Шоумен. Король и Спящий убийца

Я видел, какими глазами посмотрела на меня Светлана. Я с тобой полностью согласна, дружище, говорил её взгляд, но всё же поосторожнее на поворотах.

– Всё прошло превосходно, – проявил я упрямство. – Нам нужно было громкое начало, и мы его добились. Прошёл целый год, нас стали подзабывать. А теперь вот вспомнили – все одновременно.

– Ну, хорошо, – примирительно сказал Алекперов. – Сам ход безупречно выверен, хотя с моральной точки зрения …

– А что такое здесь говорится о морали? – хмыкнул я.

– Вы поставили ничего не подозревающих людей в такие обстоятельства …

– А мы всех ставили в такие обстоятельства, – мстительно сказал я. – И все наши герои до поры до времени не подозревали о подоплёке происходящего. Вся наша программа построена именно на этом. При Самсонове тоже так было, и у вас почему-то это не вызывало протеста.

– Не со всем в работе Сергея я был согласен.

– Но в целом вы были довольны программой! – парировал я.

Светлана незаметно для Алекперова показала мне большой палец – молодец, мол. А Алекперов только пожал плечами, не найдя, что ответить.

– Мы будем показывать жизнь, – сказал я. – Такую, какая она есть. И будем делать это так, как делали при Самсонове.

Алекперов с обречённым видом кивнул. Не со всем он был согласен, но выбирать не приходилось. Он уже пытался делать программу без нас, вложил в проект деньги, а в результате не получил ничего, и ему оставалось только одно – искать компромисса с нами.

– Сценарии ближайших выпусков готовы? – спросил он, демонстрируя готовность к примирению.

– Да.

– Покажете?

– Непременно, – пообещал я.

– Техникой для съёмок вас обеспечили?

– Да, спасибо.

– Людей хватает?

– Вполне.

– Вас ведь из прежнего состава только двое осталось?

– Ну, почему же, – пожал я плечами. – Ещё Дёмин.

И я увидел, как распахнулись глаза Алекперова. В его взгляде было что-то, чему я не мог найти определения. Это длилось всего секунду или две, после чего Алекперов опустил веки, пригасив полыхнувший в глазах огонь.

Мы ещё побеседовали недолго – разговор был совсем бессодержательный, ни о чём, – и очень скоро мы со Светланой засобирались. Алекперов проводил нас до двери. Светлана вышла первой, а меня Алекперов чуть придержал за руку и сказал негромко, так что один только я его и слышал:

– С Дёминым этим поосторожнее бы надо. И от программы его лучше отлучить.

Я посмотрел ему в глаза. В них было что-то такое, что подсказало мне: он не всё сказал, что хотел.

7

Письма в адрес программы «Вот так история!», оказывается, продолжали поступать весь этот год. И хотя полноводная поначалу река посланий всё мелела и мелела, превратившись в конце концов в тоненький ручеёк, всё-таки писем скопилось много – люди до сих пор не верили, что программа закрылась навсегда, и эта вера нас очень выручила. Мы просмотрели письма, поступившие в последние три месяца, и отобрали несколько, из которых что-то, по нашему разумению, могло бы получиться. Читали мы письма втроём: я, Светлана и объявившийся наконец-то Дёмин. Поначалу каждый отобрал то, что понравилось лично ему, потом мы всё свели воедино, и в конце концов я выудил из пачки отобранных писем то, которое хотел использовать в первую очередь.

Оно было написано двумя молодыми людьми, которым хотелось разыграть своего друга. Тот был владельцем крохотной фирмочки, которая неизвестно чем занималась, и у него была мечта – создать собственное производство. Но поскольку денег у него не было, он искал инвесторов, тех, кто согласился бы вложить деньги в его начинание. К письму прилагалась фотография потенциального кандидата на розыгрыш. Когда я увидел эту лопоухую голову с шутовской физиономией, я понял, кто будет первым героем нашей возобновлённой программы.

На Светлану, впрочем, это письмо не произвело ни малейшего впечатления.

– Ну и что? – осведомилась она, прочитав текст.

Было видно, что она разочарована.

– Ты на лицо посмотри! – вскинулся я.

– А что лицо? И у меня лицо, Женя. И у тебя. Он бизнесмен, и этим всё сказано. Да, фирма у него крохотная. Он там и швец, и жнец, и на дуде игрец, но тем опаснее с ним связываться. Это человек, живущий своим умом. Ну и как, скажи на милость, ты сможешь его подставить, чтобы он при этом до поры даже не догадывался, что его разыгрывают?

– Значит, если мы разыгрываем дядю Петю с цементного завода – это класс! – саркастически произнёс я. – А буржуев уже и трогать не моги!

– Дело не в буржуях, Женя. Просто у этого парнишки склад ума несколько иной …

Светлана продолжала говорить, но я уже отключился. Мне вдруг отчетливо, до мельчайших подробностей, представилось, как надо снимать этот сюжет. Шаг за шагом, фраза за фразой.

– Эй! – окликнула меня Светлана. – Да ты не слушаешь, кажется.

– Он хочет найти деньги! – сказал я. – Ты представляешь? Вот чтоб появился добрый дядя – и просто дал. Это же супер! Просто фантастика! Я его так разделаю!

Я рассказал, как мне всё видится. Светлана смотрела на меня округлившимися глазами. А Дёмин просто сказал:

– Тебя будут бить.

– Пусть!

– Это очень больно, Женя.

– Пусть!

– Возможно даже, ты станешь инвалидом.

– Пусть!

Дёмин вздохнул и посмотрел на Светлану скорбным взглядом.

– Ты же видишь, он невменяем, – подвёл он итог.

И Светлана тоже вздохнула.

– Идея, конечно, неплохая, – признала она.

Мне был знаком этот тон. Так говорят, когда хотят сначала усыпить бдительность, а потом попытаться отговорить человека от безумной затеи.

– Послушайте! – воскликнул я. – Ну что с вами, в самом деле? Вы всё забыли, да? Вспомните, какие сюжеты мы с вами делали раньше! Мы рисковали точно так же! Когда год назад мы снимали историю про обменный пункт, где сто рублей меняют на сто долларов, я едва не схлопотал по физиономии. Ну и что? Зато какой был сюжет! Вся страна рыдала от смеха. И если надо будет рискнуть ещё раз …

– Впрочем, почему бы и нет, – раздумчиво произнёс Дёмин. – Если в кадре будет сам Женька …

Подразумевалось, что бить в случае чего будут меня. Я едва успел об этом подумать, как Дёмин закончил свою мысль:

– Да я рядом с ним, тогда мы с тем парнем уж как-нибудь справимся, вдвоём-то.

Я поймал его взгляд. В нём были озорство и решимость. И я засмеялся. И Светлана тоже. И уже только потом – сам Дёмин.

– Черти! – с чувством сказал я. – Какие же вы черти! И я вас люблю. Честное слово!

Мы опять были вместе. И опять были командой.

Колесо завертелось. Два дня у нас ушло на тщательную проработку сценария съёмок и репетиции. Мы не могли допустить срыва после годичного перерыва. Ничто так не мешает достижению победы, как поражение в самом начале боя.

Ещё три дня потребовалось на подготовку места съёмок. Это место подсказал Дёмин: крохотное кафе на окраине Москвы. Дёмин со своей бригадой когда-то давал там один из своих шумно-бестолковых концертов. Кафе идеально подходило для съёмок: там были небольшие – каждый на шесть персон – кабинеты, и стены между кабинетами представляли собой листы ДСП, задрапированные материей. Мы в этих стенах сделали окна и закрыли их зеркалами – теперь извне можно было проводить съемку происходящих в кабинете событий без риска быть обнаруженными.

Тем временем Светлана связалась с авторами того самого письма и исподволь готовила нашего героя к съёмкам. Всё разыграли как по нотам: один из приятелей рассказал нашему герою о существовании какого-то англичанина, президента благотворительного фонда, который страсть как любит выделять средства на поддержку молодого российского бизнеса. Клиент клюнул. Съёмки назначили на четверг, на первую половину дня – хозяин кафе был готов на это время закрыть своё заведение для посторонних.

Нашего героя звали Игорем. В кафе его привёз один из приятелей, проводил в кабинет, и они успели выпить по рюмке водки, прежде чем появились мы: английский миллионер, президент фонда, которого изображал Дёмин, и я – переводчик. Приятель Игоря при нашем появлении засуетился и ретировался, сославшись на занятость, и мы остались втроём. Было заметно, что Игорь несколько подрастерялся, не зная, как себя вести. Зачем-то расстегнул пиджак, потом приподнялся из-за стола, торопливо протянул руку для приветствия, но «англичанин» проигнорировал этот жест, плюхнулся на стул и замер, устремив на Игоря неподвижный стеклянный взгляд. И вдруг засмеялся. Совершенно беспричинно, каким-то натянутым смехом. Так смеются ненормальные. Я увидел, как изменился в лице Игорь.

– Должен вас предупредить, – сказал я, обращаясь к нему. – Мистер Джеггинс довольно своеобразный человек, и вам понадобится время на то, чтобы привыкнуть к его манере общения.

Игорь перевёл взгляд на меня. В его глазах были растерянность и вопрос.

– Не волнуйтесь, – сказал я. – Он ни слова не понимает по-русски.

«Англичанин» тем временем сложил губы трубочкой и протяжно засвистел, покачивая головой из стороны в сторону. Это произвело на Игоря неизгладимое впечатление. Я даже подумал, что мы запросто можем его потерять. Еще несколько минут – и он бросится наутёк, подальше от странного иностранца.

– Я же вас предупреждал, – мягко сказал я, улыбаясь нашему визави. – Ко всему прочему сегодня у господина Джеггинса был нелёгкий день.

Услышав своё имя, мистер Джеггинс перестал свистеть и воззрился на меня, а я продолжал как ни в чём не бывало:

– Сегодня мы встречались с одним бизнесменом из Салехарда, который хочет построить в своем родном городе небольшой пансионат для туристов. Обсуждение проекта потребовало много времени и сил …

Моя улыбка стала ещё шире.

– Для господина из Салехарда всё закончилось благополучно: мистер Джеггинс выделил ему из своего фонда двести пятьдесят тысяч долларов.

Я увидел, что Игорь перестал дышать. Значит, подействовало. Но дать ему опомниться было нельзя.

– Ну-с, не будем терять время, – предложил я. – Обрисуйте нам хотя бы в общих чертах ваш проект. Я переведу мистеру Джеггинсу.

Игорь судорожно вздохнул и принялся рассказывать, но тут появился официант. Я по-английски осведомился у Джеггинса, что он будет кушать, он так же по-английски мне ответил. Заказали: овсянку, молоко и тосты. Игорь проявил солидарность с нами, хотя по его лицу я видел, что особой радости от овсянки он не испытывает. Официант удалился.

Мы вернулись к делу. Игорь посвятил нас в свои задумки. Я старательно ему улыбался, хотя улыбаться было нечему: чем дальше, тем больше я понимал, почему он до сих пор не нашёл инвестора для своего проекта. Это было что-то среднее между проектом развития поливного земледелия в пустыне Сахара и проектом создания фирмы, экспортирующей тюльпаны в Голландию. Есть люди, которым бизнесом нельзя заниматься ни в коем случае. С чем-то подобным мы сегодня и столкнулись.

– Отличный проект, – оценил я. – Это я вам как переводчик говорю.

Покрасневший от удовольствия Игорь расплылся в счастливой улыбке. Я принялся втолковывать нашему гостю из Англии особенности предлагаемого проекта. Гость слушал внимательно, ковыряя при этом пальцем в носу. Тем временем принесли овсянку, молоко и тосты. «Англичанин» оставил в покое свой нос и склонился над тарелкой. Казалось, он меня вовсе не слушает, но я старательно продолжал вещать по-английски. Игорь не вмешивался в процесс перевода, во все глаза глядя на своего потенциального благодетеля. Я распинался как проклятый, а «англичанин» вдруг зацепил ложкой овсянку и долго на неё смотрел, словно решая, что ему делать дальше. Наконец, надумал. Прицелился и, действуя ложкой как катапультой, запустил овсянкой в Игоря. Липкий комок перелетел через стол и попал Игорю в лоб. Прилип на мгновение и упал на стол. Джеггинс счастливо засмеялся и захлопал в ладоши, аплодируя собственной меткости. И я тоже захлопал, улыбаясь.

– Извините, – пробормотал я по-русски. – Я вас предупреждал, что кое-что может показаться вам необычным.

Джеггинс бросил несколько отрывистых фраз.

– Ему нравится ваш проект, – поспешно перевёл я.

Игорь растерянно кивнул. Эпизод с овсянкой так его обескуражил, что он на время потерял способность радоваться. А Джеггинс уже зачерпнул очередную порцию овсянки. Игорь стремительно менялся в лице, догадываясь, что последует дальше.

– Улыбайтесь! – зашипел я на него. – Вы что, хотите угробить свой проект?

И он улыбнулся! Вымученно, криво, но улыбнулся! Показывал, что ему всё нипочём. И вот в эту его улыбку Джеггинс и запустил овсянкой. Чтобы комок пролетел мимо, Игорю надо было сместиться всего чуть-чуть, но он этого не сделал, мужественно приняв липкий комок на грудь. Наверное, он, идя на эту встречу, надел свой лучший костюм. Теперь без химчистки не обойтись. Я украдкой вздохнул. Ну почему он позволяет вытворять над собой такое?

«Англичанин» перегнулся через стол и похлопал Игоря по щеке. Потом запел. Потом вышел из-за стола и закружился в медленном танце, прикрыв глаза веками и мурлыкая какую-то невнятную мелодию.

– Послушайте! – горячо зашептал я, склонившись к Игорю. – Я уже на него насмотрелся, так что предупреждаю: здесь неизвестно, как повернётся. Он может дать деньги, а может и не дать. А безобразничать будет ещё долго. Так что надо либо всё терпеть, либо сразу уходить.

Я смотрел ему в глаза и видел, какая борьба происходит в его душе. Я не думал, что это так для него сложно – решиться. Мне казалось, что дело совершенно ясное. И только сейчас понял, что ошибался. Этот парень, кажется, готов был идти до конца.

«Англичанин», всё так же кружась в танце, подхватил со стола салфетку и положил её на голову Игорю. Я ждал, что будет дальше. Игорь не шевелился, только лицо его побагровело. Я быстро взглянул на Дёмина – понимает ли он, что сильно рискует. Тот кружился в танце, блаженно закатив глаза, и производил впечатление настоящего юродивого.

– Их было три брата, – сказал я Игорю. – Двое вполне нормальных, а третий …

Я метнул скорбный взгляд на Джеггинса.

– Отец, известный предприниматель, умирая, разделил свои активы на три равные части, но двое старших братьев отказались от своих долей в пользу младшего. Он тут же организовал благотворительный фонд своего имени и стал раздавать деньги направо и налево. Видя такое дело, старшие братья решили вернуть свои доли, но было поздно. И ничего сделать нельзя. Пытались оформить над ним опекунство, но ни одна медицинская комиссия не признала его недееспособным.

– Как же так? – пробормотал обескураженный Игорь.

Даже он мог бы без труда поставить диагноз.

– Деньги! – со значением сказал я. – Они и в Англии – деньги. Если ты богат, то любое дело можешь обернуть в свою пользу.

Вот это Игорю было знакомо. Он согласно кивнул.

Джеггинс взял со своей тарелки пару тостов и пристроил их на плечах у Игоря. Получились погоны. Представили? Сидит бизнесмен в хорошо пошитом костюме (хотя и подпорченном кое-где овсянкой), на голове у него салфетка, на плечах – погоны из тостов. Я вдруг подумал, что и поделом. Каждый человек получает то обращение, которое он по отношению к себе допускает. Готов терпеть унижение – получи.

«Англичанин» всё так же кружился в танце. Кажется, он был растерян. Вариант с овсянкой мы придумали с самого начала. И про салфетку на голове – тоже. Но дальше наша фантазия буксовала. Мы-то думали, что наш герой к этому времени взорвётся, устроит скандал с битьём посуды и съёмка сама собой завершится. А он оказался на удивление терпеливым.

К счастью, появился официант. Справился, не нужно ли нам чего. Он держал в руках блокнот и ручку. Эти два предмета и привлекли внимание Джеггинса. Он завладел блокнотом и ручкой, на чистом листке разлиновал квадрат, поставил в нём крестик и придвинул блокнот Игорю.

– Как ребёнок! – вздохнул я и на всякий случай улыбнулся. – Он предлагает вам сыграть в «крестики-нолики».

Игорь с готовностью схватился за ручку.

– Но вы должны проиграть, – всё так же улыбаясь, сказал я. – Обязательно!

– В чём вопрос! – пробормотал Игорь.

Один из тостов соскользнул с его плеча и упал на пол. Джеггинс истерично заверещал и затопал ногами, как маленький.

– Положите тост на плечо, – попросил я. – Иначе он не успокоится.

Мысленно я аплодировал Дёмину. Он импровизировал, и это у него неплохо получалось.

В игре победил «англичанин». Игорь, несмотря на проигрыш, выглядел вполне счастливым. Но он ещё не знал, что предстоит вынести проигравшему. Джеггинс опять схватился за ложку и запустил в него овсянкой, потом ещё и ещё. На лице Игоря заходили желваки. Можно было заканчивать съёмку, материала нам должно было хватить с лихвой, но я чувствовал себя виноватым перед этим парнем. Может, он по природе своей был горд? И никому никогда не спускал обид? А сегодня просто поверил, что его мечта может осуществиться. Имеет человек право на мечту? Я хотел дать ему шанс. Он всё решит сам, но толчок ему дам я, если уж мы втянули его в эту историю.

– Послушайте! – сказал я Игорю. – Я же вижу, что вы, мягко говоря, не в восторге от происходящего. Ну почему вы всё терпите? Пусть даже он даст вам деньги. Стоят ли те деньги этих унижений?

Я смотрел ему прямо в глаза, будто хотел на расстоянии передать свои мысли.

– Вы молоды, и у вас ещё всё впереди. Но, не ответив сейчас этому идиоту, как вы будете жить? Будете ли уважать себя? Да пошёл он к черту, этот иностранец!

Я хотел дать ему шанс. Дёмин, наверное, что-то почувствовал раньше меня, хотя и изображал человека, ни слова не понимающего по-русски. Он даже достал из внутреннего кармана пиджака чековую книжку. Значит, запаниковал, хотя на его лице это никак не отразилось. Раскрыл чековую книжку и взял ручку в руки. Это был очень важный момент. Деньги из «благотворительного фонда» сейчас должны были «достаться» Игорю. Он мог либо принять эти деньги и благодарно улыбнуться, либо врезать Демину по физиономии и уйти бедным, но гордым. Меня для завершения сюжета устраивал любой из вариантов, но почему-то хотелось, чтобы Игорь денег не взял. Я смотрел на него почти с мольбой, но он меня не видел. Его внимание было приковано к проклятому чеку.

– Ну же! – вырвалось у меня.

И он решился! Его глаза полыхнули огнем. Он приподнялся и опрокинул тарелку с овсянкой на голову Демину.

– Получай, гад! – сказал Игорь.

Он сделал это! Черт возьми, он оказался славным парнем! Я бросился к нему и обнял, будто он был спортсменом, только что взявшим недосягаемую для других высоту.

– Молодец! – вопил я. – Какой же ты молодец!

Он ничего не понимал, таращил на меня свои изумлённые глаза, и изумлялся он до тех пор, пока в кабинет не ввалились операторы со своими видеокамерами. Только тогда он всё понял. Вырвался из моих объятий и отступил на шаг, словно я был заразный.

– То-то я вижу, что твоё лицо мне знакомо! – пробормотал он.

А в следующий миг схватил меня за грудки и приподнял над полом. Я думал, что он будет меня бить. Отвечать ему я не собирался – знал, на что шёл, готовя такой сценарий. Но ничего страшного не произошло. Игорь подержал меня на весу и осторожно опустил на пол.

– А я бы врезал! – мечтательно сказал Дёмин.

Ещё бы ему не злобствовать – в овсянке по самые уши.

8

Отсняв сюжет, мы в этом кафе и остались – хотели отметить первую полноценную съёмку после годичного перерыва. Нам накрыли стол, и когда мы за него сели, вдруг установилась тишина – полнейшая. Для ребят-операторов и для Светланиного друга Димы причина повисшей тяжелой паузы была неясна, но я-то знал …

– Помянем, – сказал Дёмин ставшим вдруг глухим голосом. – Без Сергея Николаевича этой программы не было бы.

Теперь и новички поняли, что к чему. Мы выпили, не чокаясь. Светлана смахнула с лица слезу. Дёмин с мрачным видом жевал огурец.

Я впервые поминал живого человека, но никому не мог объяснить нелепости происходящего.

– Ничего, прорвёмся, – вдруг сказал Илья.

– У нас получится, – поддержала его Светлана.

Подразумевалось, что и без Самсонова сможем потянуть программу.

– Ты, кстати, перед съёмкой не сказал никому, что можно, что нельзя, – шутливо погрозила мне пальцем Светлана.

– Можно всё! – веско отозвался я.

– Ты шутишь! – не поверила Светлана.

– Повторяю для тех, кто не понял: можно всё! Мы не должны себя ни в чём ограничивать. Мы – вольные птицы.

– Ну, крылышки нам в таком случае быстро подрежут, – прозрел наше незавидное будущее Дёмин и закручинился.

– Пусть! – сказал я. – Кто-то, но не мы сами. Будем снимать, как нравится нам, а кто-то со стороны уже пусть поправит, если мы ошибёмся.

Светлана с сомнением посмотрела на меня.

– Да! – проявил я упрямство. – Только так! У нас программа такая, тут уж ничего не попишешь. Берём конкретного человека, подстраиваем ему какую-нибудь ситуацию и снимаем происходящее скрытой камерой. Всё! Это жизнь в чистом её проявлении.

– Жизнь! – пробормотал Дёмин. – В чистом проявлении! Я прожил сорок лет, но сегодня впервые мне на голову нахлобучили тарелку с овсянкой.

Все засмеялись.

– Издержки производства, – примирительно сказал я. – Я ведь тоже едва не схлопотал по физиономии.

– То-то и оно, что «едва».

Дёмин, кажется, до сих пор печалился оттого, что не увидел сцену расправы надо мной.

– В принципе, конечно, мы можем снимать всё, что угодно, – сказала Светлана, – но для самих себя мы просто обязаны установить какие-то рамки.

– Послушай! – воздел я руки к потолку. – Ну почему ты думаешь, что мы будем снимать какие-то непристойности?

– А что? – ожил Дёмин. – Почему бы и нет? Представьте себе …

– И не вздумай сказать этого вслух! – проявила бдительность Светлана.

Дёмин сник и засопел. Всё это было невсерьёз, конечно. Они дурачились. И я отдыхал с ними душой.

– Нет, гадостей никаких не будет, – пообещал я. – Мы вообще можем перейти на сугубый реализм. Чуть ли не заурядная бытовуха. Возьмём какую-нибудь ситуацию, которая имеет место в жизни, но очень редко происходит в присутствии большого количества людей …

– Например? – подозрительно осведомилась Светлана.

– Нет-нет, – успокоительно сказал я. – Никакого секса и прочих подобных штучек. Почему бы не взять лотерею?

– Лотерею? – переспросил Дёмин.

– Ну да. Вы никогда не задумывались над тем, как интересно было бы понаблюдать за человеком, угадавшим пять номеров из тридцати шести? Вот в эти самые первые секунды, когда он осознаёт, что выиграл. Даже нет! Не так! Сам процесс! Идёт передача. Представляете? По телевизору. Из лототрона вываливаются шар за шаром, вот один номер угадан, вот два, три, четыре. Вы представляете? Человек сидит со своим билетом перед экраном, а мы его снимаем.

– Как же сделать так, чтобы он выиграл? – проявил тугодумие Демин.

– Да никак! – Я даже засмеялся. – Мы розыгрыш тиража инсценируем, отснимем в студии, а потом подключимся к телевизору нашего героя и прокрутим плёнку – для него одного. Для всей страны будут одни выигрышные номера, а для него другие.

– А его не хватит удар? – голосом генсека Брежнева осведомился Дима, и все засмеялись.

– Выберем человека помоложе, – предложил я. – С этим проблем, я думаю, не будет.

– Вообще-то неплохо, – оценила Светлана. – На экране это, конечно, будет смотреться. Попробовать можно.

– Но размаха нет, – вздохнул Демин.

– Размах будет, – пообещал я. – В других сюжетах.

– Какую-нибудь масштабную бы постановочку, – мечтательно произнёс Дёмин.

– Будет! С президентом, например.

– С каким президентом? – не понял Дёмин.

– С нашим, российским.

Я кивнул на Диму:

– Загримируем вот его и устроим встречу президента с каким-нибудь дядей Ваней. В неформальной обстановке. А? Вот сюжет! Сидят вдвоём и водку пьют. И попутно президент с этим самым дядей Ваней советуется по всяким государственным делам.

– Ну, ты загнул! – осуждающе сказал Дёмин. – Хочешь, чтобы нас закрыли?

– К чёрту! – вскинулся я. – Никаких ограничений! Я же сказал: пусть нас посторонний дядя поправляет.

– Он прав, – признала Светлана.

Она улыбалась, и в её взгляде, обращенном ко мне, я читал что-то, чему не сразу смог найти определение. Только через некоторое время понял. Я сейчас представлялся ей Самсоновым. Тогдашним – молодым и полным планов. Потому она и настояла на том, чтобы руководителем программы стал я. Самсонов был для неё слишком большой потерей, и она лихорадочно искала ему замену. Так в штормовом море моряк высматривает маяк – надо за что-то зацепиться взглядом, иначе беда.

Мы просидели в кафе до поздней ночи. Не хотелось расставаться. Было такое чувство, что мы вдруг вернулись в ту, прежнюю жизнь. И это чувство было боязно потерять.

Даже Дёмин, обычно мрачный, повеселел и рассказывал смешные истории, приключившиеся с ним за год. Нормальный мужик. И чего Алекперов на него бочку покатил?