Ловушка для Барона

Возле площадки, где они остановились, находилось тоже несколько дверей, и два коридора шли в разных направлениях: один из них – широкий, другой – узкий. В конце последнего виднелась еще одна лестница. Мэннеринг надеялся, что не придется подниматься и по ней тоже… Слава богу, они свернули в широкий коридор, миновали две закрытых двери, остановились у третьей притворенной.

Спутник Мэннеринга распахнул ее шире и пригласил:

– Входите!

Комната была огромной, светлой и роскошной. Там стояла огромная двуспальная кровать; высокая, но изящная белая мебель; ковер на полу был бледно-серого цвета. Ноги Мэннеринга утопали в этом ковре. Единственное окно находилось в широченном эркере, тяжелые портьеры были раздвинуты, но тонкие занавески не давали ярким лучам солнца ворваться в комнату.

– Вам будет здесь неплохо, – сказал мужчина и, не добавив ни слова, повернулся и вышел.

Мэннеринг, все еще стоявший недалеко от двери, услышал, как тихо щелкнул дверной замок. В этом звуке было что-то решающее и окончательное. Ставящее точку.

Он повернулся, поглядел на дверь. Взгляд его сосредоточился на замке, на замочной скважине. Это был обыкновенный замок, каких много в любом доме. Открыть его – легче легкого, если, конечно, вы знаете, как взяться задело…

Интересно, который час?

Он взглянул на циферблат. В отличие от его головы часы были в полном порядке… Четверть второго.

Из дома он вышел в половине одиннадцатого. Значит, он находится примерно в двух с половиной часах езды от центра Лондона, в семидесяти или восьмидесяти милях от района Челси – возможно, немного дальше, потому что машина, на которой они ехали, с сильным мотором.

Но где? На юге, севере, востоке, западе?..

Он подумал о Лорне.

Это были неприятные минуты… Она ждет его домой к часу или около того. Он сказал, что вернется ко второму завтраку. Она сначала не слишком удивится, что он запаздывает, но вскоре начнет по-настоящему беспокоиться: почему не звонит? Кроме того, его машина, оставшаяся в гараже…

Он прошелся по комнате. Особой бодрости не было, но сил заметно прибавилось. И выглядит уже вполне нормально, разве что немного бледен – так решил он, взглянув в зеркало. А может, бледность из-за смягченного света в комнате?..

В одном из углов была узкая дверь. Он толкнул ее и оказался в шикарней ванной со всеми необходимыми принадлежностями и второй дверью. Видимо, в коридор. Эта дверь была тоже заперта. Он вернулся в комнату, сел на стул, закурил.

Если человек, владеющий таким богатством, как хозяин этого дома, склоняется к преступлению – оно должно быть очень значительным, это преступление. И обоснованным.

Но хозяин ли?.. В который раз в своей жизни начинал Мэннеринг свою старую игру в варианты и возможности, в шансы и вероятности. Только теперь он был уже не так молод и неопытен, чтобы перебирать сотни из них. Достаточно будет и одного десятка… Хозяин, к слову сказать, может понятия не иметь об этом похищении средь бела дня…

Он снова оглядел комнату. В ней явно чего-то недоставало. Каких-то любимых вещичек, что бывают в помещении, в котором живут… Безделушек, фотографий.

Он встал, подошел к красивому письменному столу, сел за него, потрогал ящики. Ни один не был заперт. Тут, видимо, не опасались краж. Самым большим был верхний ящик. Мэннеринг не удивился, когда обнаружил в нем фотографию в рамке, лежащую лицевой стороной вниз.

Он вынул ее из ящика, перевернул.

На него смотрела красавица в обличье миссис Кортни.

Глава 5

Шантаж

Мэннеринг положил фотографию на стол, лицевой стороной вверх, и миссис Кортни продолжала смотреть на него, как если бы в самом деле находилась в ком нате. В ящике лежала еще одна фотография примерно той же величины. На ней был изображен пожилой мужчина. Не старый еще, но пожилой, намного старше, чем женщина на снимке. У него было приятное лицо, но оно все равно не давало повода предположить, что он мог быть подходящей парой для этой женщины. Лицо выглядело доброжелательным. Возможно, просто добрым. Глаза – ясными и серьезными. Пожалуй, серьезность была главным свойством в выражении его глаз. Полные губы решительно сжаты, подбородок правильной формы… Короче, Ричард Кортни – а это несомненно был он – выглядел человеком, который заслуживал уважения и чья сила характера ничего не потеряла в черно-белом изображении.

В одном из углов портрета была надпись: "Тельме".

Мэннеринг поставил обе фотографии рядом, поглядел на них вместе. Муж и жена?.. Скорее отец и дочь. Сколько же лет Тельме Кортни? Не больше… да, наверное, не больше тридцати.

Он встал из-за стола, на этот раз без особых усилий, почти не ощущая боли, подошел к большому гардеробу. Тот был заперт. Для Мэннеринга это не было препятствием – перочинным ножом, лежащим в кармане, он без труда открыл дверцу. В гардеробе аккуратными рядами висела женская одежда; достаточно было одного взгляда, чтобы определить, что одежда очень дорогая. Более тщательно он рассматривать не стал, вывод напрашивался сам собой: это был дом Кортни и Мэннеринг находился в спальне хозяйки. Занятно…

Отсюда не выходила дверь в гардеробную или в спальню мистера Кортни. Впрочем, какое это имеет значение? Только то, что некоторым образом проливает свет на взаимоотношения между мужем и женой.

Выходит, то, что Мэннеринга притащили сюда, – дело рук прелестной Тельмы Кортни? Уж не обнаружила ли она, чем он занимался прошлой ночью на Лиделл-стрит, и не приказала ли кому-то предотвратить дальнейшие его действия в этом направлении?

Впрочем, лет… Он так не думает. Вероятнее всего, она сейчас в Лондоне и ни сном ни духом… Тогда кто же?

Найджел?

Из того, что ему уже было известно о Найджеле, трудно предположить, что юноша мог решиться на такой поступок, граничащий с преступлением.

Тогда кто они и что от него хотят?..

Мэннеринг знал, где находится, и "они", кем бы ни были, должны понимать, что он знает. И потому должны сделать так, чтобы он не захотел и не смог выдать их. Последнее умозаключение было особенно неприятно. Но он отбросил эту мрачную мысль и вынул новую сигарету.

Когда он закуривал, дверь ванной комнаты открылась и оттуда вышел мужчина. Он был высок ростом, строен и молод. В нем чувствовалось даже что-то изысканное – в движениях, в одежде: светлый костюм сидел безукоризненно. Золотистые волосы – почти такие, как у Алисии Хилл, – слегка вились и были тщательно причесаны. У него был цветущий вид, к тому же чрезвычайно дружелюбный. Да, он, без всякого сомнения, был красив. Не с чьей-то там личной точки зрения, а совершенно объективно, непредвзято.

Он негромко рассмеялся, смех был заразителен.

– Не совсем то, что вы ожидали, да?

– Я ничего не ожидал, – сказал Мэннеринг.

– Ну как же… После того, как миссис Кортни нанесла вам визит вчера вечером… – Молодой человек приятно улыбнулся, взгляд его скользнул по фотографиям на столе, задержался несколько дольше на женской.

– Вы об этом знаете?.. – проговорил Мэннеринг.

– Да. Что тут удивительного? Не будем останавливаться на пустяках… У нее неприятности, иначе она не пришла бы к вам, но вы, конечно, не предполагали, что окажетесь сами в ее доме… На вашем месте я не стал бы слишком волноваться из-за этого и из-за некоторых других мелочей. Главное – вы здесь для переговоров о деле. О крупном деле… Вполне стоящем удара по голове.

– Конечно, что значит какой-то треснутый череп в сравнении с десятью процентами прибыли!

– Совершенно верно. За исключением одного: вы не получите десяти процентов. Ваша доля – два с четвертью. Ведь вы только посредник. – Голос молодого человека был любезным, но твердым. И в нем звучало легкое раздражение. – Конечно, мы еще обсудим условия, – продолжал он и, придвинув к себе стул, сел, – Они будут зависеть от общей суммы, которую вы сумеете выручить за все…

– А-а, так, значит, я выступаю в качестве торговца?

– Разве в этом что-нибудь новое для вас? Вы владелец магазина "Квинз", и вряд ли в Лондоне найдется более авторитетный коммерсант и знаток антиквариата и драгоценностей… Впрочем, вы это сами знаете… И в роли посредника для вас тоже нет ничего необычного, не правда ли? Не раз вы стояли между покупателем и продавцом. И не каждую сделку производили у всех на виду, через прилавок. Может быть, я неправ?

– Нет, почему же… Но меня не так часто били тяжелым предметом по голове, приглашая таким способом работать на клиента.

– Не надо на этом заострять внимание, – заметил собеседник нетерпеливо. – Полагаю, вы из тех людей, которые смотрят в корень дела и умеют понять его значение и отличить главное от пустяков… Я должен был срочно вас увидеть, и у меня были веские причины для того, чтобы не приходить к вам домой или в "Квинз". Да и едва ли вы согласились бы иметь дело с абсолютно незнакомым человеком. Потому я вынужден был так поступить.

– Плюс к этому… – сказал Мэннеринг.

– Плюс… что?

– Незначительное добавление… Этот оригинальный способ, к которому вы прибегли, должен был, по вашему мнению, подействовать на меня как предупреждение: что может меня ожидать, если я не соглашусь играть в вашу игру.

– Безусловно так. Вы все понимаете… В этой, как вы выразились, игре замешаны большие деньги, поверьте мне". Даже в той посреднической роли, о которой я упоминал, абсолютно ничего незаконного. Вам не следует бояться полиции.

– В самом деле? – удивился Мэннеринг. – Так-таки ни на йоту уголовно наказуемого?

Мужчине не понравился его тон.

– Нет, – сказал он резко. – Драгоценности продает законный владелец. Они реализуются в этой стране. Что с ними произойдет потом, не должно касаться ни продавца, ни посредника… Нам необходима именно ваша помощь, учитывая ваше положение в этом бизнесе и знание преступного мира. Это придаст делу нужный ход. Мы знаем, что предпринимаются усиленные попытки выкрасть всю коллекцию. Ваша задача – не допустить этого, а также проследить, чтобы не было никаких подлогов при продаже. У нас есть еще и другие соображения… Вы знаете, чей это дом?

– Да, – сказал Мэннеринг, глянув на фотографии.

– Прекрасно. Ричард Кортни и есть владелец и продавец коллекции. Но продажа должна происходить в тайне, Ни его жене, ни сыну не следует знать о ней. И о том, что драгоценности пущены на рынок, – тоже. Вообще поменьше слухов. Хотя они и так уже распространяются. Надо их пресечь.

– Уйма работы, – пробормотал Мэннеринг. – А кто вы такой?

– Джеральд Эллингем. Личный секретарь Кортни… Вам понятно теперь основное направление, в котором вы должны действовать?

– Вполне. Чего я пока не могу понять – почему мне нужно браться за это дело.

– Оно выгодно вам. Вы получите больше десяти тысяч фунтов. Разве деньги не говорят сами за себя?

– Они громче всего говорят для бедных. Я не очень беден.

– Ну-ну, зачем такие слова. Будто не знаете, что человек с деньгами всегда хочет, чтобы их было еще больше. Десять тысяч, думаю, вам не помешают… Впрочем, если этого недостаточно… – Он откинулся на стуле, слегка улыбнулся. Улыбка снова была обаятельной. – Есть и кое-что другое, мистер Мэннеринг, – вновь заговорил он. – Нам известно ваше прошлое… Вы меня понимаете?

– Так. Прошлое.

Слово прозвучало неожиданно, без предварительной подготовки, и Мэннерингу не удалось скрыть некоторого замешательства, но он быстро овладел собой.

Улыбка не сходила с лица Эллингема, она становилась еще шире. За ней ухе явно проглядывали насмешка и злорадство.

– Нам незачем вдаваться сейчас в подробности, – продолжая Эллингем, – но нам известно достаточно много из вашего не слишком светлого прошлого. Конечно, это вовсе не значит, что мы будем о нем широко распространяться, но и вам следует выполнить все то, о чем попросят, чтобы не слишком трепать нам нервы. Все в ваших руках… Жемчуг "Карла" и остальную часть коллекции Кортни необходимо продать так, чтобы на рынке драгоценностей об этом никто не знал. А также его жена и сын… Я уже говорил об этом и сейчас вынужден повторить… И покупатель должен быть настоящий. Не подставной какой-нибудь… У меня есть небольшой список имен, я покажу вам… людей, которые могут быть заинтересованы в этой коллекции. Вам остается только продумать детали и действовать осторожно. Итак…

Мэннеринг молчал. Он не сказал ни слова и после того, как Эллингем поднялся и подошел к нему. Во взгляде молодого человека сквозило недоумение, с его лица сошло воинственное выражение и появилась растерянность. Казалось, он не понимал реакции Мэннеринга, и это начинало беспокоить его.

Мэннеринг продолжал смотреть на него молча, но мысль его лихорадочно работала.

– Да говорите что-нибудь, черт вас возьми! – голос Эллингема сорвался почти на визг.

– Вы неотесанный глупец! – сказал наконец Мэннеринг и начал смеяться. Это продолжалось довольно долго.

Эллингем сжал руки в кулаки, подступил еще ближе к Мэннерингу, как бы давая понять, что пустит их в ход, если тот не замолчит. Мэннеринг продолжал смеяться. Лицо Эллингема побелело, в глазах появился лихорадочный блеск – как у Алисии Хилл сегодня утром. Но он не решался подойти вплотную.

Мэннеринг перестал смеяться, лишь усмешка оставалась у него на губах. Та самая, с которой смотрят на полного идиота.

Внезапно он вытащил руки из карманов и бросился вперед. Эллингем хотел отпрянуть, но не успел. Мэннеринг схватил его за плечо, повернул, сильно толкнул и поддал ногой. Эллингем растянулся на полу во всю длину и не сумел сразу подняться. А когда сделал это, на его мертвенно-бледном красивом лице были написаны дикая злоба и стыд.

Правая рука неловко тыркалась в карман, где, по всей видимости, лежало оружие.

Мэннеринг отошел к столу и, не глядя на молодого человека, спокойно закурил. Словно ничего не произошло.

Эллингем так и не достал пистолет, который был виден из-под распахнувшейся полы пиджака. Наоборот, он одернул одежду. Рот у него оставался полуоткрытым, хищно блестели зубы, но дышал он ровно, через нос, неприятно раздувая ноздри. Сейчас в кем не было и следа прежней привлекательности и он казался отвратительным. Он сказал:

– За это, Мэннеринг…

– Это лишь только начало, – сказал тот, – а вполне возможно и продолжение… Если хотите говорить о деле, то говорите, но исключительно на моих условиях и там, где я решу. И выбросьте из головы мысли о шантаже. Все, что вы и ваши дружки знаете обо мне, – сплошная чушь и фальшивка. Такая же фальшивка, как вы сами… Помните это.

Глава 6

Безрассудство

Эллингем облизнул губы.

– Я не хотел быть невежливым с вами, – сказал он. – Но мы иногда должны быть таковыми. Минут десять с Майком – и вы запели бы по-другому.

Он резко повернулся, подошел к высокому изящному камину, нажал почти незаметную кнопку в стене. Потом сделал несколько шагов к стоящему неподвижно Мэннерингу.

Тот сказал:

– Вы говорили что-то о деле. Я бы мог согласиться, но, как было сказано, на собственных условиях. Я сейчас не имею в виду деньги. Первое, что вы должны сделать, это показать мне документы, или что там у вас, говорящие о моем ужасном прошлом. И я докажу вам, что все это подделка. Если вы этого не сделаете… – Он пожал плечами. – Что ж… в таком случае даже целая армия мошенников и прохвостов из вашей блестящей компании не убедят меня работать на вас.

– Вы паршивый скупщик краденого! – рявкнул Эллингем.

– Вы так считаете? – улыбнулся Мэннеринг. – И можете это подтвердить?

– Сами знаете, что это так!

– Прекрасно.

Мэннеринг рассмеялся. Совершенно искренне.

Забавным показалось ему сейчас то, что хотя прошлое и существовало у него, но уже в виде легкой, почти неземной дымки, но того, в чем его подозревают эти подонки, не было никогда. Красавчик Эллингем полагает, что Мэннеринг в своем "Квинзе" занимается крадеными бриллиантами. Какая чушь! Да, в его прошлом была эра "Барона". Но то ведь совсем иное. Как видно, Эллингем знать не знает о тех годах в жизни Мэннеринга, иначе говорил бы с ним совсем на другом языке, а не произносил жалкие непроверенные словечки о скупке и перепродаже.

В коридоре послышались шаги. Они замерли у двери. Мэннеринг произнес первый:

– Да, войдите!

И в тот же момент толчком раскрыл широкое почти напольное окно, вскочил на подоконник, слегка вытянув голову, посмотрел вниз. Он увидел узкий выступ, а за ним, довольно далеко внизу, асфальтовую в трещинах площадку. Но немного левее виднелась плоская крыша над входом в дом. И под ней, на дорожке, посыпанной гравием, стоял лоснящийся модный "даймлер", тот самый, в котором его привезли сюда. Солнечные лучи, тепло которых Мэннеринг успел уже почувствовать, стоя тут, на подоконнике, слепили глаза, отражаясь от крыла "даймлера". В другое время он бы не задумался ли на секунду, что ему делать, но сейчас… Он не знал, выдержит ли такой прыжок, не закружится ли голова, не потеряет ли он сознание, как после того удара в гараже… И сумеет ли потом вести машину, когда нужно будет удирать отсюда?..

Эллингем вытащил из кармана пистолет, сказал с наигранным спокойствием:

– Слезайте оттуда, Мэннеринг, иначе я стреляю. Здесь никого нет поблизости… Никого, кто обратит на это внимание… Ну… слезайте!

Мэннеринг улыбнулся в ответ.

– Так как же? Принимаете мои условия? Тогда заходите ко мне, как только решите поговорить.

– Слезайте!

– Я пошел, – сказал Мэннеринг. – Привет…

Он спрыгнул – левее, чтобы попасть на плоскую крышу портика. Казалось, что крыша сама метнулась ему навстречу. Но он больно ударил руку о раскрытую раму окна. Однако приземлился на обе ноги, правда, его отбросило к стене дома. Голове от всего этого лучше не стало, но сознания он не потерял и на ногах стоял крепко. Затем он подошел к краю крыши и прыгнул снова – в этот раз уже на землю. Новый толчок пронзил болью все тело, в голове заработал шумный мотор, Мэннеринг чуть было не потерял равновесия, но выпрямился, хотя с немалым усилием.

Сейчас его уже нельзя было увидеть из того окна, откуда он выпрыгнул. Прямо перед ним был сверкающий капот "даймлера". Мэннеринг обошел машину, дернул дверцу со стороны водителя. Она открылась.

Он понимал, что люди уже бегут по лестницам, нажимают на какие-то звонки, поднимают тревогу, он даже слышал чьи-то крики. Или это так шумело в голове?..

Мэннеринг включил мотор и рванул машину с места, почти механически; не вполне сознавая, что делает, но понимая, что так нужно.

При резком повороте на главную аллею заднее колесо въехало на цветочную клумбу, придавило ряды нарциссов. Земля была мягкой – неужели застрянет? Он крутанул левую баранку, нажал на газ – и машина выскочила на альт.

Сзади раздался негромкий звук выстрела. Лязгнул металл. Аллея была прямая и длинная – ярдов пятьдесят, только потом сворачивала налево. Он не видел ворот, не знал, что там происходит, есть ли сторож и сообщил ли ему Эллингем… Еще один выстрел, пуля ударила по крыше, как раз над головой… А голове стало лучше – уже не стучал мотор, мысль работала четко.

Вот и левый поворот аллеи, снова колеса машины срываются с асфальта, Мэннеринг выравнивает их и видит прямо перед собой огромные железные створки ворот, каменные столбы. Ворота открыты. Когда его везли сюда, он запомнил, что машина поворачивала к воротам влево. Значит, сейчас нужно брать вправо… Еще две пули ударили в кузов… Опять ему повезло… Непроизвольно он так надавил на газ, что машину занесло на повороте и она чуть не перевернулась. Он опять выровнял ее и помчался по узкому проезду, окаймленному высоким кустарником, на котором еще не распустились листья.

Конечно, через минуту они пустятся за ним в погоню – если уже не пустились, – но у него все-таки было преимущество на старте.

Показались телеграфные столбы. Значит, впереди нормальное шоссе. С него они сворачивали вправо – а он возьмет влево… Так он и сделал. Он был уже примерно в миле от дома Кортни, погони видно не было. Но это вовсе не значило, что она не началась.

Телеграфные столбы мелькали, сливаясь в сплошную линяю; какая-то машина ехала навстречу, и рот водителя издавал звуки, похожие на слова: "Сумасшедший болван!.." Мэннеринг рассмеялся.

Еще поворот – и он на новой дороге. Перед ним простиралась зеленая холмистая местность – как подробная топографическая карта сточками ферм, сараев и даже копнами сена. На холмах мирно паслись коровы и овцы; плоскогорья были запаханы. Вдали показались ряды черепичных крыш и приземистая квадратная часовня церкви в нормандском стиле. Через долину проходило главное шоссе – по нему в обе стороны шли машины. До шоссе оставалось совсем немного, там он будет почти в полной безопасности.

Незадолго до пересечений с главной дорогой он, высунувшись из машины, внимательно поглядел назад: никаких автомобилей в поле зрения.

– Что ж, неплохо, – вслух произнес он. – Совсем неплохо.

И тут увидел, как светло-голубая машина, свернув с шоссе, едет навстречу. Она развила приличную скорость, за рулем сидела женщина. Только когда машины поравнялись, он узнал ее.

Но Тельма Кортни даже не взглянула на него.

Он замедлил ход, подождал, пока голубая машина скроется из вида, и лишь тогда выехал на большое шоссе… Неужели она не узнала его?

Он доехал до очередного пересечения, повернул в сторону Лондона, но вел машину теперь медленно – он раздумывал. Увидев поворот на проселочную дорогу, свернул туда и поехал в обратном направлении. Дорога поднималась на холм. Предоставив "даймлеру", мягко рыча, преодолевать подъем, он остановил его на вершине и сверху осмотрел местность, откуда только что приехал.

Итак, Эллингем не преследует его сам и не послал вслед за ним никого другого. Интересно…

Многое бы он отдал сейчас, чтобы послушать, о чем говорят в эту минуту между собой Тельма и этот молодой негодяй.

Многое бы отдал и чтобы увидеть их лица, если он внезапно заявится, да еще застанет их вместе!

Нет ничего более эффектного и действенного, чем неожиданность. Если он сейчас вернется к ним в дом, бедный Эллингем совсем потеряет голову и не будет знать, что еще можно ожидать от него!

Все-таки он безумец… Лорна права!

Он ехал по боковой дороге, сворачивая, где надо, пока не увидел внушительных размеров железные ворота. Миновав их, подъехал к уже известному ему дому.

Голубой двухместный изящный автомобиль стоял у входа. Все вокруг было в полном порядке, кроме части клумбы с бедными раздавленными нарциссами. Но над ней уже склонился человек – садовник не терял времени даром. Он поднял голову, увидел Мэннеринга за рулем "даймлера" и челюсть его отвисла. Мэннеринг помахал ему рукой, подрулил к портику. Садовник, или кто он там был еще, бросив свои нарциссы, ринулся за дом, но прежде чем он исчез из вида, у входных, дверей появился тот, с кем рядом сидел Мэннеринг по дороге сюда из своего гаража. Лицо этого человека с крупным носом выражало не меньшее удивление. Мэннеринг и его приветствовал взмахом руки.

Он аккуратно поставил "даймлер" позади голубой машины, вылез из-за руля и поднялся по ступенькам туда, где стоял его старый знакомый.

– Привет, – сказал Мэннеринг. – Что с вами? Увидели привидение? – Он положил руку на плечо мужчине и вместе с ним вошел в холл. – Неплохое местечко тут у вас, а?.. Где они сейчас?

– Вы… вы псих, что ли? – выговорил наконец мужчина.

– Да, – сказал Мэннеринг.

Он огляделся. Все двери по-прежнему были закрыты, ниоткуда не доносились голоса. Он приоткрыл ближайшую дверь, заглянул в огромную гостиную. Она была в голубых и розовых тонах – и пуста. Он направился к следующей двери, но кто-то открыл противоположную. Это был Майк, шофер. Кулаки у него были, словно окорока ветчины, и готовы к действию.

– Хелло, Майк! – сказал Мэннеринг. – Не ругайте меня за вмятины на "даймлере". Это не я стрелял по нему. У меня тогда не было оружия. – Он улыбнулся мужчине с крупным носом. – Как любезно с вашей стороны, что вы оставили мне пистолет в кармашке автомобиля. Я всегда лучше себя чувствую… среди не слишком хороших людей… если оружие под боком. А я почти уверен, что Майк, например, довольно плохой человек. Хотя у него золотое сердце…

Следующая комната, куда заглянул Мэннеринг, была залом для танцев. На лакированном полу высились громадные канделябры, окна полукруглой формы были утоплены в арках.

Другие двери здесь, в холле, не открывались. Мэннеринг прошел к лестнице на второй этаж и тут услышал рокот голосов, мужского и женского, из-за двери под лестницей. Он остановился как вкопанный, потирая рукой подбородок и улыбаясь.

– Вы уже сообщили Эллингему? – спросил он носатого.

– Мистер Претт, – произнес Майк жалобным голоском, совсем не подходящим для такого мощного мужчины. – Скажите ему, что туда нельзя.

– Ферботен?[1] – спросил Мэннеринг зачем-то по-немецки и вплотную приблизился к двери. – Надеюсь, они не очень будут против…

Он взялся за дверную ручку.