Коридор затмений

– По вещдокам выходит, что так. Хотя сами знаете – отсутствие улик еще не факт. Возможно, убийцей является кто-то, нам не известный. Нет отпечатков на рукоятке ножа – раз. И кастрюлька, сброшенная с плиты, – два. Весьма красноречивые детали, правда? Однако большое количество улик все же свидетельствует, что в квартире на момент убийства находились именно мать и сын.

Полковник Гущин поблагодарил эксперта-криминалиста, попросил прислать по электронной почте копию заключений экспертиз.

Клавдий Мамонтов наконец-то дозвонился одному из охранников актера. И одновременно из Главка доложили – машина «Лексус» зарегистрирована на самого Сивакова Антона, его личная тачка.

– А в чем дело? – вальяжно спросил бодигард у Клавдия Мамонтова, когда тот представился и упомянул, что сам некогда работал в частной охране «личником». – Коллега, хотите наняться к шаманке в охрану? Подработку ищете?

– Мы работаем по делу об убийстве, – сразу осадил его Клавдий Мамонтов. – Мы утром приезжали к Евгении Лаврентьевой, когда вы спешно увезли оттуда своего патрона.

– А, вот вы кто, оказывается. Спасибо, что дали нам улизнуть, – бодигард усмехнулся. – Насчет подработки – не знаю как сейчас, но раньше место было занято.

– Нас интересует один важный вопрос, – гнул свое Клавдий Мамонтов. – Ваш патрон ведь несколько дней проходил лечение у Евгении Лаврентьевой дома, так?

– Запой у него капитальный, коллега.

– Вчера во второй половине дня шаманка куда-то отлучалась из дома? Уезжала? – спросил Клавдий.

– Понятия не имею, – ответил охранник. – Мы же там не постоянно дежурили при нем. Привезли четыре дня назад – у него белая горячка в зените. Шаманка его сначала в подвале – там у нее палата для буйных оборудована – с нашей помощью ремнями привязала к кровати. А нам велела прочь убираться. Сегодня приезжаем утром – он уже тихий, ослаб, но все равно в бреду. Она его опоила чем-то и приказала нам в магазине купить водки, чтобы давать ему понемногу, потому что если сразу все обрубить, у него такая ломка начнется – сердце может не выдержать. Евгения с помощью своих отваров и водки понижала ему процент алкоголя в крови. Она нас вызвала только утром. Мы перед вами за полчаса к ней прибыли.

– Понятно. Но ваш патрон все время находился в доме. Нам надо его допросить срочно.

– Бесполезно. Я ж сказал – у него белая горячка, психоз. Мы его отвезли в Одинцово в частную наркологическую клинику – он и там лежал несколько раз уже. Заперли его врачи наглухо, в клинике все очень строго. Он еще не скоро очухается. И вряд ли он вам что-то потом скажет – он же в бреду валялся на койке в подвале.

Полковник Гущин и Макар в кабинете слушали переговоры Клавдия Мамонтова по громкой связи.

– Значит, вы к Евгении Лаврентьевой в дом на озере и раньше привозили своего патрона? – уточнил Клавдий.

– В марте отправляли к ней, он в штопор сорвался очередной.

– И помогло ему лечение шаманки?

– Помогло, – охранник усмехнулся. – Мы сами с напарником диву дались. Купировала она нашему запой. Он кое-как держался, агентам звонил насчет съемок. А съемок сейчас практически нет. Ну, снова и сорвался от расстройства и безделья.

– Как бы вы охарактеризовали Евгению Лаврентьеву?

– Тертый калач она, баба не промах. Выгоду свою везде видит и никогда не упустит. Раньше брала очень дорого. Сейчас цены сбавила, клиенты ее все в Эмираты утекли. И лицедейка она та еще, притворщица – ее наш Антоша очень хвалил, мол, ей бы в актрисы характерные на сцену, звездой бы стала.

– При вас сестра ее не навещала?

– Сестра? Я даже не знал, что у нее сестра есть.

– Коллега, а вы сказали – насчет охраны, подработки, мол, место уже было занято.

– Ну, как сейчас, я не знаю, а в марте у нее парень дома жил. Всеми делами ее вертел.

– Парень?

– Моложе ее намного.

– Ее племянник Алексей?

– Его звали по-другому. Я не помню только как… Ушлый тип. Точно не племянник, потому что они спали вместе. Любовник он ее. Правда, в этот раз мы его не встретили. Может, уехал куда?

– Во время ритуалов шаманских она себе при вас не наносила повреждений? Ножом руки себе не резала?

– Ножом? Руки? Нет, – охранник опешил. – Зачем себя уродовать? Свечи в подвале зажигала, отвары варила из трав – мы видели, но чтобы калечить себя… Да кто на такое сам пойдет?

Выслушав все внимательно, полковник Гущин отправился в дежурную часть и приказал привезти в управление Алексея Лаврентьева.

– Что вы миндальничаете, полковник? Задерживать надо фигуранта, – заявил начальник Чугуногорского УВД. – И следователь Следственного комитета так считает – дело в шляпе. Кто ее угробил, как не сынок? За квартиры сейчас убивают сплошь и рядом. Мотив железный. А вы его отпустили, дали им с женой возможность сговориться.

– Они и так сговорились, если он планировал убийство матери, – парировал полковник Гущин. – Привезите его. Я его лично повторно допрошу. Потом решу сам, как быть.

– Следователь желает присутствовать. Он распорядился. А ваши помощники пусть за дверью поскучают, – зло бросил начальник УВД.

Мало кто позволял себе такой тон с Гущиным. Но пришли новые времена. Чугуногорский полицейский чуял за собой какую-то силу, поэтому открыто шел на конфликт.

Конечно, Клавдий и Макар в такой ситуации не стали нарываться на неприятности. Они ждали во дворе в машине, пока полковник Гущин в присутствии мрачного испитого следователя СК допрашивал Алексея Лаврентьева, которого доставили прямо со съемной квартиры в Жуковском.

– Как фамилия риелтора, с которым вы готовили продажу квартиры? – спросил Гущин парня.

Тот выглядел неважно – бледный, встревоженный, осунувшийся.

– Какого еще риелтора?

– Ваша жена упоминала о сделке с риелтором.

– Ну а что такого? Если мы и строили планы продать квартиру и разъехаться с матерью? Что в этом противозаконного?

– Мать ваша категорически возражала. Вплоть до драки с вами в присутствии соседей. Она вас головой о стену била.

– Но я-то ее не трогал!

Полковник Гущин глядел на парня.

– Я ее не убивал! – повысил голос Алексей Лаврентьев.

– Зачем вы сбросили кастрюлю с лапшой на пол на кухне?

– Не сбрасывал я кастрюлю, вы что? Она на полу валялась, когда я на кухню зашел.

– Ваши отпечатки пальцев на газовой плите.

– Какие еще отпечатки… ну, я не помню, возможно, дотронулся до плиты тогда. Я в шоке был, неужели вам неясно? Мать мертвая… ножик торчит из горла… Я просто обалдел!

– Обалдели?

– Я испугался. И я в ступор впал… она же моя мать какая-никакая.

– Подтверждаете, что конфликтовали с матерью по поводу продажи квартиры? – уточнил полковник Гущин.

– Ладно, это правда, вы все равно узнаете.

– Подтверждаете, что мать наносила вам побои?

– Когда она пьяная была, теряла контроль над собой, вела себя как… последняя скотина! – сын выкрикнул фразу жалобно и ненавистно. – Намучился я с ней. Жену мою она матом посылала, а что ей Даша сделала плохого? И даже смертью своей меня мамаша подставила! Вы же меня посадите… вы меня подозреваете… Я сразу понял… Она, алкашка чокнутая, меня смертью своей в тюрягу упечет пожизненно… Ну что мне делать? Как мне доказать вам, что я невиновен?

Мрачный следователь СК только хмыкнул и глянул на Гущина – ну, сами видите… почти поплыл уже фигурант. Через какое-то время признается.

– Мы вас задерживаем, Алексей, – объявил Лаврентьеву полковник Гущин.

– Я мать не убивал! Риелтору мы с женой звонили, да! И он нашел нам два приличных варианта однушек. И я звонил в тот день матери пять раз – хотел с ней договориться, что мы снова приедем с риелтором, что надо как-то решать вопрос, что жить так дальше невозможно. Но она не отвечала. Я подумал – она нарочно не отвечает, поэтому вечером я поехал к ней сам на автобусе. У риелтора все дни расписаны, он не в состоянии ждать вечно, и варианты с квартирами могли уплыть, поэтому я поехал к матери! – Лаврентьев рассказывал сбивчиво, лихорадочно.

Они слушали.

Затем следователь СК позвонил и вызвал конвой.

Глава 10

Принц воды

Из негостеприимного Чугуногорска вырвались только во второй половине дня – полковник Гущин объявил долгий обеденный перерыв, сжалившись над проголодавшимися Клавдием и Макаром. И они отправились в дом на озере – к детям, хлебосольной горничной Маше и старой гувернантке Вере Павловне. Макар позвонил им и попросил приготовить все вкусно и быстро.

– Дело об убийстве на кухне раскрыто? – спросил он осторожно полковника Гущина, когда они петляли по проселочным дорогам Бронниц.

– Следователь вечером допросит Алексея Лаврентьева и жену его, начнет давить. Если парень признается, то… да, дело, как чугуногорцы говорят, в шляпе. – Гущин отвечал, думая о чем-то, глядя на проплывающие мимо поля.

– А ваши сомнения, Федор Матвеевич? – не отступал Макар.

– Если сын признается в убийстве матери, следователь предъявит ему обвинение. Он и так уверен, что убийца задержан. Косвенных улик против сына немало.

– А что, признание у нас снова становится царицей доказательств? – не унимался Макар. – Я только на вас надеюсь. Больше ни на кого.

– И я, – сказал Клавдий Мамонтов.

Полковник Гущин лишь невесело усмехнулся.

Дома полковнику Гущину обрадовались все. И каждый по-своему. Маленькая Лидочка завизжала восторженно и с разбегу кинулась обниматься: от радости она снова перепутала английский с русским: «My dear colonel Theodor!»[4] Молчаливая Августа, некогда спасенная Гущиным, – конечно, она этого не забыла, несмотря на всю свою «особенность», – подошла чинно и поцеловала Гущина в щеку. Высший знак ее внимания, она и Макара, отца, целовала редко, была всегда очень сдержанна.

Сашхен, так тот вообще залился смехом как колокольчик, запрыгал на руках гувернантки Веры Павловны, тянулся к Гущину. Тот взял его на руки. «Иииии! Лю-лююю!» – выдал кудрявый, как купидон, Сашхен.

– Люблю, – перевел Макар. – Федор Матвеевич, любит он вас, шкет.

– И я вас всех люблю! – Полковник Гущин, держа Сашхена на правой руке, обнял левой Лидочку и Августу. – Как же я соскучился по вам!

Его лицо смягчилось. Клавдий Мамонтов подумал: вот сейчас он настоящий, какой он есть в жизни, все остальное – мрачное, скорбное, жесткое порой и бесстрастное, все это напускное. А здесь он с открытым сердцем и душой.

– И мы все скучали по вам, полковник, – многозначительно выдала гувернантка Вера Павловна. Бледные щеки ее порозовели, очки запотели.

Клавдий Мамонтов отметил, что предупрежденная звонком Макара о приезде Гущина Вера Павловна, до боли похожая на чеховскую англичанку-гувернантку в исполнении Игоря Ильинского в телефильме, принарядилась – облачилась в кремовые брюки и светлый кардиган. И даже накрасила губы элегантной темно-вишневой помадой. Совершенно небывалое сочетание – помада и гувернантка Вера Павловна!

– Вспоминали с Машей, как вы у нас гостили после госпиталя и мы рыбу с вами ловили на озере, – продолжала Вера Павловна.

– И я часто вспоминал. Вы большую щуку тогда поймали. Можем повторить! Рыбалку. – Полковник Гущин пытался отцепить хваткую ручку Сашхена от своего подбородка. Сашхена привлекала на нем ямочка – она проявилась на подбородке Гущина после того, как он потерял половину своего прежнего веса.

Семидесятилетняя Вера Павловна зарделась. Клавдий Мамонтов знал – перешагнувший пятидесятипятилетний рубеж полковник Гущин сразу при знакомстве произвел на гувернантку сильное впечатление.

Обедать сели все вместе в столовой – как в старые времена. Маша расстаралась, наготовила. Клавдий объелся. Макар от него не отстал. Вера Павловна настойчиво уговаривала полковника Гущина «хотя бы временно отойти от жесткой диеты». Прямо ворковала горлицей. Наблюдательная Лидочка поглядывала на нее и затем переводила взор на отца – мол, чего она? Макар строил ей украдкой строгие глаза. Лидочка прыскала – в свои четыре года она замечала все на свете и делала собственные выводы.

Отобедав, девочки захотели немедленно пойти гулять – солнышко выглянуло из-за туч и припекало. Горничная Маша забрала Сашхена – он весь обед просидел на руках Клавдия и одновременно тянулся к Гущину, не давая им донести ложку супа до рта.

Дети с Машей отправились на прогулку, а взрослые остались. Вера Павловна принесла послеобеденный коньяк и стопки. Чай со сладкими пирогами и вареньем. И эспрессо для полковника Гущина.

Макар философски созерцал бутылку коньяка, как Гущин себе наливает стопку до краев. Макар боролся с собой. Пить или не пить? Вот в чем вопрос!

– Только чай, – велел ему Клавдий.

– Не учите меня жить. Клава, братан, кто пьет чай – отчается. – Макар, однако, протянул свою чашку английского фарфора Вере Павловне. – Так неужели дело об убийстве на кухне раскрыто, а?

Полковник Гущин пожал плечами. Хлопнул коньяка.

Вера Павловна начала рассказывать ему, какие успехи делает Лидочка в русском языке. А по-английски вовсю уже читает детскую книжку греческих мифов. Потом они обсуждают их, и Августа тоже слушает и рисует. Она постоянно рисует! А Лидочка в мифах очень заинтересовалась обитателями рек и морей – царством Нептуна. Кажется, тритонами. И сказки она разные просит читать – классические старые сказки, например про Принца-Жабу.

– Лягушку? – спросил Клавдий Мамонтов. – Которого принцесса в сказке поцеловала? Фу, гадость. Любовь зла…

– В сказке все романтично, хотя и лживо, – Вера Павловна метнула сквозь очки взгляд на слегка осоловевшего после коньяка полковника Гущина.

– Как ваше здоровье? – спросил он заботливо.

– Прекрасно. Я бодра и полна сил. У нас на озере чудесный воздух и так тихо, покойно. Я каждое утро начала заниматься гимнастикой ушу.

Она пристала к Гущину со своей гимнастикой ушу – мол, если останетесь на выходные у нас, я вам покажу, это что-то! Недаром китайские пенсионеры все поголовно в парках занимаю…

В столовую как вихрь ворвалась Августа. Они удивленно повернулись к ней. Девочка всплеснула руками. Затем выбежала вон и через минуту вновь появилась – уже из детской с планшетом и листом ватмана, своим рисунком.

Она снова взмахнула руками, лицо ее исказила тревога.

– Принцесса, что стряслось? – спросил Макар.

Августа обогнула овальный обеденный стол и подбежала к Клавдию Мамонтову – он был ее любимчиком, сунула ему в руки свой рисунок.

– Похвастаться хочет перед тобой, – заметил Макар. – А круто она стала рисовать.

Клавдий Мамонтов улыбнулся девочке и глянул на рисунок.

«Озеро. Лодка. Наверное, наше Бельское озеро? И я на своем каноэ? Но нет – лодка, не каноэ. А в лодке стоит некто. Фигура с веслом – до пояса выглядит как обнаженный человек. А ниже пояса толстый хвост, не как у рыбы или водяного, но как у змеи. Тритон из греческих мифов? Но что-то не похоже и на тритона».

Клавдий Мамонтов ощутил внезапный дискомфорт – что-то насторожило его в рисунке Августы. Глаза изображенного существа. Они были ярко-желтого цвета. Только они и выделялись на лице, на котором не было никаких иных черт – ни носа, ни рта. Желтые горящие глаза пересекали перпендикулярные черные линии – так схематично Августа обозначила зрачки. Не человеческие, какие-то иные. Не из нашего мира.

– Классно, Августа. Кто это? Кого ты изобразила? – спросил Клавдий, зная, что Августа не ответит.

Девочка молча, настойчиво тянула его за рукав, махнула и полковнику Гущину.

– Она нас куда-то зовет, – понял Макар. – Детка, да что случилось?

Они все встали из-за стола и вышли на улицу. С открытой террасы – вид на парковую аллею к озеру. В конце аллеи они увидели Машу с прогулочной коляской.

Быстро пошли к ней, Августа буквально тащила Клавдия за собой, крепко вцепившись в его руку.

Горничная Маша переодевала Сашхена в коляске в чистый подгузник. Он сделал важные дела прямо на прогулке и теперь отчаянно брыкался и сучил ногами и руками, лежа на откинутой спинке коляски, отталкивая от себя новый памперс. Маша с головой ушла в их противостояние.

– Где Лидочка? – спросил полковник Гущин.

Маша указала им на берег – Лидочка находилась в поле ее зрения. Она стояла у самой кромки воды. Они подошли.

Метрах в ста справа вдоль берега скользила по озеру самая обычная лодка. А в ней кто-то стоял в полный рост, гребя одним веслом, давая себя Лидочке разглядеть. Второе весло покоилось в лодке.

– Мальчишка, – объявила Вера Павловна, вглядываясь сквозь очки в гребца.

– Подросток, – кивнул полковник Гущин.

Да, в лодке находился подросток, одетый в серые спортивные штаны и худи с капюшоном. У него были светлые волосы. Лицо его на таком расстоянии они не могли рассмотреть. Завидев рядом с Лидочкой взрослых мужчин и гувернантку, гребец начал сразу плавно разворачивать лодку назад.

– Эй, привет! – крикнул ему Макар.

Парень не ответил. Он развернулся и мощными гребками начал уводить лодку прочь, потом сел на весла.

– На нашем озере постоянно плавают на лодках, – заметила Вера Павловна. – На том берегу база гребная олимпийского резерва. Юниоры. Наверное, мальчик один из них. Спортсмен.

Клавдий Мамонтов следил взглядом за гребцом. Тот не пересекал озеро, нет, он плыл вдоль берега, правя в сторону дальнего озерного залива. Берег там местами покрывал густой лес.

– Августа, детка, что ты так встревожилась? – спросил Макар, наклоняясь к старшей дочери.

Августа молчала.

– Лидочка, а ты что нам скажешь? – спросил полковник Гущин насупившуюся Лидочку – та выглядела расстроенной и недовольной.

– Он вас не захотеть видеть, – ответила она уныло. – Он плыть домой.

– Оказывается, ты его знаешь?

– Конечно, мы с Августа знаем его.

– И как же его зовут?

– Prince of the lake… of water[5].

– Принц воды? – переспросил Макар. – Типа озерного Ланселота, солнышко?

– Нет, Prince Toad[6]. Я не знаю, как русский. – Лидочка глянула на отца своими голубыми глазами. – Он уплыть, но не значит уходить. Он здесь.

– Здесь? – Макар удивился.

– Да. Он разный. Он есть тут и прямо сейчас, – убежденно ответила Лидочка.

– Где? – спросил полковник Гущин.

– Colonel… Пол-ков-ник, я вам сейчас показать, – Лидочка произнесла русское словно «полковник» ради Гущина с великим усердием.

Глава 11

Тайный друг

Лидочка доверчиво взяла полковника Гущина за руку и повела за собой… к конюшне. Они все двинулись следом. Горничная Маша, закончив переодевать Сашхена, присоединилась к ним – катила коляску. Августа по-прежнему выказывала сильные признаки беспокойства. Чтобы как-то ее поддержать, Клавдий Мамонтов сам крепко взял ее за руку.

Он разглядывал конюшню – строение давно опустело. Когда-то отец Макара держал там лошадей. Но после его смерти и всего, что за этим последовало, Макар лошадей продал. Из конюшни даже убрали весь инвентарь, превратив ее в обычный сарай. На замок ничего не запиралось.

– Лидочка, какое красивое имя – Принц воды, Принц озерный, – заметил спокойно полковник Гущин. – Ваш гость сам себя так назвал?

– Нет. Это я сказать Августе, как в сказка. – Лидочка покачала светловолосой головкой.

– А как зовут мальчика? Как он сам себя назвал? Его имя ты знаешь?

– Toad… Frog[7]… принц, вы увидите сейчас. – Лидочка показала на дверь конюшни.

– Маша, вы ходили гулять к конюшне, когда я уезжал в Питер и Иерусалим? – тихо спросил Макар горничную.

– Мы гуляли в парке. Вот и Вера Павловна подтвердит. К конюшне мы не ходили, зачем? Может, девочки сами заглядывали туда? Я никогда их не оставляю без присмотра, – Маша волновалась. – Что вы, Макар, никогда! После того случая с похищением я глаз с детей не спускаю на прогулке. И Вера Павловна тоже.

– Дети всегда в поле нашего зрения, – подтвердила и гувернантка.

Макар промолчал. Он сам распахнул дверь конюшни.

Пусто. Свет закатного солнца пробивается сквозь пыльное окно, и в столбе света пляшут пылинки. Никаких принцев… Никого.

Клавдий Мамонтов с облегчением вздохнул – девчонки напридумали себе. А тот парень на лодке… мальчик… не такой уж он и мальчик, судя по росту и по фигуре – вполне сформировавшийся подросток-старшеклассник. Какой интерес ему общаться с маленькими детьми?

Полковник Гущин вслед за Лидочкой шагнул в сумрак конюшни. Она уверенно вела его внутрь.

– Ох, там аквариум! – воскликнула гувернантка Вера Павловна.

На крышке деревянного ящика, где раньше хранили корм для лошадей, стоял самый обычный аквариум. Они подошли к нему.

В аквариуме сидела на песке бурая жаба. Клавдий Мамонтов не поверил глазам своим – на голове жабы блестела маленькая золотая корона!

– Ничего себе! Пугало! Живая жаба! – Макар наклонился к аквариуму. – В короне… Лидочка, откуда она у вас?

– Он… не она… принц, – Лидочка положила на стенку аквариума свою ладошку, и жаба увидела – медленно двинулась в ее сторону. – Он быть в лодка, и он быть здесь у нас. Он разный. Он сам нам сказать – я везде и с вами. Он плыть сегодня, чтобы кормить себя сам.

– Сам себя кормить чем? – спросил Макар, распрямляясь.

– Его мясо, – Лидочка указала на стеклянную банку позади аквариума с мертвыми засохшими червями. – Надо другой – и он привозить. Но не захотел с вами. Он только с нами – со мной и с Августа. А вы большие, вы ему не нужно.

– Только с вами он хочет общаться, пацан безымянный, ваш принц. – Полковник Гущин взял в руки банку с дохлыми червями.

Затем он наклонился к аквариуму и… Лицо его внезапно изменилось. Удивление… тревога…

– Макар, Клавдий, ну-ка, взгляните сами, я без очков вблизи, – шепнул он.

Они оба тоже наклонились. Жаба-«принц» пялилась на них выпуклыми глазами, не мигая. Золотая корона на голове жабы была вырезана из обычной золотой фольги, аккуратно склеена.

– Вы ничего не замечаете странного? – хрипло спросил полковник Гущин.

– Нет… а что… ох, вот черт! – Макар не удержался.

И Клавдий, занятый короной и глазами земноводного, тоже разглядел, что так насторожило полковника Гущина.

Стежки бурых ниток…

Золотая корона из фольги была крепко пришита с двух сторон нитками прямо к бородавкам на голове жабы.

– Жабу вам парень подарил? – уточнил полковник Гущин, присаживаясь на корточки пред Лидочкой.

Она кивнула.

– А как он здесь оказался, на конюшне? На лодке приплыл?

Лидочка снова кивнула.

– Но по озеру постоянно плавают на лодках! – воскликнула Вера Павловна. – Мы и внимания с Машей не обраща…

– Когда папа уехал, парень… то есть ваш принц приплыл на лодке и познакомился с вами? – продолжал расспрашивать Лидочку Гущин.

– Да, мы скучать с Августа. Он плыть, мы ему махать. Ну, просто махать… весело. – Лидочка растерянно смотрела на встревоженные лица взрослых. – Он увидеть и на берег к нам.

– Но дети на берегу были всегда с нами, когда мы на озере, – пылко заявила горничная Маша, заслоняя собой коляску с Сашхеном от аквариума и покалеченной жабы.

– Выходит, не всегда, – полковник Гущин тяжело вздохнул. – Ладно, ничего страшного ведь не случилось. Лидочка, а где ваш принц, этот пират высаживался на берег тайком? Так, что его видели только вы с Августой? Он ведь не единожды к вам наведывался, а несколько раз, аквариум вам подарил.

Лидочка снова взяла его за руку и вывела на улицу из конюшни.

– Завтра утром жабу к ветеринару отвезу, – тихо объявил Макар. – Пусть башку жабью обработает и уберет корону. Надо ж до такого додуматься!

Лидочка повела их по тропинке в траве к берегу озера. Заросли кустов и… маленькая заводь. От нее до конюшни не больше тридцати метров. Клавдий Мамонтов оглянулся на аллею – заводь и кусты заслоняли деревья, если смотреть с аллеи.

– Лидочка, Toad… жаба и есть тот самый ваш тайный друг, про которого ты мне говорила? – спросил Макар.

Лидочка кивнула и глянула на Августу.

– Мой. Августа его не любить.

Клавдий подумал – старшая Августа просто в отличие от маленькой Лидочки хорошо разглядела, что кожа жабы травмирована шитьем. Но сказать этого сестре она не смогла. Вероятно, показывала, да легкомысленная Лидочка внимания не обратила. Или подумала, что так и надо? Но он прогнал от себя подобную мысль. Жестокость… Дети порой ее не замечают не из-за испорченности, а в беззаботности своей.

– Я решил, что друг ненастоящий, воображаемый. Персонаж их любимых мифов. – Макар пожал плечами.

– Кто твои соседи здесь, на озере? – спросил его полковник Гущин.

– Понятия не имею. Никогда соседями не интересовался, – Макар вздохнул.

Гущин глянул на Клавдия Мамонтова:

– А ты что скажешь?

– Не знаю я ничего про соседей, Федор Матвеевич, – признался Клавдий.

– Ты же здесь дело раскрывал – убийство его отца.

– Соседи тогда в поле нашего зрения не попали. – Клавдий Мамонтов глянул на помрачневшего Макара.

Полковник Гущин достал мобильный и позвонил в Бронницы – новому начальнику УВД, спросил, кто живет на берегах Бельского озера в районе заливов.