Гойда

Фёдор осторожно прошёл мимо прихожан на улицу. Мрачное небо точно ожило с первыми бледными лучами. Постепенно оно стало светлеть, и очертания собора обозначились особенно чётко. Юноша сошёл со ступеней и обернулся на заливистый звон колоколов. Фёдор пытался разглядеть звонаря, напрягая свои глаза.

«Да быть того не может!»

Фёдор решил, что его глаза изменяют ему, не иначе. Как же по-другому истолковать внешний вид звонаря? Как истолковать то, что сам государь звонит к заутрене? А тем временем в холодном воздухе разливались новые раскаты песни колоколов. Призыв к заутренней молитве летел над Александровской слободой, опережая и солнце, и сам новый день. Фёдор смотрел некоторое время, после чего удивлённо вскинул брови, помотал головой и вернулся в церковь.

* * *

– А чего это ты вопрошаешь меня? Будто я его на колокольню звал, ей-богу, – пожав плечами, ответил Алексей, потянулся за тарелкой с щучьей икрой и зачерпнул большой ложкой.

– Да любопытно стало, вот и вопрошаю, – просто ответил Фёдор. – Ты мне про то не рассказывал, вот я и удивился.

– Да мне что, про каждую странность да причуду государя рассказывать? – усмехнулся Алексей, вытирая усы.

– Неужто сам ты не спрашивал его о том? – спросил Фёдор.

– Так почто спрашивать? – Басман помотал головой и обернулся к сыну: – Пущай звонит, ежели хочется того государю. Не много забав у него, при каковых никто покалечен не будет. Велика странность, куда деваться!

Место во главе стола пустовало, как и напротив Басмановых.

– Верно, государь с Андреем Михалычем совет держит, – предугадывая вопрос сына, произнёс Алексей.

– С Курбским-то? – протянул Фёдор.

– С ним самым, – вздохнул Алексей. – Без него государь разбитый будет ходить, уж поверь. Вот пошлют Курбского сейчас воевать, вот прескверный нрав государя нашего и обнажится, уж поверь старику своему. Ежели ты считаешь меня другом царя-батюшки, то Андрюша будет братом, не меньше.

Фёдор продолжал смотреть на мужиков, собравшихся на застолье, сквозь ресницы. Малюта грубо разделывал своим ножом дичь и вгрызался в мясо, точно оголодал.

– И всё-таки странно это, – вздохнул Фёдор, подзывая жестом холопа с кувшином.

– Да не бери ты в голову каждую придурь, ей-богу. Лишь Господу ведать дано, что творится в душе и разуме царя. Ты, Федь, веди себя, главное, пристойно, да не гневи государя нашего светлого.

Фёдор кивнул, однако взгляд его был рассеян, точно мыслями своими он был далёко от отца своего и от всего этого шумного застолья.

* * *

– Стойте! Стойте! – раздалось откуда-то из-за спины.

Всадник, укутанный в тяжёлые меха для дальней дороги, едва смог развернуть свою лошадь. Он описал небольшую петлю на дороге и вернулся во двор Александровского кремля, натягивая поводья.

– Стойте! – Холоп стоял посреди двора и размахивал руками. – Государь вас, Андрей Михалыч, звал!

Курбский приспустил воротник своего одеяния и взглянул на мужика, что выбежал в тулупе нараспашку.

– Не путаешь чего? – спросил Андрей, присмиряя лошадь. – Простился я уже с государем.

– Никак не путаю, Андрей Михалыч, никак не путаю! Царь-батюшка среди нощи поднялся, глаза не раскрыл ещё, как велел срочно дозваться вас, али следом гнаться, ежели умчались вы со Слободы.

Андрей нахмурил брови и бросил взгляд на ворота. Сейчас из крепости открывался заснеженный пейзаж. Ночные звёзды уже начали гаснуть на небосводе. Скоро займётся ранняя заря.

– Так, батюшка, закрываем ворота? – спросил привратник у князя.

Курбский только сейчас и заметил его.

– Да, – ответил Андрей. – Закрывай.

Привратник поклонился, махнул своим парням. Мужики стали затворять ворота, и заснеженная долина скрылась от глаз Андрея. Сам Курбский спешился, отдал поводья конюшим и пошёл за холопом обратно в кремль.

– Государь наш сам не свой был. Рынды, что подле дверей его службу ночную несли, шепнули, что, мол, криком собственным государь и пробудился, да в гневе и ярости метаться начал! Как повелел царь-батюшка вас сыскать, тотчас же я и бросился за вами, Андрей Михалыч, так и бросился, – бормотал холоп.

– Гонец накануне письма не передавал? – спросил Курбский.

– Не припомню… Да, передавал, да письма те не приводили ко гневливости. То были вести благие. Нет, не припомню я, чтобы гонцы были, не припомню.

– Ступай к себе. Сам я до государевых покоев дойду.

Холоп поклонился и оставил князя в коридоре. Курбский продолжил свой путь, однако на лестнице столкнулся с девкой. Увидев князя, она, простоволосая и босоногая, тотчас же со стыда спрятала своё лицо и спешно просеменила мимо. Мятое платье укрывало её худое тело. Девка прикрывала лицо руками – её тонкие пальцы дрожали. Весь вид был преисполнен страхом. Андрей проводил её лишь взглядом, пока она спешила по лестнице вниз, ступая с такою быстротой, что едва не споткнулась на неровных каменных ступенях.

Андрей помотал головой и хмуро вздохнул, выходя к коридору, что вёл к покоям государя. У входа стояли двое мужиков, облачённых в чёрное одеяние. В руках у каждого было по секире. Завидев князя, оба рынды расступились и поклонились, снимая шапки. Курбский единожды постучал и отворил дверь. Мрачные тени дрожали, растянувшись от опрокинутого стола. Бумаги смялись, письма, карты и чистые листы слиплись в полузастывшей лужице чернил. На краю ложа сидел царь. Его чёрное облачение свисало со сгорбленной фигуры. Одной рукой он закрывал пол-лица, вторая безжизненно покоилась рядом. Едва Курбский зашёл, государь поднял на него свой взгляд.

– Андрей, подойди, – тихо и хрипло произнёс Иоанн, протягивая свою руку.

В глазах царя дрожал блеск свечей. Глубокие карие глаза стали будто бы чёрными и до того пустыми, что князю стало не по себе, видя государя в таком состоянии. Курбский приблизился к нему и взял за протянутую руку. Она была холодной и дрожала. Курбский сел подле царя, не ведая, что же сейчас разрывает душу Иоанна, но уже страшась этих глубин. Царь сильно сжал руку, глядя в глаза Андрея.

– Мне было послано видение, что больше не суждено нам увидеться, – почти прошептал Иоанн, и во взгляде читалось, что государь сам страшился тех слов, сходящих с его запёкшихся губ.

– Не может того быть, – Андрей мотнул головой.

Царь хрипло усмехнулся, но звук был страшен – ему точно не хватало воздуха.

– Как же не может, ежели видение было? – спросил Иоанн, резко раскрыв свои блестящие от влаги глаза.

– То лукавый образ, от Бога ли послан? Как же не видеться нам, государь? – спросил Андрей.

– Неужто бесы так подобрались ко мне?.. – Иоанн провёл рукой по своему лицу, тяжело вздыхая.

После резко переменился, встал с кровати и прошёлся по комнате, ступая прямо по бумагам, которые разлетелись по полу. Замер государь тоже резко. Он поднял взгляд и глубоко вздохнул.

– Кому ты служишь? – спросил царь, не глядя на Андрея.

– Вам, государь.

Иоанн кивнул, переводя взгляд на князя.

– Помню, Андрюш… – царь медленно поднял руку, указывая на своё ложе. – То было страшное испытание Господне, посланное мне. Тело моё снедало адское пламя. Помнишь волю мою, о чём я, беспомощный и страждущий, я просил?

– Помню, – кивнул Андрей. – И перед людьми на земле и Богом на небе, перед святым ликом и крестом животворящим исполнил я волю вашу.

– Я смертен, – с каким-то тихим спокойствием вполголоса произнёс Иоанн. – И страшно мне предстать перед Господом. Знаю я, что Суд небесный будет справедлив. Но сейчас нужна мне опора здесь, на земле. Я сам буду вершить суд над такими же грешниками, коим и являюсь я по слабости своей. Андрей, если в самом деле видение моё послано от лукавого – пущай. Но ежели в самом деле не суждено будет увидеться нам…

Иоанн умолк, опустив взгляд на деревянный стул, который в порыве брошен был о стену. Царь поднял его, взявшись за спинку одной рукой, и опустился на него.

– Не знаю, сколько ещё моё слабое сердце вынесет, ежели не будет подле меня тебя, Андрюш, – хоть губы государя и усмехнулись, но в глаза вернулась та глубокая опустошённость. – Видимо, таков крест мой, и буду я нести его.

Рынды, стоявшие за дверями государевых покоев, не слышали, о чём вёлся разговор. Немногим менее чем через час двери отворились, и князь покинул царя. Заря уже нежно освещала небо, когда князь Курбский гнал свою лошадь по заснеженной дороге с тревожным предчувствием, что будет терзать его душу долгие годы.

Глава 5

В покоях продолжал царить мрак. Своды, казалось, отяжелели и клонились к полу. Лишь свеча, сгоревшая едва не до самого своего основания, дрожала слабым сиянием. Блики мерцали, точно капли жемчужного света, отражаясь на шахматных фигурах и очерчивая их изящные силуэты.

Царь сидел в глубоком кресле. Его руки, точно плети, безвольно свисали с подлокотников. Глаза были открыты, но точно как у людей, что бродят во сне, повинуясь зову полной луны. В пустом взгляде не было жизни. Он замер в тяжёлом ожидании, будто бы фигуры наконец переменят свой рисунок – ведь царь уже давно сделал свой ход. Этой ночью сон никак не шёл, несмотря на измученный разум Иоанна. Он бесцельно глядел на шахматную доску. Тени от фигур пересекались с клетками, чертя ломаный узор.

Далеко в коридоре едва-едва можно было расслышать шаги. Чуткий слух царя уловил то движение и устремил взгляд на дверь, обитую сталью. Шаги приближались. Было слышно, как рынды, оберегавшие покой государя в эту ночь, поднялись со своих мест, заметив кого-то.

Массивные стальные петли скрипнули под тяжестью отворившейся двери. На пороге стоял гонец. Лицо и руки его горели от мороза. Судя по тяжёлому дыханию, сейчас он не мог связать и двух слов. Он низко поклонился, и Иоанн коротко кивнул, принимая это безмолвное приветствие. Гонец выудил из кармана, вшитого в кафтан, запечатанное письмо и тотчас же протянул его царю.

– От Курбского… Андрея Михалыча… – охрипшим от мороза и езды верхом голосом сумел-таки произнести гонец.

Иоанн же поднял свой взгляд на запечатанный кусок бумаги.

– Оставь, – царь кивнул на стол и жестом велел гонцу идти прочь.

Приказания были выполнены. Гонец поклонился и покинул государевы покои, затворив за собой дверь. Его шаги стихали в коридоре, пока Иоанн смотрел на доставленное ему письмо. Тяжёлый вздох сорвался с его губ. Царь потёр переносицу. Печать стояла Курбского, в том не было сомнения – государь лично следил за тем, чтобы тавро для клейма друга его и советника было отлито со всем знанием дела.

Царь взял в руки послание. Желтоватая бумага хранила в себе стужу, что наступала с каждым днём, по мере того как надвигалась зима. Государь провёл пальцем по печати, прежде чем сорвать её и открыть послание от Андрея.

* * *

– Вот ты где! Айда с нами! – раздалось с порога.

Фёдор обернулся, откладывая перо. Он облокотился на подоконник, откинув голову назад, и окинул быстрым взглядом вошедшего. На пороге стоял мужчина превесёлого вида. Через мгновение Фёдор ощутил крепкий хмельный запах от своего нежданного гостя. Нос мужчины был красным, точно явился он с мороза, хотя шапки на нём не было. Вихрастые тёмно-русые волосы клоками торчали во все стороны.

– Отчего же, Вася, зовёшь меня лишь сейчас, когда сам едва ли на ногах стоишь? – спросил Фёдор, с усмешкой глядя на своего гостя.

Мужчина икнул и покачнулся, опираясь рукой о стену.

– Пошли, говорю я тебе! – произнёс он, глядя на Фёдора. – Чего там чиркаешь? Пошли, сейчас упустим всё!

– Да в чём дело-то? – спросил Фёдор, оглядываясь через плечо на письмо, которое он составлял, пока его не потревожили.

– Да в том, что во дворе сейчас на свою потеху да на потеху слуг его верных, то бишь нас с тобою, выпустят зверей на холопов. Вот и поглядим, кто кого! Ежели медведей выпустят, исход ясен! То ли дело с псами затеется борьба, то и не прознаешь, чья возьмёт! Да пошли же, Федь, в самом деле-то! Батюшка твой уже небось с государем ожидают начала забав!

– Надеюсь, выпустят кого покрупнее собак, – вздохнул Фёдор, как бы нехотя поднимаясь со своего места.

Василий рухнул на сундук, опустил голову и рукой растирал лицо, приводя себя в чувство.

Федя первым делом убрал письмо и лишь затем принялся облачаться в тёплое одеяние. Поверх шёлковой рубашки глухого красного цвета он накинул чёрный кафтан с серебряными пуговицами. Подол и рукава были расшиты узорами. За широкий пояс Фёдор заткнул изогнутый кинжал. То была тончайшая работа, будто бы неведомые растения расцвели прямо на рукояти и основании ножен, оплетая оружие своими стеблями и лепестками.

Василий был пьян уже с утра, но Фёдору говорил чистую правду. Со двора белокаменной крепости исчез весь народ, коему не положено было там находиться. Двери и входы в сам царский дворец плотно закрывались на крепкие засовы, обитые сталью. Василий сидел, опустив голову.

– Так что же решил? – спросил Фёдор, потрепав его за плечо.

Едва задремавший боярин тут же подскочил на месте, не успев и глаз продрать. В несколько шагов он выровнялся и поднял голову. Потерянно огляделся он по сторонам, бегая взглядом от стены к стене.

– Решил тут почивать али пойдём-таки смотреть? – усмехнулся Фёдор, забавляясь испуганностью захмелевшего гостя.

Василий тряхнул головой и широко улыбнулся. Они вышли к длинному проходу, вдоль которого прорезались высокие арки, не ограждённые ни ставнями, ни решётками. Сквозь них и собиралась свита государева глядеть во двор. Уже столпились тучные фигуры, закутанные в тяжёлые меха. Мужчины громко болтали меж собою, будто бы и спорили о чём-то, но разобрать что-либо было невозможно.

Фёдор с неохотой вздохнул, видя, как много народу набилось в коридоре. Он заприметил, как ко второму проходу, под углом к коридору с боярами, сквозь высокие арки виднелась высокая фигура государя. Путь к государю преграждали рынды. Их острые секиры схватывались тонким слоем кусачего инея.

Прищурив глаза, Фёдор не мог сдержать улыбки. Подле царя, среди прочих вельмож, имеющих особое положение при дворе, увидел он своего отца, выглядывающего во двор. Алексей потирал руки и о чём-то беседовал с царём, предвкушая зрелище. Фёдор прошёл по коридору к рындам, сторожившим проход. Сперва стража преградила путь. Фёдора это вовсе не раздосадовало, напротив – его лицо осветила улыбка. Он отошёл к одной из арок и облокотился на неё, поглядывая на государя и его окружение. Фёдору пришлось выждать несколько мгновений, прежде чем отец его заметил и помахал шапкой. Он помахал в ответ и указал большим пальцем за своё плечо на стражу, которая не дала Басманову проходу, и пожал плечами. Алексей сперва нахмурил брови, после усмехнулся. Фёдор не слышал, с какими словами Алексей обратился к государю, однако спустя мгновение царь жестом послал к рындам одного из бояр.

То был князь Хворостинин, лицо которого тотчас же озарилось, когда он увидел Фёдора. Басманов-младший стоял, точно уже успел заскучать – скрестил руки на груди, прислонился к стене меж арок и с некоторым недовольством, притом не вполне серьёзным, следил за приближающимся к нему князем.

– А я-то всё гадаю, где же отпрыск Басманов пропадает! – князь крепко обнял Фёдора.

– Чего ж гадать? Будто бы прячусь я, в самом деле? – улыбнулся он, проходя мимо рынд.

Фёдора провели к царю. Государь восседал на троне, вынесенном накануне. Его окружали бояре самого приближённого круга. Было их немного – пять человек, считая самого государя, Басмановых и князя Хворостинина. Иоанн глядел куда-то вперёд отсутствующим взглядом. В правой руке он держал свой резной посох с острым наконечником. Сейчас он более походил на каменное изваяние, нежели на человека из плоти и крови. Фёдор в том лишь сильнее убедился, когда склонился в поклоне, взял руку государя и прижался губами к кисти. Она была холодна, точно жизнь, если когда-то и пылала в ней, уже угасла. Иоанн медленно перевёл взгляд на Фёдора, чуть опустив голову. Фигура его, облачённая в шубу с широким воротником из густого длинного меха, казалась особенно величественной.

Фёдор подошёл к отцу. Они пожали друг другу руки и обнялись, скорее как воины, нежели как отец и сын.

Раздался громкий клич, объявляя скорый миг жестокой потехи. Множество взглядов устремились вниз, во двор, куда выпущены были холопы. По обыкновению, люди эти уличены были в страшных прегрешениях, однако сейчас едва ли среди зрителей находились те, кто задумывался хоть на мгновение об этом.

Пока мужики, едва ли не босые, разбегались по всему двору, следом спущены были цепные псы. Презлейших собак, коих сыскали по всей Слободе, а бывало, что и привозили из иных городов, подолгу держали впроголодь. Оттого звери и бросались в исступлённом безумии на людей. То, что холопам не было дано оружие, решалось тем, что они хватали с земли камни, да и всё, что попадалось под руку.

Поднялся шум, вобрав в себя вопли, крик, вой и лай, а вместе с тем и громкий басистый смех бояр и воевод. Забава эта затрагивала всех зрителей, что собрались, однако когда Фёдор перевёл взгляд на царя, ясно было, что государь и мыслями, и душою своей едва ли следил за грызнёй внизу. Взгляд его оставался потухшим, хоть изредка и следил то за одной озверевшей дворнягой, то за другой. Фёдор вновь посмотрел на очередную партию псов, которую выгнали лишь сейчас.

– Сколько ещё выпустят? – спросил он, обращаясь к Хворостинину.

– Псин-то? – спросил князь.

Фёдор кивнул.

– Так вроде ещё дюжину, – ответил Хворостинин, почесав затылок.

– Не лихие они сегодня, – вздохнул Фёдор, мотая головой. – Верно говорил мне Васька Грязной. Ежели бы медведей выпускали, того исход ясен был бы. А щенки эти вон догрызть не могут того мужика.

Князь Хворостинин помотал головой.

– Не прав ты, Федька! Гляди, как холопы-то утомились! Хоть пасти собакам поразбивали, так суки эти подзаборные и побои сносить приучены. Погоди, Федька, от свежих спустят, загрызут вусмерть последнего.

– Выпустят новых шавок, да те падали испугаются, хвосты подожмут.

Хворостинин расхохотался, а вместе с тем и остальные бояре, что были рядом.

– Неужто готов за то биться об заклад? – спросил князь.

Фёдор улыбнулся.

– Дивной красы нож у тебя. Ещё в Рязани заприметил я его, – произнёс Хворостинин, указывая рукой на оружие, заткнутое за пояс Фёдора.

Младший Басманов достал его вместе с ножнами, осматривая сплетения узоров, после перевёл взгляд на князя.

– Что же против него ставить будешь? – спросил Фёдор, но тотчас же ощутил, что отец схватил его за руку выше локтя.

– Не дури! С раскладом таким лишишься оружия своего! – произнёс Алексей.

– Так не твоё ж оружие, батюшка, ставлю я, – ответил Фёдор. – Так что, Пётр Иваныч? Что ставить против будешь?

Князь несколько опешил. В этот момент пронзительный крик разодрал холодный воздух. Все тут же метнулись к арочным окнам, выглядывая во двор. Огромный пёс со шрамами от кнута вдоль всего тела вцепился в глотку мужика и придавил его большими лапами.

– Ставлю пятьдесят рублей серебром! – воскликнул Хворостинин, хлопнув Фёдора по плечу. – Ежели выживет кто из людей, будет заклад за тобой!

– Идёт, – коротко кивнул Фёдор.

Алексей помотал головой, но больше ничего и не сказал. Вместе с остальными боярами он прильнул к окнам, ибо прибавилось азарту. Несмотря на то что Фёдор заметно проигрывал, внешне он казался спокойным. Даже когда была выпущена свежая свора и расклад стал очевидным, он точно забыл о споре. Пётр Хворостинин уже потирал руки, готовясь заполучить свою награду, в то время как Фёдор не был столь увлечён грызнёй во дворе. Он обернулся, глядя на государя, и со слабой улыбкой заметил перемену в лице Иоанна. Точно он пробудился от холодного сна, не теряя ни величия, ни грозного вида своего.

– Да чёрт бы брал их всех! – выкрикнул Алексей, ударив кулаком.

Очередной холоп испустил дух. Дворняга подняла свою кривую морду, от которой, как и от свежей плоти, ещё шёл пар.

– Не сквернословь, Алёша! Не то язык твой поганый вырвать велю, – усмехнулся Иоанн.

– Сыну моему уж лучше вырвали б, великий государь! – Алексей всплеснул руками. – Того гляди и саблю, и коня, и поместье так проиграет! Ты посмотри на него!

Фёдор развёл руками и лишь усмехнулся.

– Последний остался! – крикнул один из бояр. – Не повезло тебе, Федька!

Не спеша приблизился Фёдор к арке и вновь заглянул вниз. Снег измазан был в крови, людской и звериной поровну. С грустным вздохом он наблюдал за пятью собаками, которые скалились друг на друга за неимением иного врага.

Все расступились, ибо Иоанн поднялся со своего трона. Рост государя превосходил бояр. Он опёрся рукой о белый камень крепости и глянул вниз. Он смотрел на следы крови и плоти, точно был удивлён, точно мгновение назад снег был чистым и белым.

Отворилась одна-единственная стальная дверь. Оттуда вышли загонщики с орудиями, чтобы изловить собак.

– Ну всё, – усмехнулся Хворостинин, потирая руки, верно, и не только от холода.

Фёдор глубоко вздохнул и пожал плечами.

– Спор есть спор, – произнёс юноша, опуская взгляд.

В его голосе звучало сожаление, однако звучало оно так, что поверить, что Фёдор правда расстроился, было сложно. Стоило ему вытащить нож из-за пояса, как раздался гулкий удар посоха о промёрзший пол крепости. Фёдор взглянул на государя сквозь пряди чёрных волос. Иоанн же смерил взглядом сперва Алексея и лишь после его сына.

– Божием судом всё разрешилось, и нечего тут о заклад биться, – произнёс царь.

Тон его был строгим, едва ли не разгневанным. От одного лишь голоса государя бояр взяла оторопь. Не мог никто решить, в самом деле ли зол царь из-за учинённого спора. Так или иначе, Фёдор убрал нож за пояс, и Пётр Иванович не смел возражать против того. Коротким движением Иоанн оправил ворот своей тяжёлой шубы, обернулся и пошёл обратно в крепость.

* * *

Вечером того же дня простые блюда, но в большом обилии подали ко столу. Бояре и воеводы уже заняли свои места в ожидании государя, чьё место оставалось пустым. Не было сильным удивлением появление холопа, который снял шапку и после неловких поклонов донёс волю царя – чтобы слуги его трапезничали без него. Бояре переглянулись меж собой, подивившись, что государь вновь не сел за стол. Под тихие разговоры начался ужин.

– Неужто государю не любы мы? – спросил Фёдор у отца.

– Да мы-то, быть может, и любы, да терзают государя дела иные, – ответил Алексей, разрубая большой сочный кусок варёного мяса.

– Будто всё отъезд Андрея не даёт покоя? – спросил юноша.

– Да чёрт с ним, с Курбским! – отмахнулся Басманов-отец. – Не болтай о том, но слыхал я, что силы наши день ото дня убывают. На Андрюшку нашего государь возложил надежды, да как же исполнить их? Латины всё наступают да наступают. Курбский велик по доблести своей, да не управится он, ей-богу, не управится. Не друзья мы, конечно, с Андрюшкой были, да всё равно не завидую ему. Слава Господу нашему, что не нас послали в ту геенну огненную, из коей Курбский должен победоносцем выйти.

Фёдор перевёл взгляд на пустующий трон государева.

– То бишь войска наши поражения терпят? – спросил юноша.

Алексей поджал губы и кивнул.

– Как бы в том измены не углядел государь наш светлый, – хмуро произнёс воевода.

– И долго царь в состоянии таком пребывать будет? – спросил Фёдор, вызывав лишь улыбку у своего отца.

Алексей помотал головой и пожал плечами, усмехнувшись в свою густую бороду.

– Ты, Федя, зоркий, – довольно произнёс Басман-отец. – Главное, смотри – ежели видишь государя в скверном духе, так будь тише воды, ниже травы, да ещё лучше – заслугу перед царём имей за собой. Того держаться будешь – сбережёшься. На батьку своего посмотри – на службу пришёл, безродный проходимец. А теперь? Думный боярин, да в свойстве с самим государем!

Алексей будто бы от преизбытка гордости ударил себя в грудь.

– И то верно, – кивнул Фёдор. – Не пора ли нам матушке весточку послать?

Басман-отец вытер рот тыльной стороной ладони, закивал:

– Точно, Федька! Всё хотел собраться, да дел невпроворот, и всё никак. Небось места не находит себе голубка наша.

Фёдор откинулся назад, выглядывая из-за стола. У выхода стоял парнишка в шапке набекрень. Заметив, что глядят на него, он тотчас же подбежал к Басмановым, снимая шапку и кланяясь.

– Писать обучен? – спросил Фёдор.

Парень свёл брови и замотал головой.

– Я в минуту сыщу, кто обучен, – пробормотал холоп.

– Сыщи же и пошли его к отцу моему в покои. Да гонца сыщи, пусть тоже явится, – приказал Фёдор и отмахнулся.

Басмановы же продолжили трапезу. Бояре уже зашумели – то были споры, разговоры, раскатистый басистый смех. Не раз поднимались серебряные чаши. Мужчины бились ими, выкрикивая тосты. Серебряные блюда да глиняные кувшины уже опустели, и слуги государевы, пресытившиеся и увеселённые застольной беседой, расходились восвояси. Так и Басмановы отправились в покои Алексея. У входа уже стоял писец. Через узкое плечо его была перекинута сумка из дублёной кожи. Из приоткрытого края виднелись жёлтые бумаги. Он поклонился, придерживая свою ношу. Алексей зашёл первым, едва лишь взглянув на холопа. Молча все втроём зашли в покои. Фёдор расположился на одном из резных стульев, закинув ноги на сундук.