Espressivo

* * *

К утру у неё поднялась температура – небольшая, тридцать семь и четыре. Дашу лихорадило, щеки пошли красными пятнами. Она вздрагивала от малейшего шума, то смеялась, то принималась реветь.

– Ну что же ты вся издергалась? – Настасья взяла дочь на колени и прижалась щекой к потному виску. – Горлышко не болит?

– Нет! Мамочка, я была в волшебной комнате…

– Хорошо, хорошо… Всё же покажи мне горло.

Даша послушно открыла рот.

– Не красное. Почему температуришь, а?

– Там был такой чёрный, с дощечками, и я…

– С какими дощечками? А голова не болит?

– Ну мам! Ничего не болит. Там, если на дощечку нажать, получается…

– Дашунчик, хватит фантазировать. Ложись-ка лучше в кровать. Полежишь и поправишься.

– Мам! Я хочу в волшебную комнату.

– Вот уснёшь – и будет тебе и волшебная комната, и волшебный принц с принцессой…

Догадавшись наконец, что рассказу мама не поверила и вряд ли вообще обратила на него внимание, Даша забралась в кровать, обиженно отвернулась к стенке и неожиданно быстро уснула.

Обещание, данное Крылатому, ей удалось выполнить только через три дня. Даша снова прошла мимо бабушки Варвары Сергеевны: несколько девочек шли по коридору, и она присоединилась к ним. Но, к её ужасу, комната, в которой стоял Крылатый, оказалась заперта. Сначала Даша совершенно растерялась и несколько раз дёрнула за дверную ручку. Затем вспомнила о волшебной палочке и, зажмурившись, дотронулась ею до замочной скважины. «Откройся же, откройся!» Но то ли волшебная палочка на эту дверь не действовала, то ли по какой другой причине – в комнату попасть так и не удалось.

Даша собралась зареветь, но вдруг сообразила, что в этом доме есть и другие комнаты. И они тоже могут оказаться волшебными. Хотя бы ещё одна. И, как и в прошлый раз, пошла по коридору, прислоняясь ухом к каждой двери.

Скоро ей повезло: за одной из дверей стояла тишина. Даша, собравшись с духом, дёрнула за ручку.

Комната была пуста. Правда, она сильно уступала по красоте и размерам той, где жил Крылатый. В ней не было ни рядов с красивыми креслами, ни синих занавесок и люстры. Но зато в этой комнате, а это было главным, тоже жил Крылатый. Другой. Поменьше. Но такой же чёрный и гладкий, как первый. Столика с дощечками Даша не увидела, растерялась, но, присмотревшись, сообразила, что он прикрыт крышкой. Крышка поднялась легко. Даша примостила на ней волшебную палочку, присела на высокий стульчик, и…

Ни куклы, доставшиеся мне от сестёр, ни возня в песочнице, никакие другие девчачьи игры не захватывали меня до того дня так, как эта звуковая мозаика. Каждый звук я считала живым существом со своим характером, своими повадками. Звуки имели пристрастия и антипатии. Они дружили и враждовали. С друзьями они пели либо весело, либо грустно, но всегда красиво. С недругами не соглашались, спорили. В обоих случаях мне всё про них становилось понятно, стоило им зазвучать вместе.

Много позже я узнала, что большинство людей окружающий мир воспринимают глазами. Для них, зрителей, главными являются цвета и формы. Но бывают и другие люди – слушатели. К ним относилась и я. И теперь мир начал раскрываться для меня во всей своей полноте.

Я настолько увлеклась, что, когда кто-то мягко дотронулся до моего плеча, вся ещё в игре, отсутствующими глазами скользнула по лицу непонятно откуда возникшей тётеньки и продолжила нажимать на клавиши.

* * *

Перед Дашей стояла невысокая полноватая женщина вряд ли намного старше Дашиной мамы. И её желтовато-коричневые глаза были такими же добрыми и неопасными, как у мамы. Волосы, совсем коротенькие, красиво опускались на лоб и щёки. А ещё на тёте была ярко-красная вязаная кофта с большущими пуговицами, которые очень понравились Даше. На пуговицы она и уставилась, быстро возвращаясь из игры в реальность.

– Заинька, ты откуда? – спросила тётя.

Её голос не сулил никаких неприятностей. Поэтому Даша, поначалу собиравшаяся сбежать, передумала. Тётя вполне могла оказаться волшебницей. Отгадала же она её фамилию! А от волшебницы, во-первых, не сбежишь, а во-вторых, иметь знакомую волшебницу не помешает. Но на всякий случай Даша слезла со стула и пододвинулась к двери.

– Из дома.

– Из какого дома?

– Из своего.

– Понятно. Ты с кем пришла? С сестрёнкой? С мамой?

– Нет.

– Одна? А зачем? Что ты здесь делаешь одна?

– Играюсь, – призналась Даша и посмотрела на тётю.

Брови её поползли вверх. Она улыбнулась и опустилась на стул, который стоял рядом с Крылатым.

– Играешься? А как тебя зовут?

– Даша.

– И как же ты игралась, Даша? Меня научишь?

– Научу. – Она подошла к тетё, взяла её за палец и потянула его к дощечкам. – Вот одна песенка, – ткнула послушным пальцем в белую дощечку. – Понятно?

– Вполне. А дальше?

– У этой песенки есть две подружки. Одна чёрненькая. Она рядом живёт. А другая живёт далеко. И она белая. Только с чёрной она ссорится, а с белой – никогда.

Тётенька засмеялась, как показалось Даше, совсем не обидно, а даже, наоборот, радостно и весело.

– Интересно ты придумала. Про подружек. И очень верно. А хочешь, я тебе скажу, как этих подружек зовут?

– Как? – Даша подалась вперед.

– Их зовут ноты. Первую песенку, то есть ноту, зовут «ре». Запомнишь?

Даша засмеялась и повторила:

– «Ре-е». Как смешно. «Ре»!

– А вторую, чёрную ноту – ещё смешнее – «ре-диез».

– «Диез»?

– Да. А вот белую подружку зовут «фа». Запомнила?

– Ага! «Ре», «ре-диез» и «фа».

Даша помялась, подумала и, вздохнув поглубже, решительно глянула тёте в глаза:

– Тётя, ты волшебница?

Глаза той мгновенно изменились, от них побежали лучики-морщинки, и тётенька таинственно шепнула:

– Конечно, Даша, я волшебница. Но не простая. Я волшебная учительница. А учу я девочек и мальчиков самому настоящему волшебству. Хочешь, и тебя научу?

– Хочу, – прошептала Даша.

Её ноги неожиданно ослабли, и она опустилась на корточки, обхватив руками колени.

– Эй, ты куда провалилась? Так дело не пойдёт. – Учительница встала, подтянула стул поближе к Крылатому. – Садись!

Даша забралась на сиденье, сложила руки и с готовностью посмотрела на учительницу.

– Сначала скажи-ка, любишь ли ты петь?

Даша кивнула.

– Спой мне первую нотку. Помнишь, как её зовут?

– «Ре».

Даша прикрыла глаза и постаралась, чтобы её «ре» была такой же, как и настоящая.

– Теперь вторую подружку спой – «ре-диез». – Учительница коснулась чёрной дощечки.

Даша повторила. Ей показалось, что учительница осталась довольна. И, чтобы она не передумала обучать её волшебству, Даша поспешно сказала:

– Я и «фа» помню! – и не очень уверенно, подъезжая, всё же дотянулась до третьей ноты.

– Э, да у тебя, кажется, слух абсолютный, – непонятно сказала учительница.

И Даша немного испугалась, не зная, хорошо это или плохо.

Потом они играли в хлопушки. Учительница хлопала часто-часто, и нужно было это повторить точь-в-точь. Очень весело!

– А песню ты мне какую-нибудь споёшь, а, Даша? – спросила учительница, когда они нахлопались вдоволь.

– Какую?

– Самую любимую. Какие ты детские песенки знаешь?

– Никакие.

– И про Чебурашку не знаешь?

– Знаю. Но я люблю взрослые песни. Которые мама поёт, когда на кухне.

– Тогда спой мамину.

Даша сползла со стула, вытянулась в струнку посреди комнаты и старательно затянула:

Две вечных подруги – любовь и разлука —не ходят одна без другой…

Учительница захохотала, сгребла Дашу и усадила себе на колени.

– Ну, вот что, Дашище! Хочешь учиться играть на фортепьяно?

– Нет! – решительно отрезала Даша.

– Но почему? – удивилась учительница. – Мне показалось, что именно это тебе понравилось.

– А кто этот… эта… фортепьяна?

– Удивительно, что ты не знаешь. Только не фортепьяна, а фортепьяно. Или ещё рояль. Это вот этот чёрный инструмент.

– Крылатый?! – ахнула девочка и слетела с колен на пол. – Хочу! Хочу! Хочу играть на фортепьяне!

Учительница улыбнулась.

– А почему ты его назвала крылатым?

– Ну, я когда в другой большой комнате была, которая с занавесками, там был такой же фортепьян, у него чёрное крылышко вверх торчало.

– С крылышком – это, Дашуня, рояль. И сейчас мы с тобой на рояле играем. Как ты красиво его окрестила – «Крылатый»! Знаешь, если на рояле или фортепьяно научиться играть очень хорошо, то у того, кто играет, и у тех, кто такую музыку слушает, тоже крылья вырастают. Их глазами не видно, но все равно понятно. Вот только чтобы это получилось, нужно очень-очень сильно постараться.

– Я буду стараться, – заверила Даша. – Давай.

– Что давать?

– Учи.

Учительница рассмеялась, обняла девочку и прижала её к себе.

– Ах, какая ты быстрая! Молодец! Только прежде ты про наш разговор расскажешь маме. Нельзя же, чтобы она не знала. Правда?

– Правда, – с готовностью кивнула Даша.

Её немного лихорадило от возбуждения. Во-первых, она ещё не могла поверить в то, что её будет учить эта добрая учительница, во-вторых, научиться хотелось прямо сейчас, хотя бы маленькую-маленькую крошечку, а в-третьих, и это было самым страшным, она не была уверена, позволит ли мама. Может, как всегда, скажет, что папа болеет и его не надо тревожить… Зато если позволит!.. Тогда она, Даша, научится так, что выпустит из себя наружу все те песенки, которые слышит сама и не слышат другие.

– Я сейчас напишу записку. Для мамы. Как её зовут?

– Настасья Семёновна.

– Анастасия. Кстати, мы с тобой познакомились наполовину. Я знаю, что ты – Даша. А меня зовут Ирина Вениаминовна. Фамилия – Ильина. Запомнишь?

– Да.

– Назови теперь мне свою фамилию.

– Заяц.

Ирина Вениаминовна улыбнулась.

– Решительный ты заяц! Пришла в музыкальную школу и в зале, и в классе побывала, с Крылатым познакомилась, меня не испугалась. Да, смелый ты заяц, Даша!

Возражать девочка не стала.

Ирина Вениаминовна порылась в столе, нашла чистый лист, ручку.

– Смотри. Пишу твоей маме записку: «Уважаемая Анастасия Семёновна! Ваша дочь Даша была прослушана в центральной городской музыкальной школе. Показала хорошие музыкальные задатки и изъявила желание заниматься в фортепьянном классе. В случае Вашего согласия приглашаю в кабинет № 7 с 13–00 до 20–00. Педагог Ильина Ирина Вениаминовна». Ну вот. А теперь, заяц, скачи домой.

Даша взяла записку и пошла к двери, но вдруг вспомнила про волшебную палочку. Развернулась, выцарапала из щели, куда та закатилась, и спрятала за спиной.

– Палку забыла? Зачем она тебе? Вон у двери корзина для мусора. Можешь выкинуть там.

– Нельзя! – замотала головой Даша. – Нет!

– Почему? – заинтересовалась учительница.

– Это… это… – После всего, что приключилось сегодня, она могла доверить свой секрет, не опасаясь, что ей не поверят, и шепнула: – Эта палочка волшебная.

Ирина Вениаминовна тоже перешла на шёпот:

– Как же ты с ней управляешься?

– Как дядя в телевизоре, – пояснила Даша и, копируя взмахи дирижёра, провела палочкой в воздухе.

– Ну, тогда это и вправду волшебная палочка, – подтвердила Ирина Вениаминовна. – Жду, очень жду тебя вместе с мамой, Дашуня.

Как я бежала! Неслась! Летела! Я задыхалась! Я падала пару раз. И с каждой секундой терялась уверенность в том, что мама пойдёт к Ирине Вениаминове. Поэтому я как могла уменьшала количество этих ужасных секунд. В результате, красная, потная, я не смогла говорить, просто сунула маме драгоценную записку и спряталась за дверь. Не потому, что я боялась мамы. Просто сил смотреть на то, как она будет читать, у меня уже не осталось.

* * *

Даша стояла за дверью, уткнувшись лицом в угол, не шевелясь, чтобы даже случайным шорохом не спугнуть, не помешать маме принять правильное решение. Наконец она ощутила тёплые руки на своих плечах, обернулась.

– Доченька, как же ты в школе оказалась?

Даша пожала плечами.

– Там музыка и рояль. Большущий. И фортепьяна.

– Фортепьяно, – механически поправила мама. – А как ты познакомилась с Ириной Вениаминовной? Кто она?

– Волшебная учительница, – с готовностью пояснила Даша.

– Ну понятно…

Настасья вздохнула. Провела ладонью по Дашиным волосам. Задумалась. В какой-то момент Даше показалось, что мама хочет заплакать, и потянулась к ней. Настасья увлекла дочку на диван. Даша прижалась к её груди.

– Мам, а у тебя сердечко стучит: тук-тук, тук-тук…

Настасья всхлипнула.

– Мамочка, почему ты плачешь? Тебя поругали?

– Что ты, маленькая? Кто ж меня будет ругать? Это я просто так.

– Мамочка, я тебя очень люблю! Очень-очень!

Настасья посадила Дашу на колени и, покачивая, как младенца, задумалась.

Разве такой представлялась ей жизнь всего несколько лет назад? Как хорошо было! Почему же теперь так? За что? Как объяснить Дашуне, что нет у них денег на пианино?! И Нестору не до музыки. Но Дашка-то в чём виновата? Ей жить, учиться надо… И так без внимания да ласки… Сложно…

– Мамочка! А когда мы пойдём к учительнице? – вяло пробормотала засыпающая Даша. Количество впечатлений, свалившихся на неё за сегодняшний день, явно превысило её возможности.

– Спи, моя хорошая. Утро вечера мудренее.

А что она ещё могла сказать?

С этого момента каждый новый день начинался моим вопросом: «Когда?» В семь лет невозможно догадаться, насколько искренни с тобой родные. А мама выжидала, надеясь, что я забуду, передумаю. Откуда ей было знать, что музыка стала для меня не просто детской прихотью, а фундаментом, на котором я как могла строила свою жизнь. Я ловила каждый мамин взгляд, надеясь не пропустить долгожданный миг – сегодня! И каждый раз убеждалась – нет, пока не до меня. Мама занята.

Чтобы не заболеть от переживаний, спасалась я неуёмной болтовней. Сработал некий охранный механизм. Я липла ко всем с вопросами, рассказами и фантазиями. За несколько дней я измучила обеих сестёр до такой степени, что они начали меня избегать.

Но в такой активности обнаружился один существенный плюс – на мои вопросы отвечали. В результате волшебная учительница и волшебный дом превратились просто в музыкальную школу и учительницу музыки. Я узнала, что в школе учат всех, лишь бы были способности, что учёба очень непроста и даже скучна (с этим я заведомо не хотела соглашаться), что учат долго, целых семь лет. Но, несмотря на все эти страсти, меня тянуло к Ирине Вениаминовне всё сильнее и сильнее. В развенчании волшебства были свои преимущества. Теперь я могла не опасаться, что меня не возьмут на учебу, потому что в волшебную школу берут не всякого, а в обычную примут обязательно!

* * *

Маму и сестёр в покое оставила Даша дней через десять. Теперь она часами просиживала одна, забившись в какой-нибудь укромный угол. Волшебная палочка, утратив свой статус, была засунута в ящик с куклами. Кукол Даша и раньше не особенно жаловала – так, потаскает чуть-чуть и забросит. Теперь играть вообще не хотелось. Мелькнувшая фейерверком реальность перекочевала в воспоминания и всё более робкие мечты. К тому же крошечный опыт Дашиного музыкантства складывался всего лишь из двухразового бренчания по клавишам рояля, поэтому и мечтам не́ на что было особо опереться.

Настасья не спала ночами, пытаясь найти хоть какую-то лазейку, позволившую бы Дашке получить музыкальное образование. Она понимала, что Нестору становится хуже, и, как бы ни помогало государство, денег на лечение – хотя какое уж это лечение! – всё равно требуется немерено. Да и Аня с Викой подросли, их в обноски не вырядишь… Но тем не менее снова и снова прокручивала в уме разные варианты и, не находя выхода, тихонько плакала. А днём, чтобы не продлевать агонию Дашиных надежд, была деловита и подчёркнуто холодна, рассчитывая на то, что дочка сама переболеет своим увлечением и успокоится.

Ирина Вениаминовна поднялась на второй этаж. Около 15-го класса задержалась. За дверью кто-то бойко справлялся с «Бабой-ягой» Чайковского. «Кто это у Элеоноры так наяривает? Пора моей Лизке темп поднимать. Может ведь, бездельница! Ручки – золотые. А в голове – ветер».

Прошла по коридору. Около последней двери остановилась, заглянула. Несколько пар глаз оторвались от тетрадок.

– Елена Артёмовна, вас можно на минутку?

– Дописываем диктант. Молча. Мальчики, надеюсь, меня услышали? – Полная красивая Елена Артёмовна вышла в коридор.

– Привет, Ирочка! Ты по поводу вечера?

– Да. Вот деньги на подарок. Держи. Анна Львовна в семь собирает, как и договаривались?

– Без изменений. Мы тебя по дороге подберём, если хочешь. Сначала Олюшку, а потом тебя.

– Боюсь, сидеть мне сегодня до упора. В пять Анюта Емцова пожалует. Она, видишь ли, перед экзаменом заучилась наконец. Пальцы крючком, амбиции торчком.

– Твоя Емцова по сольфеджио аттестации не получит. Месяц не показывается. Мать пора вызывать.

– Мать!.. Она ею крутит как хочет. Ладно, я всё поняла. Побегу.

– Постой! – Елена Артёмовна взяла подругу за локоть. – Ты не знаешь, чей ребёнок третий день на лавке под шелковицей сидит?

– Нет. А что за ребёнок? – Ирина Вениаминовна почувствовала волнение: «Неужели?..»

– Иду на работу к часу – сидит. Неподвижная, как столбик. На окна глядит. Возвращаюсь в шесть – она там же. Спрашиваю: «Ты кого ждёшь?» Молчит.

– Маленькая? Лет шесть-семь?

– Не старше.

– Светленькая. Косички. Неухоженная.

– Похожа. Да ты можешь посмотреть. Она и сегодня там.

Ирина Вениаминовна развернулась и быстро пошла по коридору.

– Ты что, знаешь её? – крикнула вдогонку Елена Артёмовна.

– Кажется, знаю. Если она та, о ком думаю, тогда это Даша! – ответила Ирина Вениаминовна, сбежала по ступеням на первый этаж, выглянула на улицу.

Это действительно была Даша, только другая – скукоженная, несчастная. Их глаза встретились. Девочка вскинулась, но затем снова сжалась в комочек. Её подбородок задрожал, глаза заблестели, и Ирина Вениаминовна поняла, что Даша плачет. Без слёз. Так бывает.

– Дашуня! Почему ты здесь? А мама? Ты записку потеряла? Почему ко мне не пришла?

Ирина Вениаминовна опустилась на скамейку рядом с девочкой. Свежий ветер ударил в спину. Она пощупала Дашины руки.

– Да ты же совсем заледенела! Так и заболеть недолго. Давай-ка, подруга, поднимайся, пойдём в класс, там и поговорим. – Обхватив девочку за плечи, она подтолкнула её к крыльцу.

В коридоре Дашу окутало тепло, тот самый особый запах, звуки. Ирина Вениаминовна, так и шедшая с ней в обнимку, почувствовала, как девчушка расслабилась.

Они вошли в тот же класс. Но теперь в нём был мальчик, может быть чуть-чуть постарше Даши. Он сидел у рояля и теребил краешек большой книги с какими-то чёрными закорючками, которая стояла перед ним на полочке.

– Женя, ты выучил фразу, над которой мы с тобой работали?

Мальчик неубедительно кивнул.

– Замечательно. Сейчас мы поговорим с Дашей, а потом ты нам сыграешь. Как на концерте. Послушаем, Даша, как маэстро сыграет?

Даша пожала плечами. Что такое это самое «маэстро», она не знала. Женя тряхнул головой, тёмные длинные волосы упали на хитрые быстрые глаза, но когда учительница отвернулась, он скорчил рожицу и, заплетая пальцы, показал, как будет играть. Даша улыбнулась. Кривляния мальчика не показались ей обидными. Даже наоборот. Ими Женя как бы принимал её, Дашу, в их особую команду.

Ирина Вениаминовна, наблюдавшая за их беззвучным общением в отражении стеклянных дверок шкафа, забитого различной музыкальной литературой, улыбнулась и чуть потянула время, давая девочке пообвыкнуть. Но когда не страдавший излишним послушанием Женька наклонился над клавиатурой и клюнул рояль носом, она резко обернулась.

– Жбанов! Я не поняла. Тебе рук не хватает?

Женя тут же, на глазах, превратился в кроткого и вполне приличного мальчика.

– Сиди, играй. Мы поговорим с Дашей. Но тебя я слышу очень хорошо.

Женя заиграл. Даше показалось, что игра его была недосягаемо прекрасна. Ирина Вениаминовна, дав девочке наслушаться, коснулась её запястья.

– Дашуня, ты мою записку маме отдала?

Она кивнула.

– Что сказала мама?

Даша опустила голову. Слёзы, не находившие выхода несколько дней, хлынули ручьями.

– Ну-ка, ну-ка! – Ирина Вениаминовна нащупала свою сумочку, висевшую на спинке стула, достала оттуда чистый носовой платок, протянула его ребёнку. – Вытирай глаза и сморкайся!

Даша послушно проделала всё то, что ей приказали, но слёзы так и не захотели остановиться.

– Что, мама не разрешила? – догадалась учительница.

Девочка несколько раз утвердительно кивнула и тут же энергично замотала головой из стороны в сторону.

– Ничего не понимаю. Так да или нет?

– Она ничего не сказала, – пояснила Даша и заревела громче.

Женька перестал мучить рояль и уставился на ревущую девчонку.

– Жень, посиди в коридоре немножечко, ладно? Я тебя позову, ты нам ещё раз сыграешь, а потом мы позанимаемся. Тебе всё равно сольфеджио ждать.

Недовольный Женя, цепляясь за всё, что попадалось на пути, вышел. Убедившись, что дверь плотно закрыта, Ирина Вениаминовна посмотрела на Дашу.

– Так, царевна Несмеяна, подожди реветь. Почему ты считаешь, что мама не хочет ко мне идти? Если она тебе ничего не сказала, возможно, она решает, как поступить. Ей ведь о многом надо подумать. Давай и мы с тобой подумаем, как быть. Идёт?

– Идёт! – Слёзы мгновенно высохли. – Давай думать.

Собственно, думать было не о чем. Не первый год работала в школе Ирина Вениаминовна. Подобная реакция родителей не была редкостью. Очевидно, Дашина мама предложением не заинтересовалась и, чтобы не травмировать дочь, решила отмолчаться. Но тот же самый опыт говорил, что для девчушки ещё не всё потеряно. Даже самые негативно настроенные родители, выслушав оценку способностей их чад из уст педагогов, с готовностью меняли своё решение на противоположное. Была ли талантлива Даша, Ирина Вениаминовна не знала. Чувствовалось, что девочка умна, чувствительна, обладает несомненным слухом. Для успешности эти условия были необходимы, но не достаточны. В данном случае наиболее ценным являлось само желание Даши. Малышка тянулась к музыке, как к чуду, к сказке. А разрушать веру в детские сказки, по глубокому убеждению Ирины Вениаминовны, никакой взрослый не имел право.

Вторая встреча с учительницей открыла для меня одно очень важное качество Ирины Вениаминовны, которое ценили все её ученики, – она никогда не позволяла себе заигрывать с нами. Дети являлись для неё изначально людьми, только маленькими. Все мы уважали её за это, в результате чего она, не опускаясь до крика или сюсюканья, легко добивалась от нас того, на что иные педагоги или родители безрезультатно годами тратили своё здоровье. А мы её просто любили. Впрочем, она нас тоже.

* * *

– Дашенька, сейчас у меня урок с Женей. Поэтому давай поступим так: сначала, как и обещали, послушаем, чего он достиг в этюде, потом ты мне объяснишь, где живёшь, и отправишься домой. А я, как только у меня закончатся занятия, приду к твоей маме знакомиться, – сказала Ирина Вениаминовна, подумав, что, если Дашину маму не придётся долго уговаривать, она ещё успеет на день рождения к Анне Львовне. – Ну как? Принимается моё предложение?

– Нет! – завопил Женька, подслушивающий у двери.

– Да! – захлопала в ладоши Даша.

– Вот и замечательно. Женя, входи. Ухо не устало? Мы с Дашей сейчас садимся поудобнее и готовимся слушать. А ты, мой друг, начинай!

Когда в седьмом часу затренькал входной звонок, Даша распрямилась, как пружина, соскочила с кресла, в котором пыталась занять себя чем-нибудь весь вечер, но, не добежав и до середины комнаты, вернулась. Ей вдруг стало страшно, что мама не впустит Ирину Вениаминовну, или станет сердиться, или сразу же откажется отдать Дашу в школу, или… Девочка уткнулась в колени и стала ждать, что будет.

– Мам! Это к тебе! – крикнула Аня.

– Сейчас, сейчас! – Настасья помешала кашу и вышла, вытирая на ходу руки вафельным полотенцем. Вопросительно поглядела на гостью.

Ирина Вениаминовна, не увидев Даши, засомневалась.

– Здравствуйте. Мне нужна Анастасия Семёновна. Это вы?

– Да, я.

– Меня зовут Ирина Вениаминовна. Я учитель музыкальной школы. Вам Даша должна была записку передать.