Мой мир заботится обо мне

В шестом классе математику преподавала Нелля Ивановна (если я не путаю имя) – солидная сорокалетняя женщина со своеобразным чувством юмора. Навсегда запомнился урок, на котором она заявила, что из точки вне прямой на эту прямую можно опустить только один перпендикуляр, и предложила добровольцам выйти к доске и доказать это утверждение. Кто докажет – получит пятёрку. Я вызвался, вышел и доказал. Известно, что сумма углов любого треугольника равна 180 градусам. Если перпендикуляра два, то мы имеем треугольник, сумма углов у основания которого равна 180 градусам, тогда угол в вершине равен 0, иными словами, угла нет, а значит перпендикуляры совпадают, т. е. он один. Она говорит: «Молодец, садись, ставлю тебе тройку». На мой почти крик: «ПОЧЕМУ?» – отвечает: «Решил на пятёрку, но за красивые глаза забираю у тебя два балла».

Вот такой специфический юмор.

* * *

Примерно через полгода после поступления в эту школу мы сколотили небольшую компанию мальчишек-одноклассников и каждый день проводили вместе пару-тройку часов после уроков. Но нам не хватало идеи, что делать и зачем…

В «Литературной газете» вышла какая-то статья про Ку-клукс-клан, или ККК, с фотографиями людей в белых балахонах, в капюшонах с прорезями для глаз… Мы совсем не понимали, да и не пытались, что это, зачем и какие у них цели, но атрибутика нас очень впечатлила.

У всех нас появились такие же капюшоны с прорезями для глаз, только не белые, а чёрные – нам казалось, что так круче, загадочнее и, безусловно, практичнее. Мы сделали себе небольшие арбалеты и по колчану чёрных стрел. Потом были назначены дежурства по району, во время которых мы искали случаи проявления несправедливости в разных её вариантах: от отшлёпанного прилюдно ребёнка до нечестной потасовки подростков (ну, когда двое или больше на одного), выслеживали этих людей и потом вечерами, надев чёрные капюшоны, стреляли из арбалетов им в окна (правда, исключительно в открытые) чёрными стрелами – как бы посылали им чёрную метку, точно как у Стивенсона. Как мы ни во что не вляпались, никого не ранили – я удивляюсь до сих пор. Эти идиотские приключения сами собой сошли на нет.

А после этого были «Битлы». Наша школа располагается в районе морского торгового порта, и отцы некоторых одноклассников были моряками. Кто-то притащил в школу здоровенную книгу на английском языке, она называлась Beatles Bible. Примерно три четверти её объёма составляли фотографии знаменитой четвёрки, а остальное – какой-то текст. Текст мы, конечно, не читали, а вот фотографии все перефотографировали и размножили. Вот тогда-то нас охватила битломания: в нашу жизнь вошел английский язык, помимо преподаваемого в школе, мы старались стричься, как «Битлы», то есть старались не стричься вообще и морочили головы парикмахерам, когда нас все же к ним загоняли. Обычные тогда «полубокс» и «канадка» перестали пользоваться спросом. Тогда же у нас появилось понятие «битловка» – так называли тонкие обтягивающие свитера с воротом, закрывающим шею, которые носили «Битлы». Менее «просвещённые» люди называли их по старинке – водолазками. И да, мы записывали песни на рентгеновских снимках. Надо отметить, что «Битлы» помогли многим из нас улучшить свой английский. По крайней мере, слова практически всех (ну ладно, очень многих) песен мы знали наизусть.

* * *

После шестого класса мы проходили производственную практику на Рижском электромашиностроительном заводе (РЭЗ). Предприятие представляло собой целый город с большим количеством высоких, просторных зданий, с тротуарами и «улицами» на территории, с массой людей. Этакий гигантский организм, живущий по своему чёткому распорядку…

Мы стояли у конвейера и что-то делали – я уже не помню, какие именно операции; важно, что позже, где-то через двадцать лет я опять появлюсь на этом заводе, решая уже совсем другие задачи.

* * *

Был у нас в классе Славик – высокий, красивый парень, сын военно-морского офицера. Он занимался в театральном кружке дворца пионеров, и мы всем классом даже ходили на премьеру какого-то их спектакля. Вот тогда первый раз я испытал интересное чувство, когда ты, сидя в зале, наблюдаешь за хорошо знакомым человеком, играющим на сцене роль, в которой он – совсем не он, а совершенно другой, незнакомый тебе человек… Дворец пионеров располагался в Рижском замке, который когда-то был замком Ливонского ордена, а сегодня в нём располагается резиденция президента Латвии.

Однажды на уроке учитель обратил внимание, что с дальних рядов раздаётся какое-то металлическое клацанье. Подошёл к Славке, сидящему за последней партой, и увидел у того в руках пистолет. «Вальтер»! Вот это было ЧП. Славку даже хотели исключить из школы. Конечно, вызвали родителей, но постепенно как-то всё обошлось. А сам эпизод первой в жизни встречи с боевым оружием врезался в память, наверное, всем нашим мальчишкам.

Была очень интересная поездка классом в соседнюю Литовскую республику. Посещали Вильнюс и Каунас. Тогда мы, шестиклассники, в первый раз попробовали их национальное блюдо «цеппелины» – такие большие картофельные клёцки с мясной, грибной или ещё какой-нибудь начинкой – мне они не понравились.

Из всей поездки я запомнил только два эпизода. Первый – танцы ночью на улице Вильнюса. Славка взял с собой переносной радиоприёмник «Рига 103» – это был очень продвинутый по тем временам аппарат. Вечером, после ужина и обычных посиделок, Славка нашёл «Радио Люксембург» – одну из самых-самых музыкальных радиостанций, которые удавалось ловить в СССР. Мы все вышли на улицу, поставили радиоприёмник на асфальт и устроили танцы вокруг него.

И второй – последняя наша экскурсия в Каунасе перед отъездом в Ригу. Это было посещение девятого форта, который был создан в самом начале XX века, как часть оборонительных сооружений вокруг города, являвшегося приграничным и стратегическим объектом Российской империи. Но форт практически сразу стал тюрьмой – вначале Литовской республики, потом СССР, а фашистскими оккупантами был превращён в место массового уничтожения советских и иностранных граждан. В 1958 году тут был открыт музей. Именно в этот музей – наш ровесник – и была организована последняя экскурсия. Конечно, вышли мы оттуда подавленными и задумчивыми, и ещё долго в автобусе, везущем нас домой, стояла угрюмая тишина. Но через какое-то время юность взяла своё, и в Ригу автобус въезжал уже под весёлые песни пассажиров.

* * *

В шестом классе я увидел у кого-то из ребят-старшеклассников книгу Евгения Айсберга «Радио? Это очень просто!». Прочитав буквально несколько страниц, я загорелся темой, нашёл в книжном магазине эту книгу, купил её и начал внимательно, наверное, правильно сказать – изучать, а не читать. Она, хотя и написана простым и доходчивым языком, требует определённого умственного напряжения… Под влиянием этой книги я записался в радиокружок, расположенный рядом с железнодорожным вокзалом. Я с удовольствием посещал занятия, где нам объясняли конкретные теоретические вопросы, но большую часть времени занимала практика. У каждого из присутствующих было своё дело – своя схема, и мы все увлечённо паяли. А когда кучка железных деталек, соединённых припаянными тобой проводками, вдруг в первый раз или что-то говорит человеческим голосом, или воспроизводит какую-то музыку, возникает удивительное ощущение, что это ты сам вдохнул жизнь в неживую природу. Что-то запредельное и мистическое.

* * *

Нашим классным помещением был кабинет технических средств, а его директор, или начальник, Аркадий Ильич Барышман был нашим классным руководителем. Замечательный мужчина, внешне очень похожий на Луи де Фюнеса. Этот кабинет словно был комнатой из фантастических фильмов: одним нажатием кнопки окна закрывались тяжёлыми шторами, другая кнопка убирала классную доску и открывала громадный экран во всю стену. За противоположной от экрана стеной была небольшая комнатка, в которой стоял настоящий кинопроектор, и мы иногда смотрели кино, как правило, какие-то учебные фильмы, но изредка нас баловали – и мы смотрели и художественные. Мы все умели пользоваться кинопроектором и хитро заправлять в него плёнку. Было интересно.

А ещё Аркадий Ильич летом был начальником трудового лагеря в местечке Таурупе в девяноста километрах к востоку от Риги. Каждое лето ученики нашей школы выезжали в этот лагерь, причём для закончивших, по-моему, девятый класс такая поездка была обязательной, а для всех остальных – по желанию. После шестого класса мы, шесть или восемь парней-одноклассников, поехали в этот лагерь.

Все жили в здании школы, а нас – самых младших – поселили в отдельно стоящем маленьком домике. На первом этаже были туалеты и кухня с печью, в которую был вмонтирован большой котёл для нагревания воды, а на втором этаже находились две комнаты, в которых мы и жили или по трое, или по четверо. Пару раз мы устраивали из кухни баню-парилку. Топили печь и поливали её холодной водой, получая много пара. Потом выяснилось, что от этих процедур треснула стена домика…

Именно в этом лагере мы от кого-то узнали, что одна минута смеха продлевает жизнь на десять минут. Или наоборот. Это неважно, важно, что с этого дня я ввёл в нашем домике вечернюю процедуру – десять минут смеха. Сначала я корчил рожи у зеркала, выдавливая из себя смех, потом мне начинали помогать ребята, а потом мы действительно ржали как ненормальные, глядя друг на друга. И так каждый день.

В двух километрах от Таурупе было озеро, куда нас несколько раз за сезон водили купаться.

После седьмого класса мы опять поехали в лагерь. В этот раз жили в здании школы, а маленькое здание стояло пустым с трещиной в кухонной стене. Через неделю пребывания в лагере мы втроём самовольно, никого не предупредив, отправились пешком к озеру. Искупались, вернулись, и на следующий день нас выгнали из лагеря и в сопровождении десятиклассника отправили в Ригу.

* * *

Когда я учился в седьмом классе, папе дали четырёхкомнатную квартиру. По проекту она была трёхкомнатной, но во всех квартирах, расположенных в торцах дома, была возможность прорубить дополнительное окно, что позволяло стандартную комнату разделить на две маленькие, и поэтому все торцевые квартиры были четырёхкомнатными, а площадью – как стандартная трёхкомнатная. Квартиру мы получили в Кенгарагсе – это, наверное, первый спальный район в Риге. Буквально на одну остановку дальше от центра города, чем наше первое рижское жильё – времянка с земляным полом. Теперь в этой времянке был гараж.

Наша квартира была на третьем этаже, а на первом, строго под нами, располагалась КЭЧ – коммунально-

эксплуатационная часть, так назывались военные домоуправления. С нашего балкона открывался вид на военный городок: штук десять двухэтажных домов, стоящих вокруг внутренней площадки – парка, за ними трасса Рига – Даугавпилс или конец улицы Московской и начало Московского шоссе. За дорогой располагалась военная авиационная часть и дальше река Даугава. Вдоль реки рос сосновый лес, и мы, мальчишки, занимались строительством домов на ветвях. Было очень интересно, и лес выглядел, словно из какого-то современного фэнтези, – целый городок на деревьях.

В авиационной части достаточно часто проводились учебные полёты. Когда истребитель шёл на взлёт, то в квартире, даже если выставить громкость телевизора на максимум, всё равно не было слышно ни единого звука, пока самолёт не улетал. Сначала это пугало, а потом привыкли.

Чуть ближе к центру, за шоссе на берегу реки располагались огородные участки. Это тоже было место наших приключений: мы часто забирались в огородные домики и проводили там время, сидя на чужих креслах и диванах, слушая чужой магнитофон…

* * *

В восьмой класс я перевёлся в школу № 62 рядом с нашим новым домом. После «центровой», физико-математической 13-й, казалось, что я попал в какую-то страшную глушь.

Школа № 62 была новой, и школьников там было очень много. Так, например, я учился в 8 «Д» классе, это означает, что были ещё восьмые – «А», «Б», «В» и «Г». Преподавательский состав был слабый, и на этом сером небосклоне выделялась потрясающая звезда – историк по фамилии Юрьев. Он просто называл наш «Д» класс «дебилами в квадрате», причём, должен сказать, не без оснований. Например, на очередной контрольной одна наша одноклассница написала фразу: «После этих реформ, крестьяне ЕЧО ПОЛЕЕ СПАЧИЛИСЬ». Юрьев озверел: он собрал педсовет, чтобы расшифровать сообщение, а на следующем уроке вызвал эту девочку, по-моему, Аллу, к доске, заявив, что ему необходимо точнее определить уровень её знаний, чтобы решить, что ей поставить за контрольную – двойку или всё же единицу. И когда услышал, что шведский король выдал своего сына замуж за кого-то, совсем рассвирепел и поставил-таки единицу. Да, а в контрольной следовало читать: «крестьяне ещё более сплотились» – это выяснилось в процессе устного допроса Аллы у доски.

Надо сказать, что Юрьева мы «любили» приблизительно с тем же накалом, что и он нас. Например, мой приятель Сашка Шелегов на какой-то контрольной сдал ему листок следующего содержания:

Контрольная работа

ученика 8 «Д» класса

Шелегова Александра

Ха-ха-ха, хе-хе-хе, хо-хо-хо

И всё.

Так и учились.

* * *

С Сашкой Шелеговым связана масса воспоминаний. Он, я и ещё один одноклассник, Мишка Кузнецов, решили всерьёз заняться охотой. Оружие – обыкновенные «поджоги». Так назывался пистолет, изготовленный из трубки, желательно, медной, сплющенной намертво с одного конца и с небольшим отверстием недалеко от места сплющивания. Эта трубка приматывалась проволокой к деревянному ложу в виде пистолета или – реже – винтовки. Заряжалась она со ствола серой со спичек, затем пыж, потом пуля (дробина или несколько кусочков свинца) и опять пыж. Около отверстия примотано несколько спичек. Прицеливаешься, чиркаешь коробком по спичкам – раздаётся выстрел.

Мы охотились круглый год. Самая результативная охота шла на воробьёв и голубей. Из воробьёв мы жарили шашлыки, а голубей готовили уже как серьёзную добычу, как дичь. Самое жуткое, что мы это ели. Как не подцепили какую-нибудь заразу – не понимаю. Видно, кто-то нас хранил.

Случалась и серьёзная охота: мы ходили в Шкиротавский лес, где охотились на косуль. Ни разу нам не удалось попасть в косулю, но по лесу мы бегали, как ненормальные, и так проводили много времени. Ещё один вид охоты – это зимняя охота на зайцев. На противоположной от нас стороне Даугавы было громадное поле, которое заканчивалось забором дачного посёлка. Зимой мы по льду переходили Даугаву. Мы с Сашкой были загонщиками, а Мишка лежал в засаде у конца забора в снегу, готовый к стрельбе по зайцам. И вот два взрослых идиота идут-бегут по полю. Грязь утяжеляет ноги в разы, но мы идём и шумим, а в это время в снегу лежит замёрзший Кузнецов и ждёт дичь. Почему он не замерзал совсем, для меня до сих пор загадка. Так мы охотились раза четыре и однажды всё же подстрелили какого-то кролика. Вот это был трофей!

Потом мы переключились на рыбу, а точнее, на щук. Дело в том, что недалеко от наших домов, километрах в шести вверх по течению реки, уже было закончено строительство Рижской ГЭС, но в эксплуатацию её ещё не сдали. Ниже ГЭС было очень много речушек и ручьёв, так как плотина перекрыла реку и сразу за ней образовалось мелководье с островками и заводями. Мы втроём, в болотных сапогах и с «поджогами», медленно и молча, тихо и незаметно бродили по этому мелководью, а увидев стоящую щуку – стреляли в неё. Надо сказать, что у нас была хорошая результативность и щук мы добывали в приличных количествах…

* * *

Именно в этот период моей жизни, в восьмом классе, я стал заниматься боксом. Тренировался я в «Трудовых резервах», находящихся в самом центре города, так что добираться приходилось двумя транспортами. Моим тренером был Илья Беркович, а в зале вместе со мной занимались такие известные в узких и не очень кругах люди, как Коля Смирнов, Иван Харитонов, Вячеслав Бодня. Бокс меня увлёк: я много лет отдал этому спорту и думаю, что он очень сильно повлиял на меня.

Первым результатом занятий боксом неожиданно стало получение четвёртого разряда по шахматам. Тогда же, в восьмом классе, я решил пойти в шахматную школу, которая располагалась в самом центре города. На тот момент за спиной у меня был «солидный» спортивный опыт – я занимался боксом уже полгода. Записался, ходил на занятия. И тут в шахматной школе проводят турнир, и я выясняю, что по его результатам можно получить разряд. Суть такая: каждый участник играет десять партий с разными противниками, выигравший пять и более партий получает разряд. А я – боксёр! И об этом знают все воспитанники нашей шахматной школы. Решил, что точно получу свой разряд. Я подошёл к каждому из своих пятерых противников отдельно и, пристально глядя в глаза, тихо и проникновенно сказал:

– Я у тебя сегодня выиграю. Понятно?

Все всё поняли, я выиграл пять партий и получил разряд.

Уверен, что родители тоже начали замечать, что их Боренька стал меняться не в лучшую сторону. Однажды папа принёс несколько книг по занимательной физике, в том числе «Эволюцию физики» Эйнштейна. Мы с папой легли на диван, и он начал читать мне эту книгу вслух… Потом он заснул, а я, заинтересованный, продолжил чтение. Надо сказать, что папин план удался: я действительно увлёкся физикой и стал читать много и с удовольствием. Первым моё увлечение ощутил на себе наш учитель физики, который вот уже несколько лет подряд учился на третьем курсе университета на заочном. Как его звали в жизни, я не помню, а в школе его звали Джоуль. Я стал решать задачки лучше и быстрее всех, доставал его вопросами. По-моему, он начал меня побаиваться.

* * *

Однажды летом папа принёс домой газету с объявлением, что физико-математическая школа № 52 начинает набор в девятый физмат-класс, и спросил, не хочу ли я попробовать свои силы. И я попробовал – пошёл на собеседование. Требовалось решить какое-то количество задач по математике, что я и сделал, а через несколько дней по почте пришло сообщение, что я принят.

Так я перешёл в 52-ю физико-математическую школу.

Школа находилась в Кенгарагсе, на пять или шесть остановок троллейбуса ближе к центру города. Около меня жили несколько моих новых одноклассников, и мы ездили в школу все вместе.

В первый же день учёбы состоялось наше знакомство друг с другом. Выглядело это так: каждый по очереди вставал и называл свои фамилию, имя и отчество. Каково же было моё удивление, когда в самом начале списка я услышал: «Бейлин Илья Абрамович» – и увидел высокого стройного парня. Впервые в жизни я услышал, что у кого-то, кроме меня самого, отчество Абрамович. Позже, когда я объявил себя, мы с Ильёй переглянулись и между нами проскочила какая-то искра. В школе наше общение в основном сводилось к шахматам – мы оба любили играть в них. Но, как потом покажет жизнь, окончив школу, мы не расстались…

Преподавательский состав школы был очень сильным, но особенно выделялись учитель математики, Раиса Самуиловна Троценко, и учитель физики, Георгий Андреевич Попляев. Это были абсолютно разные люди, полные противоположности, но именно они делали нашу школу лидирующей среди физико-математических школ города.

Раиса Самуиловна – миниатюрная женщина с тихим голосом, великолепным знанием математики и талантом или, скорее, даром эту науку интересно и даже захватывающе преподавать. В нашем классе никто не оставался равнодушным к её предмету. Математику (и алгебру, и геометрию) искренне любили, проецируя на дисциплину своё отношение к Раечке (так мы называли между собой Раису Самуиловну). Именно она посоветовала мне принять участие в школьной олимпиаде. Мне бы и в голову не пришло. Я занял второе место и с тех пор постоянно принимал участие в математических олимпиадах – школы, района, города и республики.

В этих олимпиадах была своя прелесть. Во-первых, там действительно было интересно: умные ребята, нестандартные задачи… а во-вторых, в день олимпиады, независимо от того, когда она заканчивалась, не надо было ходить на уроки.

В походе в Сигулде. Одноклассники: Илья Бейлин, я, Олег Иванов, Татьяна Орловская, Ольга Дорофеева, Лена Макаренко

Абсолютно другим был Георгий Андреевич Попляев. Очень интересный человек, участник войны: Севастополь, плен, побег, партизанский отряд, Экспедиция подводных работ особого назначения (ЭПРОН), потом Рига и преподавательская деятельность. Георгий Андреевич был стройным сухощавым мужчиной с седыми волосами и в очках, который, войдя в класс, становился этаким шумным гигантом, заполнявшим собой всё помещение. Он очень виртуозно ругался на нас, и только потом, в конце десятого класса, мы поняли, что эти ругательства были беззлобными, по-своему даже добрыми, этакий специальный соус для улучшения восприятия физики. Например, «вывих мысли до боли в скулах» или «к доске, ракообразное!» Мы даже вели записи его крылатых выражений, но, конечно же, ничего не сохранилось.

При этом он умел и признавать свою неправоту. Как-то на контрольной Георгий Андреевич раздал задания и вышел из кабинета. Когда он вернулся, я ему сказал, что в условиях задачи ошибка, так не может быть. Помню, это была задача по оптике и что-то там было напутано в размерностях. Как он сначала на меня орал – и что я «простейшее», и что надо иногда и головной мозг подключать, и много ещё чего… Потом подошёл, посмотрел, понял и громко на весь класс извинился.

Георгий Андреевич виртуозно преподавал физику. И по физике, и по математике мы в школе успели пройти программу первого курса технического вуза.

Моим приятелем в классе, соседом, а позже и свидетелем на свадьбе был Юрка Карабажак. Он жил в военном городке рядом со мной. У Юрки были особые отношения с преподавателем русской литературы – если не ошибаюсь, её звали Лидия Николаевна. Однажды она прицепилась к нему из-за того, что на обложке его тетради по литературе было крупными буквами написано: «Моему дорогому другу Юре! С уважением, Саша Пушкин».

– Так нельзя, – кричала она, – немедленно убери!

На следующий урок Юрка притащил тетрадь, на обложке которой была огромная цитата из выступления Брежнева на последнем съезде КПСС. Почему-то на этот раз Лидия Николаевна ничего не возразила…

А как-то раз она вызвала Юрку к доске: надо было прочитать одно из стихотворений Блока. Юрка даже не слышал о таком, но отвечал с помощью подсказок, что делали одноклассники жестами и шёпотом.

Или надо было писать изложение по книге, прочитанной за время каникул. Юра тогда не очень любил книги, но накануне он был у меня дома и увидел на столе книгу с необычным названием «Островок на тонкой ножке». Откуда она у меня появилась – понятия не имею, но название нам с ним понравилось и мы даже посмеялись над ним. Так вот, на уроке Юрка написал изложение по книге «Островок на тонкой ножке», которую он даже никогда не открывал. Получилась захватывающая история про пионера Колю, который жил на Дальнем Востоке и начал бороться с браконьерами, а те его поймали, связали и бросили в лесной муравейник. И только счастливая случайность в лице Колиной одноклассницы Любы, проходившей мимо и заметившей Колю в муравейнике, спасла его от неминуемой смерти… Наверное, Лидию Николаевну это всё раздражало, а если добавить, что её кабинет был излюбленным местом игры в «резиночку», отчего вся дверь и низ стен в коридоре около входа в кабинет были постоянно запачканы нашей обувью, то остаётся только поражаться её выдержке и терпению.

«Резиночка» – это такой силовой футбол. Две команды здоровых лбов играют в футбол маленькой резинкой – ластиком. Ворота – это дверь в кабинет литературы и напротив неё дверь на чёрную лестницу. То есть на очень ограниченном пространстве восемь переполненных силой и дурью парней, кряхтя, толкаясь и потея, пытаются протиснуть эту резиночку в ворота соперника. Конечно, на урок литературы мы входили красномордыми, весёлыми и пахучими.

Ещё одним заметным персонажем у нас в классе был Серёжа – высокий и крупный парень, немного заторможенный. Он тоже жил рядом со мной и по идее должен был ездить в школу вместе с нами, но он всегда опаздывал. Я очень любил картину его появления в классе после начала урока. Выглядело это так: тишина, урок начался, учитель что-то говорит. В этот момент дверь со стуком распахивается и в класс вплывает сначала только голова Серёжи (при этом он не смотрит на присутствующих – ни на учителя, ни на нас, а только пристально вглядывается в окно напротив входной двери), затем плавно появляется остальная его часть. Ровным, бесцветным голосом он произносит: «Извините, можно войти?» – и, не дожидаясь ответа, медленно проходит к своей парте. Захочешь – не повторишь.

Особенно Серёжу «любил» наш военрук. Как его звали, я уже не помню. На чердаке у него был тир, где мы стреляли из мелкокалиберных винтовок. Ему очень нравилось наблюдать, как наши девочки стреляли из положения лёжа: все в коротких юбках, а по правилам надо лежать, слегка раздвинув ноги…