Петр I. Материалы для биографии. Том 2. 1697–1699.

То было время, изобильное опытами и изобретениями по всем отраслям науки. Явился проект важного улучшения в способе давать круглоту монете и выбивать на ней штемпель. В лондонском Тауере поставили машину, которая в значительной степени заменяла ручную работу. Машину вертели лошади, и машинисты нашего времени, конечно, назвали бы ее грубой и слабой. Но все-таки монеты, выходившие из нее, принадлежали к лучшим в Европе. Подделывать их было трудно. А круглота их была совершенно правильная, и вдоль края шла надпись; потому нечего было опасаться обрезки. Монеты ручной работы и машинной работы обращались вместе; казна брала их в уплату одинаково, потому одинаково брала и публика. Тогдашние финансисты, кажется, ожидали, что монета нового чекана, очень хорошая, скоро вытеснит из обращения монету старого чекана, сильно попорченную. Но каждый неглупый человек должен был бы сообразить, что если казна принимает равноценными полновесную монету и легкую монету, то полновесная не вытеснит легкую из обращения, а сама будет вытеснена ею. Обрезанная крона в Англии считалась при уплате налога или долга за такую же, как машинная необрезанная. Но если перелить в кусок или перевезти через канал машинную крону, то она оказывалась стоившей гораздо более обрезанной. Потому со всей той несомненностью, какая возможна в предсказаниях о вещах, зависящих от человеческой воли, можно было бы предсказать, что плохая монета останется на том рынке, который один принимает ее по одинаковой цене с хорошей, а хорошая монета будет уходить в такое место, в котором будет получаться выгода от ее высшего достоинства. Но тогдашние политические люди не догадались сделать этих простых соображений. Они изумлялись тому, что публика по странной нелепости предпочитает употреблять легковесную монету, а не употребляет хорошей… Лошади в Тауере продолжали ходить по своему кругу. Телеги за телегами с хорошей монетой продолжали выезжать с монетного двора; а хорошая монета по-прежнему исчезала тотчас же, как выходила в обращение. Она массами шла в переливку, массами шла за границу, массами пряталась в сундуки; но почти невозможно было отыскать хоть одну новую монету в конторке лавочника или в кожаном кошельке фермера, возвращавшегося с рынка»[184].

Зло от порчи монеты было неисчислимо. «Все зло, – говорит тот же историк, – которое терпела Англия в течение четверти столетия от дурных королей, дурных министров, дурных парламентов и дурных судей, едва ли равнялось тому злу, которое делали ей в один год дурные кроны и дурные шиллинги… Зло ежедневно, ежечасно чувствовалось повсюду почти каждым человеком на ферме и на поле, в кузнице и у ткацкого станка, на океане и в рудниках. При каждой покупке был спор из-за денег; у каждого прилавка шла брань с утра до ночи. Работник и хозяин ссорились каждую субботу, как приходил расчет. На ярмарках, на базарах только и слышались крик, упреки, ругательства, и хорошо, если день обходился без разбитых лавочек, без разбитых голов. Купец, отпуская товар, условливался о том, какими деньгами получит уплату. Даже коммерческие люди путались в хаосе, которому подверглись все денежные расчеты. Жадность беспощадно грабила людей простых и беспечных, и ее требования с них росли быстрее даже того, чем уменьшалось достоинство монеты. Цены первых потребностей: обуви, эля, овсяной муки – быстро росли…»[185]

Монетная реформа, предпринятая в 1695 г., имела целью устранение этого зла. После долгого предварительного обсуждения вопроса, в котором приняли участие два великих мыслителя, Локк и Ньютон, канцлер казначейства Монтегью провел через парламенты билль о перечеканке машинным способом всей монеты с отнесением убытков от этой операции на счет казны. Обрезанная монета с известного срока теряла свою номинальную стоимость, должна была быть возвращена в казначейство, переплавлялась и перечеканивалась машинным способом, штампом. Заведование монетным двором в Тауере, где производилась эта операция, Монтегью поручил своему другу Исааку Ньютону, бывшему тогда профессором Кембриджского университета, оказавшемуся деятельным и распорядительным директором монетного двора и своими разумными мероприятиями быстро поднявшему его производительность. «Сильно заботились, – обращаемся опять к рассказу Маколея, – ускорить перечеканку. В Реставрацию монетный двор, подобно всем другим официальным местам, сделался гнездом тунеядцев и плутов. Важная должность управляющего им, дававшая от 6 до 7 сот фунтов дохода, стала пустой синекурой, которую занимали один после другого светские господа, очень известные за карточными столами Вайтголла, но никогда не удостоивавшие хоть издали взглянуть на Тауер. Теперь эта должность стала вакантной, и Монтегью настоял, чтобы отдали ее Ньютону. Благодаря дельности, усердию и строгой честности великого мыслителя быстро преобразовалось все на монетном дворе. Он занялся своей должностью так деятельно, что не оставлял себе времени на те труды, которыми стал выше Архимеда и Галилея. До совершенного окончания великой заботы о перечеканке монеты он с твердостью, почти с досадой отвергал все попытки английских и континентальных ученых отвлечь его от занятий по должности. Старые служащие на монетном дворе считали отличной работой, когда успевали чеканить на 15 000 фунтов стерлингов серебряной монеты в неделю. Когда Монтегью заговорил о 30 или 40 тысячах, эти формалисты и рутинеры отвечали, что такая вещь невозможна. Но энергия молодого канцлера казначейства и его друга, теперь управлявшего монетным двором, достигла гораздо удивительнейшего результата. Скоро в Тауере работали 19 машинных станков»[186].

Московский царь интересовался работой в Тауере не только потому, что его занимало всякое производство, всякая машина, но и в особенности потому, что его собственное государство страдало также от плохой монеты. Яков Брюс был взят на монетный двор, вероятно, с практической целью ознакомиться с выделкой монеты в Англии, чтобы потом завести те же приемы в России. Гости, надо полагать, хотя бы в общих чертах были ознакомлены с монетной реформой. Надо полагать также, что в качестве директора монетного двора Ньютон присутствовал при этих посещениях царя, но, кажется, не сохранилось никаких письменных документов о встрече Петра с великим математиком.

14 апреля царь предавался забавам с артиллерией. «За рекою, – читаем в «Юрнале», – стреляли из пушки в дубовую доску: зело дуб крепок и не щелеват». Была уже мысль и об отъезде: «Царь московский, – доносил в Вену Гофман от 15/25 апреля, – думает на следующей неделе откланяться королю, вернуться затем в Голландию и тотчас же ехать к вашему императорскому величеству»[187].

XIV. Заключение табачного договора. Расход денег, полученных за право торговли табаком

16 апреля был окончательно заключен договор о табачной торговле с маркизом Кармартеном. Договор состоял в следующем. Целью его объявлялось умножение торговли между русскими и англичанами и польза обоих государств. Договор писался от имени великих послов. Со дня заключения договора и по 1 сентября 1698 г. Кармартен или его уполномоченные, «к тому учрежденные», обязуются ввести в Россию 3000 «беременных» бочек табаку по 500 английских фунтов весом каждая, всего 1 500 000 фунтов. В течение второго года, с 1 сентября 1699 г. по 1 сентября 1700 г. (даты в договоре пишутся от Рождества Христова), Кармартен должен ввезти 5000 таких же бочек с тем, что, если означенное количество табака не удастся продать в тот же срок, Кармартен может отказаться от договора, сохраняя за собой право распродать оставшееся у него на руках количество. Если же весь табак к 1 сентября 1700 г. будет продан, то Кармартен или его «учрежденные» могут, если пожелают, возобновить договор с 1700 г. еще на пять лет, и тогда в третий год действия договора Кармартен ввозит 6000 бочек; а затем в каждый следующий год прибавляет перед предыдущим по 1000 бочек. Если же кто-либо иной заявит желание по истечении первых двух лет, т. е. после 1 сентября 1700 г., привозить более 6000 бочек в год и внести авансом сумму в 20 000 фунтов стерлингов, то и маркиз Кармартен обязан будет также увеличить количество ввозимого табака или в противном случае договор прекращается.

С ввозимого табака Кармартен обязан платить пошлины в казну по 4 копейки с фунта, и, кроме этой пошлины, никаких других пошлин с него взиматься не будет. Его царское величество запретит в своем государстве разводить табак или кому-либо другому ввозить его. Существующие в России плантации должны быть разорены, кроме только плантаций на Украине, где курение табака и торговля им не воспрещались и ранее, с тем, однако, чтобы из Украины табака никуда не вывозить и разводить его там только для местного потребления под угрозой конфискации вывезенного, причем из конфискованного в таком случае половина поступает в казну, а половина отдается Кармартену. Прежние указы, разрешавшие ввоз табака, уничтожаются; его царское величество будет оказывать содействие Кармартену и его уполномоченным против нарушителей монополии, и если сам Кармартен, или его уполномоченные, или их приказчики заявят подозрение о ввозе табака кем-либо иным, то царь даст им достаточное число своей гвардии для производства обыска. Ввоз табака через Нарву и другие места будет запрещен. Будет дозволено всем курить табак, и все прежние указы, запрещавшие курение, будут отменены. Кармартену, его факторам и служителям гарантируется в России свобода вероисповедания и возможность брать себе в услужение как иноземцев, так и русских подданных. В случае каких-либо преступлений, совершенных приказчиками Кармартена или их служителями, взыскание отнюдь не распространяется на товары и имущество маркиза. Кармартену наряду с правом ввоза и продажи табака предоставляется исключительное право привозить и продавать немецкие никоцианские трубки, «никоцианские коробочки» (табатерки) и различные принадлежности для курения с тем, однако, чтобы количество этих предметов не превышало такого, с которого должно идти в казну пошлины 200 рублей. Ежегодно Кармартен, кроме уплачиваемой им пошлины, вносит в казну его царского величества по 1000 фунтов табаку. По вручении ему этого договора Кармартен уплачивает великим послам 12 000 фунтов стерлингов, которые будут зачтены ему в счет пошлины. По поводу разных затруднений, какие могут встретиться при исполнении договора, его царское величество открывает Кармартену и его уполномоченным свободный к себе доступ[188].

Изучая процесс выработки текста договора, можно прийти к заключению, что текст этот прошел три редакции. Из них первая редакция – текст в 6 статей – это первоначальный проект англичан, их «образцовое письмо», присланное Петром посольству в Амстердам при его письме[189]. Суть этого проекта в 6 статьях заключалась в том, что: 1) исключительное право ввоза табака в Россию предоставляется маркизу Кармартену и его уполномоченным, 2) договор заключается на 7 лет, с 16 июля 1698 г. по 16 июля 1705 г., 3) Кармартен обязуется в течение этих семи лет ежегодно ввозить не менее 10 000 бочек табаку, по 500 фунтов в бочке, а если это количество будет распродаваться, то может ввозить и больше, 4) с фунта уплачивается пошлина в казну по 4 копейки в Архангельске или где табак будет выгружаться, 5) при вручении текста договора Кармартен уплачивает в казну 12 000 фунтов стерлингов в счет пошлин, 6) договор «для достаточнейшего и совершенного обнадеживания и утверждения» подписывается послами с приложением печатей.

Вторую редакцию – в 8 статьях – составляет текст, несколько измененный послами в расположении статей и дополненный сравнительно с текстом первой редакции[190]. Это – договорное письмо, которое Возницын называл «попространнее». Существенное содержание его тождественно с текстом первой редакции. Дополнением является статья 7, включающая условие, о котором писал Петр послам, именно, что пошлины уплачиваются все равно с 10 000 бочек, хотя бы часть табака погибла на море или не весь бы он был распродан. Во включении этого условия сказалось, между прочим, личное участие Петра в выработке договора.

Эти два первоначальных текста были, как мы видели, посланы от посольства в Англию 4 марта. Там, в Англии, была выработана новая, третья, окончательная, гораздо более обширная редакция, в которой договор и был принят. В ней много подробностей сравнительно с двумя первоначальными редакциями, например: о сохранении табаководства на Украине, об отмене прежних указов о табаке, о содействии Кармартену со стороны правительства в борьбе против нарушителей монополии, о правах уполномоченных и приказчиков Кармартена в России, о ввозе принадлежностей курения, о ежегодном взносе в казну, кроме пошлин, еще 1000 фунтов табаку в натуре. Два основных условия договора остались те же: о размере пошлин по 4 копейки с фунта и о предварительном взносе в счет будущих пошлин 12 000 фунтов стерлингов. Существенная разница между двумя первоначальными редакциями и третьей, окончательной, касалась, во-первых, срока договора, во-вторых, количества ввозимого табака. По двум первоначальным редакциям договор заключался на 7 лет с 16 июля 1698 г.; по окончательной редакции срок также семилетний, но с той разницей, что по истечении первых двух лет Кармартен имел право отказаться от договора, если бы увидел, что договор для него невыгоден, или же продолжить его. Таким образом, все время действия договора в окончательной редакции подразделялось на два периода: первый, предварительный, в первые два года и второй, пятилетний, с тем что по миновании первого периода договор мог быть прекращен или продолжен. Количество ввозимого табака по окончательной редакции значительно уменьшено, и в установлении его допущена градация: в первый год 3000 бочек вместо 10 000 бочек по первоначальным редакциям, во второй – 5000 и затем с увеличением в каждый последующий год на 1000 бочек, причем если бы кто другой предложил русскому правительству по истечении первых двух лет действия договора ввозить более 6000 бочек или дать авансом в счет пошлин 20 000 фунтов стерлингов, то и Кар-мартен обязывался ввозимое количество табака соответственным образом увеличить или же договор мог быть нарушен правительством. В какой мере принимал участие сам Петр в выработке окончательной редакции договора, сказать невозможно[191].

При самом заключении договора англичане уплатили в счет 12 000 фунтов, которые они обязались уплатить авансом, некоторую часть этой суммы, а именно: 17 апреля 2100 гиней, или 2310 фунтов, и на следующий день еще 1536 гиней 8 шиллингов, или 1690 фунтов, а всего 4000 фунтов[192].

Почти вся эта сумма, полученная Ф.А. Головиным, была израсходована в течение трех дней, 17–19 апреля, там же, в Англии; очевидно, деньги были перехвачены на покрытие неотложных расходов, так что сейчас же и разошлись. Этим расходам Ф.А. Головиным, их производившим, была составлена особая роспись: «Тетрать записная росходу денгам, которые взяты у агличан торговых людей». На росписи стоит остановиться: сухой и деловой документ этот тем не менее дает нам некоторые колоритные черты пребывания Петра в Англии, указывает лиц, с которыми он был в общении, свидетельствует о его занятиях, характеризует его стремления и вкусы.

Значительную часть вырученных денег пришлось отдать в уплату долгов, сделанных у двух английских коммерсантов, известных Петру по их сношениям с Россией, ссужавших царя в Лондоне и исполнявших его поручения, Осипу Вульфу и Андрею Стельсу, всего обоим 1621 гинею и 1 шиллинг. Этим платежом, между прочим, покрыты были сделанные Стельсом расходы по закупке «лекарских инструментов». Ему же, сверх того, было уплачено 20 фунтов «за малого арапченка», которого Петр купил у него, вероятно, по просьбе Лефорта. Следующими крупными статьями уплаты были 220 гиней бывшему одновременно с Петром в Лондоне голландскому коммерсанту, прикомандированному к русскому посольству, Захарию Диксу за алмазную запону с портретом Петра, которая была ему или через его посредство заказана: «за алмазные персоны, что делал великого государя в Лондоне, за золото и за алмазы и за работу»[193]. 150 гиней было заплачено за приобретенную государем небольшую яхту из кипарисного дерева: «Заплачено в Лондоне за судно, за малую яхту, что куплено на великого государя, а зделана вся из кипарисного дерева, у агличанина Ивана Колсуна 150 гиней золотых аглинских». Далее 160 гиней было передано Головиным Александру Меншикову, состоявшему при Петре за границей как бы личным его казначеем, на личные расходы государя. «Апреля в 17 день», читаем в «тетрати», «отдано Александру Меншикову по приказу 20 гиней; апреля в 18 день отдано по указу Александру Меншикову 40 гиней золотых на мелочные покупки; апреля в 19 день, как поехал посол из Детфорта, отдано вверх[194] Александру Меншикову 100 гиней для государева росходу по указу».

Довольно значительная сумма – 289 гиней с лишком – прошла через руки находившегося с царем в Англии Якова Брюса, частью в уплату за его обучение математическим наукам учителю математики, у которого Брюс также жил и столовался, частью же за математические инструменты, которые Брюс покупал в Лондоне по поручению государя. Вот относящийся сюда ряд записей: «Апреля в 17 день заплачено по указу великого государя Якову Брюсу, что учился математическому делу в Лондоне у агличанина учителя математики у Ивана Колсуна – очевидно, того, у которого была приобретена кипарисовая яхта, – 50 гиней» да «того ж числа впредь для учения дано тому ж мастеру за Якова ж Брюса на 6 месяцов по договору по 8 гиней на месяц, в том числе за корм и за двор, всего 48 гиней». При Брюсе находился слуга «малой», за содержание которого было заплачено тому же математику 10 гиней и 5 шиллингов. Наконец, ему же, Брюсу, на возвращение по окончании обучения туда, где будут находиться послы, а также на платье и другие издержки выдано 100 гиней. Обучаясь математике, Брюс закупал для царя математические инструменты. Еще раньше, до получения табачных денег, Ф.А. Головин оплатил некоторые из таких расходов Брюса, о чем и занес в расходную запись своего путешествия именно 1 апреля «по указу за инструменты, что купил Яков Брюс, 3 гинеи»; 8 апреля: «Якову Брюсу дано за провоз из Лондона в Детфорт инструментов математических и что некоторое из них куплено, 2 гинеи золотых»; 9 апреля: «за малой глобус, что в корпусе, да за 24 цыркуля, что купил Яков Брюс на великого государя, 4 фунта английских»; 14 апреля: «Якову Брюсу за серебреные инструменты заплачено 3 фунта 13 шеленгов». Теперь, получив табачную сумму, Головин продолжал покрывать расходы Брюса по закупке инструментов из нее: 17 апреля: «за взятье инструменту, что у него иманы при бытии государеве в Лондоне, 20 фунтов аглинских и 2 гинеи и 16 шилингов»; 18 апреля: «за инструменты серебряные по указу великого государя дано Якову Брюсу 6 фунтов с полуфунтом; того ж числа за инструмент восьмстант 40 гиней дано по указу Якову Брюсу»; 19 апреля: «Якову Брюсу по последней росписи за инструменты по указу дано 4 фунта 18 шеленгов и 6 копеек. Он же взял за квадрант математической Исаку Керверу 10 гиней 14 шеленгов». Из этих записей видно, как усиленно шла закупка в Лондоне математических инструментов для занятий по теории кораблестроения в Дептфорде и в запас для кораблестроения в России. Инструменты, названные квадрантом и восьмстантом, нужны были для артиллерийских занятий.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Sadler. Peter der Grosse als Mensch und Regent, 240.

2

Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 223 об.; там же, л. 230 об.: «Генваря 4… заплачено портному мастеру Ивану Дефику за дело немецкого платья верхнего и нижнего, которое делано на Остинской двор и салдатом Гаврилу Кобылину, Гаврилу Меншикову, Лукьяну Верещагину и арапу; так ж и за приклад к тому ж платью; всего 83 еф. с гривною». Там же, л. 231: «Генваря 4… заплачено… портному мастеру Белфогеру за дело верхнего и нижнего немецкого платья и за приклад и за пугвицы, которое делано на Остинской двор по приказу второго вел. и полн. посла по трем росписям, 107 еф. 13 алт. 2 д.».

3

Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 228: «Генваря во 2 д… по указу великого государя заплачено за разные покупки, что куплено для аглинской поездки на Остинской двор и салдатом Гаврилу Кобылину с товарыщи, а именно: за линт золотной с кистми, что бывает на плече, дано 44 гулдена. За два линта на шпаги 64 гулд. За трои волосы накладные 36 гулд. За три галстуга 6 гулд. 8 ден. За шесть шляп 36 гулд. За шесть шпаг 28 гулд. За две шляпы с перьем да к одной шляпе перья белое – 42 гулдена. За пояс болшой золотной 166 гулд. За две шпаги добрые 29 гулд. За волосы накладные Гаврилу Кобылину 5 еф., за чюлки шолковые 10 гулд. Лукьяну Верещагину 11 гулд. Антонию – 6 гулд. Да за семь муфь или рукавов россамачьих, выдровых, бобровых и волчьих 70 гулденов. И всего за вышеписанные покупки дано вместо 560 гулденов 4 алтын 4 денег – 224 ефимка 4 алт. 4 ден.». Там же, л. 224 об.: «Декабря в 28 д… куплено на Остинской двор у галанца торгового человека Абрама Диюнка к немецкому платью два линта золотных с кистми на плеча, даны 25 еф. 13 алт. 2 д.». Там же, л. 229: «Генваря в 2 д…еще заплачено по росписям за кисейные галстуги и за моншеты за пологи на Остинской двор и за дело 22 еф. 14 алт., да Гаврилу Кобылину куплена епанча, дана 14 еф.». Ср. также л. 229 об., 230, 232, 233, 235.

4

Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 225: «Декабря в 30 д… дано его, великого государя, жалованья лекарскому ученику Ивану Левкину для аглинской посылки на немецкое платье 10 еф.». Там же, л. 231 об.: «Генваря в 5 д… лекарю Ивану Терманту на платье для аглинской посылки дано 50 еф.». Там же, л. 233: «Генваря в 6 д… переводчику Петру Шафирову за издершки ево, что он издержал для аглинской себе поездки на немецкое платье и на всякие к тому принадлежащие потребы по росписи 85 еф. 1 алт.». Ему же «кормовых денег… впредь на две недели генваря от 14-го до 28-го числа для отъезду его в аглинскую землю 8 еф. 6 алт. 4 д.».

5

Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 222 об.

6

Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 229, 231 об., 29, 54 об., 230: «Куплен сундук для соболиной поклажи в аглинской поход, дан 2 еф. 6 алт. 4 д.».

7

Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв. № 47, л. 231: «Генваря в 4 д… за провоз с Остинского двора на посолской двор фарфуровых судов и в скляницах всяких вещей, дано 1 ефимок». Там же, л. 252: «Февраля в 5 д… заплачено за дело ковчегов деревянных на стеклянные сосуды, в которых обретаютца разные вещи, принесеные с Остинского двора, 2 еф. 6 алт. 4 д.». Там же, л. 269: «Марта в 7 д… куплено бумаги хлопчатой на перекладку вещей, которые принесены с Остинского двора в скляницах, 7 фунтов, дано 28 алт.».

8

Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 54 об., 230, 231, 232, 234 об., 29: «Генваря в 3 д. дано вице-адмирала Шея человеку, которой от него к великим послом принес палестинского строения кресты и четки». Там же, л. 55: «Дано вице-адмиралу Шею за палестинские подарки 5 пар соболей по 10 руб. пара».

9

Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 234 об.: «Генваря в 8 д. по приказу великих и полномочных послов заплачено в дому Ягана Керстермана, в котором стоял с приезду в Амстрадам камендор и выборные салдаты, за стол и за питья, которой стол готовлен был про них в праздник богоявлениев день, за 634 гулдена в додачу к 80 золотым да к 8 ефимкам галанскими мелкими денгами, 77 еф. 10 алт., а золотой в отдаче положен по галанской цене по 35 алт.».

10

Пам. дипл. сношений, VIII, 1162.

11

П. и Б. Т. I. № 221.

12

П. и Б. Т. I. № 211; Пам. дипл. сношений, VIII, 1163–1165; 17 января ему было выдано недополученного им за 205 год жалованья 152 ефимка 13 алтын 2 деньги, на проезд в дорогу и на прокорм 100 ефимков да на дачу к пушечному литью за медь мастерам в задаток 200 ефимков. Всего 452 ефимка 13 алтын 2 деньги. Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 241.

13

П. и Б. Т. I. С. 682–684. В тот же день письмо к Г.И. Головкину (там же. С. 682). Все эти письма не дошли до нас.

14

Там же. № 222.

15

Posselt. Lefort, II, 458.

16

Походный журнал 1698 г. С. 1; Туманский. Собрание разных записок. Т. III. С. 57.

17

Т. е. знатных.