Объятия незнакомца

– Вы послали не дилетанта, – так же медленно и язвительно улыбнулся Макс. – А д'Авенанта.

Флеминг только кивнул в ответ и, явно страдая от боли, откинулся на плюшевые подушки. Остаток пути они проделали в молчании. Карета, выехав из Лондона, стремительно катилась на юг, к Суссексу.

Меньше чем через час она замедлила ход, и Макс, приподняв занавеску на окне, увидел знакомый дом. На первый взгляд все выглядело неизменным. Охранники были на своих постах.

Он облегченно вздохнул. Карета остановилась.

– Сначала вы Флеминг. – Макс махнул пистолью. – Выходите.

Старший мужчина хмуро повиновался.

– Недоверчивый, черт!

Охранник, поспешивший к карете, открыл дверцу, и Флеминг вышел первым.

– Однако, – медленно проговорил он, ступив на землю, – всего не учтешь!

Он резко обернулся. В левой руке его блеснула пистоль. На один ужасный миг ослепительная, смертельная вспышка запечатлелась в мозгу Макса.

А затем выстрел прогремел в ночи – и боль, жгучая как огонь, вспыхнула в груди и повалила его наземь.

Мари вздрогнула и проснулась. Сердце бешено колотилось в груди.

Сидя в постели, она смотрела сквозь газовую занавесь на окна, не понимая, что же разбудило ее. Кажется, она слышала какой-то шум. Или то был сон?

Вот оно. Стреляют! И на этот раз не один, а шквал выстрелов прогремели в тишине.

Французы нашли их. Она вскочила, желая броситься к окну, но запуталась в занавесях. Тонкие и прозрачные, они липли к телу, не отпуская ее. Где Макс? Почему она одна? И тут она вспомнила. Библиотека… Там они любили друг друга, потом он принес ее сюда, гладил ей спину, шептал слова любви… Потом… потом она, наверное, уснула.

А он поехал в Лондон на свидание с другом. Он еще не вернулся. Он в безопасности.

Как? Как удалось французам обнаружить их? Выпутавшись наконец из занавесей, она сошла с возвышения, на котором раскинулось их ложе. Босая, в ночной сорочке, она озиралась вокруг, не зная, куда ей броситься.

Почему, почему так уверена была она, что все опасности миновали?

И что ей теперь делать? Спрятаться? Сидеть здесь? Бежать?

Снаружи продолжали стрелять. Она услышала крики. Паника сдавила ей горло. Она кинулась было к двери, но вдруг остановилась. Дрожь ужаса прошла по ее телу.

Ночь, стрельба… Нужно бежать… Крики. Пожар.

Она застыла. На один страшный миг комната вдруг потеряла свои очертания, и она увидела себя на заросшем травой холме, потом… где-то еще, и все вокруг было таким… знакомым, родным… И зарево пожара в ночном небе…

Она пошатнулась и, чувствуя, что теряет сознание, ухватилась за ручку двери. Холодный металл обжег ладонь и вернул ее к действительности. Однако перед глазами по-прежнему стояло зарево пожара. И еще один образ, живой и зримый, проступил в ее памяти. Она увидела лицо. Это было лицо молодой женщины – милой, хорошенькой блондинки.

Страшное напряжение сковало ее шею и плечи, в ушах звенело, внутри все сжалось. Господи, что происходит с ней?

Она пыталась справиться со страхом. Пыталась думать. Нужно бежать. Нельзя позволить врагам схватить ее. Макс говорил, что они могут использовать ее как заложницу, чтобы получить его. Эти убийцы не остановятся ни перед чем, лишь бы получить то, что им нужно, – ее мужа.

Она дернула дверь и выскочила в темный коридор.

Но куда ей бежать? Где спрятаться? Дом не достроен пока это только скопление огромных пустых комнат.

Хотя, есть одно место, где она сможет укрыться.

Она свернула направо. Побежала в глубь дома, темного и пустого. Сердце колотилось так же сильно и часто, как ступали по мраморному полу ее босые пятки.

Западное крыло осталось позади. Она выскочила в холл.

Бросилась к железной двери, что вела в восточное крыло дома. В оранжерею. В темноте шарила рукой по двери, пытаясь найти щеколду. И никак не могла найти ее. Наконец, нащупав, дернула ее, но та не сдвинулась ни на дюйм. В панике она дергала ее снова и снова и наконец открыла.

Она налегла плечом на тяжелую металлическую панель. Втиснувшись в приоткрывшуюся щель, плечом закрыла за собой дверь и, задыхаясь, прислонилась к ней спиной.

Ночь была безлунной. Лишь холодный свет звезд проникал сквозь стеклянные своды над головой. Преломляясь в стеклянных гранях, он рассыпался серебристым дождем; крошечные осколки света испещряли обступивший ее безмолвный и жуткий лес.

Вся дрожа, она отошла от двери. Как запереть ее, она не знала.

Растительность была такой густой и высокой, что она не видела, что происходит снаружи. Но выстрелы прекратились. Она не знала, как это истолковать. Значит ли это, что их охранники прогнали непрошеных гостей, или…

Она слышала, как хлопнула наружная дверь.

Кто-то вошел в холл. Прокричал что-то.

По-французски.

Она обмерла. Они здесь, в доме. И больше здесь, возможно, нет никого. Некому защитить ее. Дрожа от страха и превозмогая себя, она быстро двинулась вперед, по одной из трех дорожек, проложенных на влажной почве джунглей.

Сколько времени понадобится ее преследователям, чтобы понять, что в пустых комнатах дома спрятаться невозможно?

Она стремительно продвигалась в глубь оранжереи. Считая секунды. Минуты. Слыша свое дыхание и неистовый стук сердца. Лишь мгновения спустя она осознала, что были и другие звуки: встревоженный щебет птиц, журчание ручья.

Однако, где тигр? Почему его не слышно?

– Никобар, – прошептала она.

Ей оставалось только молиться, чтобы он не прыгнул на нее; остановиться она уже не могла. Она продолжала идти вперед.

И тут она услышала, как проскрежетала стальная дверь.

Она застыла. Прислушалась. Больше – ни звука.

Дверь оставалась открытой.

Зато она услышала шага – осторожные, почти бесшумные.

Человек шел за ней. Она закусила губу, чтобы не закричать, и бросилась в заросли кустов. Притаившись там, она напряженно вслушивалась в тишину. Пыталась разобрать, какой дорожкой он пошел. Но не поняла.

Он шел слишком тихо.

Она опустила глаза и оцепенела от ужаса. Сорочка! Шелк, белый как снег, отчетливо выделялся на фоне темной листвы, поблескивая и искрясь при свете звезд.

Она присела. Сжалась в комочек. Пыталась прикрыться листвой. Действуя лихорадочно и бесшумно.

И тут она вновь услышала шаги – всего в нескольких шагах от себя.

Ее сердце остановилось. Безысходная тоска овладела ею. Она едва не заскулила. Никогда она не чувствовала себя такой одинокой, никогда не испытывала такого страха.

Макс. Ну почему он уехал?

Нет. Хорошо, что его нет здесь. Хорошо, что он в Лондоне. Там он в безопасности.

Ветка хрустнула под сапогом. Человек остановился. Она различала его дыхание.

Сердце больно колотилось в груди.

– Мадемуазель ле Бон, я знаю, вы здесь, – глубоким и ровным голосом тихо произнес он по-французски.

Она зажала рукой рот, из которого рвался наружу вопль. Человек был совсем рядом.

Но почему он назвал ее мадемуазель ле Бон?

– Охота была захватывающей, мадемуазель, но она окончена. Предлагаю вам выйти немедленно, пока сюда не пришел мой хозяин. Он сегодня не в лучшем расположении духа.

Она не дышала. Мозг ее лихорадочно работал, сердце болезненно пульсировало. Она не сможет бороться с ними. Она проиграла. Стоит только ему сделать еще один шаг. Пронзительно и хрипло закричал попугай. Мужчина шарахнулся. Громко хрустнул куст.

И прежде чем Мари успела сорваться с места и побежать, она услышала хруст ветвей и шуршание листвы. Совсем близко от себя. Как будто кто-то несся прямо на нее сквозь буйные заросли. Вскрикнув, она бросилась на землю.

Она услышала тихое рычание, ощутила волну теплого воздуха. Никобар, прыжком перемахнув через нее, выскочил на дорожку.

Человек испуганно вскрикнул. Блеснула пистоль, прогремел выстрел, вспышка озарила темноту – и игривое рычание Никобара переросло в рев, полный боли и ярости.

Вопль ужаса раздался в ночи. Мари слышала, как человек убегал, и знала, что шансов спастись у него нет. Ревущий от боли Никобар преследовал его.

Джунгли и темнота давали тигру преимущество перед человеком.

Она поднялась, начала продираться сквозь колючие кусты, цеплявшие ее сорочку и царапавшие ей кожу, к тропинке. Охваченная страхом и надеждой, побежала к выходу. Нужно добраться до конюшен. Взять лошадь. Ускакать отсюда.

Металлическая дверь, широко распахнутая, маячила в темноте. Она считала шаги. Десять. Пять.

Она выскользнула в холл.

И оказалась лицом к лицу с другим человеком.

Он схватил ее за руку и, прежде чем она успела вскрикнуть от боли, сдавил ей горло. Он рывком притянул ее к себе. Правая его рука была в крови.

– Enchants[6] мадемуазель, – проговорил он. Его глаза хищно блеснули, губы скривились в усмешке. – Наконец-то мне представилась возможность познакомиться с прославленной своей соотечественницей.

Глава 21

Мари закричала, но мужчина так вдавил ее в стену, что она едва не задохнулась.

– Кричать бесполезно, мадемуазель ле Бон. Вас никто не услышит, мы здесь одни. – Он налег на нее всей тяжестью своего тела. Из оранжереи доносился страшный рев Никобара. – О Боже! Ну и местечко. Зверинец какой-то. Ужасная участь постигла моего приятеля.

Он протянул руку и закрыл дверь.

Мари попыталась высвободиться, кулаками упираясь ему в грудь и отталкивая его от себя.

– Пустите! – кричала она, стараясь на поддаваться панике, овладевавшей ею. – Мой муж…

– Он мертв. – Засунув пистоль за пояс, он поймал ее руки. – Впрочем, он никогда и не был вам мужем.

– Нет. Нет! – Мари не сдавалась, твердо решив не верить его лживым словам. – Он жив. Он скоро вернется…

– Да он уже здесь. Только лежит в карете – с пулей в сердце, – невозмутимо ответил мужчина, связывая ей руки веревкой, которую вытащил из кармана.

– Нет! – Мари боролась, изворачиваясь, отталкивая его. – Вы лжете! Вы не убьете Макса. Он нужен вам живым вместе с его изобретением!

– Мадемуазель, вы испытываете мое терпение. – Он схватил ее за горло. – Ведь это вы, голубушка, изобрели соединение. А человек, представившийся вам Максом ле Боном, был на самом деле Максимилианом д'Авенантом, английским лордом, работавшим на британские власти. Его послали во Францию, чтобы похитить вас и под видом любящего мужа доставить вас в Англию.

Нет! Она ловила ртом воздух и не могла поймать его. Это неправда! Он сумасшедший. Она задыхалась. Перед глазами поплыл туман.

– Мне нужны вы, – сообщил мужчина. – Чтобы добраться до вас, мне пришлось сегодня пожертвовать моими отличными помощниками. Жаль, конечно, что я так дорого заплатил за вас, но меня утешает одно – я принес эту жертву во имя будущего Франции. – Он опустил руку в карман. – Мадемуазель, я не желаю испытывать судьбу, дожидаясь, когда вы ускользнете из моих рук, и поэтому намерен получить от вас информацию немедленно.

С ужасом она смотрела ему в глаза.

Он вытащил из кармана какую-то металлическую штуку.

Но то было не оружие, а сверкающий золотой диск, прикрепленный к концу короткой цепочки.

– Мне нужна формула соединения, и я получу ее. Прямо сейчас. – Он поднес диск к ее глазам. – Скажите, мадемуазель ле Бон, вас посещают хоть какие-то воспоминания?

Испуганная, дрожащая, она смотрела на него и молчала, решив, что не будет отвечать, какие бы вопросы он ни задавал ей.

Она ожидала, что он рассвирепеет, но он вдруг улыбнулся.

– Ваше молчание обнадеживает меня. Видимо, кое-что вы все-таки помните. Со дня аварии минуло больше месяца, и я склонен думать, что с головой у вас уже все в порядке.

Требуется только время. Или же, – его улыбка стала шире, – один легкий толчок.

Он покрутил в пальцах цепочку, и золотой диск начал вращаться перед ее глазами. От слепящего блеска золота у нее закружилась голова. Мари закрыла глаза.

– Смотрите на диск, – приказал мужчина.

Его пальцы сдавили ей горло, вынуждая ее подчиниться Она ловила ртом воздух, кашляла, но только когда она открыла глаза, он ослабил свою хватку. Чуть-чуть, ровно настолько, чтобы она не задохнулась.

– Так-то лучше, – удовлетворенно проговорил он. – А теперь, – его голос стал тихим и монотонным, – смотрите на диск… Смотрим на диск… смотрим прямо перед собой… на диск…

Его рука сжимала ей горло, она чувствовала себя беспомощной, не в силах отвести взгляда, отвернуть голову. Ни единого звука не доносилось из оранжереи. Да и во всем доме стояла мертвая тишина. Мари ошеломленно смотрела на вращающийся перед глазами блестящий круг.

У нее кружилась голова, перед глазами все плыло. Она заморгала. Казалось, вращается вся комната – быстрее, быстрее, быстрее.

Прошло несколько минут, и она почувствовала, что все ее тело наполняется тяжестью.

– Хорошо, – проговорил он тем же низким, размеренным голосом. – Ваши веки тяжелеют… наливаются тяжестью… они опускаются… опускаются…

Она старалась не слушать его. То, что он говорил, и то, что он делал, приводило ее в полнейшее замешательство. Она вдруг с удивлением поняла, что ее веки… действительно начинают тяжелеть.

– Хорошо… очень хорошо. Веки тяжелые… вам хочется опустить их… вы опускаете их…

Она уже ничего не различала вокруг – только кружащиеся золотые круги, стремительно разрастаясь, мелькали перед ее глазами. Странное ощущение возникло в голове – как будто ватный туман наполнил ее, неумолимо смеживая ее веки.

Мужской голос звучал где-то далеко.

– Не сопротивляйтесь, мадемуазель. Спешить некуда… здесь никого нет… только вы и я…

Она уже не сопротивлялась тяжести, тянувшей ее вниз, на пол. Она еще ощущала ход времени, только каждая последующая минута тянулась дольше предыдущей. Но вскоре она перестала чувствовать и его.

Ей показалось, что она очень долго спала, когда снова услышала этот голос.

– А сейчас, мадемуазель, вы будете вспоминать… Вспоминать… Нужно вспоминать…

Голос звучал на задворках сознания, ей казалось, что она опять проваливается в сон. Нет, не в сон. В царство теней.

– Вы будете вспоминать… вспоминать…

Мрак небытия окутал ее – тяжелый, пугающий, абсолютный мрак. Тени обступали ее, она не могла вырваться из их кольца. Не могла вернуться. Не могла бороться с ними У нее не было сил. Тело ее безжизненно обмякло.

– Вспоминайте…

Она проваливалась глубже… глубже… глубже. Бесконечно одинокая в этом царстве теней.

– Вспоминайте.

И вдруг вспышка света прорезала мглу.

Как будто солнце взорвалось в ночи.

Задыхаясь от ужаса, она открыла глаза, когда внезапно увидела все, разом. Поток образов затопил ее сознание. Словно черная повязка упала с ее глаз, и вся ее жизнь промелькнула перед ней.

Она содрогнулась, как от смертельного удара. Судорога прошла по ее телу. И Мари, вжавшись в стену, закричала от ужаса.

Она вспомнила все. Абсолютно все.

Детство. Мать. Усадьбу. Деда. Армана. Она видела все – до последнего мгновения, до мельчайшей подробности. Свою лабораторию. Эксперименты.

Вероника!

… она стоит у окна.

Погоня. Выстрелы. Пожар.

Сестра лежит на земле…

…раздавленная колесами экипажа.

Ополоумев от стиснувшей ее боли, Мари завопила.

Макс парил на грани забытья, мучимый сокрушающими волнами боли, пока крик, прозвучавший в тишине, не привел его в сознание.

Это был женский вопль, полный ужаса и страдания, – он как зазубренный нож распарывал сердце.

Так в предсмертной агонии кричит человеческая душа. Так кричала Мари.

Опаляющая боль и черная ярость застлали его сознание. Он пытался подняться, но у него не было сил даже поднять голову. Он едва сумел открыть глаза.

Он лежал на спине, распростертый на полу. Потолок кареты кружился, угрожающе нависая над ним. Боль терзала его грудь, волнами прокатывалась по всему телу. Он ранен. Флеминг стрелял в него. Макс вспомнил тот миг, когда пуля обожгла ему грудь.

Но он жив. Как могло случиться, что он до сих пор жив? Он чувствовал, как кровь пропитывает его одежду. Слышал ее запах – острый, с металлическим привкусом. Пуля попала в цель. Она должна была убить его.

Через секунду он понял, что спасло его. Причина эта была до нелепости смешной.

Маленькая хитрость, которой сами же Вульф и Флеминг научили его, спасла ему жизнь: стальные ножи, вшитые в подкладку жилета. Одно из этих лезвий по-видимому и изменило траекторию полета пули. Изменило чуть-чуть, но этого оказалось достаточно.

А может и нет.

Кровь, и вместе с ней жизнь, убегала из его тела. Стремительно, неумолимо. Он уже так ослаб, что не мог двигаться. Пытался подняться – и снова падая, стеная от боли.

И вновь он услышал крик.

Мари.

Внезапно он нашел в себе силу и волю; видно, были в нем некие скрытые резервы, о которых он не догадывался. Превозмогая боль, цепляясь за диваны, видя перед собой только распахнутую дверцу кареты, он поднялся. Сошел на землю.

Видимо, движение оказалось слишком резким, потому что земля под ногами и небо над головой завертелись в ошеломляющем кружении. Он ухватился за дверцу, чтобы не упасть. Сейчас главное было не упасть. Не потерять сознание.

В темноте на траве чернели тела его людей. Флеминг. Будь он проклят! Все это было хитрой ловушкой. Он мастерски разыграл сцену спасения Макса у дверей таверны. Люди, стрелявшие в них, были его наемниками.

Этот подонок велел одному из них ранить его в руку. А потом позволил им всем умереть. Для вящей убедительности.

Зато другие его сподручные, скрываясь в темноте, преследовали карету Макса. Выждав удобный момент, они с безопасного расстояния перестреляли одного за другим всех его охранников.

Макс сам привел их сюда.

Привел их прямо к Мари.

В доме стояла тишина, никаких криков он больше не слышал. Сердце его билось неравномерно, к горлу подкатывала тошнота. Если Флеминг что-то сделал с ней…

Ярость нахлынула на Макса. Он оторвался от дверцы кареты. Туман застилал его взор, боль обжигала грудь, левая рука онемела, и он не чувствовал ее. Но он сконцентрировался, пошарил рукой в карете.

Нащупал пистоль, которую выронил, когда его сразила пуля.

И, подчинив воле каждый мускул своего тела, направился к дому, не задержавшись даже для того, чтобы промокнуть рану.

– Со счастливым возвращением из прошлого, мадемуазель ле Бон, – с вкрадчивым ехидством проговорил мужчина. – Или, вернее сказать, в прошлое?

Мари сползала по стенке на пол. От воплей и рыданий саднило горло. Он больше не держал ее, позволив ей упасть на колени.

Связанными руками она закрыла лицо. Ей казалось, что она разрывается меж двух миров, двух жизней, двух разных Мари. Одни мучительные воспоминания переплетались с другими; она помнила себя, давнюю, ту, которой была она до аварии, и эти воспоминания наталкивались на другие, недавние.

Это-то и было самым ужасным – она помнила все. Не только далекое прошлое, но и все то, что случилось с ней после того, как она очнулась в парижской лечебнице.

– Зачем? – прорыдала она. – Зачем? Зачем?

Вот и все, что она могла вымолвить в эту секунду, – дрожащая, потрясенная ужасом предательства.

Человек – она не помнит его, она видит его впервые – склонился и рывком поставил ее на ноги.

– Мне нет дела до ваших вопросов, мадемуазель. Вопросы буду задавать я, а вы будете отвечать на них. И отвечать быстро, если хоть немного дорожите своей жизнью. Сейчас вы скажете мне формулу вашего соединения.

Она с ужасом смотрела на него. Его требование повергло ее в оцепенение – казалось, стремительно раскручивающаяся спираль воспоминаний остановилась, дойдя до своего предела.

Формула. Удобрение. То, которое Арман продал военным. Они использовали его как оружие. Это они ворвались в усадьбу, надеясь найти там его запасы.

Так вот что им нужно! Ее изобретение!

И как только они получат его, они сразу же убьют ее.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – солгала она. – Кто вы такой? Что вам…

– Я – Флеминг, а нужна мне формула.

Он вытащил пистоль и приставил дуло к ее виску.

Оно еще не остыло от выстрелов.

Мари застыла.

Затем внезапно вздернула коленом, выбросив его вперед быстро и резко, как давным-давно научил ее дед.

Но Флеминг успел уклониться, а затем, навалившись на нее всем телом, прижал ее к стене. Мари вскрикнула от боли.

– Не шути со мной, детка, – глухо прорычал он и приставил пистоль к ее плечу. – Ты, конечно, понимаешь – убить я тебя не убью, слишком ценная ты добыча. Но покалечить могу. А ну-ка, живо говори формулу.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – в отчаянии повторила она, чувствуя, как сердце пульсирует в горле. – Я не помню никаких…

Он взвел курок, готовый выстрелить в нее.

– Хорошо! – закричала она. – Я скажу.

– И не пытайтесь одурачить меня, барышня, – пригрозил он. – Я разбираюсь в химии лучше, чем вы думаете.

Она не знала, верить этому или нет. Но времени на раздумья не было.

– Одна часть фосфора, – дрожащим голосом произнесла она. – Одна часть аммиака. Две части разложившихся морских водорослей. Три части воды.

– Отлично. – Он улыбнулся. – Вы оказали неоценимую услугу своей стране. А теперь пойдемте, мадемуазель. Я уверен, вы жаждете вернуться на родину.

Он чуть отодвинулся от нее, и Мари наконец смогла вздохнуть. Но мужчина не успел отступить от нее и на шаг, как в холле вдруг прогремел выстрел.

Флеминг вскрикнул и упал навзничь; пистоль, выпав у него из рук, отлетела в сторону и клацнула на мраморном полу. Мари, закричав, прижалась к стене, полными страха глазами глядя в полумрак холла, туда, где была входная дверь и откуда раздался выстрел.

– Макс!

Он едва стоял на ногах, держась за косяк. В ту секунду, когда она выкрикнула его имя, он начал медленно сползать на пол. Из его разжавшихся пальцев выпала дымящаяся пистоль.

Он был в крови.

Она бросилась к нему, но тихое ругательство Флеминга заставило ее остановиться. Похолодев, она на секунду оцепенела, затем резко повернулась к нему.

Макс не убил его. Флеминг, держась за раненую ногу, пытался подняться. Меж пальцев у него текла кровь.

Его остекленевший взгляд бы устремлен на пистоль.

Мари действовала не раздумывая. Стремглав бросилась обратно, чтобы перехватить оружие. Трясущимися руками она схватила пистоль.

Затем встала между мужчинами и направила оружие на Флеминга.

Он, тяжело дыша и прищурившись, смотрел на нее.

– Ну-ка, попробуй, пальни, – поддразнил он ее. – Ты ведь даже не умеешь держать ее.

Мари колотило от страха. Однако она нашла в себе силы ответить.

– Совсем необязательно быть стрелком, – дрожащим голосом сказала она, – чтобы с такого расстояния продырявить вам башку.

Его взгляд скользнул с ее лица на оружие в ее руках и вернулся обратно.

И тут он сделал то, чего она ожидала меньше всего.

Он развернулся и бросился бежать. Прихрамывая, волоча ногу, он ринулся к застекленной двери, что выходила на террасу.

Страшная нерешительность овладела Мари: она не знала, стрелять в него или позволить ему уйти. Никогда в жизни она не покушалась на человеческую жизнь.

Прошло несколько секунд – и проблема выбора отпала. Флеминг исчез.

Сжимая связанными руками пистоль, она повернулась к Максу. Грудь ее тяжело вздымалась; она чуть не падала, не в силах противостоять лавине чувств, разнообразных и противоречивых, обуревавших ее.

Макс лежал в дверях. Он был без сознания.

А она смотрела на него и не могла двинуться с места. Рассудок ее был бессилен перед этой бурлящей лавиной. Она не понимала, что ей делать. Не знала, куда бежать.

Казалось, она не понимала даже, где находится.

В Англии. Она в Англии. В пустынном доме в глуши. А он…

Максимилиан д'Авенант.

Английский лорд, работавший на британские власти.

Гнев и ярость заглушили внезапно все другие чувства. Он похитил ее. Притворился ее мужем. Обманом вторгся в ее жизнь, в ее постель.

Овладел ее сердцем.

Пистоль выскользнула у нее из пальцев. Глухое рыдание заклокотало в горле.

Нужно идти. После всего того, что он сделал с ней, она должна бросить его и бежать. Немедленно. Пока не поздно. Флеминг может вернуться в любой момент. А человек, которому она некогда верила, который некогда был ей мужем, похоже…

Она пересекла холл и опустилась на колени рядом с Максом, не отдавая себе отчета в своих действиях.

Провела пальцами по его сильной шее, нащупала слабое биение пульса. Еще жив. Сколько раз она трогала это тело, как ласкала его… Она старалась не думать об этом, беспощадно загоняя воспоминания за глухую стену ярости.

Но она не могла бросить умирающего человека – кем бы он ни был, пусть даже негодяем, – если в ее силах было спасти ему жизнь.

Его лицо было мертвенно-бледным, светлее его волос, казавшихся при свете звезд серебристо-белыми, одежда была пропитана кровью. Вцепившись зубами в веревку, связывавшую ее руки, она ослабила ее и наконец освободила руки. Они тряслись. Она распахнула на нем плащ, расстегнула сюртук, затем жилет, пытаясь найти след от пули.