Майкл Джексон. Жизнь короля

Сохранилось мало школьных фотографий детей Джексонов, потому что они не могли себе позволить купить их после того, как позировали. Первые пять лет, что они жили на Джексон-стрит, в семье не было телефона. Когда в четыре года Джермейн заболел нефритом, воспалением почек, и его госпитализировали на три недели, это сильно ударило по Кэтрин и Джозефу как в финансовом, так и в эмоциональном плане.

Всякий раз, когда мужчину увольняли, он подрабатывал, собирая картофель, и тогда семья досыта наедалась картофеля, вареного, жареного или печеного.

«Я не был доволен, – вспоминал Джозеф Джексон. – Что-то внутри меня подсказывало, что в жизни есть нечто большее. Сильнее всего на свете я хотел найти путь в музыкальный бизнес». Вместе с братом Лютером и тремя другими музыкантами они образовали ритм-н-блюз-группу The Falcons, обеспечивавшую дополнительный доход их семьям за счет выступлений в небольших клубах и барах. Трое старших сыновей Джозефа – Джеки, Тито и Джермейн – были очарованы музыкой, которую играл их отец, и присутствовали на домашних репетициях. (Майкл, впрочем, The Falcons не помнит.)

Тем не менее The Falcons не имели коммерческого успеха. Когда они распались, Джозеф спрятал свою гитару в спальне в шкафу. Этот струнный инструмент был единственным свидетелем его несбывшейся мечты, и он не хотел, чтобы кто-нибудь из детей прикасался к нему. Майкл называл кладовку «священным местом». Иногда Кэтрин снимала гитару с полки и играла на ней детям. Они собирались в гостиной и все вместе пели песни в стиле кантри: Wabash Cannonball и The Great Speckled Bird.

После того как группа распалась, Джозеф не находил себе места. Работая дополнительную смену на Inland Steel и дневную смену на American Foundries, он знал только, что хочет лучшего для себя и своей семьи. Это было в начале 1960-х, и «все, кого мы знали, были участниками вокальных групп», – вспоминал Джеки. «Как будто пойти и присоединиться к группе было неким обязательным жизненным этапом, – продолжал он. – Создавались бэнды и вокальные группы. Я хотел быть в вокальной группе, но нам не разрешали тусоваться с другими детьми. Тогда мы начали распевать на весь дом. Вскоре у нас сломался телевизор, и мама уже сама стала заставлять нас петь. А однажды, когда отец ушел на работу, мы прокрались в его спальню и взяли ту самую гитару».

«Я тоже играл на ней, – признавался Тито. – Мы были вместе с Джеки и Джермейн. Пели, разучивали новые песни, а я играл. Однажды пришла мама, и мы разом замерли, типа „ой-ой, нас застукали”, но она ничего не сказала. Просто разрешила нам продолжать».

«Я не хотела мешать им, потому что это было очень талантливо», – объясняла Кэтрин позже.

Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды Тито не порвал струну на гитаре. «Я знал, что у меня будут проблемы, – вспоминал он. – У всех нас будут проблемы. Отец был суровым человеком, и мы его боялись. Поэтому я спрятал гитару обратно в шкаф и надеялся, что он не догадается о том, что произошло. Но папа догадался и унизил меня – выпорол. Несмотря на то что мать солгала, будто разрешила мне играть на гитаре». Когда Тито рассказывает эту историю, голос не слушается его, он становится сдавленным. Спустя много лет все еще чувствуются его переживания. «Она просто не хотела, чтобы меня пороли, – произносит он с грустью. – Только не это».

«Когда отец остыл после случившегося, он вошел в комнату. Все еще плача на кровати, я произнес: „Знаешь, я ведь могу играть на той штуке. Я правда умею”. Он посмотрел на меня и сказал: „Хорошо, покажи, что ты умеешь, умник”. И я сыграл. А Джермейн и Джеки подпевали. Джозеф был поражен. Он понятия не имел, ведь это был страшный секрет, который мы скрывали от него, потому что очень сильно его боялись».

Позже Джозеф признался, что момент, когда сыновья открыли ему свой талант, принес ему огромную радость. «Я решил оставить музыку сыновьям, – сказал он много лет спустя. – У меня была мечта, связанная с ними. Я представлял, как дети будут радовать публику, делясь своим талантом, возможно унаследованным от меня». Казалось, оглядываясь в прошлое, он был тронут собственными словами. «Я просто хотел, чтобы они кем-то стали. Это все, чего я хотел», – добавил он.

На следующий день Джозеф ушел на работу и той же ночью вернулся домой, что-то пряча за спиной. Он подозвал Тито и протянул ему коробку. В ней была красная электрогитара. «А теперь давайте порепетируем, мальчики», – сказал Джозеф, широко улыбаясь. Он собрал троих сыновей – девятилетнего Джеки, семилетнего Тито и шестилетнего Джермейна, – и они играли все вместе. «Мы никогда не были так близки, – вспоминал Тито. – Как будто наконец нашли что-то общее. Марлон и Майк наблюдали за нами, сидя в углу. Мама давала советы. Я заметил, что родители были счастливы. Мы все были счастливы. Мы обнаружили нечто особенное».

В 1960-е годы жизнь в Гэри была суровой, и район Джексонов подчас оказывался опасным местом для молодежи. Кэтрин и Джозеф жили в постоянном страхе, что один из их детей пострадает на улице. «Родители всегда защищали нас, – вспоминал Джеки. – Нам никогда не разрешали веселиться на улице, как другим детям. У нас был строгий комендантский час. Только в школе нам представлялась редкая возможность поиграть со сверстниками. Нам нравилось то, что в школе мы можем общаться с другими ребятами».

Кэтрин Джексон, оказывавшая значительное влияние на детей, передала им глубокое и непреходящее уважение к отдельным религиозным убеждениям. Она была баптисткой, а затем лютеранкой, но отвернулась от обеих религий по одной и той же причине: узнала, что у некоторых служителей церкви были внебрачные связи. Когда Майклу было пять лет, Кэтрин стала членом «Свидетелей Иеговы»[2], в новую религию ее обратил коммивояжер. Она крестилась в 1963 году в бассейне школы Рузвельт в Гэри. С тех пор женщина просила, чтобы каждое воскресенье родные надевали лучшие костюмы и шли с ней в Зал Царства, место культа. Джозеф, воспитанный в лютеранской вере, пару раз сопровождал жену, чтобы успокоить ее, но перестал это делать, когда дети были еще маленькими, потому что, как говорит Марлон, «там было скучно». Со временем Майкл, Ла Тойя и Ребби станут самыми преданными адептами своей религии.

Будь это любая другая организация, а не «Свидетели Иеговы», Майкл Джексон, вероятно, стал бы совершенно другим человеком. Идеология «Свидетелей Иеговы» настолько отличалась от привычного протестантизма, что иногда их считали сектой, особенно в 1950—1960-е годы. Независимо от места жительства, ни один последователь «Свидетелей» не будет салютовать флагу (они воспринимают это как идолопоклонство) или служить в каких-либо вооруженных силах (любой член организации считается священнослужителем и, следовательно, освобожден от воинской повинности). Они не празднуют Рождество, Пасху или дни рождения. Обычно они не жертвуют деньги кому-либо за пределами своей церкви, потому что считают проповедование Евангелия самым стоящим благотворительным делом. Члены «Свидетелей Иеговы» периодически оказываются в новостях, потому что отказываются от переливания крови для себя или своих детей, независимо от тяжести болезни.

Согласно учению люди, вступившие в организацию, могут считаться «овцами»; все остальные – «козлами». Когда же начнется Армагеддон – великая битва ожидалась в 1972 году, а затем в 1975 году, – в одно мгновение все «козлы» будут уничтожены, а «овцы» спасены. Затем последние воскреснут к жизни на земле как подданные Царства Божьего. Ими будут править Христос и избранная группа из 144 000 «свидетелей», живущих на небесах подле Христа. По прошествии тысячи лет Сатана придет искушать живущих на земле. Тех, кто поддастся его хитростям, немедленно уничтожат. Остальные будут жить в полной идиллии. Конечно, как и те, кто придерживается определенных религиозных убеждений, некоторые члены организации более категоричны в отношении идеологии, чем другие.

По оценкам, от 20 до 30 % членов «Свидетелей Иеговы» – чернокожие. Людей судят исключительно по их добрым делам – миссионерству или хождению по домам и обращению в веру, – а не по новым машинам, большим домам, дорогой одежде и другим признакам высокого положения в обществе. Из-за своей преданности «Свидетелям Иеговы» Кэтрин в основном была довольна тем, что имела. Она радовалась жизни. Беспокоило ее только одно: город не обещал иного будущего для ее детей, кроме как работа на заводах для мальчиков и домашнее хозяйство для девочек. Так ли уж это плохо? Да, говорил ей Джозеф, безусловно. Иногда его жена соглашалась с ним. А иногда и не знала, что думать.

Каждый день, хотели они того или нет, мальчики репетировали по меньшей мере три часа: единственной мыслью Джозефа было увезти свою семью из Гэри.

«Когда я узнал, что мои дети хотят стать артистами, я действительно занялся ими, – уверял Джозеф Джексон в интервью Time. – Когда другие играли на улице, мои мальчики работали дома, пытались научиться чему-то в жизни, добиться своего».

Занятия музыкой, возможно, и сплотили Джексонов как семью, но вместе с тем создали пропасть между Джексонами и их соседями. «Люди и без того считали нас странными из-за религии, – вспоминал Джеки. – А потом упрочили свое мнение. Они говорили: „Эй, посмотрите на этих Джексонов. Они думают, что они особенные”. Все остальные тогда собирались то там, то сям и пели со своими группами. Но нам было нельзя. Приходилось тренироваться дома. Поэтому другие ребята думали, что мы слишком задирали нос, чтобы петь с ними на углу».

Репетиции по-прежнему проводились дважды в день, до школы и после нее, даже несмотря на то, что соседи считали, что Джексоны зря теряют время. Пока они репетировали, через открытые окна доносились голоса с улицы: «Эй, Джексоны, да вы – ничто!» В гостиную швыряли камни. Однако Джексонов это не волновало: они не обращали внимания на насмешки и продолжали репетировать, несмотря ни на что.

В 1962 году к группе присоединился пятилетний Марлон, он играл на бонго и пел, в основном мимо нот. (Марлон не умел ни петь, ни танцевать, но его все равно приняли в группу, потому что Кэтрин не позволила бы поступить с ним иначе.) Однажды, когда мальчики упражнялись, пока Джозеф был на работе, женщина наблюдала, как четырехлетний Майкл начал копировать Джермейна, исполнявшего песню Джеймса Брауна. Когда Майкл запел, его голос был таким сильным и чистым, что это поразило Кэтрин. Как только Джозеф вернулся домой, она уже ждала его у дверей, чтобы сообщить хорошую новость: «Я думаю, у нас есть еще один солист».

Джозеф бьет Майкла

Сегодня Майкл Джексон часто говорит о жестоком обращении, которому он подвергался со стороны отца. Когда в 2003 году во время неоднозначного интервью Мартину Баширу он вспомнил, как к нему относился папа, на глазах его мгновенно выступили слезы. «Это было ужасно, – говорил он о побоях, – просто ужасно». Наблюдая за Майклом, мыслями возвращавшимся в Гэри в те времена, когда отец бил его, испытываешь боль и сострадание. Без сомнения, спустя годы он все еще находится под влиянием детских травм.

Маленький Майкл был очаровательным ребенком. «Уже с ранних лет Майкл казался мне не похожим на остальных детей, – говорила Кэтрин. – Я не верю в реинкарнацию, но вы же знаете, как дискоординированно двигаются младенцы? А Майкл никогда так не двигался. Он «танцевал», словно взрослый человек».

Майкл всегда был развит не по годам. Его мать вспоминала, что в полтора года он держал бутылку и танцевал в ритме стиральной машины. Его бабушка Кристал Джонсон (позднее ее имя по замужеству) упоминала, что он начал петь, когда ему было около трех лет. «И что это был за чудесный голос, – восторгалась она. – Уже тогда его было приятно слушать».

Майкл был слишком чувствительным мальчиком, чтобы с ним обращались так, как его отец. Кроме того, он был очень проворным и принял решение избегать ссор с Джозефом. Тито вспоминал, что Майкл был «настолько быстр, что, если бы мать или отец в те времена замахнулись на него, он бы моментально убрался с их пути. Они бы просто промахнулись».

Джозеф верил, что грубая сила – ценный и полезный инструмент дисциплины. «Либо ты в жизни победитель, либо проигравший, – любил говорить он. – Ни один из моих детей не будет проигравшим». Он не задумываясь бил детей, чтобы удержать их на правильном пути к «победам». Для него было обычным делом размазать кого-то по стене, особенно когда речь шла о мальчиках. Между тем именно Майкл стал единственным ребенком в семье, который пытался отвечать, когда его провоцировал отец. Однажды, когда ему было всего три года, Джозеф за что-то отшлепал его. Рыдая, Майкл снял с себя ботинок и швырнул его в отца. Джозеф пригнулся, ботинок пролетел мимо.

«Ты с ума сошел? – крикнул мужчина. – Сопляк, ты только что подписал себе смертный приговор. А ну, иди сюда!»

В ярости Джозеф схватил Майкла и, по словам Марлона, держа его за одну ногу вниз головой, снова и снова ударял рукой, целясь по спине и ягодицам. Вскоре вопли и плач стали так пронзительны, что могло показаться, будто ребенок пытается призвать на помощь всю округу.

«Отпусти его, Джозеф, – вскрикнула Кэтрин. – Ты же убьешь его! Ты его убьешь!!!»

Когда отец отпустил мальчика, тот побежал в свою комнату и произнес, рыдая: «Я ненавижу тебя». Это оскорбило Джозефа. Он последовал за Майклом в спальню, захлопнул дверь и снова хорошенько задал ему.

«Как-то Джозеф запер сына в шкафу на несколько часов, – вспоминает друг семьи Джексонов. – Это был ужасный, травмирующий опыт».

Кэтрин не знала, как примириться с отношением мужа к детям. Как мог мужчина, который временами был настолько нежным, что целовал кончики ее пальцев, меняться до неузнаваемости и бить детей? Его поведение было за гранью понимания богобоязненной женщины, но она не знала, что делать. Как бы она ни любила его, она боялась его. Время от времени она подавала голос, но делала это неохотно.

По правде говоря, Кэтрин также была мишенью для ярости Джозефа. Когда родилась Ребби, тот вечно находился на грани из-за постоянного недосыпания и тяжелого рабочего графика. В один день, вернувшись домой, он обнаружил плачущего ребенка и увидел, что Кэтрин разговаривает с кем-то из соседей. Он выбежал за ней. «Ребенок орет во всю глотку», – закричал он. Кэтрин сразу же вернулась к малышке. «Мне очень жаль, Джозеф, – сказала она. – Я не знала, что она проснулась». Джозеф резко обернулся и ударил жену по лицу. «Моя щека онемела», – вспоминает Кэтрин. Ее реакция была мгновенной и яростной. Она взяла керамический подогреватель для бутылочек и швырнула в него вместе со всем содержимым. Прибор попал ему в предплечье и, расколовшись, оставил глубокий порез. Пока они спорили, из раны хлынула кровь. «Никогда больше не поднимай на меня руку, – предупредила его жена, – или не успеешь оглянуться, как я брошу тебя». Кэтрин говорит, что тот раз стал первым и последним, когда Джозеф ударил ее, но, по всей видимости, он обратил свой вспыльчивый характер на детей.

Когда Майклу было пять лет, он направлялся в комнату, как вдруг у него перехватило дыхание: Джозеф поставил ему подножку, и мальчик упал, окровавленный. «Это за то, что ты сделал вчера, – сказал отец. – А завтра ты получишь от меня за то, что натворишь сегодня».

Майкл заплакал. «Но я еще даже ничего не сделал», – пролепетал он сквозь слезы.

«Но ведь сделаешь, мой мальчик, – возразил Джозеф, – обязательно сделаешь».

С того самого дня когда бы маленький Майкл ни входил в комнату, он смотрел сначала налево, затем направо, как будто переходил улицу. Ребенок старался не встречаться лишний раз с отцом. Как мальчику жилось с таким страхом? «Я начал так сильно бояться этого человека, – вспоминал Майкл позже. – На самом деле, думаю, можно с уверенностью сказать, что я его ненавидел».

Певец говорил: «Отец всегда был для меня загадкой, и он это знает. Одна из вещей, о которой я жалею больше всего, – я никогда не мог почувствовать настоящую близость с ним». Честно говоря, ни один из детей Джексонов никогда не знал «настоящей близости» с Джозефом, который почти не проявлял нежности. Иногда он брал мальчиков в походы и на рыбалку по выходным или учил их боксировать, чтобы они умели защитить себя, но никогда не обращал особого внимания на девочек. (В детстве Джанет любила залезать в кровать с матерью и отцом, но ей приходилось ждать, пока Джозеф уснет.)

Методы воспитания старшего Джексона были, мягко говоря, нетрадиционными. Всякий раз, когда мальчики оставляли окно своей спальни открытым на ночь, он выходил на улицу и забирался в их комнату, а затем кричал на них что есть мочи… лицо его скрывала страшная маска. Самые маленькие начинали плакать и задыхаться, напуганные до полусмерти. Почему отец так травмировал малышей? Джозеф объясняет, что он пытался продемонстрировать, почему нельзя оставлять окна открытыми на ночь. В конце концов, что, если грабитель проникнет в дом? Спустя много лет Майкл и Марлон все еще будут страдать от ярких ночных кошмаров о том, как их похищают из безопасных спален.

Достаточно сказать, что чем старше становился Майкл, тем сильнее он отстранялся от Джозефа, держась за мать, которую он боготворил, как будто от этого зависела сама его жизнь (возможно, так оно и было). «Даже имея девять детей, она относилась к каждому из нас как к единственному ребенку, – вспоминал он в 1991 году. – Благодаря нежности, теплоте и вниманию Кэтрин я и представить себе не могу, каково расти без материнской любви. [Любопытное заявление, учитывая, что оба его ребенка сегодня воспитываются без матери, Дебби Роу.] Ее уроки, преподанные нам, были бесценными. На первом месте для нее были доброта, любовь и внимание к другим людям».

Что же насчет Джозефа? «Меня тошнило всякий раз, когда я думал о нем», – подытоживал Майкл. В своем интервью Мартину Баширу в 2003 году он сказал, что у Джозефа голубые глаза. Видимо, они очень давно не встречались взглядами, так как глаза старшего Джексона ореховые, почти зеленые.

Забираясь на вершины

В 1963 году, в возрасте пяти лет, Майкл Джексон пошел в начальную школу Гарнетта. Кэтрин рассказывала, что он был до такой степени щедрым, что, случалось, брал украшения из ее комода и дарил их учительницам, выражая тем самым свои симпатии. Будучи упрямым, мальчик продолжал поступать так даже после того, как мать наказала его за то, что он раздавал ее личные вещи.

Одно из первых воспоминаний Майкла связано с его выступлением в пятилетнем возрасте, когда он а капелла исполнил для класса песню Climb Ev’ry Mountain из культового мюзикла «Звуки музыки». Не меньшее впечатление, чем талант, на детей произвела его уверенность в себе. Он сорвал овации. Учительница прослезилась. Кэтрин пришла на представление вместе с отцом Джозефа, Самюэлем, который был не самым сентиментальным человеком, но даже он был тронут до слез проникновенным выступлением Майкла. «Я не знаю, откуда у него это взялось, – говорила Кэтрин о певческом мастерстве сына. – Он был так хорош, так юн. Некоторые дети особенные, и Майкл один из них».

Пятилетний мальчик обладал такой энергией и харизмой, что Джеки, которому в то время было двенадцать, решил, что его младший брат станет лидером их бэнда. Для Майкла все было совершенно естественно, ему нравилось быть в центре внимания. Однако чувства Джермейна оказались задеты. Он являлся солистом группы и вдруг внезапно стал недостаточно хорош. Некоторые члены семьи предполагали, что одной из причин, по которой он заикался в детстве, была неуверенность в себе. Тем не менее Джермейн поддержал решение семьи, потому что Майкл явно был прирожденным артистом. В то же время стоит отметить, всегда казалось, что Джермейн соперничал с братом, часто пытаясь превзойти его, особенно будучи взрослым.

«Он стал великим маленьким подражателем, – вспоминал Джермейн. – Стоило ему что-нибудь увидеть, какой-то детский танец или, скажем, Джеймса Брауна по телевизору, – и вы получали точную копию. Майкл выучивал все наизусть и точно знал, как это использовать. А еще он любил танцевать. Марлон был хорошим танцором, может быть даже лучше Майка. Но Майку танцевать нравилось больше. Дома он постоянно репетировал. Всегда можно было застать его танцующим перед зеркалом. Он уединялся, чтобы тренироваться, а затем возвращался и показывал нам новое движение. Мы включили его в выступление. Майкл начал ставить хореографию наших номеров».

«Наконец-то пришло время принять участие в конкурсе талантов, – говорил Майкл. – Я помню все, словно это было вчера. Все в округе хотели попасть на шоу и выиграть приз. Мне было лет шесть, но уже тогда я понял, что ничего не дается просто так. Ты должен выиграть. Или, как пел Смоки Робинсон в одной из своих песен: „Ты должен заслужить”. Мы участвовали в конкурсе талантов в средней школе Рузвельта в Гэри. Спели песню My Girl The Temptations и взяли главный приз».

Мальчики также представили свое исполнение хита Роберта Паркера Barefootin’. Во время проигрыша в середине песни маленький Майкл скинул обувь и начал танцевать босиком по всей сцене на радость публике.

«Вскоре мы начали выигрывать все шоу талантов, в которых участвовали, – отмечал Майкл. – Просто двигались от одного конкурса к другому, забираясь все выше и выше. Весь дом был полон наград, и мой отец был очень горд. Наверное, именно там, в Гэри, когда мы выигрывали все эти конкурсы, я видел своих родителей по-настоящему счастливыми. Я думаю, что тогда, в самом начале, когда у нас за душой не было ничего, кроме нашего таланта, мы были наиболее близки».

К 1965 году Джозеф зарабатывал всего около 8 тысяч долларов в год, работая на заводе полный рабочий день. Кэтрин подрабатывала продавщицей в сети универмагов Sears. Когда Джозеф захотел тратить больше денег на группу (на музыкальное оборудование, усилители, микрофоны), жена забеспокоилась.

«Я боялась, что мы пытаемся прыгнуть выше головы», – вспоминала она. У них были серьезные разногласия по поводу финансов. «Я разглядел огромный потенциал в своих сыновьях, – заявил Джозеф в свою защиту. – Ну да, я переборщил. Вложил много денег в инструменты, хотя жили мы тогда более чем экономно. Мы с женой горячо спорили об этих „тратах”, как она говорила. Кэтрин кричала, что деньги нужно тратить на еду, а не на гитары и барабаны. Но я был главой семьи, и последнее слово было за мной. Я пренебрег ее мнением. Черные люди привыкли бороться и сводить концы с концами. В этом не было ничего нового ни для меня, ни для кого-либо из нас. Когда я оказался в затруднительном положении, мои дети научились беречь деньги. У них просто не было выбора. Мы старались сохранить каждый пенни, питаясь потрохами и капустой. Я говорил им, что мы употребляем духовную пищу и она помогает нам исполнять настоящий соул. Мы пытались двигаться вперед, пытались вырваться. Я не мог представить, чтобы что-то встало на нашем пути».

В конце концов, они с Кэтрин выдерживали любые ссоры. После ругани Джозеф наклонялся и нежно целовал ее в губы. Он мог быть на удивление нежным. Позже женщина призналась, что дрожала всякий раз, когда тот применял романтическую тактику; супруг всегда мог урезонить ее таким образом. „Джозеф убедил меня, что мальчики того стоят, – вспоминала она. – Никто никогда не верил в своих сыновей больше, чем мой муж. Он часто говорил мне: „Если бы потребовалось, я бы потратил на парней свои последние десять центов”».

Вскоре Джозеф повез детей на конкурс талантов в Чикаго – город, сочащийся сенсационным соулом 1960-х и полный такими талантами, как Кертис Мэйфилд, The Impressions, Джерри Батлер и Мейджор Ланс. Джозеф, возможно, и не был шоуменом, но определенно понимал, что такое шоу. Он научил мальчиков всему, что знал благодаря личному опыту, наблюдениям и интуиции: как обращаться с публикой и завоевывать ее. «Невероятно, как он разбирался во всем. Он был лучшим учителем, который у нас когда-либо был», – признавал Майкл.

«Но отец не был способен делать все с легкостью, – отмечал певец. – Как-то он сказал: „Ты делаешь неправильно, нужно вот так”. Потом он ударил меня, что только усложнило задачу. Еще он говорил: „Делай как Майкл”, – и ставил меня в пример. Я ненавидел это. Я не хотел быть примером, я не хотел, чтобы меня выделяли. Братья смотрели на меня со злостью, потому что не могли повторить за мной. То, что Джозеф делал, было ужасно. Но в то же время он был гениален. Он рассказал мне, как работать со сценой, с микрофоном, какие делать жесты и все прочее. Меня постоянно разрывало на части. С одной стороны, он был ужасным человеком, а с другой – потрясающим менеджером».

Когда группа отыграла первое платное выступление в ночном клубе Гэри под названием «Mr Lucky’s», то заработала примерно семь долларов. Затем мальчики начали выступать в других клубах, а завсегдатаи бросали на сцену монеты и купюры. «Мои карманы были просто набиты деньгами, – сказал мне Майкл. – С меня буквально спадали штаны. Я шел и покупал конфеты, много-много конфет для себя и для всех остальных».