Полная версия
Режим гроссадмирала Дёница. Капитуляция Германии. 1945
Оперативный эшелон штаба «Юг», собранный из ОКБ (Oberkommando der Wermacht – Верховное главнокомандование вооруженных сил) и ОКХ (Oberkommando des Heeres – Главное командование сухопутных сил) под руководством генерал-лейтенанта Августа Винтера из штаба оперативного руководства ОКВ, уже выехал в Берхтесгаден, а 21 апреля Дёниц покинул Гитлера и направился на свой новый командный пост в Плёне (к юго-востоку от Киля). В Берлине осталась только небольшая группа ОКВ штаба «Север», которая должна была временно сохранять за собой общее командование. Фельдмаршал Кейтель и генерал-полковник Йодль оба хорошо понимали, что осуществление командования вооруженными силами из бункера скоро станет невозможным, но Гитлер был настроен на личное руководство обороной Берлина, а если все кончится крахом, застрелиться; ни протесты Кейтеля и Йодля, ни телефонные звонки от Гиммлера и Дёница не смогли заставить его изменить свое решение. Фюрер заявил Йодлю, что принял такое решение, которое считал самым важным решением в своей жизни, еще в ноябре 1944 г. Гитлер сказал, что ему никогда не следовало покидать Восточную Пруссию. Он все еще верил, что его присутствие в Берлине воодушевит войска на новые усилия в обороне города.
Во время своего нервного расстройства 22 апреля Гитлер сделал замечание, которому было суждено иметь далекоидущие последствия. Он заявил, что он физически уже не в состоянии сражаться. Риск пленения врагом, будучи раненным, был для него слишком велик. Более того, Гитлер считал, что не подходит для того, чтобы вести переговоры с союзниками. Для этого был более удобен Геринг. Тот факт, что он упомянул Геринга в контексте переговоров, доказывает презрение, которое Гитлер испытывал к главнокомандующему люфтваффе, поскольку в его глазах только «трус» способен капитулировать. (Здесь автор преувеличивает. Ас люфтваффе Геринг трусом не был (как и фронтовик-окопник Гитлер). В данном случае Гитлер думал о судьбе своей страны. Так же в свое время в конце Крымской войны поступил русский император Николай I (уйдя из жизни и позволив России, сохранив лицо, завершить проигранную войну). – Ред.) Уже несколько лет звезда Геринга находилась в закате. Его хвастовство, расточительный и распутный образ жизни, но еще больше провалы его люфтваффе все более дискредитировали рейхсмаршала в глазах фюрера. В Нюрнберге Геринг признался, что его действительное влияние на Гитлера длилось до конца 1941 или начала 1942 г. и что оно резко упало в 1943 г. (после провала операции по снабжению армии Паулюса под Сталинградом. – Ред.). С этого времени Гитлер часто критиковал рейхсмаршала, их долгие частные беседы случались все реже и реже и в конце концов совсем прекратились. Геринга уже не приглашали на важные совещания. Когда они расставались 21 апреля при отбытии Геринга в Берхтесгаден, атмосфера была ледяной.
Депрессия Гитлера была недолгой. В тот же день он обсуждал с Кейтелем шансы на деблокаду Берлина. Кейтелю было приказано «развернуть Западный фронт, чтобы предотвратить полное окружение Берлина и лично возглавить контрнаступление». 12-я армия генерала Венка должна была оставить позиции на Западе, пробиться к Берлину и соединиться с 9-й армией к югу от города. Начальник штаба ОКВ с 1938 г., Кейтель, не имевший непосредственного руководства сухопутными войсками в течение всей войны, предложил доставить этот приказ генералу Венку лично. Генерал Кребс, в конце марта сменивший Гудериана на посту начальника Генерального штаба сухопутных войск и отвечавший за Восточный фронт, оставался единственным военным советником при Гитлере. Йодль, настойчиво отговаривавший фюрера оставаться в берлинской «мышеловке», перебрался в Крампниц, чтобы собрать оперативный персонал штаба «Север».
23 апреля Гитлер, полный оптимизма, считал, что в течение дня смогут подойти два батальона дивизии «Великая Германия» и, возможно, один-два других батальона. Совершенно в старом остроумном стиле он высказался о свинарнике, угрожающем реке Хафель (Восточная Германия), и сказал, что необходимо следить за тем, чтобы никто из людей Зейдлица (национальный комитет «Свободная Германия», созданный в советском плену) туда не пробрался.
Тем временем через своего начальника штаба Коллера Геринг услышал о высказывании Гитлера о его пригодности для роли переговорщика. Рейхсфюрер наверняка подумал, что фюрер уходит в отставку и перекладывает на него ответственность за то, чтобы положить начало переговорам о капитуляции. Однако, будучи опытным интриганом, Геринг прежде всего обсудил досконально вопрос с главой рейхсканцелярии Ламмерсом, который также находился в южном районе, и только потом отправил Гитлеру тщательно сформулированную телеграмму. Ссылаясь на декрет от 29 июня 1941 г., которым он назначался заместителем Гитлера, Геринг поинтересовался, согласен ли Гитлер на то, чтобы он (Геринг) отныне получал полную свободу действий как внутри, так и вне страны. Если же Геринг не получит ответа к 22:00 23 апреля, он будет считать, что фюрер уже не является лицом, свободно изъявляющим свою волю. Телеграмма заканчивалась словами «Да защитит Вас Господь, а я надеюсь, что Вы все же сможете приехать сюда из Берлина». Где-то после 17:00 Геринг послал еще одно радиосообщение Риббентропу, призывая его прибыть на юг страны самолетом, если он до полуночи ничего не услышит ни о нем, ни о Гитлере. Телеграммы с разъяснениями были также посланы полковнику Белову, представителю люфтваффе в ставке Гитлера, и генерал-полковнику Йодлю для фельдмаршала Кейтеля.
Гитлер был взбешен. Он уже позабыл о своих ремарках, сделанных в минуту возбуждения, или, вероятно, они были предназначены для того, чтобы указать на альтернативу в случае его смерти. Вопрос Геринга ему показался изменой; возможно, ему уже доложили о намерении Геринга лететь на следующий день к Эйзенхауэру и начать переговоры. Борман, этот амбициозный и неразборчивый глава партийной канцелярии, вне всяких сомнений, разжигал эти подозрения. Представляется даже возможным, что Борман припрятал телеграмму Геринга, а Гитлеру показал только ту, что была отправлена Риббентропу.
Герингу было запрещено предпринимать какие-либо действия в предполагаемых направлениях. Шпеер, слетавший в Берлин, чтобы снова отдать себя в распоряжение Гитлера, отправил письмо генералу Галланду, призывая его сделать все, что в его силах, «чтобы помешать Герингу улететь, как он намеревался». В этот момент Шпеер, должно быть, предложил Гитлеру назначить своим преемником Дёница. Дёницу о телеграмме Геринга Борман сообщил в 10:25; спустя двадцать минут он позвонил генерал-полковнику Штумпфу с приказом закрыть все аэродромы в северной зоне, чтобы не дать возможности никому из министров улететь в южную часть страны в соответствии с приказом Геринга. Геринг был смещен со всех постов, включая пост нацистского «кронпринца» (официального преемника Гитлера. – Ред.). На посту главнокомандующего люфтваффе его сменил генерал Риттер фон Грайм (Грейм), которому Гитлер приказал прибыть в Берлин телеграммой от 24 апреля. Борман направил новую телеграмму Герингу, сообщая ему, что его действия есть измена фюреру и национал-социализму, но ввиду его предыдущих заслуг высшая мера наказания не будет применена. Затем он приказал командирам СС в Оберзальцберге арестовать Геринга, Коллера и Ламмерса. Приказ в новой телеграмме от 30 апреля охране СС казнить всех предателей, выявившихся 23 апреля, не был исполнен, поскольку дежурный офицер СС отказался признать власть Бормана.
В течение восьми дней между этим решением от 22 апреля и своим самоубийством Гитлер все еще сомневался и пытался уйти от неизбежного. В ночь с 24 на 25 апреля он определенно пришел в себя после депрессии и отказался признавать сражение за Берлин проигранным. Он сосредоточил все командные функции в своих руках. В ночь с 24 на 25 апреля Йодль подписал приказ, гласивший, что общая оперативная ответственность остается на ОКВ. ОКВ должно было получать указания от самого Гитлера и, кроме того, делать это через генерала Кребса, начальника Генерального штаба сухопутных войск и закадычного друга Бормана. В южной зоне страны штаб «Б» под командованием генерала Винтера должен был издавать боевые приказы для групп армий «Юг» и «Центр» и для командующих войсками «Юго-Запада» и «Запада»; на севере, однако, главнокомандующие в Норвегии, Дании и на «Северо-Западе», 12-й армии, группы армий «Висла», 9-й армии и войск в Восточной Пруссии (на остававшихся там пятачках, где закрепились разбитые немцы. – Ред.) и Курляндии должны были находиться под прямым командованием ОКВ. Штаб «А» под началом Дёница, таким образом, был все еще недействующим. Основная задача ОКВ была изложена следующим образом: «атакуя всеми силами и резервами и с наибольшей скоростью, восстановить контакт с Берлином на широком фронте и тем самым довести битву за Берлин до победного конца». Лихорадочный оптимизм Гитлера, последовавший после его депрессии 22 апреля, не был поколеблен даже сообщениями о первом контакте между советскими и американскими войсками. Говорили, что между союзниками были некоторые различия во мнениях, когда они встретились, и Гитлер увидел в этом «убедительное доказательство отсутствия единства среди наших врагов». Его надежды возросли настолько, что он воскликнул: «В любой день, даже в любой час может разразиться война между большевиками и англосаксонцами за их германскую добычу».
Декларация президента Трумэна по этому случаю звучит так, будто она была специально сделана для того, чтобы ответить на надежды Гитлера и уничтожить их: «Союз наших армий в сердце Германии означает, во-первых, что последняя слабая отчаянная надежда Гитлера и его бандитского правительства погашена. Единый фронт и единое дело держав, объединившихся в этой войне против тирании и бесчеловечности, были продемонстрированы на деле, как они это уже давно демонстрируют в своем устремлении к победе».
И теперь Гитлер предпринял свою последнюю попытку спасти Берлин и себя самого. Он приказал Дёницу прекратить все морские операции и перебросить все части кригсмарине в Берлин по воздуху для укрепления фронта.
Гитлер не скупился в выражениях благодарности воинам, кригсмарине Дёница. Это – самые храбрые из тех, что есть у адмирала, говорил фюрер.
26 апреля генерал Гельмут Вейдлинг, командовавший 56-м танковым корпусом, которого Гитлер назначил комендантом берлинского района обороны, все еще говорил о «дне надежды». Телеграмма Дёницу в тот же день от Фосса, представителя кригсмарине в ставке Гитлера, тоже рисовала полную надежд картину ситуации. Фосс сообщил об успехах (весьма скромных и преувеличенных. – Ред.) 12-й армии Венка на юго-западе и 9-й армии Буссе на юго-востоке, а также армейской группы Штайнера на севере. В окруженном городе, однако, ситуация ухудшилась – правительственный квартал под непрерывным сильным артиллерийским обстрелом и градом бомб. По мнению Фосса, необходимо оказать всю возможную помощь извне, поскольку следующие 48 часов станут решающими.
После яростной артиллерийской подготовки и при мощнейшей воздушной поддержке русские снова перешли в наступление в 5 часов утра 27 апреля. Аэродромы Гатов и Темпельхоф перешли в руки противника, отчего дальнейшее снабжение по воздуху стало невозможным. Во время второго совещания в этот день в бункере фюрера генерал Кребс доложил, что сказал Йодлю, что у них в распоряжении остается не более 24–26 часов, чтобы добиться соединения с армиями Венка и Буссе. В противном случае необходимо считаться с возможностью быстрого прорыва обороны немцев со всех направлений.
Пока начальник штаба излагал эти мрачные новости, доктор Вернер Науманн, постоянный секретарь министерства пропаганды, прибыл с информацией о том, что, согласно сообщениям радио Стокгольма, рейхсфюрер СС начал переговоры с западными союзниками. Эта новость, должно быть, поразила Гитлера еще сильнее, чем «предательство Геринга». Отношения с «верным Генрихом» действительно в последнее время охладились. Борман и Кальтенбруннер, самые крупные из соперников Гиммлера, не упустили возможности разжечь тлевшие в Гитлере подозрения. Неудача Гиммлера в ранге командующего войсками (некоторое время на Западном, затем на Восточном фронте. – Ред.) также снизила его влияние на Гитлера. Тем не менее Гитлер, видимо, хотел прояснить ситуацию с этими слухами перед тем, как принимать меры. Последним верным слугой фюрера, который у него оставался, был адмирал Дёниц, а поэтому его спросили, известно ли что-нибудь в его районе об этом сообщении. 28 апреля разговор с Берлином был невозможен между 5:00 и 16:30, поэтому ответ на этот вопрос был отложен до 16:50. Дёниц сообщил: «Здесь ничего не известно. Выясню и, если необходимо, дам опровержение».
Тем временем в Берлине трагедия близилась к своему апогею и к концу. В течение дня было прорвано внутреннее кольцо обороны города. Радиосообщение, посланное в «Фюрерброй», Мюнхен, Борманом в 22:00, свидетельствует о сгущающейся мрачной атмосфере в окружении Гитлера и их растущих подозрениях в отношении военных руководителей: «Вместо того чтобы обрушиться на войска-освободители приказами и призывами, руководящие штабы хранят молчание. Кажется, верность уступает место предательству. Мы остаемся здесь. Рейхсканцелярия уже в руинах».
Для вечернего совещания у Гитлера генерал Вейдлинг собрал все мыслимые доказательства – включая письмо от профессора Зауэрбруха, описывающего ужасную судьбу раненых, – чтобы доказать фюреру безнадежность продолжения борьбы. Он приказал своим командирам секторов подтянуться к рейхсканцелярии в 22:30, поскольку рассчитывал на новые важные указания. Вейдлинг наглядно описал безнадежность ситуации – прорыв за прорывом русских войск, потеря складов боеприпасов, продовольствия и медикаментов, прекращение снабжения по воздуху. В качестве последней меры он предлагал прорыв из «берлинского мешка». Предложение было поддержано генералом Кребсом, но подверглось яростной критике со стороны Геббельса. После продолжительных раздумий Гитлер признал, что ситуация безнадежна. Даже если прорыв удастся, сказал он, они просто попадут из одного кольца окружения в другое. И может случиться так, что ему придется ожидать конца либо в открытом поле, либо на какой-нибудь ферме. Поэтому Гитлер решил, что останется в рейхсканцелярии.
То, что это решение Гитлера было продиктовано эгоизмом, показывает замечание, которое он сделал во время совещания 25 апреля: «Если судьба решит иначе, тогда я исчезну со сцены мировой истории, как бесславный беглец» – и он дважды повторил слова «бесславный беглец». Еще одной причиной он назвал необходимость дать пример «всем тем, кого я осуждаю за их бегство». Если бы фюрер смог выиграть эту битву, он смог бы «уничтожить ряд генералов и других командующих, которые подвели в решающий момент».
Итак, Гитлер остался в Берлине, чтобы «разбить мощь великого азиатского хана».
В пять минут после полуночи 28 апреля адмирал Фосс телеграфировал из ставки фюрера: «Мы будем держаться до конца». Примерно в это же время Гитлер посетил фельдмаршала Грайма, лежавшего раненым в своей комнате и бывшего все еще не в состоянии улететь из-за нехватки самолетов, и дал ему свои последние наставления. Русские готовятся штурмовать рейхсканцелярию, сказал Гитлер, люфтваффе должны поддержать прорыв Венка к Берлину и атаковать русские позиции. Грайму было поручено также арестовать Гиммлера. В 4:05 утра Борман отправил подробные инструкции Дёницу: «Зарубежная печать сообщает о новых актах предательства. Фюрер рассчитывает, что вы будете обращаться со всеми предателями в Северной зоне с исключительной быстротой и суровостью. Исключений быть не должно. Шернер, Венк и другие должны сейчас доказать свою верность фюреру, сняв осаду как можно скорее».
В 13:35 состоялся последний разговор с военным комендантом Берлина. Затем привязной аэростат, через который радиотелефонные переговоры транслировались на радиостанцию, был сбит русской артиллерией. После полудня ОКВ переместилось в Доббин в Мекленбурге, на старый командный пост Гиммлера. В 23:00 там получили отрывистое радиосообщение из бункера фюрера, которое звучало как SOS: «Немедленно доложите: 1. Где передовые части Венка? 2. Когда они снова перейдут в наступление? 3. Где 9-я армия? 4. В каком направлении прорывается 9-я армия? 5. Где передовые части Хольсте?» Два часа спустя Кейтель ответил, что передовые части Венка остановлены у озера Швиловзе и что 12-я армия поэтому не может начать наступление в направлении Берлина; 9-я армия окружена, а корпус Хольсте вынужден перейти к обороне. Теперь конец вполне предсказуем; уже не может идти и речи об освобождении Берлина. Но из-за патологической подозрительности Гитлера здесь все еще пахло изменой. Борману было дано указание отправить Дёницу следующую телеграмму:
«Дёниц.
В нас ежедневно укрепляется впечатление, что дивизии на Берлинском театре военных действий уже несколько дней простаивают без дела. Все доклады, которые мы получаем, контролируются, задерживаются или искажаются Кейтелем. В целом мы можем сообщаться только через Кейтеля. Фюрер приказывает вам немедленно и беспощадно разобраться со всеми предателями. (Далее следует приписка:) Фюрер жив и ведет оборону Берлина».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Печально известный Народный трибунал под председательством Фрейслера разбирал дела о «пораженцах» и участниках заговора 20 июля 1944 г. (Примеч. авт.)
2
Речь идет о провале попытки контрудара по наступающим на Берлин советским войскам и ужасной истерике, устроенной в связи с этим Гитлером. (Примеч. ред.)
3
Моргентау Г. – секретарь казначейства (министр финансов) США. В 1944 г. выдвинул план послевоенной деиндустриализации Германии и превращения ее в аграрное государство. (Примеч. ред.)