Голубка

О л ь г а(тихо). Ты хочешь, чтобы я осталась?

С а ш а. Нет не хочу.

О л ь г а. Почему?

С а ш а. Ты сама знаешь, почему. Потому что тогда ты погибнешь.

О л ь г а. Так что же мне делать?

С а ш а. Не знаю. Я вообще уже с некоторых пор ничего не знаю и не понимаю вокруг.

О л ь г а(с любопытством). А зачем ты каждый вечер встречаешь троллейбус?

С а ш а. Последний? Я не знаю, зачем. Возможно, я хочу встретить там человека, который бы мне все объяснил. Почему за весной приходит лето и осень, почему у тебя на спине родинка в форме звезды, и почему я не могу с тобой уехать отсюда. (Доверительно.) Знаешь, они считают меня сумасшедшим.

О л ь г а. Кто?

С а ш а. Мать, и этот Андронопуло, ее новый муж. Он каждый день залезает на утес, и смотрит на сваи, которые поддерживают в воздухе дачу.

О л ь г а. И что же он там увидел?

С а ш а. Он говорит, что сваи совсем прогнили, и дача держится неизвестно на чем. На честном слове, или на злости.

О л ь г а. Это, Саша, давно всем известно. Это тайна полишинеля.

Появляется В а с и л и с а И в а н о в н а.

В а с и л и с а И в а н о в н а. Где ты был, Саша, опять встречал свой последний троллейбус?

С а ш а(тихо). Да, мама, я опять встречал свой последний троллейбус.

В а с и л и с а И в а н о в н а(всплескивая руками). О Боже, Саша, но почему именно последний троллейбус; почему не первый и почему не второй? Ты болен, Саша, тебе надо делать электрошоковую терапию. Я не вижу, Саша, иного выхода. И профессор из области думает то же самое.

С а ш а(так же тихо). Как скажите, мама, вам с профессором, конечно, виднее.

В а с и л и с а И в а н о в н а(обращаясь не то к луне, не то к небесам). О Господи, Саша, нам с профессором, конечно, виднее! Но ведь после электрошоковой терапии ты станешь совсем другим человеком, и тебя придется возить на коляске. А я не хочу возить тебя на коляске, я хочу видеть тебя молодым и здоровым. Одно слово, Саша, одно лишь только твое слово, и не будет ни электрошока, ни областного профессора. Ну хочешь, я стану перед тобой на колени!? (Падает на колени.)

С а ш а(все так же тихо). Я не могу сделать этого, мама. У меня остался только этот троллейбус, все остальное вы у меня уже отобрали.

В а с и л и с а И в а н о в н а(вскакивая с колен, хватая Сашу за руку). Что мы у тебя отобрали, мерзавец! Нет, ты мне немедленно обьясни, что мы такое у тебя отобрали? (Тянет С а ш у домой.)

С а ш а(увлекаемый В а с и л и с о й И в а н о в н о й). Я не могу объяснить этого, мама.

О л ь г а остается одна.

Светит луна. Над морем стоит тишина. О л ь г а некоторое время сидит на эстраде, а потом прыгает вниз, и медленно идет в сторону дачи, пока тьма не поглощает ее.

Появляется С п е р а н с к и й. Он неуверенно бредет по пляжу, не разбирая дороги. Навстречу ему из темноты выходит М а р и я П е т р о в н а. Волосы ее растрепаны, она явно пьяна.

С п е р а н с к и й(удивленно глядя на М а р и ю П е т р о в н у). Маша, это ты? Где ты была? Ответь мне, Маша, прошу тебя, не молчи!

М а р и я П е т р о в н а(улыбаясь С п е р а н с к о м у). А, это ты! Какой чудный вечер, не правда–ли? И это море, и эта луна, все такое тихое и не слышно ни звука. (Неожиданно смеется.) Ты искал меня, милый?

С п е р а н с к и й(трясет ее за плечи). Опомнись, Маша, ты ведь мать взрослой дочери! Ответь мне, Маша, где ты была? Я искал тебя по злачным местам, я оббегал весь город, и один Бог знает, что пережил!

М а р и я П е т р о в н а(удивленно). Ты искал меня по злачным местам? Но зачем, милый, зачем ты это делал?

С п е р а н с к и й(отчаянно). Потому что я люблю тебя, Маша! Потому, что ты мать взрослой дочери. Потому, что ты мне изменяешь.

М а р и я П е т р о в н а(удивленно). Я? Тебе изменяю? Но это, милый, совсем не так, это неправда, ты не должен верить таким небылицам. Пойдем, милый, домой, пойдем, уже поздно, а завтра утром тебе обязательно надо написать что-нибудь гениальное. (Берет С п е р а н с к о г о под руку, и, нетвердо ступая, ведет его в сторону дома.) Ах, милый, ну что за луна сегодня, и этот свет, все от него, и все скоро пройдет.

Оба уходят в тень.

Пляж пустой и залит лунным светом.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Ночь. Пляж. Светит луна.

На эстраде А н д р о н о п у л о и К о р е ц к и й

возятся с занавесом.

Напротив эстрады, на пляже, в беспорядке расставлены

несколько стульев, на которых сидят С п е р а н с к и й,

Р и х т е р и М а р и я П е т р о в н а.

За эстрадой шум и движение.

М а р и я П е т р о в н а. Что это за странная идея – устраивать представление ночью?

Р и х т е р. Это все Владимир придумал.

С п е р а н с к и й. Не ночью, а в полночь, это большая разница.

М а р и я П е т р о в н а. Почему большая разница?

С п е р а н с к и й. Потому что в этом заключен большой смысл. Полночь означает перелом, переход от света к тьме, падение в бездну, из которой, возможно, уже не удастся вырваться.

Р и х т е р. Или как переход от бодрствования – ко сну. Никогда не знаешь заранее, проснешься ты утром, или останешься витать в мире снов. В мире призраков и вечных иллюзий. Который, очевидно, и есть то, что мы называем смертью.

М а р и я П е т р о в н а. Не нравятся мне эти мысли. Все это звучит как-то фатально.

Р и х т е р. Это опять же задумка Владимира. Он ведь тоже писатель, и тоже ищет новые формы. Он хочет, чтобы стихии природы, день, ночь, близость моря и безмолвие полночи участвовали в сегодняшнем представлении.

М а р и я П е т р о в н а(С п е р а н с к о м у). А что это за пьеса, о чем в ней говориться?

С п е р а н с к и й(небрежно). Так, безделица. Пьеса о переломе в жизни писателя. Впрочем, все это известно исключительно со слов автора. Нам он пьесу свою не читал. Возможно, он написал сам о себе.

М а р и я П е т р о в н а. О переломе?

С п е р а н с к и й. Да, о переломе, который неизбежно приходит к любому из нас. Который неизбежно ставит перед нами все те же вопросы, волнующие людей во все времена: «Быть или не быть?», «Любить, или не любить?», «Уходить или остаться еще немного?». Впрочем, потерпи, скоро мы все сами увидим.

Из-за эстрады доносятся возбужденные голоса В л а д и м и р а, О л ь г и и В а– с и л и с ы И в а н о в н ы.

М а р и я П е т р о в н а(удивленно). И Василиса Ивановна там играет?

Р и х т е р. А как же, она здесь, по слухам, главное действующее лицо. Владимир и Ольга исключительно на вторых ролях, для придания колорита главной фигуре.

М а р и я П е т р о в н а. Она что, играет мужчину? Вы говорили, что пьеса о переломе в жизни мужчины.

С п е р а н с к и й. Я говорил, что пьеса о переломе в жизни писателя. Василиса Ивановна играет писателя.

М а р и я П е т р о в н а. Как так писателя?

Р и х т е р. Очень просто: писателя-мужчину, занятого поиском новых форм. Неужели женщина не может играть писателя?

С п е р а н с к и й. И не искать новые формы?

М а р и я П е т р о в н а(она сбита с толку). Разумеется, может. Однако все это, повторяю, очень странно.

С п е р а н с к и й. Потерпи еще немного, и все поймешь.

(Начинает хлопать в ладоши.)

Р и х т е р и М а р и я П е т р о в н а присоединяются к нему, и тоже начинают хлопать в ладоши.

Р и х т е р(кричит). Музыка, музыка! Полночь пробила, просьба начинать представление!

Из-за занавеса поочередно показываются испуганные головы О л ь г и, В л а д и м и р а и В а с и л и с ы И в а н о в н ы, потом исчезают. Слышится возбужденный шепот.

К о р е ц к и й и А н д р о н о п у л о уходят с эстрады и присоединяются к з р и т е л я м.

Занавес открывается.

На сцене, за письменным столом, рядом с горящей свечой, с пером в руке, перед склянкой с чернилами и кипой белых листов В а с и л и с а И в а н о в н а в просторном белом балахоне, спадающем до самой земли и закрывающем ноги. На голове у нее лавровый венок.

В а с и л и с а И в а н о в н а(завывая, глядя на луну). О поиски новых форм! О нелегкая доля быть современным писателем! О вы, Байрон, Шекспир и Пушкин, о ты, божественный Гомер! Все вы, мои собратья-писатели! Я занят теми же поисками, которыми занимались и вы! Как и вы, я страдаю в безмолвной полночи, и тщетно обмакиваю перо в склянке с густыми чернилами, ожидая, когда же ко мне придет вдохновение!

Яростно опускает перо в чернила.

Я жду тебя, о божественное вдохновение! Я ловлю твой приход, и готов измарать кипу листов бумаги в предвкушении тайных, невероятных открытий! Я знаю, что должен создать нечто новое, такое, чего люди не видели еще никогда. Написать супер-роман, который прославит меня не меньше, чем Пушкина, или Толстого. О приди же ко мне, мой супер-роман, плод моих бессонных ночей и награда за мои непрестанные поиски. О придите ко мне, бессмертные Музы, и принесите на блюдечке этот супер-роман, который поставит меня рядом с известными именами! Рядом с Гомером, Пушкиным и Шекспиром!

Вздымает руки вверх, призывно глядя на луну.

Появляются В л а д и м и р и О л ь г а, одетые Музами. Они в таких же длинных, ниспадающих до земли, балахонах; на головах у них лавровые венки, а за спиной белые крылышки.

В л а д и м и р(строго). Ты звал нас, несчастный?!

В а с и л и с а И в а н о в н а(радостно). О, Музы, великие Музы! Вы вняли моим страстным призывам!

О л ь г а(строго). Кто это ничтожество?

В л а д и м и р(небрежно). Так, местный писака, мечтает написать супер-роман.

О л ь г а. Он что, совсем спятил?

В л а д и м и р. Похоже на то. Мечтает стать вровень с Гомером.

О л ь г а. Он что, хочет ослепнуть? Он разве не знает, что великий Гомер был ослеплен, чтобы видеть то, чего не видно другим?

В л а д и м и р. Куда там, он на это не пойдет ни за что. Он и рыбку выудить хочет, и ноги боится в пруду замочить.

О л ь г а(презрительно). Я так и знала! Он недостоин божественной милости. Он недостоин помощи Муз!

В а с и л и с а И в а н о в н а(падая на колени). О Музы, сжальтесь, не бросайте меня!

В л а д и м и р. Да замолчи ты, несчастный писака! Кропай себе потихоньку бездарные сочинения, и не вызывай к себе тех, чьей помощи недостоин! Запомни – ты никогда не напишешь свой супер-роман! Музам на тебя наплевать!

О л ь г а(беря за руку В л а д и м и р а). Пошли, подруга, не будем терять время на это ничтожество!

В л а д и м и р. Пошли, подруга!

Удаляются, взявшись за руки.

Все аплодируют, кроме С п е р а н с к о г о.

С п е р а н с к и й(вскакивая). Нет, это подлость! Это фарс, это недостойно пера гуманиста! Как низко, как невероятно низко, и с каким подлым подтекстом!

М а р и я П е т р о в н а. Сперанский, опомнись, о чем ты говоришь? Пьеса хорошая, и мне очень понравилась. Такое ощущение, что написано о хорошем знакомом. О ком-то, с кем видишься каждый день.

С п е р а н с к и й. Маша, и ты туда же! Вам хочется надо мной посмеяться! Вы все сговорились, и вместо хорошей пьесы, вместо сцен, действительно отражающих поиск художника, подсунули мне эту гадость! Да, я ищу! Ищу постоянно, дожив уже до седых волос! Но разве в этом моя вина? Разве я виноват в том, что современная литература находится в тупике? Зачем же так жестоко и несправедливо?!

Уходит, опрокинув стул.

В а с и л и с а И в а н о в н а, до этого стоявшая на сцене, спускается вниз.

Из-за эстрады выходят В л а д и м и р и 0 л ь г а.

О л ь г а. Мама, что с папой? Он, кажется, сильно расстроился!

В л а д и м и р(сконфуженно). Извините, Мария Петровна, мы только хотели слегка подшутить.

М а р и я П е т р о в н а. Ничего, ничего, он просто очень впечатлительный последнее время.

В а с и л и с а И в а н о в н а(стягивая с себя балахон). Никогда больше не буду актрисой! Неблагодарная профессия, и обозвать могут ни за что, ни про что!

Р и х т е р(смеется). Это потому, что вы играли мужчину. Надо было играть женщину!

В а с и л и с а И в а н о в н а. Нет, все равно, больше в актрисы меня не заманите. Андронопуло, пойдем, братец, домой!(Оглядывается по сторонам.) И Саша опять куда-то пропал. Придется все-таки везти его в область к профессору!

Уходит вместе с А н д р о н о п у л о.

О л ь г а(переглядываясь с В л а д и м и р о м). Мы тоже, мама, пойдем.

Уходят.

Р и х т е р.Пойду и я, успокою Сперанского. А сцена, ей-ей, была хороша!

Уходит.

М а р и я П е т р о в н а и К о р е ц к и й остаются одни.

К о р е ц к и й.Твой муж – форменный псих! Я об этом всегда говорил.

М а р и я П е т р о в н а. Ты же знаешь, над ним тяготит эта проблема.

К о р е ц к и й.Над нами всеми тяготит эта проблема.

М а р и я П е т р о в н а. Ему тяжелей, чем другим. Он чувствует глубже и тоньше.

К о р е ц к и й.Не только у него есть душа.

М а р и я П е т р о в н а. Ольга с Владимиром могли быть поделикатней. Он узнал себя в аллегории.

К о р е ц к и й. Ничего, пусть посмотрится в зеркало!

М а р и я П е т р о в н а. Зеркало уж больно злое сегодня.

К о р е ц к и й(притягивает ее к себе). Маша, оставь его, умоляю, оставь! Ты же видишь, он не желает смотреть правде в глаза!

М а р и я П е т р о в н а(слабо обороняясь). Я прожила с ним семнадцать лет!

К о р е ц к и й.Он губит и себя, и всех вас!

М а р и я П е т р о в н а. Ему сорок два, и он все еще большой ребенок.

К о р е ц к и й(целуя ее). Маша, прошу тебя, сделай выбор! (Тянет ее за руку.)

М а р и я П е т р о в н а. Если бы это было так просто!

Уходят.

Появляется С а ш а, с интересом осматривает эстраду, на которой стоит стол с кипой бумаг, пером и склянкой чернил, потушенную свечу, брошенные рядом балахоны, лавровые венки и крылышки Муз.

С а ш а(опускаясь на стул, задумчиво). Я люблю, но никогда не буду ей обладать. Скоро я вообще ничем не смогу обладать. Мне сделают электрошок, и мама будет возить меня на коляске. oна будет жаловаться соседкам на рынке, и те будут ее за это жалеть. А меня обзывать маленьким идиотом. (Задумчиво, после паузы.) Я тоже птица, и тоже хочу улететь, только не знаю, куда.

Встает, и уходит.

Пляж пустой и залит лунным светом.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Двор дачи. Вблизи, на фасаде, полуобвалившаяся, поросшая травой, в овальной гипсовой раме надпись: «Голубка». На второй этаж ведет металлическая лестница, на нем балкон с несколькими проросшими деревьями. Фасад дачи старый, покрытый трещинами, кровля из жести, сбоку островерхая башенка. Во дворе большое миндальное дерево. Склон холма также порос деревьями и кустарником. Внизу видно море. Двор отгорожен от остального пространства решетчатыми воротами, в них калитка. Во дворе стол и несколькостульев; посередине, над обрывом, скамейка; справа флигель, возле него тоже скамейка.

Вечер.

За столом С п е р а н с к и й и Р и х т е р.

С п е р а н с к и й давно остыл, он добродушен, расслаблен, настроен на философский лад.

С п е р а н с к и й(разливая вино). Жизнь, Рихтер, прекрасна, а порой даже и удивительна. Причем настолько, что все мелочное и суетное внезапно исчезает куда-то, и взору открываются такие прекрасные дали, что дух захватывает от величия Божьего замысла. Мы, Рихтер, козявки и ничтожная тля перед грандиозностью мироздания, мы отжили свое и скоро уйдем. Мы допотопные монстры, ископаемые чудовища, уже давно спевшие свою последнюю песнь. Нам в спину дышат другие, молодые и рьяные, которые допоют то, что не допели мы, и допишут то, что мы только задумали.

Р и х т е р(прихлебывая вино). Но зачем же так мрачно? Зачем записывать себя в ископаемые?

С п е р а н с к и й. Потому, что это свершившийся факт. Я вот вспылил, обиделся на этого мальчика, вывевшего меня в своей пьесе эдаким идиотом. А ведь я и есть идиот, Рихтер! Мои поиски новых форм не что иное, как бессилие старости, которая боится рьяности молодых и устраивает по этому поводу безобразные сцены. А ведь будущее за ними, будущее за этим мальчиком, приставившим мне к носу беспощадное зеркало. Это он напишет супер-роман, попутно похитив мою дочь, и попутно же посмеявшись над моей немощью и бессилием.

Р и х т е р. Он всего лишь автор одной простенькой пьески. Быть может вашу дочь он и похитит, но насчет супер-романа еще ничего неизвестно. Вы еще молоды и полны сил, и вам еще многое по плечу.

С п е р а н с к и й. Нет, Рихтер, я глубокий старик. Внутри я весь выгорел и подернулся пеплом. Мы оба с тобой такие: колоссы на глиняных ногах. Как та империя, которая недавно рухнула, и к которой мы оба с тобой принадлежали.

Р и х т е р(возражая). Мы оба боролись против нее.

С п е р а н с к и й. Не возражай, Рихтер, это было все наносное: наша борьба, наши митинги, сборы подписей, речи и хождение на демонстрации. Мы рождены там, в недрах тысячелетней империи, мы такие же монстры, как и она. Произошла смена геологических эпох, Рихтер, сдвиг глубинных пластов, влекущий за собой землетрясения и катаклизмы. Наша эпоха безвозвратно ушла. Рождается новый день, чистый и светлый, и нам в этом дне места, увы, не будет!

Р и х т е р. Неужели не будет?

С п е р а н с к и й. Нет, друг мой, не будет. Мы люди заката, мы участники грандиозного катаклизма, положившего конец старому царству. Рождается царство новое, и жить в нем предстоит молодым: Владимиру, Ольге, этому бедному Саше, который в новом царствии обязательно встретит свой последний троллейбус. И, поверь, эта встреча будет прекрасна!

Р и х т е р. Неужели все так мрачно?

С п е р а н с к и й. И мрачно, и прекрасно одновременно! Мы присутствуем при финале замечательного спектакля, но этот спектакль закончился, зажегся яркий свет, отгремели аплодисменты, и пора уходить по домам. Но завтра начнется новый спектакль, новое, невиданное и неслыханное представление, билеты на которое, увы, нам уже не достанутся!

Р и х т е р. Вы в этом уверены?

С п е р а н с к и й. Да. Уверен. В этом спектакле все будет другое. Совсем не то, с чем жили мы. Потухнет свет, упадут тяжелые занавеси, и на сцене откроются такие потрясающие виды, которые затмят все, что было до этого. Чудесные здания, прекрасные города, чистые, одухотворенные лица, – вот, что будет там! Это будет мир без войн и насилия. Это будет идеальное общество, о котором веками мечтали лучшие умы человечества! Вот, Рихтер, вот (показывает на море), вот закат нашей с тобой жизни, вот этот занавес, который завтра поднимется для кого-то другого!

Стоят, обнявшись, со стаканами в руках, на краю утеса, и смотрят в сторону моря.

На втором этаже раздаются крики. На балконе появляется В а с и л и с а И в а н о в н а, она тащит за собой огромный тюк с вещами.

В а с и л и с а И в а н о в н а(стаскивая вещи по лестнице во двор). Все, хватит, сил моих больше нет! Не хочу жить в голубятне! Все жильцы давно съехали, остались одни полоумные. Ну эти-то (показывает на Р и х т е р а и С п е р а н с к о г о), эти понятно, что здесь делают. Им нужна глубина, они ее и получат. Пойдут рыбам на корм. Но что здесь делаю я, вот в чем вопрос? (Кричит.) Андронопуло! Андронопуло!

На балконе появляется А н д р о н о п у л о.

В а с и л и с а И в а н о в н а. Андронопуло, решено, съезжаем немедленно! Все уже съехали, съедем и мы. Тащи вещи вниз, что под руку подвернется, то и тащи! Нам еще жить и жить, нам рыбам на корм идти рано. (Проверяет содержимое тюка с вещами.)

А н д р о н о п у л о. Хорошо, Василиса Ивановна, съезжать, так съезжать!(Уходит с балкона в комнату.)

В а с и л и с а И в а н о в н а(кричит). Андронопуло!

А н д р о н о п у л о(выходит на балкон). Я здесь.

В а с и л и с а И в а н о в н а. Андронопуло, ты не знаешь, где Саша?

А н д р о н о п у л о(разводит руками). Не знаю, Василиса Ивановна. А мебель, Василиса Ивановна, пожалуй, через балкон не пройдет. Буфет, пожалуй, придется опускать из окна.

В а с и л и с а И в а н о в н а(кричит). Какой буфет, какое окно? Ты что, Андронопуло, совсем спятил? Вы что, хотите меня до судорог довести? Один буфет через окно хочет спускать, другой, наверное, опять ушел на остановку троллейбуса. Нет, Андронопуло, все отменяется. Завтра же едем в область к профессору, и пусть делает этому чокнутому электрошоковую терапию! Или я, или он, другого выхода нет! А вещи и буфет пусть пока подождут. (Затаскивает тюк с вещами обратно по лестнице вверх.)

А н д р о н о п у л о. Как скажите, Василиса Ивановна. А все же лучше съехать сегодня, а то все сваи прогнили, и дача висит неизвестно на чем.

Оба уходят внутрь дома.

С п е р а н с к и й и Р и х т е р, обнявшись, продолжают стоять на вершине утеса.

Во двор через калитку заходят В л а д и м и р и

О л ь г а.

О л ь г а. Папа, извини нас за нашу глупую выходку!

В л а д и м и р. Ей-Богу, это была невинная литературная шутка.