Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма

Эдвин Бивен

Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма

Edwyn Bevan

THE HOUSE OF PTOLEMY

a history of egypt under the ptolemaic dynasty

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2011

Предисловие

С тех пор как вышли книги Магаффи «История Египта при династии Птолемеев», исследования и наука не стояли на месте, был обнаружен ряд новых источников (папирусы и надписи). Труда Магаффи уже недостаточно для того, чтобы дать читателю представление об известных фактах истории эллинистического Египта и точках зрения различных авторитетных исследователей на различные ее аспекты. Поэтому господа из издательства «Метуэн» сочли целесообразным исправить или переписать том IV «Истории Египта», написанной сэром Флиндерсом Питри, таким образом, чтобы он больше соответствовал теперешнему уровню знаний. Так как доктора Магаффи больше нет с нами и он не может переделать свою работу, они вручили его книгу мне с просьбой либо внести в нее изменения и дополнения, либо написать другую книгу, которая заменила бы ее в этой исторической серии. Почти сразу же стало понятно, что и речи быть не может о том, чтобы вставлять написанные мной фрагменты в текст Магаффи. Стиль Магаффи настолько свеж и своеобразен, что внесение в него дополнений будет подобно вживлению в тело инородных тканей, которые будут им отторжены. Я не видел иной возможности, как только заново написать всю историю по-своему, время от времени приводя фразы и абзацы из книги Магаффи там, где они представляются уместными; эти цитаты стоят в кавычках и подписаны литерой М в скобках. Одним из преимуществ этого варианта было то, что таким образом мой новый том не будет выглядеть так, будто с его помощью я старался отодвинуть Магаффи на второй план. Труд Магаффи по-прежнему сохраняет самостоятельную ценность для изучающих историю державы Птолемеев. Если в свете недавних открытий его утверждения и предположения часто можно отвергнуть, то замечания его энергичного и здравого ума, живая манера представления, пожалуй, и еще через двенадцать лет, когда и мой труд будет таким же устаревшим, как труд Магаффи сейчас, побудят интересующихся обратиться к его «Истории», и не напрасно. При написании своей книги я посчитал нужным отметить те пункты, в которых Магаффи явно ошибался. Из-за этого у некоторых читателей может сложиться впечатление, что автор настоящего труда стремится поймать своего предшественника на слове, чего у меня и в мыслях не было. Если я чаще ссылаюсь на работу Магаффи для ее исправления, чем для выражения признательности, то только потому, что верю в способность читателя самостоятельно определить, где Магаффи прав, и предупреждаю его лишь в тех случаях, где, как показали новейшие исследования, Магаффи ошибался. Ни один человек, занимающийся этой темой, не может не понимать, насколько весь ученый мир сегодня должен быть обязан тому стимулу, который поколение назад придали изучению эллинистической эпохи яркий ум Магаффи и его обширная эрудиция в разнообразных областях.

Те, кого в наши дни привлекает история эллинистического Египта, могут взять за основу своих изысканий великолепный труд Буше-Леклерка «История Лагидов» (Histoire des Lagides) в четырех томах (1903–1906), который по некоторым пунктам дополняет его же изданная позднее «История Селевкидов» (Histoire des Séleucides) (1913–1914). В незаменимой работе Буше-Леклерка собраны данные о результатах исследований двух великих эллинистических держав, которые проводились вплоть до времени написания его книги. Автор сопровождает их прекрасными критическими рассуждениями, а кроме того, будучи литератором, унаследовавшим традиции французской исторической прозы, он рассказывает историю так, что читать его труд – не тяжкая обязанность, а истинное наслаждение. Что же касается такой отдельной области, как папирусы и те сведения, которые они дают нам о жизни и государственном строе Египта при Птолемеях, то основным руководством для знатоков данной темы являются «Основы и хрестоматия» (Grundzüge und Chrestomathie) Вилькена и Миттейса – в первом томе, написанном Вилькеном, содержится общий обзор папирологии и рассказ о государственном управлении при Птолемеях, во втором томе Миттейс рассматривает законодательство и судопроизводство. Ульрих Вилькен, один из великих ученых, подаренных миру Германией в наше время, рассуждает обо всем, что касается папирологических исследований, обладая при этом авторитетом, которого удостоены лишь немногие. В настоящее время он публикует многотомное издание египетских папирусов, датированных периодом эллинизма и сгруппированных в хронологическом порядке (Urkunde der Ptolemäerzeit), представляющее собой труд всей его жизни, посвященной изучению этой темы. В книге Макса Л. Штрака «Династия Птолемеев» (Die Dynastie der Ptolemäer, 1897) собраны данные по хронологии этого периода, насколько они были исследованы двадцать девять лет назад. Подробное рассмотрение хронологии эпохи эллинизма по-прежнему не обходится без ссылок на эту книгу. Штрак является одним из европейских ученых, погибших в Первой мировой войне. Все важнейшие греческие надписи эллинистического Египта, известные двадцать один год назад, собраны Диттенбергером в «Восточных греческих надписях» (Orientis Graecae Inscriptiones). Один из самых заметных вкладов, внесенных в папирологические исследования в последние годы, – это «Введение в папирологию» (Einführung in die Papyruskunde) Шубарта (1918); его же «История Египта от Александра до Мухаммеда» (Geschichte Ägyptens von Alexander bis Mohammed, 1922) представляет собой хорошо написанный и красочный рассказ для широкой публики, лишенный ссылок и примечаний. Бессмысленно пытаться перечислить здесь всех остальных ученых, живущих в наше время, которые занимались изданием найденных недавно папирусов и изучали различные аспекты истории эллинистического Египта; читатели, желающие получить полный обзор папирологической литературы, могут посмотреть библиографию в «Основах» или «Введении» Шубарта, а также пополнить список более поздними публикациями из обзоров мистера Х.И. Белла в «Журнале египетской археологии». В дополнение можно отметить, что активная работа ведется в рамках итальянской школы папирологических исследований, с которой связаны имена многих известных молодых ученых, притом что Италия лишь недавно потеряла маститого автора Джакомо Лумброзо, чья книга «Исследования политической экономии Египта при Лагидах» (Recherches sur l’économie politique de l’Egypte sous les Lagides) опубликована еще в 1870 году; что Россия представлена выдающимся ученым Михаилом Ростовцевым, изгнанником, живущим вдали от родины, поскольку страна, где всем заправляют большевики, не может быть домом для людей такого рода; что Америка достойно представлена издателем папирусов Зенона К.К. Эдгаром и что, наконец, никем не превзойден вклад Англии в папирологию в виде подробных изданий папирусов, выполненных сэром Фредериком Кеньоном, Б.П. Гренфеллом, С. Хантом, Дж. Г. Смайли и Х.И. Беллом.

Следует также обратить внимание на нумерацию поздних Птолемеев. В древности царей одной династии с одинаковыми именами обычно не называли по номерам, как это делаем мы: Эдуард VII и т. п. Приписанные разным Птолемеям римские цифры являются изобретением ученых Новейшего времени, и вы увидите, что моя нумерация отличается от принятой Магаффи. Предполагаемого старшего брата Птолемея Филометора Магаффи называет Птолемеем VI, а сына Птолемея Филометора – Птолемеем VIII. Однако место в династии двух неправивших мальчиков-царей – Птолемея Евпатора и Филопатора Неоса – очень спорно; и я согласен с Буше-Леклерком в том, что целесообразно не включать их в нумерацию и вернуться к прежнему порядку, где Филометор был Птолемеем VI, а Эвер-гет II – Птолемеем VII. Между прочим, это согласуется и с древней нумерацией; ибо, хотя греки обычно и не называли Эвергета II «седьмым», греческие авторы иногда действительно упоминают о нем как о седьмом из Птолемеев (Страбон. XVII. С. 795; Афиней, IV.184B; V.252E; XII.549D).

Мне остается только выразить признательность всем, кто мне помогал, и в первую очередь главному редактору «Истории Египта» сэру Флиндерсу Питри за те исчерпывающие ответы, которые он давал мне, когда я обращался к нему за консультацией, и внимание, с которым он прочел мою довольно беспорядочную рукопись. Сделанные им предложения и критические замечания можно проследить во множестве сносок. В своих трудах, на которые я буду ссылаться, сэр Флиндерс Питри привел ценные сведения об организации общества и управления в фараоновском Египте. Детальное рассмотрение вопроса о том, насколько птолемеевская система соответствовала древней фараоновской, а там, где сходство очевидно, насколько оно обусловлено заимствованием, а насколько потребностями жизни Египта либо деспотическим режимом, в рамках которого независимо друг от друга формируются одинаковые институты, лежит за пределами этого небольшого труда. Будет достаточно отослать тех, кто желает разобраться в этой теме, к работе сэра Флиндерса Питри, который авторитетно изложил обычаи и установления Египта во времена фараонов. Историю Египта на протяжении тысячелетий, в течение которых он сохранял самобытную культуру под властью фараонов туземных династий, и его последующей борьбы за независимость с Персией, тщетной в конечном итоге, сэр Флиндерс Питри изложил в трех предыдущих томах этой серии. Мой том является продолжением написанных им и начинается с рассказа о том, как персы отступили перед македонцами. Повествование в нем доводится до момента, когда македонцы потерпели поражение от римлян. По некоторым вопросам, связанным с иероглифическими надписями, неоценимую помощь мне оказал мистер С.Р.К. Глэнвилл, с которым я советовался во время отсутствия сэра Флиндерса Питри. Мистеру Х.И. Беллу я признателен за предоставленные мне разнообразные новейшие публикации, которые еще недоступны в читальном зале Британского музея. Я особенно благодарен мистеру Г.Ф. Хиллу не только за советы касательно монет, но и за то, что специально для меня были изготовлены новые гипсовые отливки некоторых из них, чтобы улучшить качество фотографий. И наконец, я не могу не поблагодарить мою дочь за ее помощь в подготовке алфавитного указателя.

Э. Б.

Глава 1

Александр Великий

Осенью 332 года до н. э. армия македонян и греков числом около 40 тысяч воинов вторглась в Египет. Ее вел молодой царь Македонии Александр, который за два года до того выступил в поход на громадную Персидскую империю в качестве главнокомандующего войсками эллинских государств. Прежде чем достигнуть Египта, он разбил собранную персидскими сатрапами армию у реки Граник в Малой Азии и войско самого великого царя Дария при Иссе на сирийском побережье. К осени 332 года до н. э. персидская держава исчезла с приморских земель Восточного Средиземноморья, за исключением Египта. Там еще правил сатрап Мазак от имени великого царя (вероятно, в качестве заместителя сатрапа Савака, оставившего Египет, чтобы соединиться с царем Дарием на Иссе). Александр должен был овладеть Египтом и, возможно, расположенной западнее Киреной, прежде чем отправиться в страны Востока, так как его враги были еще сильны на море, а у Александра не было флота, чтобы противостоять им. Единственный способ для него обеспечить себе базу состоял в том, чтобы овладеть всеми портами Восточного Средиземноморья и оставить вражеские флоты без возможности где-либо встать на ремонт или запастись провизией. Так и вышло, что армия ионийцев, как египтяне называли греков (на древнегреческом iaones, на персидском yavana, на иврите yavan), вступила на древнюю землю фараонов.

Греческие воины не были совершенно незнакомы египтянам. Во времена Геродота, за век до вторжения Александра, египтяне смотрели на греков сверху вниз как на нечистых чужеземцев, но тем временем они начали освободительную борьбу против персов, в которой египетские цари получили в помощь войска, присланные греческими государствами; египтяне и греки сражались плечом к плечу с общим врагом. Всего за десять лет до прихода Александра последний фараон, чье египетское имя греки восприняли как Нектанеб, был свергнут, и персидское правление было восстановлено. Поэтому египтяне увидели в войске Александра, слава об удивительных победах которого опережала его, могущественных друзей и освободителей[1]. Борьба с Персией продолжалась; египтяне с греками по-прежнему оставались союзниками. В то время едва ли египтяне могли понимать, что на этот раз ионийцы пришли в Египет не союзниками, а хозяевами. Они прибыли в Египет, чтобы утвердиться там более прочно и править им дольше, чем персы. После предыдущих иноземных вторжений гиксосов и прочих Египет раз за разом в конце концов возвращал себе свободу и устанавливал новые династии фараонов из своего народа, сохранив с незапамятных времен древние народные традиции в государственном строе, культуре и языке; но теперь уже никогда, до скончания времен, на берегах Нила не будет править фараон египетской крови. С приходом Александра Египет на тысячу лет покорится чужеземным правителям эллинистической цивилизации, македонянам и римлянам, а в конце тысячелетия Египет, ставший частью исламского мира, будет совсем другой страной, с другим языком, другим общественным строем, другой религией. Боги, которым тысячелетиями поклонялись жившие на египетской земле, будут навсегда забыты и занесены пылью.

Египтяне, приветствовавшие в 332 году до н. э. Александра как освободителя, не предполагали, что такой исход возможен. Персидская власть в стране рухнула без сопротивления. Персидский гарнизон был достаточно силен, чтобы сокрушить греческого авантюриста Аминту, который сражался на стороне персов при Иссе и после битвы вторгся в Египет с 8 тысячами человек; возможно, египтяне в конечном счете обернулись против него из-за грабежей[2]. Но и речи не могло быть о том, чтобы сопротивляться армии Александра. Тогдашний сатрап Мазак приказал городам Египта, начиная с Пелусия, открыть ворота перед завоевателем. Оставив в Пелусии гарнизон, Александр двинулся по восточному рукаву Нила сначала в Гелиополь, потом в Мемфис. Согласно Курцию Руфу, Мазак доставил Александру в Мемфис 800 талантов и ценности из царского дома. Македонец вошел во дворец фараонов как царь. Согласно «Истории Александра Великого», написанной в Египте, вероятно, в III веке н. э., Александр даже был коронован в мемфисском храме Птаха по примеру древних фараонов. Магаффи полагал, что это утверждение – та из немногочисленных составляющих легенды, в которых отразился исторический факт. Возможно, оно и верно, но нужно помнить, что целью «Истории» отчасти было польстить национальным чувствам египтян и представить Александра истинным наследником исконных царей страны. Автор придумал или пересказал историю о том, что на самом деле Александр приходился сыном Нектанебу, который, будучи магом, принял форму змеи, чтобы вступить в связь с женой царя Филиппа Македонского. Похоже что его рассказ о ритуале восшествия на трон в Мемфисе придуман с той же целью.

Однако есть серьезные основания полагать, что Александр действительно оказывал явные почести местным богам. Его поведение коренным образом отличалось от характерного для персидских завоевателей, вызвавших всенародное негодование убийством священного быка Аписа. По прибытии в Мемфис Александр приказал принести жертвы священному быку и другим местным божествам. Религия персов, как и религия евреев, заставляла их с презрением смотреть на идолопоклонство иных народов; но греки, как бы высоко они ни ставили свою культуру в сравнении с варварской, испытывали странное благоговение перед лицом такой древней традиции, как египетская. Греки всегда считали Египет страной чудес. Поэмы Гомера, знакомые с детства, связывали Египет с давно прошедшей эпохой героев. Немыслимая древность, грандиозные памятники и храмы исполинских размеров, исстари сохраняемый уклад жизни, загадочный и диковинный во многих своих чертах, необычность и очарование страны, питаемой таинственным Нилом, – все это формировало в сознании греков уникальный образ Египта. И вот они оказались в этой чудесной стране, среди колонн и пальмовых рощ, в земле, которая для их отцов всегда была чем-то странным и далеким, как и сами ее обитатели. Александр принес жертвы египетским богам, но не забыл, что является поборником эллинской культуры. Он также устроил в Мемфисе гимнастическое и музыкальное празднество по греческому обычаю. В соревнованиях приняли участие некоторые прославленные музыканты и актеры греческого мира. Как они оказались в нужный момент в этом месте, во многих милях вверх по течению Нила? Низе, защищавший точку зрения, согласно которой их наверняка пригласили заранее, предположил: их присутствие в Египте служило доказательством того, что Александр договорился с Мазаком о капитуляции Египта еще до начала вторжения. Магаффи же полагал: греческие актеры приехали в Египет на всякий случай и, может быть, устроили «небольшой артистический сезон в Навкратисе среди греческих друзей», чтобы быть готовыми к тому, что они могут понадобиться Александру. Можно строить какие угодно предположения, но наверняка мы этого никогда не узнаем.

Одно из важнейших свершений Александра в Египте – основание Александрии. Летом 332 года до н. э. Александр занял и разрушил Тир, крупный портовый город Восточного Средиземноморья. Возможно, он хотел заложить в Египте новый город-порт – «македонский Тир», – который занял бы место захваченного Тира[3]. Он выбрал место примерно в сорока милях от старого греческого города Навкратиса, сообщавшегося с внутренними землями через канопский рукав Нила.

«Что касается местонахождения города, то внимание часто обращалось на то, почему на роль мировой столицы был выбран никудышный египетский городишко Ракотис. Канопское устье Нила давно обслуживало сравнительно небольшой объем морской торговли с чужестранным Левантом, которую до той поры вел Египет. Из других устий только Пелусийское могло пропустить судно крупнее рыбачьей лодки. Даже Канопское устье преграждала опасная отмель. Если торговые корабли могли войти в него, тем не менее оно не было удобной гаванью для македонских военных эскадр, которым предстояло отныне удерживать Левант. Вход, выход, условия на берегу, не способствовавшие ни здоровью, ни безопасности, – все говорило против этого устья. Но в Ракотисе, на несколько миль западнее, Александр нашел сухой известковый участок, возвышающийся над уровнем дельты, недалеко от ответвлявшегося от Нила судоходного канала, являвшегося в то же время источником питьевой воды, куда лишь в незначительных количествах попадал канопский ил, который от мыса Абукир вода несет в море. Кроме того, он прикрыт островом, который, если соединить его с материком при помощи дамбы, создал бы дублирующие гавани на случай морских ветров, откуда бы они ни подули. Это было одно из мест в Египте, подходящих для безопасного открытого порта, куда могли бы входить македонские морские суда и особенно боевые корабли, у которых в ту эпоху уже начали увеличиваться грузоподъемность и осадка»[4].

Страбон дает нам понять, что на месте основания города, когда туда прибыл Александр, находился только рыбацкий поселок. «Впрочем, прежние цари египтян, довольствуясь тем, что они имели, и совершенно не нуждаясь во ввозных товарах, были враждебно настроены против всех мореплавателей, в особенности же против греков (потому что те в силу скудости своей земли были грабителями, алчными на чужое добро); они установили охрану на этом месте, приказав ей задерживать всех, кто приближался к острову. Местопребыванием этой стражи цари назначили так называемую Ракотиду, которая в настоящее время представляет часть города Александрии, расположенную над верфями, но в те времена это было селение; окрестности этого селения они отдали пастухам, которые также могли воспрепятствовать нападению чужеземцев»[5]. «Пастухи» (βούκολοι) – дикое и грозное племя, сами разбойники в своем роде, если верить сочинению Гелиодора.

Примерно в миле перед участком, на котором остановил выбор Александр, лежал остров, называемый греками Фаросом, длиной около трех миль, составленный из остатков былой гряды отдельных островов. Гомер говорил, что в это место приплывают тюлени полежать на берегу, и утверждал, что это хорошая гавань. Высказывалось предположение, что в то время, когда Александр осматривал побережье, Фарос был всего лишь обиталищем местных рыбаков, и именно Александр и его преемники из династии Птолемеев первыми создали там крупный порт мировой торговли. Однако недавние изыскания Гастона Жонде, главного инженера управления портов и маяков Египта, поставили перед исторической наукой новую задачу. Он обнаружил под водой остатки крупных и массивных портовых построек, молов и причалов, в отдельных местах выступающих на четверть мили за пределы того, что в древности было островом Фа-рос; и вопрос о том, были ли они частью греческой Александрии или сооружениями более древней эпохи, заброшенными и обратившимися в руины задолго до того, как этим путем прошел Александр, до сих пор не снят. Сам господин Жонде склонен думать, что затонувшую гавань построил великий Рамсес для обороны от морских пиратов. «Использована колоссальная масса материала, как и во всех сооружениях фараонов; наверняка его транспортировка и сами работы представляли бульшую трудность, чем доставка камней для строительства великих пирамид»[6]. Французский ученый Реймон Вайль выдвинул теорию о том, что упомянутые сооружения – это остатки сооружений, построенных по приказу правителя критской морской державы второго тысячелетия до н. э., которая в то или иное время, как он полагает, владела этим участком египетского побережья[7]. Мне представляется, что разумнее всего не торопиться с выводами до тех пор, пока они не будут изучены подробнее. Как бы то ни было, затопление этих построек произошло из-за внезапного затопления почвы в этом районе, причиной которого стала либо сейсмическая активность, либо простое оседание аллювиальной почвы[8].

За время, истекшее с греко-римской эпохи, уровень александрийской почвы понизился в среднем как минимум на 7 1/2 фута, и, видимо, остатки города Александра и Птолемеев теперь в основном похоронены под слоем воды[9]. Из-за этого археологам труднее, чем когда-либо, реконструировать картину древней Александрии. Мы знаем, что Александр спроектировал город по регулярному прямоугольному плану, который за столетие до того вошел в моду при строительстве городов с подачи Гипподама Милетского. Александр пригласил архитектора Динократа, который, согласно «Истории Александра Великого», был родосцем[10]. Город в том виде, как он его спланировал, тянулся вдоль перешейка между озером Мареотида (Марьют) и морем. Праздник основания города отмечался в 25-й день месяца тиби, то есть настоящая церемония основания должна была состояться примерно 20 января 331 года до н. э. Впоследствии сложилось предание о том, что архитекторы разметили на земле план города белой мукой, взятой из довольствия воинов, и в том, что случилось потом, увидели предзнаменование будущего величия города; правда, до нас дошли две противоречащие друг другу версии этой истории[11].

Первоначально население Александрии, видимо, состояло из македонцев и греков; нам неизвестно, каким образом Александр собрал семьи, образовавшие первое ядро. Позднее большую часть городских жителей составили коренные египтяне, хотя они и не принадлежали к привилегированным гражданам. История, о которой мы поговорим чуть ниже, рассказывает, что множеству египтян из соседнего Канопа пришлось переселиться в новый город. Несколько поколений спустя значительную долю населения Александрии составил еврейский элемент, однако утверждение Иосифа Флавия, будто бы Александр особенно поощрял переселение евреев в Александрию и давал им права граждан, весьма сомнительно. У Александра не было причин интересоваться евреями больше других. В те дни они не были тем, чем стали впоследствии, – народом, который теснейшим образом связан с торговлей и финансами. «Мы не народ торговцев», – мог еще написать Иосиф Флавий в I веке н. э. (Против Апиона. I. § 60).

Еще одно примечательное событие, помимо основания Александрии, связанное с зимним пребыванием Александра в Египте, – это его поездка в храм Аммона – так греки называли Амона – в оазисе, который теперь носит название Сива. Во-первых, с этим связана одна проблема: почему Александр решил предпринять дальнее путешествие через пустыню «к одинокому и далекому храму в пальмовых рощах Сивы» на расстоянии пятнадцати–двадцати дней пути от долины Нила, когда в самом Египте были великолепные древние храмы Амона? То, что оракул Амона в оазисе в течение многих поколений пользовался особым престижем в греческом мире, представляется достаточной причиной. К этому оракулу обращался Крез, как и к другим главнейшим греческим оракулам VI века до н. э. Пиндар сочинил гимн Аммону. Мы слышим о том, как греки – элейцы, спартанцы, афиняне – отправляли посольства в святилище, чтобы испросить совета оракула, еще до Александра. Еврипид говорит о «безводном обиталище Аммона» как о знакомом для греков месте, куда естественно было отправиться тому, кто нуждался в божественном наставлении.