Соль змеи

– Ладно, довольно паясничать, – Шико резко оборвал смех и посерьезнел. – Начинаем.

Не знаю, что они собирались начинать, но мне вдруг стало страшно. Такой ужас охватил все мое существо, от макушки до пяток, что я на несколько мгновений ослабла в руках парней. К счастью, они держали меня крепко, иначе я бы просто свалилась кулем на пол.

И тут я вдруг вспомнила послание, которое нашла вчера в тайнике. Не бойся, говорил мне незнакомый человек, никогда и ничего не бойся.

Окситоцинчику бы всем троим вколоть. Или в смирительные рубашки замотать.

Спокойно, Маша, спокойно. Вдох глубокий до изне-може-ния. Дышите глубже, вы взволнованны. Насыщайте кислородом кору головного мозга.

Блин, да не получается ничего! Страх никак не желал проходить, хоть тресни.

Он лишь усилился, когда из-за левого плеча Шико появилась змеиная голова. Уже в третий раз я видела эту тварь и непроизвольно вскрикнула! Змея поднималась все выше и выше, ее маленькие желтые глазки смотрели на меня, не мигая.

И тут совершенно неожиданно что-то невидимое, но явно материальное заструилось из моей груди навстречу змее. И от этого я слабела – все больше и больше. Закрой глаза, твердила я себе то зло, то умоляюще, закрой свои зенки, Машка, не смотри же ты на эту гадину. Но я была словно кролик перед удавом – взгляд притягивал, завораживал, а легкое покачивание маленькой змеиной головы гипнотизировало.

Нет! Сделав неимоверное усилие, я тряхнула головой. Кто тут кролик? Где вы видите кролика? Я человек, и я могу, а главное, буду владеть своими чувствами! Так, Маша, отвлекись, подумай о чем-то другом, переключи внимание. Из памяти выплыли воспоминания – вот я сижу рядом с мамой, она гладит меня по голове, говорит что-то ласковое…

Страх ушел. И одновременно прекратился отток моих сил как отрезали. Ползучий гад – или его призрак – пропал. Вздохнув наконец свободно, я облегченно выдохнула и торжествующе посмотрела в лицо Шико. Он слегка нахмурился. Что, голубчик, твоя затея провалилась? Что-то пошло не так, верно? Я ухмыльнулась и показала парню язык.

И тут услышала стук и увидела черную фигуру, появившуюся в зале. Шико резко оглянулся. Сказал с досадой:

– Братья, нас застукали. Кари притащился.

Руки, державшие меня, ослабили хватку. Я не преминула этим воспользоваться и вырвалась, заехав локтем сперва одного, потом другого. Напоследок резко ударила Шико коленом в пах и, не теряя времени, пока эти трое не опомнились, рванула вон из зала. Сзади послышался сдавленный стон, потом крик:

– Не трогайте ее, я сам!

Уже в коридоре я услышала, как открылась и закрылась дверь залы, и вот уже за спиной слышится топот кованых ботинок. Преследователь бежал сначала медленно, потом, кажется, сумел оправиться от моего удара и стал догонять. Черт, что же делать? Я же, напротив, потеряв по милости этого гада много сил, бежала все медленнее. Но попадаться в его руки не собиралась. Поэтому резко свернула в первый же попавшийся коридорчик. Остановилась, подождала, пока Шико свернет туда же, и подставила ему подножку.

Ох, как он полетел! Почудилось, что лбом он расколол каменный пол (или наоборот, раскроил череп о камень), таким характерным (крак!) получился стук падения. Я отдышалась и попыталась сообразить, что делать дальше. В зале поджидает мечтающая о реванше парочка. Впрочем, ее – парочку – наверняка погнал поганой метлой внезапно появившийся Кари. Или не погнал – они ведь его не очень-то и боятся. Тем не менее, ведро и тряпки остались в зале. И работу по мытью пола надо заканчивать.

А ну ее, эту работу! Меня что, нанимали в качестве ростовой куклы для метания дротиков? Кто-нибудь постоянно вмешивается в производственный процесс и не дает его закончить. Может, пойти к Руби и потребовать возвращения домой.

Нет, не могу. Хочется сперва найти отца – если, конечно, он действительно отсюда и все еще жив. Я бы посмотрела в его глаза и спросила, почему он бросил нас с мамой. А вот тогда можно и уматывать.

Значит, иду к Руби. Не чтобы смыться, а жаловаться на произвол и издевательства его деток.

Перед тем, как покинуть поле боя, оглянулась на Шико. Парень лежал в той же позе, не шевелясь. Я забеспокоилась. Не хватало еще изувечить хозяйского сынка.

Присела над парнем. Потрясла за плечи, перевернула на спину.

И только сейчас заметила, сколько крови натекло из ссадины на лбу. Она струйками стекала на каменный пол. Я потрогала раненую голову. Нет, ничего страшного, кость цела. А уйма крови из-за того, что на голове множество мелких сосудов, имеющих обыкновение обильно кровоточить при любой, даже небольшой царапине.

– Эй! – я снова потрясла его за плечо. – Ты живой, нет?

Приложила ухо к груди и услышала слабое биение сердца. Уф. Значит, жив.

Мне не было жалко парня, честное слово. Буквально пару минут назад он проделывал со мной… не знаю, как это назвать. Эксперимент? Пробу? Я служила для него подопытным кроликом, и, могу поклясться, он, если бы его не остановили, лишил бы меня силы, всей до капельки. Он, как и его братья, да, впрочем, как и все остальные в этом замке, не считали женщину за человека…

Вот только почему тогда я не могу оставить его просто так лежать на холодном полу с разбитой головой?

Поразмыслив, я решила, что это черта всех медработников, которую можно выразить одной фразой – прежде чем раненый враг тебя прикончит, вылечи его.

Здравый смысл подсказывал – прячься, пока не явились братишки и не убили тебя на месте. Но я отмахнулась от здравого смысла, поднялась и побежала в свою каморку с намерением вернуться и оказать пострадавшему первую помощь. Кажется, в аптечке из моей сумки найдутся средства для оказания первой помощи.

Они нашлись. Пачка бактерицидных пластырей, ампула с йодом, небольшой пластиковый бутылек перекиси. Вату и бинт не возьму, для обработки использую тряпку из хозяйских запасов.

Он лежал все там же, все в той же позе. Кровь уже не текла, но вид залитого ей лица производил жуткое впечатление. Возвращаясь, я вообще-то очень сильно желала очень долго искать Шико и не найти даже при большом желании. Значит, братишки либо не сильно любопытны, либо у них появился затрудняющий перемещение фактор. Например, Кари.

Вот интересно, а его ручная змеюка сбежала или нет? Я надеялась, что да, и поблизости ее нету. Очень, знаете ли, не хотелось именно сейчас встречаться с домашним любимцем для выяснения отношений. Забавные у них тут питомцы. У нас, значит, преимущественно кошки и собаки, а у них – змейки. Или это особенность только данной семейки? Впрочем, какая семья, такие и питомцы. Я бы даже сказала – питонцы.

Я обтерла лицо парня мокрой тряпкой. Ну что, рана небольшая, как я и предполагала – рассечена левая бровь и часть лба над ней. По-хорошему, надо бы рану зашить, но чем и как это делается в походных условиях, я не представляла. Той же иглой, что вчера зашивала порванную одежду Таписа? И теми же нитками? Может, опытный хирург и справился бы с такой задачей, но я – никогда.

Вздохнув, я несколько раз капнула на рану перекисью.

Вот тут он и зашевелился. Глаза пока не открыл, что уже хорошо, но дрыгнул ногой. И головой мотнул.

– Тихо, – приказала я негромко, но довольно внушительно. – Лежи трупиком и не дергайся.

Обычно после этих слов больные в нашем отделении не дергались. А вот нечего мешать мне мыть полы и утки за ними выносить! Только вымоешь, а они тут как тут. Ходят и ходят, топчут и топчут. Сами бы помыли двадцать палат и коридор за смену. И еще два туалета. И это после шести часов лекций и практики.

Так что лежи, Шико, и не дергайся. Мне еще йодиком помазать. И пластырем всю эту красоту заклеить.

Помазала. Заклеила.

И только тогда он приоткрыл глаза.

Я вскочила.

Он продолжал лежать.

И вдруг я с изумлением заметила, что этот гад внимательно глядит на меня из-под век и сладенько так улыбается.

– Ты притворялся, что ли? – спросила я, начиная закипать. Неужели он устроил спектакль с падением, обмороком и трещиной в голове? Нет, трещина у него, наверное, с детства. Впрочем, и все остальные тоже головой ударенные.

– Нет, с чего ты так решила? – сквозь зубы ответил он, не прекращая ухмыляться. – У меня разбита голова. И, кстати, по твоей милости. Впрочем, сейчас я, кажется, пришел в себя.

– Тогда чего разлегся?

Вообще-то можно было сматываться, и не только можно, но и нужно. Однако очень хотелось убедиться, что с пациентом все нормально, и он может передвигаться без посторонней помощи.

Пациент вскочил молниеносно. Я даже не успела заметить, как он это проделал. Вот только что лежал – и уже стоит рядом.

Увы, бежать слишком поздно.

Он потрогал лоб. Поморщился. Спросил:

– Почему ты оказала мне помощь?

Идиотский вопрос. Я пожала плечами:

– Мы так и не выяснили, кто из нас быстрее бегает.

Глупая фраза, согласна. К тому же, прозвучала на редкость фальшиво. Не удивительно, что Шико позволил себе рассмеяться. Но быстро заткнулся и снова поморщился. Сказал грубовато:

– Лучше тебе этого не выяснять.

Я искренне удивилась:

– Почему?

– Потому что я обязательно догоню.

– Как сегодня?

– Тебе просто повезло. А мне – нет. Возможно, сегодня просто не мой день. Так что иди, ведьма, своей ведьмовской дорогой, пока я разрешаю.

Я покивала – мол, щас иду, и невинным голоском спросила:

– А может так случиться, что весь месяц будет не твой? Или, скажем, даже два?

Он и так был бледен, а тут вообще побелел, как нетронутый рейсфедером ватманский лист. Скрежетнул зубами. Прошипел:

– Иди. Или я за себя не ручаюсь.

То ли мне показалось, то ли над его плечом вновь возникла змеиная голова. Я не стала искушать судьбу и пошла в залу к оставленному ведру.

И снова здравствуйте! Нет, не в том смысле, что в зале появился кто-то еще. Напротив – оба братика отсутствовали. Но отсутствовало также и многострадальное ведро! Неудивительно, впрочем: где-то поблизости ошивался Кари, а, следовательно, запросто мог прихватить ведро, решив, что я на сегодня уже закруглилась. Но ведь на самом деле я только-только начала мыть залу! Для продолжения неплохо бы вернуть водичку.

Нет, определенно настал момент для серьезного разговора с Руби. Пусть мне наконец выдадут запасной инвентарь, а также мыло и сменную хламиду. Иначе придется расклеить по всему замку плакаты, гласящие: «Уважайте труд уборщиц», «Граждане, будьте культурны! Плюйте и мусорьте в урны!» и «Испорчу натурально вид. Шико спросите – подтвердит».

Я довольно быстро (ура! уже неплохо ориентируюсь в замке!) нашла кабинет Руби Роида. Постучалась. Потом еще раз. Потом еще. Напомнила сама себе Винни-Пуха, который зачем-то барабанил в свой собственный дом, когда там отсутствовал хозяин.

И вот нет бы мне повернуться и уйти. Очевидно же: Руби где-то шляется. Может, орхидеи поливает с двух до шести ежедневно. Может, на охоту отправился. Но с другой стороны – а вдруг он просто заснул?

Дверь, как ни странно, не была заперта. Ну, просто проходной двор какой-то, заходи кто хочешь, бери что нравится. Интересно, тут все такие доверчивые? Кажется, все.

Я коснулась ручки и тут же отдернула пальцы. Дверная ручка была стилизована под змею! И как это я раньше не заметила! Нет, у них тут определенно развит змеиный культ. Не замок, а гадюшник какой-то.

Хозяина в кабинете не оказалось. Он не дремал, сидя в кресле или лежа на коврике. Домашнего любимца – о, счастье! – тоже не было. Наверное, гуляют.

Казалось бы, хозяин в отлучке, посетитель может быть свободен. Ан нет. Мне за каким-то лешим понадобилось пройти в центр, злобно потоптаться по ковру, а потом изучить все, что лежало на столе.

И вот тут мне стало по-настоящему нехорошо.

На столе находилась белая картонная папочка с ботиночными тесемочками, на которой значилось: «Документы по делу Марии Макеевой, год рождения такой-то, место рождения город Н-ск».

Недолго думая, я развязала тесемочки.

В папке оказались: моя медицинская карточка из поликлиники по месту жительства и несколько фотографий, как то: я в больнице, я на пляже с друзьями, я на студенческой вечеринке. Фотки сперты из моего альбома, совершенно очевидно. На одной даже дата съемки сохранилась.

Теперь ясно, о каких доказательствах говорил Руби.

Но, простите, как моя карточка и фотки доказывают, что я не ведьма? Зачем эти, с позволения сказать, «документы» нужны для найма на должность поломойки? Ну ладно, допустим, им необходимо удостовериться, что я не больна страшной-ужасной болезнью, как то: СПИДом, желтухой, лепрой или открытой формой туберкулеза. Но фотки? Они-то на кой нужны? Могли бы и сами…

Мои размышления были прерваны приходом незнакомого мужчины.

Он не понравился мне с первого взгляда. Нельзя сказать, что я питала симпатию к Руби, Кари или троице братишек. Однако, с теми можно было если не договориться, то хотя бы поговорить. Но с типом в белых одеждах, который стоял на пороге и смотрел на меня пронизывающим взглядом, разговаривать и то было опасно. И даже находиться рядом оказалось неприятно. Холодок пробежал по спине, когда он тихо, вкрадчиво сказал:

– Ай, как нехорошо. Негоже совать нос в чужие документы. Он может пострадать гораздо раньше времени. Как говорится в вашем мире, любопытной Варваре в магазине нос оторвали.

– На базаре, – машинально поправила я.

– Да-да, верно, на базаре, – мужчина нехорошо прищурился. – Так вот, значит, как выглядит девица, вместо порученной работы шатающаяся по замку, обижающая господ и сующая нос куда не следует. Смею заметить, для нее это может очень-очень плохо закончится.

– Куда уж хуже, – пробормотала я, желая как можно скорее убраться из кабинета Руби.

– Уверяю, есть куда. Так что если ты продолжишь совать свой нос куда не следует, обещаю тебе много неприятностей.

– Так я пойду продолжать? – невинно спросила я.

Тип устремил на меня укоризненный взгляд дядюшки, изо всех сил желающего своей непутевой племяннице только добра. Вздохнул – мол, сколько не тверди, что наркота и мужики до цугундера доведут, она все равно в бордель смотрит – но разрешил:

– Иди.

Я бочком-бочком подошла к двери и, проскользнув мимо мужчины, вылетела из кабинета.

И только тут меня прошиб холодный пот.

12. Сказки на ночь

У того, кто отнимает детство, следует отнять достоинство!

(из речи предводителя диких хоозов)

Ведра я так и не обнаружила. Где искать Кари – не знала. Поэтому, поразмышляв и помедитировав на абстракционистские картины, решила продолжить уборку завтра утром. Вернулась в свою каморку, где с вожделением достала из тайника тетрадку и – наконец-то! – принялась за ее изучение.

На первой странице значилось: «Шико Таан. Трудности в изучении дара и работа с ним».

Ох, ты ж! Так я, выходит, ненароком забрела в комнату недобитого красавчика! А тетрадка, значит, его учебные заметки? Или дневник наблюдений за даром? Кстати, очень хочется поподробнее узнать все про этот самый дар.

Я пролистала несколько страниц, бегло их изучила. Да, как есть дневник. С датами. На каждую дату приходится три раздела. Первый – теория, второй – практика, третий – собственный опыт.

Судя по датам, недобитик занимался ежедневно, вообще без выходных и праздников. Примерно… примерно с полгода – именно таков временной интервал от начала до конца дневника.

Я начала с наиболее увлекательной части – с собственного опыта.

Шико методично описывал и даже зарисовывал эксперименты по составлению заклинаний и их использованию.

Ух ты, составление заклинаний! Я с интересом принялась изучать записи, надеясь извлечь из них крупицу пользы для себя.

Итак, для составления заклинаний (или, как их называл Шико, гальдров) нужно было:

– тщательно подобрать слова, желательно созвучные,

– выстроить их в нужном порядке,

– наполнить каждое по отдельности и все вместе энергией своего дара.

Прочитав последний пункт, я приуныла. Ну не было у меня никакого дара. Как сказал Алекол, у женщин его вообще не бывает и быть не может. Жалко. Значит, стать заклинательницей мне не грозит.

Правда, дальше Шико писал, что, по его личным наблюдениям, если по каким-то причинам нет возможности использовать энергию дара, то его вполне можно заменить солью змеи.

Так. Про соль змеи я что-то где-то слышала. Остается вспомнить, что и где.

Нет, не получается.

Теорию я пропускала, читать ее мне было откровенно скучно. Потому что непонятно. В этом разделе содержались выдержки из каких-то старинных трактатов, написанных зубодробительным и языколомательным диалектом (приводилось название трактата), отрывки из лекций преподавателей (указывалось имя препода) и цитаты непонятного происхождения. Некоторые – абсолютно бредовые. Например, имелись указания, как правильно ухаживать за своим даром, как с ним общаться и как его взращивать. Я вспомнила беседу с культурником Алеколом и вновь задумалась – не означает ли «дар» нечто отличное от моего понимания этого термина. Вдруг у них дар – это нечто вроде домашнего любимца, например, цветочек на подоконнике. Но я нигде ни разу не видела цветочков, ни у Руби в кабинете, ни в комнате Шико. Тогда это может быть какой-нибудь очень умный минерал. Я взглянула в чашку, где покоились осколки камня-светильника и вздохнула. Тоже вряд ли.

Но, возможно, у коол-аидров есть еще какие-нибудь любимцы, не очень стандартные по нашим меркам. Наверняка есть! И это… Это…

Стук в дверь прервал мои размышления.

Кто там такой вежливый? Ах, да, сегодня в моих апартаментах ожидались два гостя. Я быстро убрала тетрадку в тайник и открыла дверь.

На пороге переминались три отрока, взирающих на меня если не с обожанием, то с интересом. Не боимся, значит, ведьму?

И правильно.

– Тапис, – сказала я с легким упреком, – ты же обещал прийти с одним другом. Одним.

– Ну… – замялся парнишка. – Мы хотели только с Раффаем… Но Лерну тоже надо зашить…

– Рубаху? – подсказала я, прикидывая, на сколько порванных рубах хватит начатую катушку ниток.

– Штаны, – тихо сказал Лерн.

Лишь бы дело не дошло до нижнего белья, вздохнула я про себя и посторонилась, жестом показывая троице: вваливайтесь, раз притащились.

Тройка бодрым цугом ввалилась, уселась на кровать и притихла. В руках Лерна я заметила лист бумаги и карандаш. Хм. Он что, рисовать собрался?

– Ну, давайте, чего у вас там, – проворчала я, доставая нитки и иглу.

У Раффая рубаха, которую он стянул через голову, оказалась такая… гм.. дырявая – легче выкинуть. К тому же, донельзя ветхая. Они тут что, нижний брейк практикуют, протирая одежду о камень?

– Ты как умудрился ее ухайдакать? – спросила я Райффая, боясь ненароком проделать еще одну дыру.

Парень виновато сжался:

– Это не я. Мне она досталась от одного служки, который… ну…

– Помер, что ли?

– Почему помер? Выслужился и ушел в город. Наниматься на работу в пекарню.

– А из этой рубахи он, значит, вырос?

– Почему вырос? Просто он теперь новую заработает, свою. А эта рубаха – собственность замка.

Да они тут что, с ума сдвинулись? И как долго вот эта ветошь будет переходить по наследству? Пока на ниточки не распадется?

– А ты не мог попросить новую?

– Мне выдадут другую, но нескоро.

Что-то мне подсказывало, что другая – не значит новая.

– Я, конечно, сделаю, что смогу, но не факт, что она будет очень прочной. Тут, видишь ли, в некоторых местах даже зацепиться не за что. Штопать придется.

Неужели здесь такая нищета, что парней не могут обеспечить необходимым? Ну и ну.

Я взялась за работу и сделала тонкий намек на толстые обстоятельства:

– Кто-то обещал рассказать мне о хоозах и а-мулах.

– Да, – вскинулся Тапис. – Я расскажу, что знаю. Хоозы – работники без дара, то есть, без а-мула.

– Что такое а-мул?

– Это дар.

Очень понятно.

– А дар – это…

– А-мул.

– Хорошо. Что он из себя представляет?

Мальчишки замялись. Наконец Тапис сказал:

– Мы точно не знаем, у нас же его нет. На обряде нас не одарили, вот мы и стали хоозами.

Лерн что-то усердно чиркал на листе. Ведет конспект беседы? Ладно, пусть его.

– Что за обряд такой?

– Обряд обретения дара. Его проходят сначала в двенадцать лет. Кто дар в первый раз не получит, может пройти в тринадцать, потом в четырнадцать. А потом уже все, не прошел – значит, не достоин дара.

– А до двенадцати вы, значит, так и ходите неодаренными?

– Ну да.

– И где?

– Что – где?

– Где ходите? Дома? У мамы с папой?

Мальчишки недоуменно уставились на меня во все шесть глаз.

Ответил Тапис:

– Кто такая мама?

Теперь на них вытаращилась я:

– То есть как – кто? Мама. Ну, ваша мама. Женщина, которая вас родила.

– У нас нет женщин, – твердо ответил Раффай. – Жизнь нам дал Руби Роид. Мы родились по благословению великого Каала.

Так. Наверное, я чего-то не понимаю. Или не понимают они. Интересно, кто им так запудрил мозги?

– То есть, – осторожно произнесла я, – вы ничего не знаете про своих родителей?

– Наш отец – Руби Роид, – стояли они на своем. – У нас нет матери и никогда не было.

Кажется, я скоро узнаю что-то новенькое о репродукции в биологии.

– Хорошо, – не стала я спорить с юными фанатиками Руби Роида. – А дом у вас есть? Где-то же вы воспитывались.

– Нас воспитали в детинце, – сказал Тапис, – как и всех остальных.

В детинце – это где? В детдоме, что ли? Тогда все более-менее объясняется. Воспитатели могли промыть им мозги какими угодно россказнями.

– Ладно, у вас нет мамы. Но воспитательницы ведь были?

– У нас нет женщин, – сказал Тапис. – У нас есть наставники.

– То есть, женщин нет вообще? – уточнила я. – А как же ведьмы?

Мальчишки дружно насупились.

– Ведьмы проникают к нам из своего ведьмовского мира, – сказал Тапис. – Они порождение злой колдуньи Даал и приносят в наш мир вражду и горе.

– И я тоже порождение? – решила я расставить все точки над ё.

– Ты же не ведьма, – удивленно заметил Раффай. – Ты – источник женской силы.

– Я вообще-то поломойка, – уточнила я. – Меня наняли для наведения чистоты в замке.

– Это ты так думаешь, – сказал Тапис.

Я насторожилась. Спросила:

– А как думаешь ты? Мне уготована другая роль? Какая? Что я должна буду сделать?

Он смутился:

– Ну… Ты уже делаешь.

– Что?

Он отвел глаза. Ответил:

– Убираешься. Наводишь чистоту.

– Тапис! Но ведь я это и сказала! Убираться, мыть пол – это ведь и есть наводить чистоту. Нет?

– Не только.

– Что еще?

– Не могу сказать.

– Тапис! – я повысила голос. – Ты знаешь что-то еще?

– Нет, – сказал он быстро.

– Раффай!

– Нет.

– Лерн?

Мальчишка, не отрывая взгляда от листа, на котором он продолжал чиркать, отрицательно помотал головой.

– А я вот сейчас возьму и прекращу зашивать ваши обноски!

– Не-е-ет, – заканючили они. – Мы ничего не зна-а-аем! Ну, ходят какие-то слухи, но мы не знаем!

Я поняла, что больше ничего от них не добьюсь. Ладно, продолжим разговор на эту тему в другой раз.

Мальчишки, боясь, как бы я не продолжила расспросы, затараторили:

– А ты откуда? Расскажи о своем мире! Или нет, лучше какую-нибудь интересную историю!

Я задумалась. Что бы такое им рассказать? Сказку? Притчу? Да еще чтобы им было понятно.

А, была не была. Начнем с русских народных сказок.

– Жили были дед и баба… Ой, нет. Бабу заменим, а то вы не поймете… Жили были дед и дед. И была у них курочка Ряба…

Как оказалось, кто такая курочка, они знали. Значит, запрет на женских особей действовал только в отношении людей. Прискорбно.

За курочкой рябой пошел колобок и Маша, то есть, Саша с медвежьей троицей. Впрочем, в моем исполнении медведи смахивали на монстров, а Саша, виртуозно заменивший Машу, – на их победителя. В общем, Остапа несло. Мальчишки молча внимали.

Когда я закончила травить сказки, зашивать одежду и подняла глаза на пацанов, они, привалившись друг к другу, тихо дремали. М-да, мне только сказки на ночь рассказывать.

– Эй, – потрясла я их за плечи. – Спокойной ночи, малыши.

И с удивлением посмотрела на рисунок в руках Лерна. На лист была изображена… я. В несколько утрированном стиле, с иглой и длинной ниткой в руках. Однако как пацан классно рисует! И кто-то еще смел утверждать, будто у него нет никакого дара?!

– Это тебе, – Лерн, открыв полусонные глаза, протянул листок. – Ты спрячь только. А то отберут. А меня накажут.

– Тебе нельзя рисовать? – изумилась я.

– Я же хооз, – пожал он плечами, – мне нельзя. Они говорят, и так работы много. А дара нет.

Я погладила парня по голове. Он недовольно дернулся. Сколько ему лет? Четырнадцать? Пятнадцать?