Полная версия
Рынок удобных животных
Ил. 5. Ирина Корина. Счастье есть! 2004. Калька, гуашь, графитный карандаш. 29,5 × 21 см. Собрание Московского музея современного искусства. Благодаря ассоциации с детством образ плюшевого медведя используется в рекламе как универсальный символ счастья. Работа Кориной воспроизводит сюжет рекламного модуля банка
Животные-компаньоны как спутники продленного детства
Почему человек выбирает животное в качестве объекта заботы? Одна из причин в том, что рядом нет значимого другого. Это происходит из‐за ослабления интенсивности семейных, дружеских и романтических связей на фоне свободы и анонимности, которые предлагает жизнь в мегаполисах. Интернет позволяет постоянно обновлять круг общения, провоцируя переход к экстенсивному типу социальных отношений – постоянному расширению сети поверхностных знакомств. Как мы обсудили выше, в период кризиса продолжительных отношений с людьми животные-компаньоны помогают реализовать потребность в физической близости, в том числе тактильной. Также через общение с ними человек удовлетворяет желание быть значимым для другого живого существа. Для понимания природы таких союзов ослабление социальных связей стоит рассматривать как следствие более сложного феномена, связанного с перераспределением ответственности. В современном контексте замещение людей животными – это симптом двух взаимосвязанных процессов: с одной стороны, ранней эмансипации от родителей и профессиональной независимости (то есть принятия ответственности за себя), с другой – постоянного откладывания социального взросления, которое выражается в состоянии продленного детства (то есть в неопределенной отсрочке многолетней ответственности за благополучие другого человека – романтического партнера и/или ребенка). Первый процесс требует времени и энергии и предполагает постоянное переизобретение себя, включая освоение нескольких смежных или даже разноплановых специализаций к 35–40 годам. Второй позволяет экономить ресурсы времени и энергии для профессионального развития и развлечений. При этом даже если молодые люди покидают родной дом, родители всегда остаются на связи благодаря сетевым технологиям. Опираясь на теорию развития личности Эрика Эриксона, социальный психолог, исследователь науки и технологий Шерри Таркл предположила, что это обстоятельство препятствует установлению дистанции, необходимой для взросления:
Родители всегда доступны… Молодые люди не могут научиться переживать одиночество, размышлять о своих эмоциях наедине с собой. Хрупкие и зависимые, они не способны сформировать представление о том, кто они такие, до того, как они наладят успешные жизненные партнерства108.
В эпоху юности моих родителей время для развлечений было редким и концентрированным: зачастую подростки и молодежь активно веселились лишь в годы студенчества. Иногда досуг удавалось совмещать с работой на стартовых должностях, когда количество свободного времени превосходило уровень ответственности. Сегодня период стажировок, дополнительного образования и начальных рабочих позиций растягивается на два десятилетия. В этих условиях животные-компаньоны, хорошо адаптированные к жизни в мегаполисах, представляют собой наименее обременительный пакет ответственности – обязательств, которые неизменно сопровождают физическую близость и эмоциональную привязанность к другому. При этом взаимодействие с животными часто приносит больше удовлетворения, чем отношения с людьми.
В 2014 году кинокритик Энтони Оливер Скотт открыл дискуссию о «смерти совершеннолетия в американской культуре»109, вступив в полемику с журналисткой Рут Грэм110. В статье «Против YA» Грэм пишет, что в США 28% книг, написанных для двенадцати-семнадцатилетних, покупают и читают люди в возрасте 30–44 лет. Журналистка считает, что «взрослые должны стыдиться интереса к литературе, написанной для детей», при этом признает, что роман о любви красивых подростков – очень соблазнительный способ бегства от реальности111. В этих словах содержится важный намек: ностальгия по детству связана с тоской по искренности и романтике. Распространение эстетики каваии также удовлетворяет потребность в эскапизме – объекты и контент, которые вызывают реакцию умиления, создают альтернативный эмоциональный контекст на фоне социального напряжения и политической депрессии, характерной для неолиберальных культур112. Вкупе с ностальгией по детству эстетика трогательности формирует интимное пространство для восстановления психологического равновесия: потребление кавайного контента позволяет временно изъять себя из «взрослой» жизни и отвлечься от мыслей о двойных стандартах, дискриминации, безработице, неравенстве, насилии и ответственности113. В этом контексте попытка Грэм пристыдить взрослых потребителей YA-культуры за стремление переживать юношеские удовольствия выглядит довольно жестокой – увлечение подростковыми сюжетами и трогательными персонажами, способными на искренние чувства и романтические жесты, выглядит сравнительно безопасной стратегией выживания в стрессовой среде, особенно в сравнении с антидепрессантами и алкоголем. С другой стороны, социальные эффекты продленного детства еще недостаточно исследованы, чтобы квалифицировать их как социально приемлемый риск.
В поисках ответа на вопрос «Почему взрослый образ жизни стал концептуально несостоятельным?» Скотт исследовал персонажей американской литературы, опираясь на работы литературного критика Лесли Фидлера, и пришел к выводу, что сопротивление императивам совершеннолетия имеет долгую историю:
Типичным мужским протагонистом в нашей художественной литературе был мужчина в бегах, вытесненный в лес или море… куда угодно, лишь бы избежать «цивилизации», то есть противостояния мужчины и женщины, ведущего к сексу, браку и ответственности. Одним из факторов, определяющих тему и форму наших великих книг, является стратегия уклонения, отступления к природе и детству, которое делает нашу литературу (и жизнь!) настолько очаровательно и неистово «мальчишеской»114.
Анализируя персонажей Марка Твена, Скотт подчеркивает важность постоянного противопоставления инстинктивной порядочности Гекльберри Финна и лицемерия взрослого мира. Гек бежит от отца-алкоголика, а затем – от душного авторитета женщины, который господствует в приватном пространстве американского дома115. Сегодня похожую стадию юношеского бунта против патриархальных институтов переживают женщины, вспомним комедийные сериалы – «Девочки» (2012–2017) и «Брод Сити» (2014–2019), позже – «Дрянь» (2016–2019) и «Великая» (2020–…). После сатирического протеста, как считает Скотт, для женских культурных героев наступит фаза инфантильного отрицания романтических отношений и родительства по примеру протагонистов-мужчин116. Симптомы этого процесса уже заметны: в 2018 году 36% жителей США в возрасте 20–45 лет выразили сомнение в том, что дети совместимы с желанием иметь больше свободного времени, 34% опрошенных не нашли партнера для воспитания ребенка, а для 31% респондентов расходы, связанные с заботой о детях, слишком ощутимы117. По сравнению с ребенком уход за животным-компаньоном почти не занимает времени и стоит значительно дешевле. В то же время социальное благополучие питомца не требует «полной семьи», то есть наличия второго «родителя».
В 2016 году, выступая с лекцией в Колледже вечнозеленого штата в Вашингтоне, Донна Харауэй предложила свое определение человечества, назвав людей «личинками, которые никогда как следует не взрослеют»118. Мы не окукливаемся, чтобы перейти на стадию размножения. Для нас физиологически неизбежным является лишь старение, но не взросление – от последнего можно сбегать бесконечно, используя доступные средства, будь то американские антиутопии о подростках, японские компьютерные игры или южнокорейские микропудели.
Именно животные-компаньоны удовлетворяют потребности в привязанности и принадлежности – желаниях, которые невозможно в себе подавить: стремление к близким взаимоотношениям и тактильному контакту свойственно и детям, и подросткам, и тем, кто выбирает образ жизни «молодых взрослых». В современных неолиберальных культурах возможность не-взросления сочетается с опцией искренних и стабильных отношений с животным, которое зачастую оказывается «более человечным, чем большинство людей»119. Причин оставаться добровольно бездетными становится все больше. Среди них – неуверенность в партнере, дефицит свободного времени, снижение доходов, прекаризация труда, а также тревоги о будущем, вызванные переживанием политических кризисов и симптомов глобальной экологической катастрофы. Не имея возможности строить планы на вырост, «личинки людей» объединяются с личинками кошек и собак в уютное сообщество продленного детства, наполненного нежностью и играми. Несмотря на то что с этой функцией вполне справляются собаки карликовых стандартов и обычные кошки, заводчики-авантюристы создают карманных животных, которые похожи на детей в самом буквальном смысле.
Миниатюрные животные и родительский инстинкт
В середине 2010‐х годов исследования трогательных предметов, персонажей и животных – их способности вызывать эмоциональную реакцию людей – выделились в отдельную академическую дисциплину: cuteness studies. В рамках этой науки совокупность «умилительных» характеристик получила название «aww-фактор» (от «aww» – возгласа умиления в английском языке)120. В основе его действия лежит «схема ребенка» (Kindchenschema), разработанная австрийским зоологом Конрадом Лоренцем в 1943 году. Эта модель предложила ответ на один из вопросов дарвиновской теории: какие качества, приобретенные детьми в результате естественного отбора, побуждают взрослых заботиться о них?121 Лоренц предположил, что трогательные черты в облике младенцев и детей до 3 лет стимулируют проявление родительского инстинкта. Похожими морфологическими характеристикам обладает потомство млекопитающих и птиц – благодаря детским чертам даже те животные, которых принято считать неприятными, могут вызывать положительные эмоции (достаточно взглянуть на птенца вороны). Согласно гипотезе Лоренца, непропорционально крупная голова, преобладание мозгового отдела черепа над лицевым, большие круглые глаза с опущенными внешними уголками, пухлые щеки, короткие и широкие конечности, упругое тело, эластичная кожа и неуклюжие движения пробуждают в нас невольное желание позаботиться о ребенке122. Чтобы максимально усилить aww-фактор, современные заводчики проводят целенаправленную селекцию животных с инфантильными чертами. В том числе поэтому приобретают популярность кудрявые кошки, которые в XIX веке считались больными. И хотя некоторые исследователи подчеркивают, что эффект трогательных внешних и поведенческих качеств несводим к автоматической, дологической реакции123, «детская схема» Лоренца используется как эффективный маркетинговый инструмент, стимулирующий спонтанные интернет-покупки миниатюрных кошек и собак, а также аксессуаров для них. Вместе с внешними и поведенческими чертами из списка Лоренца в дизайне современных кавайных товаров и продвижении трогательных животных задействованы и другие признаки, которые традиционно ассоциируются с детством, например сладкие запахи, детские вокализации, приятные цветовые оттенки, а также такие абстрактные характеристики, как наивность, невинность, беззащитность, искренность. Применительно к животным-компаньонам ведущее значение приобретает размер: чем меньше тело, тем выразительнее проявляются детские черты.
«Маленькая собачка до старости щенок» – современный рынок домашних животных превратил эту поговорку в формулу производства невзрослеющих кошек и собак. Чтобы вывести животных карманного формата, заводчики выбирают для скрещивания самых маленьких особей в помете. Десятилетием раньше такие котята и щенки считались браком. Питомники, которые заботятся о своей репутации, до сих пор не продают собак, чьи размеры не достигают минимума, установленного национальными клубами различных пород для карликовых версий, – не случайно на профессиональном жаргоне мелких щенков называют runts (в переводе с английского – «отсталые»). Это не значит, что каждая миниатюрная собака имеет врожденные дефекты124, провоцирующие серьезные хронические заболевания. Тем не менее, по оценкам ветеринаров, для кошек и собак, которые продаются под лейблом «teacup», такой риск значительно превышает допустимый. Многие из них страдают гипогликемией – низким содержанием глюкозы в крови. Это состояние может вызвать у животного судороги с летальным исходом, именно поэтому микропитомцев необходимо кормить часто и по расписанию. Также неестественно маленький размер тела увеличивает предрасположенность к болезням сердца, проблемам с дыханием и пищеварением, разрушению хрящевых колец трахеи, формированию аномального прикуса, вывиху коленной чашечки, артриту, слепоте и гидроцефалии – скоплению лишней жидкости в головном мозге. Скелет миниатюрных животных очень хрупкий: падение из рук опекуна, прыжок со стола на пол или укусы более крупных собак, которые видят в них грызунов, могут привести к переломам костей и даже гибели125. Неестественно маленькие кошки, взрослый вес которых не превышает полутора килограммов, часто страдают от болезней полости рта и зубов, а также не могут регулировать температуру тела – чтобы помочь им согреться, владельцы покупают для них теплую одежду. Так как низкий рост снижает выносливость и затрудняет возможность вести себя естественно – запрыгивать на диваны и подоконники, бегать за мухами и взбираться на игровые башни, – миниатюрные кошки испытывают фрустрацию, и у них могут развиться стрессовые расстройства126.
Эти и многие другие риски связаны с тем, что методы разведения миниатюрных животных прежде всего ориентированы на радикальное уменьшение размеров их тел. Так как формат teacup не признан официально, бизнес по производству таких животных привлекает некомпетентных и недобросовестных людей. Высокий спрос на карманных питомцев побуждает их использовать неэтичные технологии разведения, включая инбридинг – скрещивание близкородственных особей. Для задержки роста щенкам и котятам снижают норму рациона и содержат в тесных клетках. Даже если все необходимые предосторожности соблюдены, размножение микрособак изначально нельзя считать гуманным, так как тела миниатюрных самок способны вырастить в утробе не больше двух щенков, а роды связаны с возможностью серьезных осложнений и для матери, и для потомства127. Принимая во внимание все эти факторы, ветеринары не рекомендуют покупать неестественно маленьких животных. К тому же, несмотря на то что такие питомцы менее активны, их нельзя назвать более удобными по другим критериям – в сравнении с кошками и собаками карликового стандарта, за ними необходимо постоянно присматривать во избежание травм, следить за тем, чтобы они вовремя поели, не говоря о риске развития хронических болезней уже в первые годы жизни.
Невзрослеющие тела животных и бебиморфизм
Миниатюрное тело – не единственное качество, которое делает животных похожими на детей, хотя именно крохотный размер заставляет маленьких кошек и собак постоянно искать контакта с теплыми руками человека, чтобы согреться (чем меньше животное, тем интенсивнее обмен веществ и выше разница температур его тела и окружающей среды). Многие признаки, описанные Лоренцем, в том числе детские пропорции головы и конечностей, характерны не только для экстремально миниатюрных животных. Такие черты внешности проявляются в облике кошек и собак стандартного размера, ведь изначально эти качества – побочный результат двух процессов: одомашнивания и самоодомашнивания (или автодоместикации). Под первым принято понимать искусственный отбор диких особей по признаку неагрессивного поведения. Под вторым – адаптацию животных к жизни рядом или вместе с людьми по собственной инициативе, ради доступа к остаткам пищи (в древние времена – к добыче людей-охотников, а сегодня – к съедобному мусору). Благодаря этому процессу у кошек и собак формируется не только привязанность к людям, но и склонность к играм в любом возрасте. Сегодня схожие признаки проявляются у других городских животных. Так, в 2020 году было опубликовано сравнительное исследование черепов сельских и городских рыжих лисиц (Vulpes vulpes). Оно зафиксировало, что у лондонских животных более короткие и широкие челюсти, удобные для того, чтобы разрывать пакеты с отходами, и менее крупные мозги, так как их добыча неподвижна128. Интерпретация результатов этого исследования основана на данных эволюционного эксперимента, проведенного Дмитрием Беляевым и Людмилой Трут в 1959 году на базе новосибирского Академгородка. Целенаправленно отбирая черно-бурых лисиц, которые не боялись человека и были готовы к контакту с ним, ученые смогли превратить диких зверей в ласковых питомцев меньше чем за шестьдесят лет.
Толерантное отношение к людям – признак, нетипичный для черно-бурых лисиц. Попытка закрепить его с помощью искусственного отбора привела к дестабилизации морфологических и поведенческих характеристик, необходимых для выживания в естественной среде. Беляев и Трут объяснили это тем, что отбор на пониженную агрессивность вызвал гормональные изменения в организме животных: к десятому поколению уровень кортизола (гормона стресса) у подопытных лисиц снизился на 50% по сравнению с контрольной группой, зато секреция серотонина (гормона хорошего настроения) значительно увеличилась129. Изменение гормонального фона привело к сохранению «щенячьих» черт в облике и поведении взрослых животных. Челюсти лисиц стали короче, длина лап уменьшилась, уши обвисли, у некоторых особей хвосты стали закручиваться колечком130. В поведении проявились черты собак: интерес к играм с предметами, нетипичный для диких хищников, приветствие людей взмахами хвоста, поскуливание, желание облизать их руки131. Подобно кошкам, которые здороваются с нами мурлыканьем, для коммуникации с людьми лисицы развили особые вокализации, похожие на воркование132 (мой кот воркует похожим образом в те дни, когда я надолго исчезаю и он успевает соскучиться, или в периоды диеты, выпрашивая лишнюю еду). Итак, в результате селекции по признаку спокойного отношения к человеку внешность лисиц стала более трогательной, а поведение – инфантильным, но эти изменения никогда не были непосредственной целью одомашнивания.
Человек продолжает контролировать эволюцию прирученных животных – кошек, собак, свиней, лисиц, но впервые в истории желаемым результатом искусственного отбора становятся инфантильные черты внешности: миниатюрное тело, короткие лапы, округлые головы, большие глаза и уши. Собаки и кошки карманного формата – экстремальное проявление этой тенденции: их тела призваны сохранять детский размер и пропорции до конца жизни. Хрупкие, уязвимые, нуждающиеся в постоянной заботе, эти животные еще больше походят на детей. Несмотря на трогательную внешность, «преувеличенный инфантилизм»133 – довольно монструозный феномен. Кошки и собаки с невзрослеющими телами не способны как следует выполнять многие функции, которые соответствуют их биологическому возрасту, например ловить мышей и размножаться. Микроживотные дрожат от холода при комнатной температуре и требуют интенсивной заботы по многим направлениям: их опекунам необходимо постоянно контролировать уровень стресса своих питомцев, предупреждать возможные травмы, придерживаться строгого графика кормления и чаще посещать ветклинику.
Помимо внешности, особые потребности миниатюрных собак и кошек, многократно преувеличенные селекцией, побуждают сравнивать их с детьми в возрасте 1–2 лет. Такая модель репрезентации животных получила название бебиморфизм и развивалась как альтернатива традиции сопоставления собаки с молодым волком134. Анализируя эту тенденцию в книге «Люди и собаки», Доминик Гийо подчеркивает, что сходство социального поведения собак и детей – например, склонность к манипуляции эмоциями взрослых, чтобы получить желаемое, – не означает, что их когнитивные способности одинаковы:
Приобретение внешних признаков и форм поведения, характерных для ребенка, могло давать преимущества в естественном отборе… Свойственная собаке пластичность позволяет ей выработать любую манеру поведения, соответствующую той роли, которую приготовил для нее человек135.
Несмотря на распространение междисциплинарной критики бебиморфизма, на бытовом уровне многие люди продолжают относиться к животным как к детям. Эффект такого отождествления приводит к банализации питомцев, делает их удобными для совместной жизни. Непонимание другого доставляет нам дискомфорт, который легко вытеснить, объяснив поведение животного-компаньона проявлением эмоций, капризов и других поведенческих стратегий, характерных для детей. Привычка навязывать животным человеческие роли не имеет отношения к заботе о них и связана с потребностью в самоидентификации (уточнении своего статуса в сравнении с другим). Прежде и диких, и прирученных животных называли младшими братьями, в современной культуре питомцы переведены в статус детей: это упрощение позволяет игнорировать тот факт, что их потребности и предпочтения меняются с возрастом и зависят от социального контекста (поведения людей и других животных). Как правило, не задумываясь об этических последствиях подобного сравнения, производители, владельцы и исследователи животных продвигают концепцию бебиморфизма, используя разные каналы коммуникации – разговорную речь, социальные сети, рекламу, СМИ и даже научные публикации.
Механизмы формирования привязанности у людей и собак действительно похожи – например, продолжительный взаимный взгляд и ласковые прикосновения. При этом интерпретация эмоциональной связи с животным-компаньоном с позиции взаимоотношений между родителями и детьми – лишь один способ из множества возможных. В 2015 году эксперимент исследовательской группы Михо Нагасавы показал, что общение животного и его человека сопровождается взаимной секрецией окситоцина: когда собака и ее владелец смотрят друг другу в глаза, концентрация гормона доверия увеличивается. Такой же эффект укрепляет связи между матерью и ребенком, а также поощряет сексуальных партнеров сохранять верность друг другу136. Сегодня авторы научно-популярных текстов часто опускают последний факт, предпочитая сравнивать привязанность к животному-компаньону с материнской любовью137, несмотря на то что окситоцин также участвует в установлении горизонтальных (партнерских) отношений, в том числе дружеских. Отождествление заботы о питомце с материнством постепенно приводит к тому, что о животных-компаньонах говорят исключительно с помощью родительской лексики. Вслед за языком, который структурирует общение матерей и отцов с маленькими детьми, в отношениях с питомцами начинают проявляться стереотипы родительского поведения. Непроизвольно называя себя котомамами, инстаграм-блогеры, участники реалити-шоу и знаменитости побуждают свою аудиторию воспринимать питомцев как альтернативу детям. Этим они оказывают неоценимую услугу рынку товаров и услуг для животных-компаньонов, так как популяризация родительской модели взаимоотношений и, как следствие, принципа интенсивной заботы провоцирует соответствующее потребительское поведение, в том числе приобретение необязательных продуктов и сервисов.
Феномен отношения к животным-компаньонам как к приемным детям проявляется во многих обществах. Исследуя культуру домашних животных в период классической Античности, Лилиан Бодсон упоминает о поэте Эвбуле, который критиковал восприятие питомцев как заместителей детей138. Допустим, благодаря трогательной внешности, забавному поведению и проявлению дружелюбия со стороны животных люди склонны видеть в них «детей в мехах»139, но насколько субъективна такая реакция? Умиление, которое я испытываю, наблюдая за неуклюжими движениями кота в попытке удержать в лапах игрушечный банан с глазками, не вызывает во мне желания назвать себя его мамой. В свою очередь, комментарий «послушный сыночек» под его фотографией в Instagram вызывает дискомфорт. Затрудняясь увидеть в нем своего ребенка и даже воспитанника, я стала сомневаться в том, что межвидовое родительство – это естественное следствие тех чувств, которые пробуждают в нас трогательные животные. Не обнаружив линейной связи между умилением, привязанностью и готовностью позиционировать себя в качестве мамы своего кота, я захотела узнать, какую роль в распространении родительской модели взаимоотношений с питомцами играет наша совместная жизнь с конкретными животными и как влияют на этот процесс типичные для того или иного сообщества социокультурные конструкты, например семья и общественный долг. Если отношение к животным-компаньонам как к детям в мехах – естественная склонность каждого из нас, почему лишь в некоторых обществах эта позиция считается нормой? Сравнив такие культуры, можно понять, что отождествление питомцев с детьми не всегда является проекцией наших к ним истинных чувств. Подобное восприятие может быть навязано доминирующей социальной моделью; в таком случае представление о питомцах как о детях в мехах регулирует процессы сосуществования людей друг с другом и не имеет отношения к конкретным животным и тем эмоциям, которые мы испытываем, взаимодействуя с ними. Чтобы разобраться в социокультурных истоках межвидового родительства, я решила сопоставить положение питомцев в традиционных поселениях индейцев Амазонии и в неолиберальных обществах, прежде всего в США. В рамках этих радикально непохожих друг на друга культур отношение к животным как к приемным детям не расценивается как эксцентричное поведение, напротив, поддерживает традиционный уклад жизни.