый островок под Ленинградом, который наполовину отрезан от внешнего мира. Вообще-то, я рассчитывал на то, что меня с Егором направят в одну часть, но к сожалению, это был крайний раз, когда мы виделись. Егора определили дальше не куда, во Владивосток. Повезло конечно парню. Еще одним ударом для меня было то, что после нашей ночи, я так и не виделся с капитаном Васильевой. Нарыжный, спешно, еще в тот же вечер, отправил её к своей матери в отпуск, и получая своё первое звание, я не мог ни покрасоваться перед ней, ни нормально попрощаться. Сразу было понятно кто инициатор столь убийственного для меня решения. Майор Нарыжный в цвет проклиная меня, желал смерти, и кажется он этого добился. После вручения предписаний, мы с Егором в тот же день отправились к местам службы. Выйдя за ворота родной школы, мы крепко обнялись и поклявшись в вечной дружбе, договорились не пропадать и не терять друг друга из вида. После дружественных объятий с моим другом, мы разошлись по вокзалам. На счет Дронова было тоже много не понятно. Тот исчез сразу после получения предписания.

Моей отправной точкой в Ленинград, стал наш дорогой саратовский Ж/Д вокзал. Остановившись перед вагоном на перроне, я глубоко задумался о том, что ждет меня впереди. Взглянув последний раз на город, я запрыгнул в вагон и отправился к месту назначения.

Глава

II

Часть первая

«Так все начиналось!»

1941 год. Июнь. Девятнадцатое. Местом моей службы стала так называемая «13-я отдельная истребительная авиационная эскадрилья», которая располагалась на Кургальском полуострове, на территории Кингисеппского района Ленинградской области. Мало того, что меня понизили в звании, так еще и отправили туда, куда Макар телят не гонял. С горем пополам добравшись до места службы, меня встретил перед КПП молодой, коренастый юноша в военной форме, около тридцати лет на вид. Отойдя от устава, он как-то по-свойски носил пилотку, из-под которой пробивался русый, несколько кудрявый чуб.

–Ты Лёвкин? – спросил он, остановившись передо мной на расстоянии вытянутой руки.

Поставив чемодан на землю, и обтерев влажные ладони о свою гимнастерку, я протянул ему руку в знак приветствия:

– Так точно! Сержант Лёвкин, прибыл для дальнейшего прохождения службы!

– Прибыл, молодец! А почему именно к нам и почему сержант? Что заканчивал?

– Энгельсскую лётную! А сержант потому, что… ну… в общем не полюбили мы друг друга с замначальника школы, и он пообещал мне сладкую жизнь! – немного сделав паузу, я продолжил – А что, плохое место?

Тот сняв пилотку, вдруг похлопав по своим карманам, достал пачку «Любительских» папирос и закуривая, ответил:

– Да ну ты знаешь, в принципе ничего, но мы на самом отшибе стоим, поэтому к нам редко кого направляют на службу.

Сделав несколько не глубоких тяг сигаретного дыма, он добавил:

–Ладно, это всё после! Я командир первой эскадрильи и по совместительству заместитель командира полка, капитан Гайдаров Алексей Алексеевич, любить не прошу, но жаловать придется!

– Очень приятно, товарищ капитан!

– Ну ты давай бери своё барахло и добро пожаловать в расположение!

Взяв чемодан в руки, мы проследовали с Гайдаровым в часть. Она в принципе ничем не отличалась от моего прошлого места учебы. Те же парашютные вышки, те же тренажеры. Чуть дальше стояли укрытые под маскировочной сетью истребители И-16. Гайдаров указывая на них рукой, говорил мне, что это наши рабочие кони, на которых нам придется летать. Осмотрев все досконально, мне вдруг в голову пришла мысль спросить у капитана то, что нельзя было спрашивать вовсе:

– Алексей Алексеевич, а какие сейчас настроения на границе?

Гайдаров резко остановился. Его лицо мгновенно покраснело. Даже жилка на лбу вылезла от напряжения. Он повернулся ко мне в пол оборота, и взяв меня за портупею, ответил тихим, но в тоже время злобным голосом:

– Так сержант, ты такие вопросы тут не задавай лучше! А то знаешь, что бывает?

– Знаю. Наслышан! – опустив голову, ответил я, но свойственно своей дурной манере, продолжил:

– Вы считаете, что она будет?

– Я много что считаю! Мой тебе совет-ни суй свой нос, куда не следует! – сменив резко гнев на милость, капитан отпустил меня и одновременно поправляя мне ремень портупеи, произнес, – Пойдём-ка в штаб! Познакомишься с комполка, а после на довольствие встанешь!

Отряхнув свою гимнастерку, я слегка с недовольной рожей, проследовал за ним. Пройдя несколько метров, мы прибыли в штаб полка. Штаб конечно был огромным. Даже несмотря на то, что сама воинская часть была в несколько раз меньше, одноэтажное здание, так скажем в стиле «сталинского ампира», занимала практически всю территорию авиабазы. С главного входа, мы с Алексеем Алексеевичем, повернули направо, и проследовали к кабинету командира полка.

Подойдя к его апартаментам, я не много подергивался от волнения. Поставив чемодан возле двери, и одновременно нервно сминая в руках направление, после Гайдаровского стука в дверь, мы зашли внутрь.

За столом сидел офицер богатырского телосложения, с небольшой залысиной и неким прищуром на правый глаз. В руках он все время крутил пачку папирос. Хотя судя по всему, сам при этом не курил. Капитан представил меня:

– Товарищ полковник, вот сержант Лёвкин прибыл, для дальнейшего прохождения службы!

Полковник бросил пачку на стол, и поднявшись с места подошел ко мне разглядывая мои петлички:

– Почему сержант? Учился плохо?

– Никак нет, товарищ полковник! Просто не большой конфликт произошел с руководством. – ответил я, обегая глазами его мимические морщины, которые застыли в одном и том же положении, ни показывая никакой реакции.

– Понятно! Ну тут такому не бывать! Чуть что сразу накажу! Сколько часов налёта у тебя?

– Более ста часов налёта на У-2 и на И-16, товарищ полковник!

Его характерный прищур стал еще уже, от вдруг улыбнувшегося уголка рта.

– Ну в общем-то не плохо, для начала пойдет! – развернувшись ко мне спиной, он подошел к своему месту и сев за стол, добавил: – Я командир 13-го истребительного авиаполка Балтийского флота, полковник Богатырёв Иван Степанович! Служить ты будешь у меня, под началом вон, капитана Гайдарова в первой эскадрильи! Я закрепляю тебя за ним, будете вместе летать, отрабатывать маневры и прочее! Вопросы есть?

– Ни как нет товарищ полковник!

– Ну хорошо, тогда Алексей, проводи его к начфину пусть ставит на довольствие и покажи ему место проживания!

– Слушаюсь товарищ полковник! – ответил капитан.

– Всё, соколы мои, бегите служить! – сказал он и снова взял пачку «Герцеговины» в руки.

Отправляемся к начфину. Мне выдали ключи от комнаты, куда я вскоре заселился. Комнатка была в общем-то не плохая. Шкафчик, письменный ломберный стол, два фигурных стула, схожие как в произведении «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова, на окне пустая ваза, на стене портрет товарища Сталина, удобства все во дворе, кухня на этаж ниже. Бросив свои шмотки на кровать, я присел на рядом стоящий табурет. Вдруг стук в дверь.

– Ну что? Обживаешься потихоньку смотрю? – улыбчиво спросил Гайдаров, закрывая за собою входную дверь.

– Так точно! – вытянувшись по струнке, ответил я.

– А чего так грустно? Да садись ты, что вскочил-то! – махнув рукой вдруг сказал он, – Давай сейчас пообедаем с тобой и на аэродром. Будем твои лётные качества смотреть.

– Есть, товарищ капитан!

Гайдаров снова подошел к двери и уходя сказал:

– Давай выкладывай на стол, что есть, а я сейчас на кухню сбегаю еще!

Открыв свой чемодан, я вывалил на стол все продукты, которые у меня были. Это и две банки консервов, три плитки шоколада, несколько картофелин, пару луковиц и стеклянную бутылку минеральной газированной воды. Спустя время, мой начальник капитан Гайдаров притащил с кухни еще несколько банок консервов, кислой капусты и два граненых стакана.

Разобрав этот натюрморт, мы принялись за трапезу.

– Как говоришь тебя зовут? – набив рот, вдруг спросил Алексей Алексеевич.

– Сержант Лёвкин! – удивленно ответил я.

– Да нет, имя твоё как? Я должен знать о тебе все! Я ведь тебе доверяю свою жизнь, как своему ведомому!

– А-а-а, вот оно что! Матвей!

– Вот уже хорошо! Давай договоримся так, отныне я для тебя просто Алексей, ну это когда наедине! А перед начальством будь добр как положено, ибо панибратство в армии запрещено!

– Хорошо Алексей! – ответил я улыбнувшись.

– Ну вот другое дело! Давай рассказывай о себе!

– Да что рассказывать-то. Все как у всех. Школа, работа, потом авиация и все! – улыбнулся я.

– Ну это понятно, а на личном фронте как? Женат может быть, детишки есть?

– Да откуда товарищ капитан, один я как перст! – опустив глаза на стол, ответил я.

– Ну ничего, это дело поправимое! Женим! – воскликнул он.

– Да какой там женим… Вдруг война? Семьей обзаводиться времени не будет! – обмолвится я на эту тему.

Алексей поперхнулся после моих слов, и откашливаясь произнес:

– Какая война? Ты чего совсем охренел? Я же тебе говорил, чтобы ты не поднимал эту тему больше!

Алексей отодвинул от себя полупустую банку с тушенкой и достав пачку своих папирос, нервно закурил одну.

– То, что война будет, это понятно даже тупому! – в полголоса сказал он.

Затушив папиросу, Алексей встал с места. Задумчивым лицом он прогуливался по комнате.

– Ладно, поживем увидим. Собирайся пошли на аэродром! Я буду ждать тебя на улице! – добавил он, уходя хлопнув дверью.

Выйдя изо стола, я сложил за нами всю посуду и поправив форму вышел за ним на улицу. Капитан сидел на корточках у входной двери, и был он по-прежнему глубоко задумчив. Подойдя к нему, я положил руку на его плечо, и произнес:

– Я готов, товарищ капитан!

Гайдаров резко поднялся, отряхнул галифе, поправил пилотку и молча проследовал на аэродром. Проводив его глазами, я через несколько секунд ринулся за ним.

***

Вечер следующего дня ознаменовался для меня как полноценный отдых. Я валялся на своей панцирной кровати. На моих наручных часах, лежащих аккуратно сложенной пирамидкой на ломберном столе, время показало без четверти девять. Из моего открытого настежь окна, веял тёплый июньский воздух, а погода словно шептала о прогулке, но настроения почему-то для похождений не было. Пролежав так около получаса, я вскочил с места, и застал в открытом окне. Закурил очередную папиросу и облокотившись о подоконник глубоко потягивал табак. Офицеров и их жен в общежитии почему-то не было. Только уборщица и комендант сидели на своём посту занимаясь неизвестно чем. «Куда интересно все пропали?» – подумал я. Штабной секретарь лейтенант Букин, каждые сорок минут бегал с котелками во двор и возвращался с полными обратно в штаб. Потом за овощами в таком же порядке и с таким же интервалом. Потом с двумя бутылками самогона. Интересно, что у них там происходит. От интереса, я на ходу нырнул в сапоги и спустился на улицу к штабу. Там во всю играла музыка, а сквозь эти мелодичные ноты фокстрота и танго, игравшие на двух старинных патефонах сразу, все присутствующие чествовали капитана Гайдарова и полковника Богатырёва. Я наблюдал за ними в окно. Гайдаров увидел меня и махнул рукой, приглашая тем самым к столу. Мотая головой, я культурно откланялся. Алексей вышел ко мне на улицу, с распахнутой гимнастеркой, а на груди у него красовался по-видимому первый боевой орден Ленина.

– Поздравляю товарищ капитан с заслуженной наградой! – пожимая руку Гайдарову, сказал я.

Слегка пьяненький, улыбаясь во всё лицо, Алексей благодарил меня, пожимая руку в ответ. Приобняв меня за плечи, он сел рядом на скамейку и снова стал приглашать меня на сабантуй.

– Мотя пойдём к нам за стол! У нас весело, есть повод между прочим!

– Орден обмывать?

– Орден обмывать!

– За что вручили?

– Да история длинная. Мы с полковником Богатырёвым, тогда еще майором, в финскую воевали вместе. Способствовали прорыву линии Маннергейма. Разворошили мы тогда с Иваном Степановичем осиное гнездо белофиннов. Дали им так, что до Хельсинки покатились.

– Вы воевали? – удивился я.

– Конечно! Богатырёв еще с Испании воюет, я с 39-го года. В аккурат после училища напросился на фронт. Там то я своё звание и заработал. Вот дождался, пришла моя награда. Я уж думал, что хрен мне с маслом перепадёт, а нет, нашла стерва своего героя!

– Вы давно с командиром знакомы? – поинтересовался я.

– Да ну как тебе сказать… в августе 39-го закончил, а в октябре всё и началось. Написал рапорт направили в эскадрилью к нему. Начинал летать с ним, так же как сейчас ты с мной. Я ему ни раз спину прикрывал в бою. После войны он меня к себе взял на эту должность. Вот уже больше года я с ним при штабе.

– Здорово!

– Пойдём к нам уже! – встав с места, подталкивая меня за плечо, сказал он.

Пришлось идти конечно. Время подошло к полуночи. Офицеры и гости, разошлись по своим комнатам в общежитии, а мы тем временем оставались втроём, и допивали остатки последней, принесенной когда-то Иваном, бутылки местной водки. Богатырёв, свойственно его внушительной и авторитетной фактуре, пожалуй, впервые позволил себе расслабится. Он задорно шутил, рассказывая какая нас дальше ждет служба, и как мы будем бить врага, если вдруг Германия посмеет напасть на нас. После этого, он вдруг резко замолчал, поставил недопитый стакан водки на стол, и с тем же характерным прищуром опрокинул взор на меня. Рассматривал он меня несколько секунд, потом приказал Гайдарову закрыть плотнее дверь и остаться около нее, чтобы ни одна живая душа не слушала про наш разговор.

– Лёвкин! Мне доложили, что ты будто разносишь провокационные слухи о войне?

Прожевав корку ржаного хлеба, после выпитой мною стопки, я улыбнулся и ответил ему:

– Я просто предположил, товарищ командир!

Вдруг кулак Ивана Степановича со свистом упал на стол.

– Ты совсем охренел что-ли? Тебя под трибунал отдать?

– Виноват, товарищ командир! Но, а как же сводки новостей последних? – ответил я, но серьезность на моём лице состряпать не удавалось, из-за плескающегося пол литра водки внутри меня.

– Иван Степанович, ты посмотри на него, он же пьяный в сопли! Пусть идет отдыхать! – пробормотал Алексей, подперев руками свою голову, не много залипая от выпитой водки.

Богатырёв помолчал несколько минут, потом встал из-за стола, и все-таки закурив свою «Герцеговину», подошел ко мне.

– Ты очень много выпил сегодня, сержант! За такие разговорчики, посиди-ка ты в карцере, и подумай над своими словами пока следователь ни приедет! Вот так! Еще мне провокаторов не хватало в части!

Я в голос засмеялся.

– Ну товарищ полковник, ну какой я провокатор?

Продолжая смеяться и разводить руками.