Огонь в твоих глазах. Испытание

– Хорошо, я приму его. Не забывай, мои слова.

– Жаль, я не могу взять тебя с собой, – обратилась Кира к песику. – Ты еще совсем маленький и не выдержишь дороги. – Прижав на прощание теплое тельце, она повернулась и передала его матери. – Будет дом охранять.

Анасташа порывисто прижала щенка к себе, из ее синих глаз снова хлынули слезы. Кира обняла мать в который уже раз, а потом рывком развернулась, лихо вскочив в седло, окриком послала Полночь в галоп, обгоняя спутников.

2.

Знахарка Матрена не пошла провожать Защитников и Киру вместе с деревенскими, сославшись на недомогание, отправила Есению. Казалось бы, теперь можно спокойно вздохнуть, да не отпускала тревога. И дело было не только в Пасите. Знахарка переживала о содеянном. Ох и рисковала она, вручая Кирране тот самый флакон. Матрена надеялась, что рассчитала дозу правильно. Рецепт «Слез Киаланы» она помнила до мельчайших подробностей, но вот точно определить на глаз, сколько требуется девчонке, было намного сложнее.

Когда-то она благодарила Киалану за то, что у Защитников давно не рождаются дочери – таково наказание богов за спесь. Ровно до тех пор, пока у Анасташи с Карроном не родилась Кира. Девчонка все же появилась на свет. Да и не где-нибудь, а здесь – прямо у нее под носом. И как это следовало расценивать? То ли знак свыше, то ли насмешка судьбы, поди-ка разбери.

Девчонка росла, но ничего не происходило. Разве что странная была, ну да Матрена и сама не из обычных. Подумаешь, девка как мужик охотится, да порты носит. Главное, сила никак себя не проявляет, и Матрена уверилась, что той нет в помине. Да не тут-то было. Боги любят шутить над смертными. Принесла нелегкая нового Защитника, да не кого-нибудь, а одного из тин Хорвейгов. Перед затуманенным взором знахарки, как наяву предстали серо-стальные глаза, только те были старше, и из-за привычки щуриться мелкая сеть морщин уже тронула кожу вокруг…

В тот вечер было что-то не так. Эйсмолан тин Хорвейг будто витал где-то, хотя его движения оставались мощными и ритмичными, а руки продолжали ласкать ее тело, но как-то бесчувственно.

– Свет мой, мне кажется ты сейчас не здесь, не со мной. Что-то случилось? – Настрой Матрианы потихоньку пропал, и она остановила любовника. – Так не пойдет. – Отстранившись, она грациозно села на постели, откинув длинные, достающие почти до колена волосы цвета светлого меда, обычно тщательно заплетенные и прибранные под форменный головной убор. Эйсмолан протянул руку и взял прядь, принявшись задумчиво ею поигрывать, провел вверх и вниз по ее обнаженному плечу, но его лицо сохранило прежнее серьезное выражение. Затем мужчина посмотрел ей прямо в глаза и тяжело вздохнул решившись.

– Ана, тебе нужно срочно уехать.

– Что? – Голос Матрианы сел. Внутри будто что-то оборвалось. В глубине души она всегда знала, что рано или поздно это случится, они расстанутся, но не так же скоро!

Она отпрянула, когда любовник снова потянулся к ней, но он перехватил ее руку. Преодолевая сопротивление, притянул к себе и крепко обнял. – Эйс…

– Ты недослушала, душа моя, – любимый зарылся носом в ее волосы, опаляя дыханием кожу на шее. Я совершил серьезную ошибку, это дорого мне обойдется. Нам. Они не пощадят никого. Я не могу тобой рисковать. Поэтому ты должна срочно уехать.

– Хорошо, я только закончу работу и… Мне нужно три дня. Два…

– Матриана, ты должна уехать сегодня ночью. Здесь деньги и драгоценности. Этого хватит, чтобы добраться куда угодно, хоть на край света. – Рядом звякнул увесистый мешочек. – Ты сейчас же покинешь Орден и исчезнешь для всех. Никто не должен почуять и тени подозрений, что ты и есть Матриана тин Эллер. Надеюсь, ты успела разобраться с нашей маленькой проблемой?

Матриана нахмурилась, сжав зубы. Она все еще не понимала, к чему такая спешка, дело же не только в нежеланной беременности? Эйсмолан не мог видеть ее лица, потому она осмелилась на ложь:

– Да. Я все сделала. А как же ты? – Внезапно осенила страшная догадка: «Он сказал, что они не пощадят никого!» – Так все это из-за «Слез Киаланы»?

– Забудь это название и никогда больше не произноси его вслух!

– Эйс, что ты натворил? – Матриана повернулась, ее голос звучал спокойно и непреклонно, невзирая на бурю, бушующую внутри.

– Я убил тин Даррена.

Хранителя Знаний и Главного целителя Южной башни Эйсмолана тин Хорвейга обвинили в государственной измене и в попытке предумышленного убийства Теорра тин Даррена, одного из наставников Северной башни и члена Совета Ордена, тот же непостижимым образом умудрился выжить и указать на убийцу. Мятежник был схвачен и через три дня казнен вместе с остальными шестью помощниками на Площади Плача в столице. Лишь одному из его пособников удалось сбежать. Матриана тин Элле всегда была умной, а потому беглянку так и не поймали. Она присутствовала на казни, и это был последний раз, когда видела любимого. Последний раз, когда она позволила себе плакать.

Через пять лет после тех событий из сартогских степей на берег Широкой вышла едва живая, изможденная женщина с маленькой девочкой на руках. Ее подобрали рыбаки из деревни Золотые Орешки. Женщина представилась знахаркой Матреной и рассказала, как на ее деревню напали сартоги. Они сожгли дома, а людей убили. Ее саму и сестру с маленькой дочкой, как и некоторых других женщин, увели в полон. По пути она сумела сбежать, прихватив племянницу, и шла много дней, пока не вышла к реке, где ее и обнаружили. Матриане легко поверили, в то время в Приграничье было неспокойно, набеги кочевников случались частенько, а Защитников не хватало на всех. Сердобольные жители не отказали знахарке в крове, с радостью приютив. Врачеватели здесь были на вес золота.

От воспоминаний кольнуло в груди, и Матрена тяжело опустилась на лавку, судорожно шаря по столу. В последние дни сердечное снадобье было всегда под рукой, старуха заглотила припасенный в маленьком пузырьке порошок, поморщившись от пряного вкуса. Стальные тиски постепенно разжались, утерев покрывшийся испариной лоб, старуха пробормотала под нос: «Так и помереть недолго!».

Матриана тин Элле всем сердцем ненавидела Защитников. Исключением, пожалуй, был Каррон тин Даррен – еще одна насмешка богов. Потом родилась Киррана. Видать, и у Анасташи среди предков затесался могучий Защитник, иначе как такое объяснить? И все бы ничего, но тут появился Пасита и принялся изводить девчонку, явно добиваясь от той проявления способностей. Выходит, он откуда-то узнал про то, что она тин Даррен. Повышенное внимание тин Хорвейга к охотнице сильно обеспокоило знахарку. Нельзя было допустить, чтобы бесовское племя, к которому она относила всех Защитников без исключения, начало возрождаться. Тем более, что у такой пары ребенок с даром точно появится, – в храм Киаланы не ходи. Уж проклятая сила им в этом поможет. То, что он станет Защитником тоже сомнений не вызывало, а судя по мощи Паситы, это будет сущее отродье Излома.

То, как охотница расправилась со Стаей, лишь укрепило уверенность Матрианы в своей правоте. В то, что ребенок может вырасти честным и благородным, как Каррон, и, возможно, спасти в будущем много жизней, она попросту не верила. Да и жажда мести застила взор. План созрел мгновенно, а главное, никто ее в жизни не заподозрит. На руку было и то, что девчонка ненавидит Защитника. Стоит той понести, как она, Матрена, ей «поможет». Приняв зелье для вытравки плода, девчонка истечет кровью, пока знахарка будет картинно сокрушаться, в попытках ей помочь. А потом сошлется, на слабое здоровье, узкие бедра, близость Излома. На что угодно, ей в любом случае поверят.

Матрена усмехнулась. Ее плану изначально не суждено было осуществиться. Что-то происходило. Что-то странное, чего она не могла предугадать. Тин Хорвейг, несмотря на невоздержанность и даже явное наличие каких-то чувств к Кире, отчего-то так и не овладел девчонкой ни разу. Она проверяла, это было легко сделать незаметно, ведь в последнее время та часто оказывалась в ее избе в беспамятстве. Тут, как назло, прибыл еще один Защитник, и у знахарки появился новый повод для беспокойства. Этот охотнице нравился, Кира не захочет избавляться от его ребенка.

Когда охотница попросила у нее снадобье для блокировки силы, Матриана даже растерялась, но потом поняла – боги дали ей шанс. Оставалось надеяться, что Кира успеет достаточно далеко уехать, чтобы ее смерть не навлекла подозрений. В идеале девчонка должна умереть только в Ордене, чем вызовет раскол и противостояние среди Защитников. Наверняка Махаррон не будет в восторге оттого, что к его внучке как банный лист липнет тин Хорвейг, и спишет ее смерть на давнюю вражду родов. Все это ей только на руку, отчего же тогда мучает проклятая совесть?..

Глава 7

1.

Снег едва сошел, и черная жирная земля не успевала впитывать влагу, превращаясь в вязкое месиво, хлюпающее под копытами и срывающее подметки с сапог. Солнце, тепло припекавшее с утра и растопившее промерзшие за ночь лужи, последний раз блеснуло лучами, отразившись яркими бликами от их поверхности, и постепенно скрылось, уступив место серой хмари. Еще холодный ветер дерзкими порывами взметнул волосы, запутался в гривах лошадей, и подернул рябью водную гладь.

Ярый осторожно ступал по раскисшей дороге, то и дело оскальзываясь. Пасита, потянул повод, заставляя коня сойти на обочину, чтобы тот не переломал себе ноги. Защитник остановился и обернулся:

– Может, все-таки сядешь в седло?

– Разве мы сильно отстали?

Кира упрямо шла пешком, ведя свою лошадь в поводу. Молокосос и заучка, видимо из солидарности, последовали ее примеру. Пасита пожал плечами. В конце концов, раз им так нравится, пускай месят грязь и дальше. Нагрузка лишней не будет.

Припомнились годы обучения, когда их, курсантов, поднимали спозаранку и сутками гоняли по промозглым осенним предгорьям, пока они не валились с ног от усталости. Как бы то ни было, но девчонке это тоже предстоит, если, конечно, Махаррон не соизволит сделать поблажку для внучки. Отчего-то тин Хорвейг в этом сомневался, он слишком хорошо знал Настоятеля.

Стоило представить Киру босую, бегущую сломя голову по редколесью среди толпы полуобнаженных курсантов, пышущих здоровьем, юностью и силой, стремящихся при каждой возможности похвалиться друг перед другом удалью, Пасита ощутил болезненный укол ревности. Да и наставники тоже не исключение. Можно предложить ей свое покровительство, тогда никто бы не посмел и взглянуть лишний раз в ее сторону… Отчего-то он был уверен, Кира скорее сдохнет, чем согласится.

Внезапно Защитник осознал, он так зациклился на том, чтобы привезти девчонку в Орден, что ему ни разу не пришло в голову, что она окажется там единственной девушкой-курсантом. Других женщин в Ордене нет, не считая прислуги. Волей-неволей ей какое-то время придется жить и учиться бок о бок с другими мужчинами. Общаться с ними. Заводить друзей и врагов. И все они молодые, знатные и не очень, но по большей части привлекательные, привыкшие к повышенному вниманию и безотказности.

Сила наделяла всех Защитников особым шармом. Ему ли не знать – последний курсант, прошедший через Круг Определения, считает себя неотразимым, тем более стоит сделать шаг за ворота Ордена, как следом потянутся обожающие взгляды. Что уж говорить. Взять, к примеру, Золотые Орешки, он появился там и мгновенно снискал репутацию тирана и изверга, но заинтересованный блеск глаз из-за плетней и кустов, из-под платков и густых ресниц все равно преследовал его, куда бы он ни направился. Все, что сдерживало этих похотливых сучек, не давая постоянно путаться под ногами, это страх. Видать, поэтому его самого больше привлекали те, кому он был неинтересен.

Сломать, привязать, сделать зависимой, увидеть, как ненависть в глазах сменяется желанием… Только вот после его интерес пропадал, как и не было, и приходилось искать другую игрушку. Нет, он не жаловался, ведь ему был важен сам процесс…

Ушедшие в сторону мысли плавно вернулись к Кире. Свои чувства к ней он не мог понять, хотя с тем, что они есть уже успел примириться. Одно Пасита знал точно – сломать, как других, ее не выйдет, легче просто убить. Но, как ни странно, ему ни того, ни другого и не хотелось. А хотелось увидеть такой вот открытый, обращенный к себе взгляд. Искреннюю улыбку, предназначенную ему одному.

Тин Хорвейг невольно обернулся и раздраженно скрипнул зубами. Будто нарочно, Крэг что-то весело рассказывал, Кира улыбалась во весь рот, то и дело поднимая глаза, чтобы заглянуть ему в лицо. Идти было трудно, и совсем неудивительно, что девчонка поскользнулась и едва не упала. Молокосос поспешил придержать ее за талию. Встретившись в этот миг взглядом с Паситой, Крэг нехотя убрал руку, но сделал это так естественно, без поспешности, что не вызвал и тени подозрений у Киры. Откликаясь на заклокотавшую у горла ярость, в груди тин Хорвейга расцвел огненный цветок, отразившийся блеском пламени в глазах.

Пасита усилием воли заставил себя отвернуться. Со стороны все выглядело довольно невинно. Похоже, молокосос держится, так что ему самому и подавно не подобает выказывать слабость.

Пасита еще в деревне заподозрил неладное. Курсант перестал пить снотворное на ночь, и Защитник злился, думая, что тот поступил так нарочно, в надежде увидеть «жаркий» сон. Тин Хорвейг сделал вид, что не заметил, но потом вышел на двор и сунул в рот пальцы, избавляясь от содержимого желудка. То-то будет сладкой парочке сюрприз, когда он к ним присоединится: «Пожалуй, стоит проучить обоих как следует. Сделать так, чтобы они и думать забыли впредь о подобном баловстве!». Пасита прислонился к промерзшей бревенчатой стене спиной, успокаивая разбушевавшиеся чувства. Сейчас он даже хотел, чтобы это и правда случилось: «Нет, ну ладно безмозглый дуболом, но Киррана!». От кого Защитник не ожидал подобного, так от этой недотроги и скромницы.

С трудом сплюнув вязкую, отдающую горечью слюну, Пасита хлебнул ледяной воды, прополоскав рот, умылся из той же бочки, пытаясь погасить разгорающийся в груди пожар. Вернувшись в дом, он обнаружил Крэга крепко спящим. Как назло, сам Пасита долго не мог заснуть, ворочался и злился, но когда Киалана смилостивилась, все же увидел сон. Самый обычный. В нем даже была Кира, но как это бывает в простых снах, он почти никак не мог влиять на события и мало что вспомнил после пробуждения.

Все утро Пасита пристально вглядывался в лицо молокососа, пытаясь по выражению понять, снилось ли тому что-то особенное. Тот, обнаружив его интерес, спросил: «Чего таращишься, тин Хорвейг, аль влюбился? Так, я это, к мужеложцам не отношусь, не обессудь».

На следующий день все повторилось. Пасита сначала даже успокоился. Похоже, сны прекратились вовсе, и больше не надо глотать горькую жижу, от которой с утра мутит, кишки сводит и раскалывается голова – то ли вредная знахарка специально такой отвар им готовит, то ли и правда ничто другое попросту не подействует? И все ничего, если бы через несколько дней он не заподозрил неладное.

Девчонка, поартачившись, снова согласилась медитировать, но теперь Пасита больше не ощущал потоков ее силы, мощное ровное завихрение которых нельзя было ни с чем перепутать. Защитник со временем даже научился их видеть, как умеют некоторые наставники. Теперь же – ничего, как он не старался. Все, что удавалось ощутить, это едва теплящийся отголосок силы. Все.

Это было нехорошо. Одно дело, когда невооруженным взглядом будет заметно, какую мощь таит в себе эта хрупкая Защитница, и совсем другое, если он, опальный Защитник, притащит в Орден какую-то девку и будет убеждать, что у нее есть сила. Прежде чем отвести Киру в Круг Определения, придется заставить себя выслушать. Пасита не сомневался в своем успехе, но и отказываться от явного преимущества не собирался.

Новая мысль окатила ледяной волной: «А вдруг ее силу забрал Излом? Вдруг ничего не осталось? И что тогда? Неужели все зря? Конец всем надеждам? Останется разве что довольствоваться проведенной вместе ночью, прежде чем отправить ее восвояси?».

Пожалуй, от этого поступка его не удержит даже Махаррон. Мысль о том, что старик после всего не сможет пойти против Кодекса и заставить его жениться на обесчещенной внучке, вызвала нездоровое веселье.

Подковы Ярого перестали издавать чавкающие звуки и глухо застучали по твердой земле. Хвала Керуну! Выбрались на большак, пора прекращать это безобразие. Пасита развернулся и крикнул:

– Давайте в седло! Хватит дурью маяться, так и до завтра к Красным Горкам не поспеем.

На этот раз спутники не заставили себя ждать, сказывались проведенные в дороге дни. Заучка, с видимым облегчением, едва ли не первым взобрался на свою покладистую кобылу, остальные последовали его примеру, на ходу пытаясь стряхнуть прилипшие к подошве комки грязи.

На большаке лошади пошли увереннее. Здесь на юге Княжества было не в пример теплее, чем в Приграничье. За прошедшую седмицу они будто медленно въехали из зимы в весну, так сильно изменилась местность вокруг сразу за болотами. Снег в лесу еще не сошел, но на полях растаял, напоминая о себе лишь светлыми пятнами тяжелых серых куч, раскиданных здесь и там. Воздух пах прелой листвой, сыростью и перегноем, звенел от свежести. По утрам путников непременно будил щебет птиц, которых не обмануть даже неожиданным снегопадом.

Путешествие выдалось легким. За ними никто не гнался. Они не торопились, останавливаясь задолго до заката. Обустраивали стоянку без спешки и обязательно находили время, чтобы немного размяться. Тренировки затевали не всегда, но медитировать Пасита заставлял каждый вечер. Он все время внимательно вглядывался Кире в лицо, это мешало сосредоточиться, казалось, будто он что-то подозревает. Хоть охотница и считала все это собственными домыслами, но, памятуя о наставлениях знахарки, принимала зелье украдкой, притворяясь, что ходит по нужде. Рука сама легла на грудь, проверяя потайной кармашек, в котором хранился замотанный в тряпицу маленький флакончик темного стекла. Тот оказался на месте, да и куда ему было деться?

Набежавшие тучки просыпались-таки мелким и неожиданно колючим снежком – последней привет зимы. Порыв ветра швырнул его в лицо, заставив зажмуриться. Полночь недовольно фыркнула и мотнула головой, ускорив шаг. Догнала едущих бок о бок адепта и курсанта, пошла медленнее, приноравливаясь к их скорости, и пригнула голову. Охотница усмехнулась такой находчивости. За широкой спиной Крэга и правда было не столь ветрено.

Кира тайком наблюдала за Наарроном. В последние дни он был сам не свой, отвечал невпопад, частенько витал в облаках и тяжко вздыхал, вперившись вдаль: «Небось, по Глашке скучает?» Сейчас брат что-то рассказывал другу, и она невольно прислушалась.

– Я не знаю! – в голосе Нааррона прозвучало чуть ли не отчаянье, он воровато оглянулся.

Кира нахохлилась и натянула суконный, подбитый мехом башлык, плотнее обматывая длинные концы вокруг шеи, здесь на юге Княжества холод ощущался совсем иначе и пробирал до костей. Было странно всю зиму проходить в легкой куртке, а теперь, когда и снег уже почти растаял, мерзнуть, дрожа как осиновый лист на ветру. Нааррон, решив, что она не обращает на них внимания, успокоился и продолжил, понизив голос, хотя для тренированного охотой уха особой разницы не было, Кира все слышала, тем более ветер доносил каждое сказанное слово.

– Мне с ней было хорошо, но я ее не люблю. Да и желания завести семью у меня пока нет. А после всего я чувствую себя… ублюдком!

– Ты себя с тин Хорвейгом даже не сравнивай! Это Глафире впору на тебе жениться, раз она у тебя первая, – Крэг тихо рассмеялся.

– Но ведь получается, я ее обесчестил? Хотя, наверное, нет. Она же и так была не девственна, – Нааррон задумчиво почесал в затылке.

– Заучка! Ты идиот? Прекрати мучиться, а то аж тошно слушать! Подумаешь, девку поимел. Сколько еще их будет? Если не перестанешь ныть, я стану подтрунивать над тобой до конца жизни. Тебя послушать, так и я должен жениться на Орденской стряпухе.

– На стряпухе?! – Нааррон чуть из седла не вывалился от удивления. – Дуболом, – произнес он вкрадчиво, – не говори, что ты переспал с толстой Панной?

– Посмей только кому рассказать! – пудовый кулак сжался под самым носом адепта: – Я тебе шею сверну!

Нааррон прыснул ни капли не испугавшись.

– Друг, тебя лишила девственности старая толстуха, я не ослышался?! – не унимался он.

– Заткнись, сказал! – прошипел Крэг. – Если ублюдок услышит, я тебя прямо тут и закопаю! – он угрожающе подался в сторону веселящегося адепта.

– Не-ет, это я буду подтрунивать над тобой до конца жизни!

– Не такая уж она и старая тогда была, всего-то зим на пятнадцать старше…

Нааррон тихо трясся от смеха. Немного успокоившись, он вернулся к прежнему разговору, но его голос теперь звучал не в пример спокойнее и даже по-деловому.

– Так, выходит, это нормально, что мне было хорошо с Глафирой, но я ее не люблю?

– Конечно. Ты же мужчина, у тебя есть свои желания и потребности. Открою секрет, которого, похоже, нет в твоих книжках. У женщин эти самые желания и потребности нисколько не меньшие, чем у нас. Во! Попадется тебе такая ненасытная, и будешь стараться уже не столько для своего удовольствия, сколько чтобы назавтра по всей округе не растрепали, что ты немощный.

– Да ты что?! – искренне удивился брат.

Дальше Кира не захотела слушать мужские разговоры, да и не пристало ей, девице, про такое, вообще, знать. Она придержала лошадь, слегка отставая, и погрузилась в собственные думы.

Это что же получается? То, что она испытывает к Крэгу тоже нелюбовь, а всего лишь похоть? До этого момента охотница особо не задумывалась, что значат их отношения. Понятное дело, мечтать о пышной свадьбе и доме с кучей детишек не приходилось. Крэг – Защитник, да и она сама вроде тоже станет Защитницей, если из Ордена с порога взашей не вытолкают, будто наглую девку, возомнившую о себе невесть что.

«А ну как в этом их Ордене сплошь все мастера, как Крэг или Пасита, мне там тогда и подавно делать нечего…»

Крэг… Они никогда не разговаривали о будущем. Значит ли это что она его не любит, а он относится к ней, как к любой другой приглянувшейся девке? Крэг хороший парень, особенно для Защитника, но не стоит забывать, он вырос в Ордене и с самого начала привык к мысли, что никогда в жизни не обзаведется настоящей семьей. А она сама? Кира попыталась представить, что если они с Крэгом вдруг разлучатся надолго, будет ли она лить ночами слезы в подушку, думая о нем? Да и по Микору она не слишком печалилась… Ответ пришел незамедлительно: «Вряд ли». От этой мысли стало немного легче.

Крэг не называл ее своей, не говорил, что любит, не предъявлял никаких прав. Ничего. Кира и знала только, что ему нравится. Чувствовала, как тело радостно откликается на ласки, желая большего. Нельзя было забывать и о том, что начало их отношениям положила сила, два совместных сна сделали их чуточку ближе, лишив излишней скромности и стеснения, породили что-то общее, сокровенное. Наяву дальше поцелуев никто не заходил, да и те больше напоминали игру «разозли Паситу». Правда, играли в нее они все реже. Тин Хорвейг мстил Крэгу за каждое неосторожное движение, устраивая унизительные экзекуции, которые именовал тренировками. Не в силах на это смотреть, Кира старалась не допускать такого вновь.

Матренино зелье работало. Сны больше не снились, во время медитаций тоже ничего не происходило. Правда, и достичь нужного состояния не удавалось, Кира попросту сидела с закрытыми глазами и отдыхала, делая вид, что все идет как надо, лишь бы Пасита не обратил внимания. Охотница немного волновалась из-за этого. Уже после первой капли что-то изменилось, будто часть ее куда-то пропала: «Выходит, это та самая сила?».

Оказывается, она жила в ней с рождения, а охотница так привыкла к ее присутствию, что и не подозревала, как без нее все по-иному. Притупились реакция и инстинкты это было особенно заметно на тренировках, во время медитации она едва находила точку покоя, но не могла в ней удержаться. Хотя жаловаться не на что. Главное, больше никаких снов и путешествий к Излому.

Глава 8

1.

Верхом дело пошло быстрее, да и местность стала суше. Большак пролегал по пологим холмам и вскоре влился в оживленный тракт. На ночлег, как и планировали, остановились в Красных Горках. До Ордена Защитников отсюда оставался всего лишь день пути не обремененному поклажей всаднику.

Мощными стенами и суровыми стражниками Киру уже было не удивить, не такое видали. Но городу удалось ее ошеломить размерами – он разбросал свои улицы сразу по нескольким холмам, и количеством народа – куда там Птичьему Терему! А какова же тогда столица? Серокаменные стены домов и построек – на глаза не попалось ни единого бревенчатого сруба – могли бы показаться мрачными, если б не красные, пламенеющие в лучах заката крыши. Из уроков Паситы и Нааррона Кира уже знала, что неподалеку расположены самые большие глиняные карьеры Княжества, цвет добываемой там глины – бурый, отсюда и этот насыщенный красноватый оттенок. Состоятельные горожане могли себе позволить покрытую эмалью черепицу, которая ярче блестела на солнце. А среди знати особым шиком считалось украшать отдельные черепички краской из перламутра лиардинских моллюсков, такие крыши волшебно мерцали в лунном свете. Кира захотела это увидеть, и Нааррон сказал, что непременно свозит ее в Стольный град при случае, там почти весь Верхний круг может похвастаться подобной роскошью. Незабываемое зрелище.