Концерт Патриции Каас 3. Далеко от Москвы. Город Солнечный

– Откуда ты у нас возьмешь иностранца?

– Не бери в голову, Дементий Кузьмич. Надо будет – найдем. Я сообщу, что и как!

И примерно через пару недель Свиридов позвонил Белоглазову и сообщил, что ровно через неделю у них состоится концерт иностранного певца с мировой известностью.

Все заботы и оркестр Свиридов брал на себя, но артист сможет пробыть у Белоглазова не более четырех часов. И что Свиридов с оркестрантами прилетят заранее.

Действительно, Свиридов с женой, сыном и музыкальным ансамблем прилетели утром. Затем до середины дня готовили сцену, готовили задник и занавес из марли, устанавливали инструменты.

Сколько не пытали Свиридова и прилетевших – все было безрезультатно и никто не выдал имени артиста.

КОНЦЕРТ

– Ну, Женечка, пойми меня правильно! Как этот артист смог оказаться здесь? Поэтому имени его и потом называть не нужно!

А затем Свиридову пришла срочная радиограмма, его весьма срочно вызвали обратно, и он улетел, поручив все Тоне. А Тоня с помощью Евгении Павловны стала лихорадочно искать переводчицу с французского языка, хорошо владеющую разговорной речью.

Такую пожилую даму нашли, она владела французским языком с детства – у нее когда-то в молодости была гувернантка-француженка …

И Тоня с офицерами и переводчицей поехали на аэродром встречать неведомого артиста.

Артист прилетел, спрятался от мороза в автомобиль, затем в гримуборную, и весело болтал с пожилой дамой, которая расцвела от его французской речи …

Ансамбль занял свои места и стал настраивать инструменты.

На сцену вышла Тоня.

– Добрый вечер, дорогие товарищи! Я очень волнуюсь, я заменяю Свиридова. Сейчас перед вами выступит один из известнейших французских артистов и певцов, а поскольку я не владею языком, то переводить смысл песен будет наша переводчица …

Тоня взмахнула рукой и из кулисы почти выбежал высокий моложавый мужчина в темно-коричневом костюме. Он приветственно поднял руки и, не дожидаясь оваций, махнул ансамблю.

И запел. Он пел легко и непринужденно, его грассирующий голос заполнил зал и растекся по фойе – там тоже было много народу.

Он эффектно закончил номер и поманил из-за кулис пожилую даму, поцеловал ей руку, сказал ей что-то. Дама в нескольких словах объяснила, о чем была песня, а певец уже начинал следующую.

Песни были веселые и грустные, медленные и бравурные, но все они вызывали у слушателей ощущение, что они уже слышали это.

– Ну, и кто это? Ты знаешь?

– Знаю. Ты только не падай, Дема. Это Ив Монтан.

– Да ты что?!

– Забыл – у нас пластинка есть?

– Но … как это? Слушай, так ведь он, вроде бы, уже умер?

А концерт катился дальше, зал подпевал некоторым песням, и по рядам катился шепоток – это Ив Монтан!

Концерт шел без перерыва четыре часа, на лбу певца были видны крупные капли пота. Он иногда ненадолго уходил за кулисы, а потом возвращался. На сцене уже было много букетов, которые неизвестно где раздобыли наиболее активные слушатели.

Вот певец в очередной раз ушел за кулисы …

А КОНЦЕРТ-ТО КОНЧИЛСЯ

Ансамбль, как обычно, играл вольные фантазии на темы прозвучавших песен.

И тут вышла Тоня. Ансамбль замолк.

– Наш концерт окончен! – объявила Тоня. – А наш гость передал вам огромную благодарность за теплый прием!

А певец уже ехал в машине на аэродром, а затем с аэродрома автомобиль привез Свиридова, раздосадованного тем, что он не смог послушать известного певца …

Потом за чаем у Белоглазова нахваливая варенье Евгении Павловны, и рассказывая ей о своей жене и сыне, Свиридов спросил.

– Ну, как, Женечка, довольна ли ты концертом?

– Да, Тонечка, оказывается твой муж и такое может, – лукаво поглядывая на Свиридова сказала Тоне Евгения Павловна.

А волна разговором и слухов концентрическими кольцами прошлась по гарнизону и покатилась дальше.

Через три недели информация докатилась до Москвы – рассказывали, что в закрытом сибирском городе в офицерском клубе живьем пел сам Ив Монтан со своим оркестром …

ДВОЮРОДНЫЙ БРАТ

Пармен Порфирьевич и Аксинья Паисьевна быстро освоились на новом месте.

Скучать им было некогда. Почти каждый день наведывались гости из больницы – то одна женщина, то другая с кем-нибудь из монтажников, то страдающий от безделья пожилой мужчина. Олеся, сперва ошалевшая от такого нашествия, быстро освоилась и сдружилась с пациентами больницы.

Раза два в неделю приезжала Анюта с кем-нибудь из офицеров и привозила продукты – решили пока стариков не смущать местными магазинами, и Анюта все привозила сама.

Пока не нашли других саней в единственные розвальни запрягали пару и катали мальчиков – как они радовались лошадям, как они с лошадьми разговаривали!

Казалось даже, что лошади все понимают – как Сандал, который тоже навещал этот островок деревни.

А солдаты уже готовили следующее подворье, прибирались во дворе, завозили дрова.

Заезжал к старикам Свиридов.

– Слушай, Пармен Порфирьевич, ты мне говорил о своем двоюродном брате, что живет в тайге один. Далеко это?

– Так почитай недалеко, так теперь это за охраной … По тайге, почитай, совсем рядом – на лыжах за день можно успеть, так там ваша охрана стоит …

– Как бы нам с тобой наведаться к твоему брату. Не на лыжах, конечно, а на снегоходах. И полегче, и побыстрее будет.

– Можно. Только я отсюда дорогу туда не найду, я от города дорогу знаю.

– Тогда поедем из города.

Брызга дал Свиридову мощный снегоход, и на нем уместились Свиридов и Пармен Порфирьевич, а также кое-какие припасы – тушенка, мука, патроны.

Снегоход, оставляя за собой шлейф снежной пыли, резво бежал по целине.

– Какая штука! Лучше всякой лошади!

Пармен Порфирьевич указывал дорогу, и снегоход бодро переправлялся через овраги, объезжал бурелом, и наконец вдали стал слышен собачий лай и донесся запах дыма.

За оврагом открылось подворье – большая изба с крытыми надворными постройками и высокими тесовыми воротами. Вперед выбежали собаки, но учуяв Пармена Порфирьевича стихли.

Навстречу снегоходу вышел рослый бородатый мужчина в полушубке. Поздоровался с братом, повернулся к Свиридову.

– А ты, паря, кто? Неужто сам Свиридов?

– Точно, Свиридов, Анатолий Иванович. А тебя как величать?

– Акинфий Степанович. Заезжайте во двор.

Акинфий Степанович придирчиво рассмотрел привезенное, одобрил и сдержанно поблагодарил. Сели за стол, братья стали обмениваться новостями. Пармен Порфирьевич рассказывал о переселении, о лошадях, о санных прогулках по лесу.

– Ну, а ты что скажешь, Анатолий? Чего приехал?

– Приехал познакомиться, посмотреть на твое житье-бытье. Послушать тебя – может, чем и помогу.

– Хозяйство – покажу. Ты мужик справный, сильный. Скажу, чем мне можно помочь …

Вечером и наутро Акинфий Степанович показывал свое хозяйство, рассказывал о своей жизни, об охоте, о проблеме пропитания.

Самогон у хозяина был отменный, но пили очень сдержанно, немного.

Свиридов быстро подружился с собаками хозяина, чему тот премного удивился.

Договорились о взаимодействии.

Через пару дней армейский вездеход привез Акинфию Степановичу почти тонну кукурузного зерна и кукурузной муки. Приехавшие офицеры помогли хозяину разгрузить привезенное, немного перекусили и уехали …

А ЮВЕЛИРЫ ЕСТЬ?

– Назар Захарович, а ювелиры на зоне есть?

– Тебя настоящие ювелиры интересуют?

– Настоящие и опытные. По идее у вас где-то здесь должны быть сидельцы по смоленскому делу.

– Есть, как не быть. Что, дела смотреть будешь?

– А можем посмотреть на них вживую? Поехали!

На зоне о Свиридове слышали, и проблем не возникло. Свиридова и Брызгу проводили в отряд и вызвали нужных заключенных.

Перед приезжими стояли четверо мужчин неопределенного возраста, в одинаковых робах с номерами, с бородами и в странных самодельных теплых чувяках.

Они удивились, когда Свиридов поздоровался с каждым за руку, и глядя в глаза спрашивал об имени-отчестве-фамилии.

Рукопожатия Свиридову оказалось достаточным, чтобы полностью разобраться в ситуации и в стоящих перед ним людях.

– Отпустите заключенных. – сказал он сопровождающему, и когда те вышли, добавил, – Пригласите сюда заключенного номер 1744.

Приведенный заключенный тоже выглядел пожилым, но Свиридов быстро убедился, что пришедший сравнительно молод, обладает весьма твердыми убеждениями и удивительно добрым характером. Разговор с приведенным был так же краток, как и с предыдущими, и заключенного увели.

Дальнейшее происходило в кабинете начальника лагеря.

– Оденьте заключенных номера 1744 и 1522 для улицы. Я их у вас забираю. Вот вам приказ.

Свиридов вписал в готовый приказ номера, расписался, передал сидящему напротив полковнику. Тот прочел, вытер вспотевший лоб, взглянул на Брызгу. Тот кивнул.

Пока заключенных готовили, начальник пытался вести светский разговор, но получалось у него не особенно хорошо. Он облегченно вздохнул, проводив гостей и двух приодетых заключенных, и хлопнул целый стакан спирта.

В теплом джипе заключенные молчали.

– Иван Иовович и Дарий Зигмундович, – начал Свиридов.

Заключенные с удивлением и даже с опаской услышали свои имена.

– Иван Иовович и Дарий Зигмундович, сейчас мы приедем к месту вашего дальнейшего проживания. Ваша задача – освоиться на новом месте как можно быстрее. И приступить к работе, но об этом мы поговорим попозже. А пока – вы не в лагере, вы относительно свободны. Относительно, потому что будете находиться на закрытой территории секретного объекта. Внутри объекта – вы свободны.

– А что мы должны делать?

– Я знаю все мельчайшие подробности о вашей жизни и о том, как вы очутились в этом лагере. Поэтому к этим вопросам мы больше возвращаться не будем. Вам, Иван Иовович, предоставляется возможность трудиться по своей специальности и создавать изделия по вашему разумению без всяких ограничений. Материал есть и будет по вашему желанию. Оборудование – какое скажете. Ваш помощник Дарий Зигмундович будет вам помогать по мере сил и умения, но мы подберем вам еще помощников из подходящих умельцев.

– Как к вам обращаться? Гражданин начальник? Или …

– Меня зовут Анатолий Иванович. Фамилия Свиридов. А это Назар Захарович Брызга. Он – начальник местного КГБ, а я начальник секретного объекта, куда мы направляемся.

– Анатолий Иванович … А где мы будем жить?

– Вы будете жить в старом деревенском доме с надворными постройками, расположенном в тайге недалеко … недалеко от больницы. Дом уже подготовили и протопили. Вещи – подберем, продовольствием – обеспечим.

– А охрана?

– Вас персонально охранять никто не будет. А территория объекта охраняется.

– Но мы ЗК?

– Теперь нет. Вы вольнонаемные на нашем объекте.

– А вдруг нам у вас не понравиться и мы захотим … уйти?

– А вот этот вопрос мы обсудим не сейчас, а попозже.

Джип миновал уже два КПП и подъехал к небольшому отдельно стоящему зданию.

– А сейчас – баня. Потом вас отвезут в ваш новый дом, познакомят с соседями …

ИЗ ЗОНЫ В ЛЕС

Ночью бывшие ЗК ошалело вскакивали и таращились кругом – на огромную горницу с занавешенной лампой, на теплые одеяла и белые простыни.

– Слушай, Иович, я не сплю?

– Думаешь, Даря, что все это – сон? Нет, тут что-то другое.

– Знаешь, а я поверил этому Анатолию Ивановичу …

И они вспомнили, что было после бани – настоящей русской бани, когда они парились и выскакивали на снег, а потом обессиленные лежали на лавках в предбаннике.

Как молодые и веселые офицеры, так непохожие на лагерную охрану, помогали им одеться во все новое, и как отвезли и показали усадьбу из старых потемневших бревен.

Как познакомили с соседями в соседней такой же усадьбе, где за стенкой мирно пыхтели лошади и уютно делилась теплом русская печь.

И как новые соседи накрыли им стол и угощали, как близких родственников, чего уж совсем они никак не ожидали.

И как их проводили к ним – к себе! – домой.

В печке с приоткрытой заслонкой еще теплились редкие угольки, сухие поленца быстро разгорелись. Нашлась и посуда, и сковородки, а в холодильнике …

Это был еще один удар – столько и такого провианта они очень давно не видели.

Но у них хватило выдержки не набрасываться сразу и когда они приканчивали хорошую, во всю сковороду яичницу с колбасой, приехал уже знакомый офицер.

– Ну, как, мужики? Осваиваетесь?

– Тебя Никитой зовут? Мы, Никита, только еще встали. Не осмотрелись еще.

– Командир посоветовал вам, Иван Иовович, поинтересоваться вон тем шкафчиком.

В укромном уголке стоял большущий дубовый стол с толстенными ножками, а около него – шкафчик с резными дверцами.

Иван Иовович открыл дверцы.

В ячейках деревянной коробки лежали камни. Он сразу увидел – что это. Но вытащил коробку на стол, сел на табурет …

Рука его сама собой потянулась к выдвижному ящику стола – а он оказался именно там, под рукой. А в ящике – опять таки как нужно – лежали инструменты. Иван Иовович почти не глядя вынул большую лупу и глянул на камни.

– Даря, гляди! Изумруд … сапфир … аметист … яшма … Алмаз?!

Он разглядывал и любовался камнями и бережно укладывал их обратно в ячейки.

– Слушай, Даря, глянь-ка вон ту шкатулочку…

В шкатулке лежали желтые цилиндрики диаметром около пяти миллиметров и длиной миллиметров сорок – одинаковые, как на подбор.

– Неужто золото?

– И высокой пробы, – Иван Иовович попробовал цилиндрик на зуб.

– Это значит, мужики, что вам можно приступать к работе. Какие станки вам нужны? Пишите на бумажке.

– Ты знаешь, Никита … У нас там, в лагере, была подпольная мастерская … Начальство расстаралось, им кто-то из Москвы помог … Мы там тоже с золотом работали … С камнями там плохо было, а золота было навалом …

– А как найти эту мастерскую? Рисуйте, мы все привезем оттуда.

И к вечеру, несмотря на все попытки начальства лагеря спрятать концы в воду станки были в усадьбе …

ВАСЯ и ТИЛЕН

Днем, когда Дарий Зигмундович в раздумье стоял перед плитой и мучился выбором между простой лапшей и мясным борщом, в дверь стукнули.

– Здравствуйте, хозяева! Можно к вам?

Молодой парень и такая же молодая женщина – оба в полушубках – вошли в горницу.

– Мир вам! Меня Вася зовут, а это – Таня.

– А мы тут гуляли – и видим дым из трубы. Пришли познакомиться.

Женщина, несмотря на мужские брюки, оказалась очень изящной, а Вася – таким молодым.

Потянув носом Таня сказала:

– Вы что, готовить собирались? Можно, я покухарю?

Она быстро приготовила такой вкусный суп, что мужики ели и похваливали.

Гости засиделись почти до вечера, а вечером приехал Свиридов.

– Здравствуйте, честной народ!

– Дядя Толя!

– Анатолий Иванович!

– Вот ты где – а тебя там Михеич обыскался. Да не дергайся, я ему объяснил, где ты.

– Садитесь, дядя Толя, покушайте с нами.

– Это ты их, Тилен, балуешь? А ведь вкусно.

– Тилен?

– Это меня для простоты все Таней зовут, а на самом деле я Тилен.

– Я смотрю, станки вам уже привезли …

– Да, привезли. Только я смотрю на камушки …

– И что?

– Ненастоящие они.

– Почему?

– Вроде бы и неграненые, но все одинаковые, как близнецы. Искусственные они.

– Это верно – они все искусственные. Но по всем показателям – как настоящие.

– И что мне с ними делать?

– Вы же у себя были первейшим мастером. Вот и делайте, что умеете. На свое усмотрение. Колечки, кулоны, подвески, сережки, цепочки …

– Вы не боитесь, что мы золотишко украдем?

– А зачем? Вы – люди честные, вам это не к лицу. Я знаю.

– А мои поделки куда пойдут?

– Поглядим. Может, и на продажу.

– А письмецо написать можно?

– Конечно. Только не пишите об изменениях в вашей жизни. Письма ваши будут уходить из лагеря, и туда же будут приходить ответы.

Вася на следующий день попробовал паять золотую проволоку, затем остался ночевать.

Еще через день у него в комнате на втором этаже осталась Тилен, и смущенно спустилась оттуда утром. Но все восприняли случившееся спокойно, как должное, и вечером даже поздравили молодых …

Дарий Зигмундович протоптал тропинку к часовне.

На другой день зашел познакомиться Михеич, посетовал, что отбирают у него сварщика.

Вот так и стали они жить вчетвером – Иван Иовович, Дарий Зигмундович, Вася и Тилен. Забегала Дина Егоровна из больницы, каждый день забегал Никита Кулигин, каждый день они виделись с соседями, познакомились с мальчиками и их воспитательницей Дашей …

Через неделю воспоминания о лагере стали появляться все реже, но иногда ночью они вскакивали и долго потом курили …

ПЕРВАЯ ПРОДУКЦИЯ

Первую продукцию принимал сам Свиридов – он приехал с женой.

Перстень и колечко с бриллиантом произвели впечатление.

– Только пробы не хватает, а так не отличишь от заводской продукции.

– Клейма будут. Пока складывайте, потом поставим пробы …

Клейма нашлись в сейфе у Брызги, и Свиридов изъял их с немалым трудом – понадобилось вмешательство Москвы.

Зато первые изделия получили законные пробы, были сфотографированы со всех сторон.

Колечко скоро обосновалось на пальце Тилен, а перстень украсил руку жены Назара Захаровича.

Иван Иовович в общей тетради рисовал придуманные им перстни и кулоны. Выходило не очень аккуратно, но для автора и этого было достаточно. А когда в гости заглянул Гриша – он долго рассматривал рисунки Ивана Иововича, а затем рядом с его рисунками тонкими линиями изобразил то, что представилось ему самому.

Иван Иовович посмотрел, покрутил головой.

– Слушай, Григорий, ты – художник? Может, воспоможешь мне? Я рисовать не такой мастак, а в нашем деле без рисунка нельзя – все проистекает из рисунка, а рисунок – из головного напряжения.

– И я рисую из «головного напряжения», как вы сказали. Мне с натуры рисовать труднее. Вот, смотрите, я сейчас вас нарисую. И Дария Зигмундовича …

Гриша на чистом листе общей тетради мгновенно нарисовал Ивана Иововича – тот задумчиво смотрел на что-то в своих пальцах.

– Ты даешь, парень!

А на рисунке Дарий Зигмундович почему-то был в каком-то закрытом одеянии с высоким воротником.

– А это откуда? Что это ты нарисовал?

– А я и не знаю. Просто я так думаю. Может быть, вы в прошлом были священником?

– Откуда узнал, Григорий? Об этом даже Иович не знает.

– А я и не знаю – я просто так чувствую. Хотите, маме скажу, чтобы она вам рясу сшила?

ТИЛЕН и ВАСЯ

С самого начала, заметив намечающуюся симпатию между молодым сварщиком Василием Волоконцевым и Тилен Тургумбаевой, Свиридов решил поговорить с Васей.

Когда Василий оказался на одной из установок Свиридов кивнул Михеичу и увел сварщика в дальний угол.

– У меня к тебе важный разговор, Вася.

– Слушаю вас, Анатолий Иванович.

– У тебя и Тилен Тургумбаевой возникала взаимная симпатия … Ты извини меня, но я должен тебя предупредить, что она долго болела и еще возможны рецидивы …

– Чего возможно?

– Рецидивы. То есть временное возращение болезни … С нервами у нее не все в порядке, она долго была без памяти.

– Ну, и что?

– Чтобы ты был осторожен и готов к неожиданностям, вот и все.

– Ну, ладно … Анатолий Иванович, а вот … Мы с ней ходим, гуляем … Она ведет себя как девушка молоденькая, а ведь она много старше меня. Правда?

– Правда. Но правда еще и в том, что она реально чувствует себя как молоденькая девушка и многие годы у нее из жизни вычеркнула болезнь.

– Так мне, что, не ходить с ней? Она мне нравится …

– И ты ей нравишься … Так помогай вам бог, только не спешите и уважайте друг друга.

Василий быстро забыл этот разговор – губы у Тилен были такие мягкие и жадные, что от них не хотелось отрываться.

И когда Вася провожал ее от дома Иововича до корпуса больницы они долго не могли расстаться.

– А ты куда сейчас?

– Пойду, переночую у Иововича – авось не прогонят.

А в другой раз это провожание закончилось тем, что Тилен, смущаясь и пряча лицо, пошла назад с Васей, и поднялась к нему наверх, в его комнату.

Они обнимались и целовались, но потом Тилен вдруг окаменела и перестала отвечать на ласки Васи.

Он удивился, обиделся, и вдруг вспомнил разговор со Свиридовым.

– Танечка, что с тобой? Маленькая, что с тобой? Я тебя обидел?

Тилен с трудом очнулась и удивленно огляделась.

– Вася … Что это? Где мы?

– У меня в комнате …

– У тебя … Вася, мне холодно … очень холодно, согрей меня …

Вася обнял ее, обхватил руками, стал гладить, согревать руками и поцелуями.

Тилен отвечала на его поцелуи, прижималась к Васе, не мешала ему раздевать ее.

И эта немолодая женщина под руками своего молодого избранника была неопытной молоденькой невинной девочкой …

Утром Вася убедился в этом, пряча испачканную кровью простыню.

Тилен так уютно спала, обняв подушку, что Вася долго смотрел на нее, а затем поцеловал.

– Вася …

Она обняла его, потянулась к нему, поцеловала.

– Васенька … Мне так хорошо с тобой … Милый мой … Я так тебя люблю …

– Я тебя … тоже люблю …

А Дарий Зигмундович утром улыбнулся спускающейся сверху Тилен:

– Танечка, какая вы сегодня красивая! Какая молодая и красивая! С добрым утром!

РОДЫ НИНЫ

Живот у Нины округлялся быстрыми темпами. Она сперва стеснялась, а потом перестала. И Коля Петров, и Вася так бережно заботились о ней, что это иногда доводило ее до слез.

Широкие платья Нины и ее осторожные движения придавали ей величавость.

Каждый день Нину навещала медсестра, и наконец под общим эскортом Нину переправили в медсанчасть. Эскорт сопровождали Боря, Дима и все остальные мальчики. И их присутствие успокаивало Нину, а главное ласковые слова Коли и теплая ладошка Васи.

Через большое стекло в уютной палате Нина видела посетителей – всех мам их спутников, Свиридова, Свиридову, Гришу, Лену Долгополову.

– Ты не будешь возражать, если я буду с тобой во время родов?

– Коленька, мне как-то неловко … Конечно, тебе все можно …

Когда Нину везли на каталке в родовую, рядом с ней шли Коля и Вася и держали ее за руки. А за стеной – она этого не видела – собрался весь коллектив: все мамы, все дети, все офицеры, которые были в это время на территории, Мальчик, Свиридовы и все «люди». И все тихо – а многие беззвучно – обсуждали предстоящее событие.

Николай все-таки выпроводил Васю из родовой.

– Не волнуйся, Ниночка, – я с тобой.

Нина вспоминала свои первые роды, и пока она вспоминала позабытые ощущения, она натужилась …

– У-у, какой мальчишка! – вдруг сказала сестра и почти сразу раздался детский писк.

Сестры что-то сделали и положили маленького сморщенного красного и попискивающего младенца на грудь Нины. Малыш завозился, устраиваясь поудобнее, и затих, а через пеленку его очень осторожно поглаживал Коля.

– Все в порядке, ребята! – радостно сообщил за стеной Свиридов, опережая сестру, вышедшую из родовой с сообщением о родившемся мальчике.

– Ура! – негромкое, но очень дружное «ура», услышала даже Нина, и заулыбалась.

– Там столько народу за тебя болеют! За нас с тобой.

Вася, которого наконец впустили к матери и брату, положил руку на спину новорожденного, и тот ответил этому прикосновению, пошевелившись на груди у Нины.

– Мамочка, я тебя поздравляю! Какой хороший братишка! Как назовем, папа?

– Коленька, как? Как хотели – Сашкой? Твоего братика, Васенька, зовут Александр …

НОВЫЙ ПУЛЬТ

Работу группы под руководством Виолетты принимал Свиридов. Он придирчиво выслушал доклад Виолетты, рассмотрел эскизы и внимательно облазил переоборудованный тренажер.

– Галина Климентьевна, приказ. Первое. В результате рассмотрения проекта реконструкции пульта управления установки вариант, представленный группой разработчиков под руководством Виолетты Вадимовны Ерцкой, утвердить. Второе. Всему коллективу, участвующему в разработке, объявить благодарность в приказе. Третье. Руководителю группы В.В. Ерцкой представить мне на утверждение рабочую документацию по управлению в новом варианте. Четвертое. Приступить к тренировкам операторов на новом пульте немедленно.

МАМЫ ОТСТРАНЕНЫ

Первым делом все новобрачные были отстранены от непосредственной работы на установках. Правда, не все из мам уже были в интересном положении на момент отстранения их от работы на пультах, но вскоре мужчины исправили это положение.

И теперь даже трудно было сказать, кто был больше всего рад такому положению – мужья или мальчики. Офицерам пришлось смириться с тем, что их усыновленные мальчишки знают о взрослой жизни очень много, а может быть даже больше их новых отцов. При этом мальчишки оставались маленькими мальчиками, проказливыми и ласковыми, любознательными и шаловливыми.