Дорога на фронт

До наступления ночи, офицеры пробыли в маленькой роще. Всё это время, Яков с ужасом ждал, что же будет с ним дальше: – «Неужели сейчас подойдёт заградотряд НКВДешников. Особисты напомнят всем о приказе «Ни шагу назад». Наставят на нас пистолёт-пулемёты и погонят в холодную воду под угрозой расстрела?»

Чтобы отвлечься от тягостных дум, парень стал нервно оглядываться по сторонам. Вдруг, он услышал, как в двух шагах за спиной, кто-то заговорил тихим шёпотом. Судя по голосам, долетевшим до слуха зенитчика, один был стариком. Второй, являлся ровесником Якова.

Тот, что постарше спросил: – Иван ты в Бога-то веришь?

Молодой человек возмущённо, то тихо ответил: – Семён, я уж три с лишним года, как состою в комсомоле. Поэтому, в Бога не верю и тебе не советую.

– Мой верный приятель тоже не верил. – продолжал едва слышно пожилой собеседник: – До тех пор, пока месяц, назад нашу роту не послали на фрицев. Я в это время был в медсанбате с лёгким ранением в ногу. Поэтому, сам в том бою не участвовал. Так вот, после страшной атаки он мне кое-что сообщил. Хочешь, сейчас расскажу?

Какое-то время молодой собеседник молчал. Видимо думал так же, как Яков. Мол, всё равно мы сидим без движения. Делать особенно нечего, так почему, не послушать стариковскую байку? Глядишь, какое-то время быстрее пройдёт. А там, старшина привёзет что-нибудь пожевать. Если, конечно, сможет достать, хоть, что-то съестное.

Приняв молчание молодого солдата за выраженье согласия, пожилой уточнил: – Предупреждаю, я ничего от себя не прибавил. Передаю слова друга так, как я их запомнил.

Судя по слабым попыхиваниям, он докурил самокрутку до кончиков пальцев. Растоптал короткий окурок и, никуда не спеша, тихо продолжил: – Несусь, говорил мой приятель, в атаку на фрицев, а эти проклятые гады стреляют по нам из сотен стволов.

Палят из винтовок и ручных пулемётов. Да ещё, миномёты применили в придачу. Вокруг пули свистят так сильно и часто, что душа ушла в мои пятки, и затаилась там, как серая домовая мышь. Гляжу, а люди, бегущие рядом со мной, падают один за другим, будто трава, под острой косой.

Я немного струхнул. Пристроился за высоким бойцом. Отстал от него метра на три, и мчусь за ним попятам, как самолёты летят друг за другом в бою. Куда ведущий вильнёт, туда же и я.

Он вправо, я вправо. Он влево я тоже за ним. Через десять шагов слышится свист крупной мины. И, надо ж такому случиться, она попадает прямо в грудь моего живого щита.

Раздаётся оглушительный взрыв. Бедолага тотчас превращается в багровую кашу. Только оторванные руки и ноги закувыркались в утреннем воздухе. Да так братец, сильно крутились, что брызгали кровью на всё, что попалось вокруг.

Я резко шарахнулся в левую сторону. Глянул вперёд, заметил другого солдата и встал к нему в тыл, так же, как раньше. Смотрю, чуть левее меня, бежит тощий, как спичка, очкарик.

Откуда-то примчался осколок. Ударил в кадык паренька и разрубил его тонкую шею, как большим топором. Череп сорвался с узеньких плеч и слетел кубарем вниз. Какое-то время, он катился по ней словно мяч. Затем, застыл худым лицом кверху и неподвижно замер на месте.

Лежащая на земле, голова с диким ужасом смотрела мне прямо в глаза. Она часто хлопала белесыми веками и шевелила большими губами с кровавою пеной, идущей у неё изо рта. Мало того, она очень пытался мне, что-то сказать.

Самое страшное в том, что безглавое тело очкарика продолжало бежать ещё метров пять. Только потом, оно споткнулось о крупную кочку. Упало на землю и стало биться там, словно рыба на льду.

Я снова глянул вперёд и тут услышал, как застучал впереди пулемёт. Фашистская очередь хлестнула в широкую грудь моего второго ведущего. Ударила в неё поперёк и, как огромной секирой, разрубила его пополам.

Верхняя и нижняя часть, человека свалились в густую траву и стали мерзко там шевелиться. Руки бойца хватали себя ниже талии. Он что-то кричал во весь рот, а ноги продолжали сучить, словно покойник куда-то пытался бежать.

Я тут же спрятался за другим пехотинцем и продолжил свой бег к немецким окопам. Мчусь и с ужасом вижу, что между мной и фашистами остаётся всё меньше людей, за которыми можно укрыться. Они валились один за другим, а через пару секунд, последнего из моих верных защитников убили в упор из винтовки.

Он рухнул ничком, и я неожиданно понял, что впереди только враг. Я низко пригнулся. Щучкой прыгнул на землю и тут же почувствовал, как мне на спину свалился какой-то мертвец. Видно, он бежал по пятам, а когда я вдруг резко упал, то нарвался на пулю, которая летела в меня.

Чуть погодя, пальба с двух сторон понемногу затихла. Раздался какой-то приказ. Следом послышались гогот множества фрицев. Они дружно выбрались из глубоких окопов. Растянулись в длинную цепь и стали прочёсывать поле, по которому мы мчались в атаку.

Никуда не спеша, фашисты подходили к солдатам, лежащим в траве. Если они замечали, что бойцы ещё живы, то немедленно их добивали. Кто-то стрелял, кто-то резал ножом, а кто-то бил в сердце широким штыком или рубил сапёрной лопаткой по шее. Мол, нечего тратит патроны на грязных славян. Ведь они же все унтерменши.

Враги подошли ко мне ближе. Я ткнулся лицом в густую траву. Бросил дышать и притворился покойником. Рядом с моей головой появились ноги фашиста, обутые в сапоги с тупыми носами. Клацнул затвор карабина. Затем, грохнул выстрел над моей головой.

Пуля попала в бойца, который ничком лежал у меня на спине. На моё счастье, она почему-то застряла в его мёртвом теле. Наверное, пробила ему позвоночник, потеряла часть своей скорости, а после попала в грудину или в какой-то железный предмет. Например, в портсигар.

Как бы то ни было, но пуля до меня не дошла. Фриц успокоился и направился к советским позициям. Я так и остался лежать, укрытый погибшим, как тяжёлым тулупом. Враги прочесали ничейную землю, что примыкала к окопам. Решили, что далеко им не стоит ходить, и повернули обратно.

Пока фашисты бродили по полю, из наших окопов не было сделано ни единого выстрела. То ли, там вообще не оказалось людей, что могли бы вести оружейный огонь?

То ли, те, кто остался в живых, побоялись, что немцы внезапно озлобятся и рванутся вперёд? Думаю, что вернее второе. Ведь моя рота почти целиком погибла в атаке. Стало быть, защищать нашу сторону, стало практически некому.

Тут я услышал, что фашисты подходят ко мне и снова замер, как мёртвый. Несколько фрицев протопали мимо, но мне опять повезло. Они не заметили, что я не убит и, болтая о чём-то, вернулись обратно в траншею.

Облёгчённо вздохнув, я осторожно поёрзал. Устроился как можно удобнее, и тут случилось такое, что я с трудом могу описать. Я лежал лицом вниз, но каким-то таинственным образом видел всё то, что творилось над моей головой.

Висевшие над землёй, облака вдруг просияли ослепительным светом. Послышался звон хрусталя. Затем, в небосводе разверзся круглый проём диаметром в полкилометра.

Края большого отверстия вспыхнули ярким огнём. От дыры отделились пылавшие, как солнце, лучи. Они удивительно медленно, как загустевшая патока, неспешно поплыли к земле.

Послышалось пение настолько прекрасное, что его не могли издавать человеческим голосом. Буквально из ничего, появилась лёгкая дымка. Она тотчас уплотнилась и превратилась в белесый туман.

Из мутного марева возникли фигуры в рост человека. Все были одеты в хламиды, блиставшие, как свежевыпавший снег. Десятки сверкающих ангелов повисли в утреннем воздухе. Едва шевеля широкими крыльями, они стали плавно снижаться с небес.

Ну, а затем всё пошло именно так, как говорится в древней легенде. Её в моём раннем детстве рассказала мне любимая бабушка. Ангелы тихо спускались к земле.

Непонятные сущности подлетали к павшим бойцам и застывали по двое возле каждого трупа. Они простирали над ними ладони, мерцавшие призрачным блеском, и произносили короткие фразы на певучем чужом языке.

После чего, в мёртвых телах возникало мерцание голубого оттенка. Секунду спустя, оно превращалось в нечто похожее на человека, сиявшего слабым свечением.

Призрачного вида фигура начинала вдруг сильно ворочаться. Она избавлялась от телесных оков, как чудесная бабочка от жёстких покровов хитиновой куколки. Поднималась на едва видные ноги и с невероятной тревогой смотрела в разные стороны.

Белокрылые ангелы дружно склонялись к погибшим бойцам. Утешали какими-то странными, певучими звуками. Надевали на головы алмазные венчики и бережно брали под руки.

Каждая пара светлых посланников действовала, как одно существо. Они воспаряли над грешной землёй. Несли с собой душу убитого воина и устремлялись в горние выси.

Скоро они все пропали в блистающем мареве. Вместе с ними исчезло и чудесное пение, волнующее сердце до слёз. Только один небесный служитель остался рядом со мной.

Я лежал ничком на земле, но, как уже говорил, видел лучащийся светом прекраснейший лик. Его большие глаза, с нескрываемой жалостью глядели мне в душу.

Собрав волю в кулак, я поборол невероятную робость, заполнившую всю мою сущность. Разлепил крепко сжатые губы и задал вопрос, который мучил меня: – За что их забрали наверх?

– Они не щадили живота своего и бились за Родину до последнего вздоха. – раздался ответ небесного жителя.

– А что будет со мной? – спросил я уныло.

– Ты струсил в последнем бою. Остался в живых и будешь, как прежде страдать в этой юдоли греха. – ангел взмахнул широкими крыльями. Легко воспарил над землёй и исчез в сверкающем блеске. Отверстие в небе немедля закрылось. Облака уплотнились. День стал таким же отвратительно хмурым, как раньше.

Я хоронился среди множества трупов, и удивительно сильно хотел одного, пробраться к своим, как только стемнеет. Едва мрак сгустился, как фашисты взялись за ракетницы. Раздались частые выстрелы. Одна за другой, в небесах загорались яркие вспышки. Ничейная полоса оказалась видна, словно солнечным днём.

Пришлось ждать до тех самых пор, пока перерывы между частыми пусками не станут длиннее, а промежутки белого света начнут разделяться короткою тёмною паузой. Ближе к полуночи, фрицы слегка притомились. Стрельба постепенно затихла. Она уже стала не такой регулярной, как раньше.

Я еле дождался, когда же погаснет яркая вспышка. Сбросил с себя тяжёлое мёртвое тело и, прижимаясь к земле, пополз к нашим позициям. Услышав хлопок и шипение, я замирал в той самой точке, где оказался в данный момент. Лежал и не шевелился всё время, пока в небе горела проклятая «люстра».

Как мне показалось, я много часов добирался к своим. Только к рассвету, я всё же свалился в советский окоп. Хорошо, что меня не заметил дозор. Солдаты не приняли за чужого разведчика и не пристрелили на месте.

Старый боец ненадолго умолк. Затем, он протяжно вздохнул и продолжил: – Прошло несколько дней после того ужасного боя. К этому времени, я вернулся от медиков, где мне зашивали рваную рану в левой ноге. В роте встретил приятеля. Он выложил всё, что с ним случилось во время атаки.

По правде сказать, я не поверил в тот странный рассказ, но всё же вошёл в положение старого друга. Я не стал говорить, мол, тебя сильно тряхнуло от разорвавшейся мины.

Поэтому, мало ли, что может привидеться после контузии? Тебе померещились небесные ангелы, горнии выси и, взятые на небо солдаты, погибшие за родную отчизну. Ну, и так далее.

Потом, мы вернулись к обычным армейским делам. Приятель не вспоминал о том трагическом дне, и я перестал волноваться за его состояние. Скоро нас снова послали в атаку. Нога у меня ещё сильно болела. От этого, я немного замешкался в нашем окопе.

Когда же я вылез наверх, то оказался чуть позади остальных и, следом за ними, рванулся вперёд. Благодаря хромоте, я немного отстал от последней цепи нападавших и видел всех наших солдат. Правда, я не заметил, что мой старый товарищ прятался за спины других, как он мне говорил.

Мы попытались занять фашистский окоп, но проклятые фрицы отбили нашу атаку. Мы откатились назад, а через какое-то время снова рванулись вперёд. Я видел, что мой приятель нисколько не дрейфил. Он в числе первых вылезал из окопа и самым последним возвращался на наши позиции.

В конце концов, нам удалось выбить врага. Мы закрепились в траншее фашистов. Скоро стрельба немножечко стихла. Я глянул вокруг и с огорченьем увидел, что старый приятель убит. Он лежал на спине с навечно открытыми голубыми глазами. Спокойно смотрел в высокое небо и широко улыбался.

– «Видно, Господь простил ему трусость в бою». – невольно подумалось мне. – «Бог дал ему лёгкую смерть и взял к себе, в свои горнии выси». – закончил боец и умолк.

Яков услышал шелест бумаги и чирканье спички. Потом к нему подобрался запах горящей махорки: – «Похоже, что старый солдат закурил». – подумал зенитчик. Он вспомнил чьи-то слова, которые когда-то читал: – «Атеистов на войне не бывает! Всем хочется, на что-то надеяться!»

Переправа за Волгу

Как помнил Яков, в 1931 году в СССР Постановленьем Правительства приняли «декре́тное время». По всей стране установили «поясное время плюс один час». Такое решение позволяло на шестьдесят минут продлить светлый вечер каждого дня. Это было очень удобно в ходе ударной летней страды.

Благодаря этому, темно стало лишь ближе к одиннадцати. По цепочке солдат прошёл короткий приказ: – Всем выйти на берег и приготовиться к переправе на противоположную сторону!

Седовласый майор, Степан Сергеич Дроздов поднял свои вещи с земли. Пожилой офицер закинул мешок за плечо и пошёл за бойцами ближайшего пехотного взвода. За ним поспешили трое бакинцев, три молодых лейтенанта, лишь месяц назад, получившие свои знаки различия.

К удивлению Якова, солдаты двинулись не прямо к реке, а почему-то направились вдоль широкого русла. Стараясь не потерять командира во тьме, зенитчик и его земляки поспешили за ним. Они вышли на полоску песка и разглядели, что оказались у неширокой протоки, впадающей в огромную реку.

Там находился небольшой теплоход с одной единственной палубой. Растущие по берегам, кривые деревья нависали над самой водой и создавали плотный навес из густо переплетённых ветвей.

Похоже, что этот корабль находился под естественным пологом весь продолжительный день. Он так хорошо прятался под маскировочной сетью, что его не было видно ни с воздуха, ни с ближайшего берега.

Яков вспомнил о том, как слышал стук молотков по металлу и подумал о том, что, скорее всего, плавсредство стояло в ремонте. Одного взгляда на этот кораблик, было достаточно, чтобы всё стало ясно. Это один из тех самых баркасов, о котором вчера говорила пожилая хозяйка.

– «Может быть, именно на этом невеликом судёнышке и работал её старший сын Николай? Как он там назывался? Кажется «Ерик»? Кстати сказать, это странное слово и означает протока».

Лейтенант подошёл ещё ближе. Парень пригляделся внимательней, но из-за ночной темноты не смог разглядеть короткую надпись, выведенную масляной краской на дощатом борту.

Скромное судно было похоже на те катера, которыми тяжёлые баржи таскали в бухте Баку. Как упоминала старушка, у него обнаружилась плоская палуба. В её центре, чуть впереди, торчала капитанская рубка размерами два метра на два, и высотой чуть больше, чем рост человека. Ширина перевозчика была семь-восемь шагов. Длина вдвое больше, но не превышала пятнадцати метров.

Низенький берег был почти вровень с водой. Теплоход находился возле кромки песка и возвышался над ним всего лишь на сажень. Бойцы длинной цепочкой подходили к коротеньким сходням.

Балансируя на узких досках, все по одному поднимались наверх. Проходили к корме и садились на лавки, устроенные вдоль низких бортов. В середине прохода лежали длинные ящики с каким-то оружием, а так же небольшие контейнеры, видно с гранатами или патронами.

Взглянув на неказистый кораблик, Яков отметил, что он отличался от транспорта, виденного раньше в Баку. Дело было всё в том, что на крыше надстройки стоял крупнокалиберный пулемёт, защищённый бронещитком. «ДШК» прочно крепился к трёхногой турели. Она позволяла лупить не только в зенит, но и опускать толстый ствол для стрельбы по воде

Все окна в маленькой рубке закрывали стальные щиты с узкими смотровыми щелями. Борта были тоже обшиты листами железа. Причём, они поднимались на ту высоту, чтоб целиком закрывать сидящих солдат.

– «По крайней мере, защитят всех бойцов от осколков». – неожиданно для себя успокоился парень: – «Ну, а если в кораблик попадёт авиационная бомба или крупный снаряд, тут уже нам ничего не поможет».

Небольшая посудина оказалась слишком мала, чтобы вместить пехотинцев всей роты. Бойцы пошли вдоль песчаного берега. Майор и Яков с друзьями двинулись следом. Позади теплохода, зенитчик заметил несколько ялов и ботов, сколоченных из тёмных досок.

Нечто подобное использовали моряки, а так же те люди на Каспии, что ударно трудились в рыбацких колхозах. Каждый был с шестью, с то и с восьмью, парными вёслами. Красноармейцы немного помялись и стали рассаживаться в деревянные лодки, у которых совсем не имелось защиты.

– «Будем надеяться, что всё будет именно так, как говорил милицейский сержант. Самолёты фашистов будут охотиться за большим кораблём, а на нас, мелюзгу, не обратят никакого внимания.

Ведь, главное потопить теплоход, а лодки без него далеко не уедут». – хотел успокоить себя взволнованный увиденным Яков. Вот только, легче от таких странных мыслей зенитчику, почему-то, не стало.

Степан Сергеич достал из кармана своих галифе плоский прямоугольный фонарик. Подсвечивая узким лучом, майор осмотрел ближайшие лодки. По каким-то приметам он выбрал одну, что оказалась в самом конце каравана. Майор сел на заднюю лавку. Рядом устроился Яков. Два друга-бакинца разместились на остром носу. Остальные места заняли бойцы.

Судя по надписи, выжженной на внутренней части правого борта, судно было рассчитано на перевозку тринадцати крепких мужчин. Однако, в него влезли пятнадцать.

Шестеро уселись на вёслах, остальные, кто где. Двум пехотинцам не хватило места на лавках. Пришлось опуститься на мокрое дно и расположиться в ногах у более расторопных друзей.

К тем лодкам, где солдаты решили соблюдать речную инструкцию, подходил офицер, следивший за посадкой бойцов. Громко крича, он впихивал внутрь ещё двух или трёх пассажиров.

Перегруженный ял опустился в протоку весьма глубоко. Борта поднимались над ней не более чем на пару ладоней. Внезапно в досках обнаружилось много пробоин. В них тонкими струйками хлынула речная вода.

Майор приказал: – Берите запасные портянки и рвите на части. Забивайте отверстия тряпками. Если не хватит, снимайте пилотки и всё, что только возможно. Иначе не доберёмся до берега и все здесь утонем, словно кутята.

Показывая солдатам пример, Степан Сергеич развязал тощий «сидор». Вытащил из него куски чистой ткани и начал заделывать дыры от пуль и осколков, до которых он мог дотянуться.

Остальные бойцы последовали примеру начальства. Действуя быстро и ловко, они быстро закрыли все главные течи. Взяли свои котелки и стали вычерпывать воду, у себя из-под ног.

В ночной тишине послышалась чья-то команда: – Вперёд! – наверное, кричал офицер, что следил за погрузкой людей на кораблик.

Винт теплохода закрутился за низкой кормой. Двигаясь задом, судно отчалило и отошло от низкого берега на несколько метров. Оно не спеша развернулось, встало носом на запад и с медленной скоростью направилось к Волге.

Привязанные к низкой корме, канаты вдруг натянулись, как рояльные струны. Они сдёрнули с отмели боты, баркасы и ялы и потащили их следом. Перевозчик выбрался из узкой протоки. Он тянул за собою целый десяток вёсельных лодок.

Все небольшие плавсредства оказались нагружены сверх всякой меры. Ведь у каждого воина был с собой вещмешок с полной выкладкой и шинельная скатка с оружием.

В правый борт ударила речная волна. Минуту спустя, в небе послышался гул фашистских стервятников. Яков поднял лицо к ярким звёздам. Среди них, одна за другой, загорались огни сигнальных ракет. Как почему-то вспомнилось Якову, по-немецки их называли «Leuchtrakete». То есть, светящаяся ракета.

В этот раз, они не взлетали с земли, как это было в центре города Астрахани. Вокруг Сталинграда скопилось столько советских солдат, что диверсанты уже не решались подойти к переправе.

Да и зачем это делать, для чего рисковать своими людьми, пусть они и предатели СССР? Ведь над Волгой спокойно парили ночные разведчики фрицев. Они и включали «люстры из магния» одну за другой.

Кроме этого, здесь было ещё одно большое отличие. Над головою висели не простые заряды для примитивных «пистолетов-ракетниц». Там находились мощные, ярко пылавшие бомбы, парящие на парашютах. Каждая такая штуковина горела пять-шесть минут и хорошо освещала всю местность в радиусе до двух километров.

Вокруг стало светло, словно днём. Повертев головой, лейтенант разглядел, что к правому берегу шли десятки судов. За каждым из них тянулся небольшой караван из весёльных лодок. В мертвенном блеске огней они были прекрасно видны на фоне тёмной воды. То есть, представляли собой неплохую мишень для немецких стервятников.

Пару минут всё было тихо. Потом, в небе послышался вой оглушителной воздушной сирены. Она была установлена на фашистском «лаптёжнике», который пикировал на теплоход. Самолёт шёл от восточного берега и легко нагонял плывущий кораблик.

На крыше маленькой рубки застрочил «ДШК». Двенадцатимиллиметровые пули отправились в воздух длинной цепочкой. Дымящиеся латунные гильзы со звоном посыпались на крышу надстройки, а оттуда на палубу.

В ответ на стрельбу речников, с неба ударили пулемёты фашистов. Множество кусочков свинца посыпались в воду и побежали двумя сплошными дорожками. Они настигли небольшой караван и хлестнули по вёсельным лодкам.

Кое-кто из солдат разглядел, как строчки раскалённых цилиндриков стремительно приближаются к ним. Они вскочили на ноги и, ни секунды не мешкая, прыгнули за борт.

Над головой оглушённого Якова мелькнуло светлое брюхо проклятого «юнкерса». От него отделилась чёрная бомба весом в полцентнера. Теплоход резко вильнул в правую сторону. Набитый взрывчаткой цилиндр пролетел мимо цели и упал рядом с бортом.

Раздался оглушительный взрыв. Над рекою взлетел столб горячего пара высотой метров в десять. В воздухе взвизгнули сотни осколки. Часть из них угодила в корабль. Они налетели на стальные щиты и звенящим потоком осыпались в тёмную реку.

Другие кусочки металла попали в деревянные лодки. Они без разбору врезались в советских бойцов. Пробивали черепные коробки, ломали хрупкие кости и кромсали горячую плоть, словно острым ножом.

Из страшных разрывов немедленно брызгала алая кровь. Длинные струйки взлетали на локоть и больше. Они сразу дробились в мелкие капли, багровым дождём сыпались вниз и орошали бойцов, что находились поблизости. Тех, кому повезло, не попасть под страшный удар.

Красноармейцы кричали от ужасающей боли и хватались руками за те части тела, куда только что впились обломки от бомбы. Убитые люди, молча, валились на дно утлых лодок и на более чем везучих попутчиков. Часть из бойцов снесло в тёмную воду. Они упали туда, словно лёгкие кегли, в которые врезался увесистый шар.

Наконец, «юнкерс» скрылся из виду. Степан Сергеич вскинулся на ноги: – Режьте канат! – крикнул он двум лейтенантам, сидевшим у носа длинного яла.

Пожилой офицер взглянул на солдат, съёжившихся в плотный комок возле уключин. Как оказалось, четверо из шести уцелели. Майор приказал: – Вёсла на воду!

Командир взял за шкирку двух бледных бойцов, лежавших на дне в позе зародыша, сильно швырнул их вперёд и прорычал: – Заменить пострадавших гребцов!

Пока пехотинцы менялись местами друг с другом, Хорен Гаракян вытащил из галифе складной нож небольшого размера. Лейтенант открыл короткое лезвие и стал пилить ту верёвку, что шла к корме корабля. Она была хорошо просмолённой и не поддавалась плохо заточенной стали. Трудное дело продвигалось вперёд удивительно медленно.

На помощь пришёл старый солдат. Он сдёрнул с пояса небольшую лопатку и одним сильным взмахом перебил толстый трос, лежавший на деревянном борту. Вода подхватила небольшое судёнышко. Лодка тотчас развернулась и быстро пошла вниз по течению, в сторону от теплохода.

Наконец, шесть длинных вёсел опустились на тёмную реку. Действуя вразнобой, бойцы потянули рукояти к себе. Дощатые лопасти сделали нестройный гребок. Лодка поплыла вперёд по реке.

Степан Сергеич сел на прежнее место и несколько раз дал команду: – Раз! Два! Раз! Два!

Повинуясь приказу майора, солдаты быстро нашли общий ритм. Баркас развернулся носом к правому берегу и направился в сторону города, освещённого огромным пожаром.

За плечом лейтенанта снова послышался вой воздушной сирены. Яков испуганно глянул назад. Парень увидел, что «пикировщик» сделал новый заход на корабль.