bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

Его несло вниз, в лицо хлестал воздух, закрутило так, что накатила тошнота.

Ладони! Собрать пальцы! Руки в стороны! Так. Высотомер. Еще рано… Вот сейчас!

Хлопнуло сверху. Тут же выпали… как их там! Кле… Он схватил их. Клеванты! Навсегда теперь запомню эти клеванты!

Антон глянул вниз. Вон три огромных парашюта, на которые нужно держать курс. Так, немного влево… Парашюты внизу вдруг опали. Его установка удачно приземлилась. Теперь, главное, не свалиться на нее сверху и не переломать ноги. Слева лес! Нам туда не надо. Нужно точно на поляну. Снег. Какой он глубины, не разобрать. Ноги вместе. Подогнуть.

Удар был сильным. Земля пробила его защиту, смяла ноги, и Антон получил сильный удар по левой ягодице, его завалило набок и потащило в сторону, затем все стихло.

Антон перевернулся на спину. Жив! Он пошевелил левой ногой. Цела. Сквозь рваные облака ему улыбалась молодая луна. Антон весело подмигнул ей. Красотища! У-у-у!!! Я это сделал. Я прыгнул! Я жив!!! Какая же кра-со-та. Огромное небо! Спасибо тебе, что сделало меня сильнее, спасибо тебе матушка-земля, что не убила. Ух, гравитация, чтоб ее.

Антон смотрел восхищенно в небо, оно было пустым. Где майор? Может, уже приземлился?

Антон отстегнул парашют, поднялся, осмотрел поляну. Сделал несколько шагов. Вся левая часть тела отдалась болью.

– Майор!!! – крикнул он. – Трунин!!!


Сказочник

Из полной тьмы Антон вынырнул в молоко. Это было облако, настолько плотное, что дышать было тяжело как в сауне, в холодной сауне. Когда несешься сквозь туман на огромной скорости, страшно даже в машине с ремнями безопасности и подушками, а вот так, без всякой защиты, навстречу земле – это полное безумие.

Сердце молотило в груди, пульсировало в висках, пробивалось сквозь шум от набегающего потока. Антон стремительно погружался на дно воздушного океана. Ему показалось, что он уже падал с высоты, только облака не было. Дежавю.

Нарастающее давление сжимало перепонки и все тело. Глаза забивались водяной ватой, держать их открытыми удавалось с большим трудом.

«Есть же очки!» – мелькнуло в голове. Антон тут же натянул их, как маску для плавания, и пока он их поправлял, очки залепило росой. Он протер стекла, но они снова стали матовыми. Бесполезно! Он закинул очки обратно.

Смахнув воду с высотомера, Антон с ужасом увидел стрелку в красном секторе, это означало: он пролетел ниже, чем полагалось. Рука рванула кольцо, и Антона жестко подкинуло вверх. Тут же появилась плавность замедленного кино – парашют сработал.

По инструкции купол нужно сразу осмотреть – отработал ли он штатно. Антон задрал голову, но купола так и не увидел. Часть строп была видна, они спицами торчали из облака, остальное было стерто.

Да тут абсолютно все пошло нештатно! Высотомер просто кричал, что на такой высоте не может быть облака. До земли оставалось примерно пять этажей. И тут Антона осенило: это не облако, а туман! Не может быть, их не выпустили бы с аэродрома!

Вдруг снизу из тумана, прямо на Антона, выпрыгнула огромная снежинка. Рядом еще одна. Удар. Антон услышал хруст то ли веток, то ли своих костей. Следующий удар пришелся по лицу, словно веником, и Антон вскинул руки, прикрывая голову. Веник справа, веник слева!

Он падал в колодец из елей, они лупили его нещадно по локтям, коленям, голове, наказывая за вторжение. Снег, как свадебное платье, соскользнул с потревоженных красавиц, добавляя к туману снежной пыли.

Пробив крону, Антон вылетел вниз к голым стволам. Его сильно тряхнуло, ремни сквозь три слоя одежды впились в пах, и он завис, болтаясь, как белье в проруби.

От накатившей дикой боли Антон выругался в полный голос, но через балаклаву это прозвучало как мычание. Он оттянул ее вниз, освободив нос и рот, и выругался на выдохе. Балаклава защитила от царапин, но не от ударов, к тому же промокла насквозь и неприятно липла к телу.

Внутри все кипело от злости. Вот тебе и законы Мерфи! Все, что могло пойти не так, пошло не так. Армия! Где ваш хваленый порядок! Какого рожна нас выпустили в туман?!

Сверху хрустнула ветка, и Антона завалило на бок. Не хватало еще рухнуть с высоты. Антон почувствовал себя как младенец в ходунках, беспомощно болтая ногами в пустоте.

Эти вояки совсем озверели! Мало того что меня выбросили ночью с самолета, еще и проглядели чего-то! Проспали! Перепутали!

Треск прекратился. Все затихло. Жутко болела правая ягодица. Антон осторожно огляделся по сторонам. Вокруг росли исполинские ели или сосны. Нет, это ели, сосны с другой верхушкой. Внизу мирно опадало снежное облако.

Главное, теперь не дергаться, а то переломаю себе ноги, и будет у майора новая страшилка про бестолкового физика. Кстати, где майор? Скорее всего, он приземлился, как полагается, на поляне, а может, его занесло в лес, как меня. Что там с моей «квантовой бочкой»?

О чем я только думал? Сидел бы сейчас в Москве, в теплой лаборатории, пил чай со Светочкой, играл в шахматы, смеялся над ее милыми шуточками, а в промежутке, может, и работал бы над перспективным аккумулятором. Нет же! «Великий физик» не дал себя прогнуть Сурову. Теперь веси, Тоша, на елке, как новогодняя игрушка, и не отсвечивай! Большая наука требует жертв, прыгайте, Антон Палыч, с «горбатого» по ночам, тренируйте силу воли! Может, и выйдет из вас толк.

Глаза постепенно привыкли к темноте, и проступили детали. Луна блуждала по тайге со своим огромным фонариком, наполняя туман внутренним светом, и тогда на блестящем белом снегу проявлялись вереницы следов, и становилось понятно, что лес – не мертвый, он полон жизни. Совсем молодые ели, прибитые снегом, высовывали свои верхушки в белых шапках, а те, что постарше, красовались в сверкающих нарядах почти во весь рост. Кусты застывшим ледяным фейерверком весело торчали из сугробов. Густой запах хвои создавал новогоднее настроение. Длинные размашистые тени танцевали на снегу, и казалось, будто в лесу кто-то водит хоровод у костра. Но когда рваное окно в громадном поле из облаков заканчивалось, и луна не могла заглянуть сверху под покров, лес превращался в жуткое место, где даже снег становился черным, как смола.

Антон решил действовать, ждать майора не имело смысла. По карте и компасу можно выйти к точке сбора на поляне.

Так. Чему меня учили? Если резко расцепить грудную перемычку, то можно кувыркнуться и повиснуть кверху тормашками. Вот тогда наступит полный трындец. Как говорил майор: «Полный трындец – это целый ряд мероприятий!» Он, судя по всему, понимал в этом толк. Если сразу расцепить охваты на ногах и попытаться вылезти, то можно не удержаться и повиснуть на перемычке, как говорилось в инструкции, «до полного удушения».

Антон посмотрел на болтающиеся в воздухе берцы, потом на снег внизу. Высота была приличная. Можно постараться определить толщину снега на глаз, но вот смягчит ли он удар о землю, было непонятно. А если там коряга или пень? Идея спрыгнуть в снег уже не казалась такой удачной.

Неужели все советы из инструкции были проверены жизнью? Кто-то висел на перемычке, кто-то кувыркался? Что выбрать из двух зол, вернее трех? Коряга – это третье.

Луна заскучала и зашла, свет в очередной раз померк. Драгоценное время уходило, но в полной темноте можно наломать дров. Ноздри начали забиваться от мороза, и дышать приходилось через рот. В голове возник рисунок: десантник повис на сосне, а из сумки на животе вывалился запасной парашют куполом вниз. Вот оно! Нужно распустить «запаску» и спуститься по ней.

Как только лунный свет робко осветил путь к спасению, Антон дернул за вытяжное кольцо, и запасной парашют бодро выпрыгнул вперед, разматываясь до самой земли.

Накрутив свободный конец подвесной системы на ладонь, Антон медленно отсоединил ножные охваты. Удержав свой вес одной рукой, он быстро расцепил грудную перемычку, и, наматывая стропы на предплечье, начал осторожно спускаться вниз, помогая себе ногами.

Пригодились уроки физкультуры, на которых заставляли лазать по канату. Единственное отличие – там был толстый канат, а здесь пучок из тонких строп, и держать его было все труднее, он начинал проскальзывать. До земли было еще далеко.

Стропы скоро закончились, и начался купол. Антон собрал его в кулак, перенес вес и уже почти схватился второй рукой, как вдруг его со свистом понесло вниз. Он рухнул в снег, на спину. В лицо сыпануло снежной мукой, хвоей и мелкой крошкой. Антон еле успел закрыть глаза. Он замер, боясь пошевелиться: вдруг сломал себе что-нибудь или пробил.

Как я мог про это забыть?! Купол-то шелковый со смешным коэффициентом трения.

Антон смахнул с лица труху и открыл глаза. Первое, что он увидел, была гигантская луна. Вековые, в три обхвата, стволы сибирских елей создавали идеальную перспективу, обманывая мозг. Луна напоминала огромный глаз с ресницами-ветками, а свисающий парашют усиливал это впечатление, потому что был похож на замерзшую слезу.

Руки-ноги целы. Кровь не хлещет, боли не чувствую. Вроде жив.

Луна, подмигнув, ушла со сцены, и стало темно и неуютно. Антон встал на ноги и провалился в снег почти по пояс. Пройти даже с десяток шагов к ближайшей ели оказалось нелегким делом. Он все-таки добрался, прислонился спиной к стволу, отдышался, достал карту, фонарик и компас.

Идти будет тяжело, сюда бы лыжи, но где их взять? Майор говорил, что нас подберут, только ждать-то будут на поляне, а я здесь застрял.

Определившись с направлением, Антон спрятал компас и карту и сделал первый шаг, как вдруг услышал звук моторов. Он был слабый, но с каждой секундой усиливался. Звук шел из-за спины. Антон развернулся и, держась рукой за толстою кору, выглянул из-за ели.

Сквозь частокол молодой поросли, сквозь опадающий туман бил яркий луч света, распадаясь на тысячи лучиков и собираясь вновь. Свет был таким ярким, что Антону пришлось прикрыть глаза ладонью.

– Сюда! Я здесь! – заорал он и замахал рукой, в которой держал фонарик.

Внезапно свет разделился на два отдельных пятна и через секунду исчез, будто и не было его. Моторы тоже стихли.

Антон сделал два шага, с трудом переставляя ноги, и опять закричал:

– Сюда!

В ответ он услышал, кашель.

– Кхе! Кхе! Кхе!

Рядом прожужжал шмель, потом второй, третий, и тут на него справа брызнуло щепками, а на коре мгновенно появилась белая зарубина. Следующий «шмель» ударил в плечо, опрокинул на спину, Антон взвыл от боли. Он инстинктивно схватился за рану. Фонарик выпал и потух. Кашель в лесу усилился. Рука онемела и престала слушаться, сквозь дыру в куртке через наполнитель проступила кровь.

По нему стреляли из оружия с глушителем. Они совсем охренели, придурки? Он, как был на спине, заскользил обратно к ели, толкая себя ногами.

– Не стреляйте! Я без оружия! – крикнул он.

После нескольких кхе-кхе стрельба затихла, слышен был только хруст снега. Антон осторожно выглянул из-за ели и ничего не увидел, кроме тайги, и тут же откинулся назад.

Браконьеры? Черные лесорубы? Кто?

Совсем рядом хрустнуло. Антон вытащил зачем-то стропорез. Старый советский десантный стропорез, который дал ему майор. Конечно, что он против огнестрельного оружия, только разозлит, но с ним было спокойнее. Плечо болезненно пульсировало, и внутри в районе локтя уже хлюпало. Так можно от потери крови откинуться.

Они знают, что я за этой елью, нужно отползти и спрятаться. Вон под те кусты. Камуфляж помог бы, но вот след на снегу выдаст. Нужно чем-то перетянуть руку и остановить кровь.

Опять наступила непроглядная тьма – луна подыграла ему. Нельзя упускать такой шанс, он плюнул на то, что останется след и пополз, помогая себе правой рукой, в которой был зажат стропорез, левая рука волочилась рядом.

Он почти дополз, как вдруг почувствовал, как что-то горячее уперлось между лопаток. Рядом проревели басом:

– Брось нож!

Антон застыл на месте. От удара ногой по руке стропорез отлетел в сугроб. На Антона кто-то навалился, надавил коленом, завел руки за спину и стянул ладони хомутом. От боли в руке Антон застонал.

Рев двигателей у самой головы оглушил его, он рефлекторно дернулся, чтобы его не раздавили.

– Лежать!

Его лицом вдавили в снег, он бешено завращал глазом, стараясь хоть что-то рассмотреть. Двигатели замолчали, с Антона слезли и, резко дернув за шиворот, поставили на ноги. В глаза ударил яркий свет, слева за спиной уже другой голос, спокойный и уверенный, скомандовал на английском языке:

– Еще раз дернется, прострели ему ногу!

Антон знал только технический английский, говорил плохо, но сейчас выдавил из себя:

– Не стреляйте! Не надо в ногу!

И сразу получил под дых и уже на русском:

– Ах, ты сволочь, знаешь английский! Слон, держи крепче!

Еще один удар, более сокрушительный. Антона согнуло пополам, но сзади его будто краном подняли, заставив выпрямиться.

– Может, его прямо здесь щелкнуть? – опять на русском, очевидно, тот, кто бил.

Прямо над ухом оглушительно хлопнуло два раза. У Антона все поплыло перед газами, кисло запахло сгоревшим порохом. В другое ухо заорали на английском:

– Имя! Звание! Кто послал?! Задание!

Нужно отвечать на русском, пока не пристрелили:

– Ерохин… Антон Павлович. Младший научный сотрудник. Задание… гипотеза Эверетта.

– Звание Эверетта! Давай колись, падла! – грубо перебили его. – В каком звании Эверетт?! Молчишь?

После следующего удара ноги сами собой подогнулись, и Антон повис, словно пальто на вешалке. Несколько секунд он ничего не соображал, отдышавшись, он понял, что не помнит, в каком звании был Эверетт. На военных он точно работал, но было ли у него звание. Да пошли они!

За спиной опять послышалась английская речь:

– Молчит, строит из себя супермена. Может бросить его здесь? Подкормим хамоном русского медведя!

Спереди заржали, а тот, кто держал Антона сзади, издал звук, похожий на лай старого лабрадора, что можно было принять за смех.

– Медведи сейчас спят, – сказал спокойно Антон. – А я русский, говорю же вам.

Смех затих, а тот, кто, похоже, у них за командира, сказал на чистом русском:

– Чиж, залепи ему хлебало, Слон, а ты, хорошенько потряси его.

Антону заклеили рот скотчем и обыскали, усадив на снег. Он услышал щелчок и скрежет за спиной.

– База, база, прием!

– Слушаю вас.

– Мы привалили лося. Сохатый, похоже, в полоску. Доставим сами.

– Принято. Конец связи.

Скрежет оборвался после щелчка.

– Командир, да это не лось… это олень какой-то, – со смешком сказал Чиж. – Спеленали мы его влегкую, да и оружия при нем нет, кроме стропореза.

– Это не наше дело. Повезем этого «сказочника» на базу, Сыч его быстро раскрошит.

Антон увидел между двумя снегоходами человека среднего роста в военной экипировке, на груди у него висел укороченный «калаш» с глушителем в зимней окраске. Это точно не лесорубы или браконьеры. Где же майор? Где «бочка»? Горячий чай. Светочка. Красный, желтый, зеленый… – мысли начали путаться.

– Куда пялишься? Жить надоело! – заорал в лицо Чиж. – Пяль в снег! Че вылупился, чурбан американский. Глаза в пол!

Антон стал рассматривать шишки на снегу, и интереснее этих шишек ничего сейчас не было. Рядом с шишками чернели скорлупки от орехов.

– Командир! Он нам все кровью засвинячит, пока довезем.

– Так кончай шланговать, перевяжи его.

– Есть.

Чиж достал нож и безжалостно разрезал экипировку до самой раны, откинул рукав, вытащил из своей разгрузки жгут и перетянул руку.

– Запомни время, – обратился он к Антону. – А то одной рукой станет меньше. Четыре сорок семь.

Он посмотрел на Антона.

– Запомнил? Махни головой, если да.

Антон махнул головой.

– Слон, кинь шуруп! Я свой уже оприходовал.

Здоровяк достал бутыль со спиртом и кинул его Чижу, тот ловко открыл его зубами и залил рану. Антон вскрикнул от резкой боли.

– Чиж, твою печень! Ты этого Сказочника в цинк загонишь, вон глаза выкатил. Бережней!

– Так он в нашу форму вырядился, падла! Не отличить. По зиме одет, при лифчике, даже рябчик на себя напялил.

– А что надо было в охотника вырядиться? Он в нашей форме и без оружия, потому что под легендой, поэтому с ходу и не выпотрошили. Подготовленный. Просек?!

– Так точно. – Чиж опять посмотрел в сторону здоровяка. – Слон, кинь еще и-пэ-пэ.

– Я тебе что, склад?

– Да не жлобь ты, видишь, животинушку спасаю.

Слон бросил пакет, Чиж поймал его, разорвал и начал перевязку. Он так туго затянул бинт, что Антон чуть не отключился.

– Да влупи ты ему промедол, а то вырубится. Прощелкаешь – на себе потащишь.

– Еще чего, – пробормотал Чиж и вколол Антону обезболивающие, прямо через одежду.

– Слон, грузи Сказочника на нарты, прыгай на снегоход и доставь его Сычу прямо в руки. Понял?

– Так точно.

– База, база, прием.

– Слушаю.

– Посылку отправим через минуту. Сами остаемся. Судя по следам, тут может быть целое стадо. Вышлите еще егерей, нужно прочесать район.

– Принято. Конец связи.

Командир рассматривал карту, на которой была нанесена точка сбора.

Фанат Эйнштейна

Как я помещусь в этой берлоге? Медведь-то здоровенный, а берлога у него – тьфу! Что барсучья нора. Может, он и не медведь вовсе? Может, барсук-переросток. Антон захихикал и украдкой посмотрел назад на медведя. Морда у него барсучья, а тело медведя. Не-е-е… Медведь, конечно, медведь, только белый и в пятнышко, как жираф. Антон опять захихикал. Медведь его подтолкнул в спину и ясно сказал: «Направо поворачивай».

Вот, сожрет он меня целиком… ну или отдаст своей медве… медведихе, и приготовит она из меня рагу. «Сегодня ужинаем младшим научным сотрудником!» Антон беззвучно захихикал, старясь не злить медведя.

Перед Антоном неожиданно открылась дверь, и над ухом загудело:

– Товарищ капитан, разрешите войти? Вот доставил горе-диверсанта.

– Войдите. Только какой же он диверсант, он гость.

– Виноват.

Какие странные медведи… Со званиями. Целый медвежий капитан! – подумал Антон.

– Пусть проходит и садится за стол.

– Товарищ капитан, у него это… Отходняк от обезболки. Лыка не вяжет.

Антона потащили через весь кабинет и усадили за стол. И опять он услышал несвойственные медведям речи:

– А что вы ему вкололи?

– Промедол.

– Зачем?

– Да под рукой ничего больше не оказалось. Кровь остановили, промедол вкололи на всякий случай. Только у него, это… странная реакция на него.

– Разберемся.

– Разрешите идти?

– Идите.

Где-то за спиной закрылась дверь со звуком, похожим на мяуканье.

Кош-ка-а-а…– прошептал Антон и выпятил нижнюю губу. Зажмурил глаза и снова открыл. Он провел языком по верхним зубам, скривил лицо, горло саднило, как после перепоя, голова гудела. Он почесал нос и снова выпятил губу, сфокусировал взгляд.

Первое, что он различил, если не считать прожилок на столе, – это книжные шкафы у противоположной стены. Рядом со шкафами на круглом столике стояла крохотная раскидистая сосна в горшочке, на ствол взбирался мох, а у корней лежали камешки с претензией на глыбы.

Антон сглотнул слюну и снова почесал нос, моргнул несколько раз, проверяя, слушаются ли его веки. Он потянулся рукой к макушке и тут обнаружил на затылке что-то вроде пластыря. Под пластырем болело. Прикладом по башке, что ли?

В углу кабинета Антон заметил сейф с колесиком кодового замка, из сейфа торчали ключи. Ох, как неосмотрительно. Любой злоумышленник, вроде меня, вскроет сейф, и обнаружится, что там вместо секретных документов лежит огрызок соленого огурца и пустая рюмка. Сам Антон сидел за приставным столом, примыкающим к массивному дубовому столу, над которым возвышалось солидное кожаное кресло, напоминающее массажное, еще выше на стене висел огромный портрет Ленина.

Кабинет впечатлял добротностью. Стены были отделаны красным деревом и сукном зеленого цвета и очень смахивали на бильярдные столы; приглушенный свет бра подсвечивал картины с морскими пейзажами; за стеклами глубоких книжных шкафов благородно красовались корешки книг; несколько высоких комнатных деревьев в кадках смягчали помпезность, добавляя уюта.

В нескольких шагах стоял еще один стол с шестью стульями, за таким хорошо пить чай, ну или карту местности разложить. Сейчас там стояла шахматная доска с неоконченной партией и видавшие виды шахматные часы. Даже издалека Антон рассмотрел явное преимущество белых, черным вот-вот наступит швах.

Над столом для совещаний висела огромная плазма, которую было видно из любой точки кабинета. Из технологичного в кабинете еще был ноутбук, который никак не подходил к трем стационарным телефонам и письменным приборам времен Советского Союза.

Наверное, это кабинет того самого Сыча, который должен меня расколоть. Или как там – раскрошить. Странно, что хомут с рук сняли. Действительно, неосмотрительно. Антон потер запястья и продолжил изучать кабинет, и стало понятно, что ему не нравилось в этом кабинете – в нем не было окон.

Он развернулся через левое плечо, посмотреть, что сзади. «Не нужны мне никакие слепые зоны и белые пятна, хватит с меня ударов по голове», – подумал Антон. Он увидел приоткрытую дверь в соседнее помещение, откуда и раздавался голос.

Раненая рука-то не болит, – подумал он, и тут же ощупал плечо через рубашку, там не обнаружилось ни повязки, ни даже пластыря, и это было странно, такую рану заштопать – это серьезная операция. Рубашка на нем была другая – гражданская, жгута на плече не было… Когда переодели? Сколько я тут? Он посмотрел на круглые часы на стене. Шесть сорок. Шесть сорок вечера или утра? А может, уже прошло несколько суток? Тогда, где майор? А, что ему? Он меня доставил по назначению, правда, с приключениями, разобрался тут со всеми, передал меня местным врачам и улетел в свой учебный центр.

Тот, кто меня привел к капитану, сказал, что мне остановили кровь, вкололи промедол, значит, рану не зашивали. Может, рука не болит и не кровит, потому что рана пустяковая? Мало ли, что померещилось в стрессовой ситуации.

Последнее, что Антон помнил, это как здоровяк по кличке Слон грузит его на нарты, бросает на правый бок, чтобы не задеть раненую руку, застегивает над ним молнию, становится темно хоть глаз выколи. А дальше рев двигателя, снег лупит по нартам, тряска, и все. Наверное, потерял сознание. Может, ударился о дерево затылком, нарты-то кидало из стороны в сторону, а этот увалень ничего не заметил.

– Ну, поешь, милая. Зайчатина, свежая. Не хочешь? – раздалось из комнаты отдыха, а в ответ отчетливое «мяу». – Прыгай тогда на окно и сиди, у меня дела. – И опять в ответ «мяу».

Антон услышал шаги, и через мгновенье из двери вышел невысокий человек в форме, проследовал к своему креслу и улыбаясь протянул руку для приветствия.

– Капитан Сычов, – представился он. – Андрей Сергеевич.

Антон встал, протягивая руку, но его качнуло, и он сжал ладонь капитана чуть сильнее чем нужно.

– Ерохин, Антон Павлович.

– Очень приятно, да вы садитесь, – сказал капитан, высвобождая руку и поудобнее усаживаясь в свое кресло. – Наслышан, наслышан. Интересным делом вы занимаетесь, а главное, нужным.

О чем это он? Неужели разобрались? Дошло до них, что я не диверсант.

– Мне доложили, что вы младший научный сотрудник.

– Да, так и есть.

– В какой области?

– Квантовая физика.

Капитан, казалось, был удивлен. Что-то не сходилось в его версии, но все же улыбнулся и сказал:

– Понимаю, понимаю. Нильс Бор, Паули, постоянная Планка, парадоксы с котом Шредингера, чудесная, по своей сути, гипотеза Эверетта.

Теперь удивляться пришлось Антону. Успел капитан подготовиться. Погуглил. Или что у них тут вместо гугла? Может, капитан издевается над ним? Или, еще точнее, должен «расколоть» диверсанта и заходит издалека, так сказать. К чему эта лирика? Сначала охотятся на него как на зверя, а теперь интеллектуальной беседы захотелось!

Антон молчал. Возникла неловкая пауза.

– Что уж говорить, квантовая физика была для меня всегда темным лесом, – продолжил капитан. – Да и вообще физика. Я до сих пор не могу понять, например, что такое энтропия. Слово-то запомнил – красивое, но вот, что оно значит, так и не понял.

– Извините, товарищ капитан, мне сейчас не до физики…

– Понимаю. Снегоход сейчас в ремонте. Думаю, до конца дня его приведут в порядок. Кстати, как ваша голова? И давайте без званий, просто Андрей Сергеевич, договорились?

Ну точно издевается, дружбу он предлагает. Сейчас ты узнаешь, что такое дружба физика и лирика!

– Энтропия – это мера хаоса, Андрей Сергеевич! – сказал Антон лекторским голосом. – Вот у вас в армии… энтропия зашкаливает! Сначала меня выбрасывают в туман, потом по ошибке, приняв за диверсанта, в меня стреляют и попадают, знаете ли, в плечо, а теперь вот разговор по душам. Я-то думал, что у людей в погонах культ порядка и дисциплины, а тут!

На страницу:
2 из 3