Искушение

– Значит, она его забыла.

– Вот этого я и не пойму. – Тинкер опять обернулась от зеркала. – Сверху у нас фигуры похожи, я только шире в бедрах. Золотко, послушай, нельзя ли мне пока попридержать это платье? Как раз мой цвет. Если Лоррейн вернется, надеюсь, она не будет в претензии. А если не вернется, это мне будет от нее на память.

– Бери что хочешь.

– О, дорогой, спасибо! Твоя нежность и деликатность выше всяких похвал!

Я сел и хорошенько глотнул из своего бокала. Тинкер смешивала коктейль, – там был почти один джин. Я почувствовал его действие сразу. Побольше спиртного, еще больше! Может, остановится наконец дьявольское кино, крутящееся беспрерывно у меня в мозгу! Картинки, на которых все одно и то же: Лоррейн, Винс, деньги; деньги, Лоррейн, Винс.

Она выцыганила у меня еще один пуловер, жакет, пригоршню бижутерии, две пары туфель, сандалии. Потом ей, захотелось есть. Она напялила на себя желтый пеньюар моей жены, спустилась на кухню и вскоре вернулась, таща скворчащую глазунью с ветчиной. Мы ели, пили джин, а там она снова шмыгнула ко мне в постель. Между делом мы не забывали добавлять алкоголь в наши стаканы, нагружаясь медленно, но верно.

Меня разбудил дверной звонок. Я глянул на часы: было почти пять. Тинкер, свернувшись калачиком, спала рядом. Я отодвинул ее, она недовольно заворчала во сне. Звонок повторился. В голову мою словно бы ввинчивался огромный шуруп, от виска до виска. Во рту был такой вкус, точно в него высыпали полную, пепельницу старых и свежих окурков. Джин еще не утратил своего действия. Я чувствовал себя рыхлым и слабым в коленях, мир вокруг был лишен всякой реальности. Я посмотрел на Тинкер. Она спала с открытым ртом, на левом плече выглядывали два прыща.

Я накинул халат, провел пятерней по волосам и спустился по лестнице. Как раз прозвучал еще один звонок.

Это была Лиз Адаме. Очень взволнованная. Она вошла в прихожую и сказала:

– Как я рада, что ты оказался дома, Джерри. Как твои дела? Ты странно как-то выглядишь.

– Только что проснулся. Еще не очухался.

– И немного выпил, да?

– Возможно. Совсем немножко.

– Джерри, к нам приходили двое, расспрашивали о тебе. Они хотели знать абсолютно все. Мне это показалось.., ну, непонятным, я так встревожилась. Кстати, они из Вашингтона, из агентства, о котором я раньше никогда не слыхала. Думала, может, ты знаешь…

Я стоял спиной к лестнице. Теперь она смотрела мне через плечо. И внезапно умолкла. Глаза ее отдалились, лицо побелело и разом окаменело. В ее взгляде погасло что-то, будто выключили. Что-то такое, в чем я отчаянно нуждался. И прежде чем обернуться, я уже знал: это «что-то» в ее глазах мне не увидеть никогда.

Тинкер, босая, спускалась по лестнице и дошла уже почти до самого низа. Она накинула на плечи пеньюар и слегка придерживала его спереди. Ее рыжие волосы были взлохмачены, лицо одутловато со сна, на нем выступили какие-то красные пятна, губы оттопырены.

– О, – произнесла она негромко, – а я думала, это Манди. И голос у вас похож. Мне очень жаль, право же…

Она повернулась и, споткнувшись о ступеньку, упала на карачки. При этом пеньюар с нее свалился. Поднявшись и кое-как прикрыв наготу, она одарила нас широченной пьяной улыбкой, сказав отчаянно:

– Оп-ля!

После чего прошлепала босыми ногами наверх и исчезла. Лиз не смотрела на меня. Она просто повернулась, открыла дверь. И я не знал, что ей сказать. Сказать было нечего. Я смотрел. Она уходила. Из дома. Из моей жизни.

Я прикрыл дверь, поднялся наверх. Тинкер сидела перед туалетным столиком. Теперь она надела желтый пеньюар как следует и зачесывала назад свои красновато-рыжие густые волосы. Она послала виноватый взгляд моему отражению в зеркале.

– Наверно, я плохо себя вела?

– Можно это назвать и так.

– Она и есть та блондинка из вашей конторы, да? Та, на которую ты глаз положил?

– Да.

– По ней не скажешь, что она снисходительна к подобным шалостям.

– Нет, не скажешь.

– Сожалею, если я что-нибудь испортила.

– Тинкер, скажи мне только одно: если ты действительно думала, что это Манди, почему нужно было спускаться вниз в таком виде?

– О, я находила это забавным. И потом, Лоррейн оставила массу вещей, которые мне не годятся, а ей бы подошли в самый раз. У нее бедра такие же узкие, как у твоей Лоррейн. И Манди все равно бы никому не сказала. Она славный малый и, вот увидишь, тебе понравится. У нас друг от друга секретов нет. Ни-ка-ких!

– Да, это заметно.

– Манди к тебе прекрасно относится. Думаю, что она тоже не прочь навестить тебя, золотко.

– Что ты, черт возьми, имеешь в виду? Хочешь меня соблазнить еще и этой Манди? Я просто отказываюсь вас понимать. Не могу понять, и все.

Она повернулась ко мне корпусом, глядя с наигранным изумлением.

– Боже мой, бедняжка! Ты какой-то весь зажатый. Дорогой, у нас в костях уже сидит изрядная доза стронция-90, ты это знаешь? Лучше и не думать об этом. А чтобы не думать, надо расслабиться, устроить себе передышку. Манди и я – мы очень, очень осторожны. Тем не менее наша репутация слегка подмочена. Но это нам вредит не больше, чем твоей Лоррейн. Проклятие, я просто истекаю потом! Можно воспользоваться душем? Лоррейн не увезла с собой купальную шапочку, не знаешь?

– Посмотри там, в шкафчике над ванной, на верхней полке.

– Спасибо, моя радость. – Она выскользнула из пеньюара и прошлепала в ванную. И почти сразу раздался шум душа. Я спустился в кухню и приготовил кофе, совсем черный. Думал я о выражении лица Лиз, когда она уходила. И о тех двух агентах из Вашингтона.

Я наливал себе вторую чашку, когда вошла Тинкер. Пятна на ее щеках исчезли. Она выглядела на удивление свежо и опрятно.

– Дорогой, я с удовольствием помыла бы посуду, но теперь мне действительно пора бежать. Это очень плохо?

– Нет, все в порядке.

– Не будь таким хмурым, золотце. Я и вправду не хотела разрушать твой конторский роман. Это тебя сразило окончательно, да?

– Да.

Она подошла ко мне, провела рукой по волосам и поцеловала в уголки глаз.

– Ты ужасно милый. И не брани меня больше за эту пресную блондинку. Мы позабавимся еще не раз, правда?

И миленький Джерри выкинет из головы все свои заботы, да? Мы уже не хмуримся? Вот и хорошо!

Она покинула дом через черный ход. Я вернулся к своему кофе. Он не успел остыть, и я взял чашку с собой наверх. Я заглянул в ванную и остолбенел. Она там плескалась как морская львица. Горячая сырость, пар, приторные парфюмерные запахи. Я распахнул окно и первым попавшимся полотенцем принялся подтирать пол: подберу воду – выжму, снова подберу – снова выжму…

Потом я сам принял душ, допил кофе, застелил постель, принял три таблетки аспирина, проветрил спальню, сменил майку, трусы, влез в брюки. Взглянул в зеркало на результаты своих усилий. Как у меня глаза запали!

Только успел спуститься по лестнице – длинный дверной звонок. На мгновение мелькнула в мозгу безумная надежда: это вернулась Лиз!

Но это был лейтенант Хейссен, по-прежнему массивный, по-прежнему широкоплечий. Новым было выражение его лица. Да и вся повадка неуловимо изменилась. Так ведут себя люди, с неохотой выполняющие что-то крайне неприятное.

– Заходи, Пол. Хочешь пива?

– Нет, благодарю. Сегодня – нет. Он сел на то же самое место, что и в прошлый раз, даже и шляпу пристроил на полу точно так же.

– Ох-ох-ох, такая наша служба, Джерри. Не хочу от тебя скрывать: старуха Мэлтон не может поверить, что ее дочь сбежала, не сказав родителям ни словечка, и она в конце концов довела мужа до белого каления. Вчера они вместе навестили наше начальство, и я там был тоже. В общем, они это выложили не сразу. Но так или иначе, кончилось этим: они не считают невероятным, что ты мог прикончить ее и этого твоего друга.

– Достаточно дикая идея, как ты считаешь?

– Возможно. Но я обязан ее проверить. И я это делаю. Я знаю, у тебя на все есть ответ, но придется попросить тебя: изложи это дело в письменном виде. Дама, что живет напротив, миссис Хинкли, сказала, что видела твою жену в среду около часа пополудни, когда та в своей машине подъезжала к дому. А вот после этого ее не видел никто. Ты был дома вскоре после обеда, у тебя кончился бензин. Это подтверждает миссис Ситтерсалл.

– Кто? А, Ирена.

– Ты встретил ее, когда она шла к вам, и сказал, что твоя жена неважно себя чувствует. Почему?

Я издал глубокий вздох. И сказал ему, что хотел хоть в какой-то мере спасти репутацию Лоррейн и потому не все рассказал в прошлый раз. Теперь я описал в подробностях, как я вернулся домой и чему был свидетелем.

– При подобных обстоятельствах многие расстались с жизнью.

– Знаю. Но у меня было не то настроение, чтобы убивать кого-то. А кроме того, я и прежде имел основания не вполне доверять ей. Это просто был первый раз, когда я имел неоспоримые доказательства. Она закрылась в спальне. Я взял канистру бензина, по пути к машине встретил Ирену и посчитал, что при таких обстоятельствах ей у нас появляться не следует. Атмосфера в доме была слишком напряженной.

– И ты подвез женщину до автобуса, потом заправил машину у бензоколонки. Потом?

– Потом вернулся домой. Сварганил себе пару коктейлей. Выпил. Опять уехал. Хотелось побыть наедине с самим собой. Подумать. Ехал куда попало, мне было все равно.

– Когда ты возвратился?

– Точное время назвать не могу. Было уже темно. Винсент, уже спал. Лоррейн в доме не было, но ее машина стояла в гараже.

– Я справлялся у Аманды Пирсон, она здесь была примерно в двадцать один тридцать. Ты к этому времени уже долго был дома?

– Пятнадцать – двадцать минут.

Я точно знал, что Манди приходила гораздо раньше. Но ее ошибка была мне на руку.

– И где, как считаешь, в это время была твоя жена?

– Не знаю. Она часто бывает у соседей, у многих. Или просто гуляла, она и так делает иногда. Или пряталась где-нибудь в доме. Я ее не разыскивал, можешь поверить.

– А что ты делал?

– Звонила Манди, после разговора с ней я решил уйти, оставив Лоррейн записку. Я тебе ее показывал. Выпил снова и подался в город. Помню, что был в баре, – знаешь, при отеле «Верной». Тимми, может быть, меня вспомнит. Надеюсь, ты понимаешь – я был не в себе. Заглядывал в кабаки – один, второй, третий. Откровенно говоря, не пойму, как я управлялся с машиной. Конечно, свинство. Это еще чудо, что я не устроил аварию. Но мне так не хотелось домой. Я даже поехал в Морнинг-Лейк, там у Мэлтонов летний дом. Думал, там поживу. Но оказалось, там в эту пору тучи мошкары.

– Ясно. Потому у тебя на лице эти волдырики.

– Ну да. Я вернулся сюда с намерением поговорить с ней. Предложить сделать еще одну попытку начать с чистого листа. Но их уже не было. И машины тоже. И по всему можно было видеть, что они уезжали в страшной спешке.

– Так говорила и миссис Ситтерсалл.

– Я нашел ее записку, тут же направился к Э.Д, и, правду говоря, вел себя там как сумасшедший. Он посмотрел свои записи.

– Вот, тут еще одна вещь, хорошо бы ее разъяснить. Миссис Ситтерсалл не заметила никаких царапин на твоем лице. А ты между тем утверждаешь, что после этого с женой уже не встречался.

– Она меня поцарапала перед тем, как запереться в спальне. Я старался как мог замазать царапины, взял для этого крем Лоррейн. Наверное, мне что-то удалось, а Ирена к тому же не очень хорошо видит.

– У какой колонки ты заправлялся?

Я ответил. С растущим раздражением я убеждался, что передо мной очень основательный, методичный человек. Этот не отступится, пока не добьется совершенной ясности в каждом пункте.

– Теперь так, Джерри, – сказал он. – В пятницу сюда подъезжал грузовик, двое мужчин вынесли тяжелый ящик, погрузили и увезли с собой. Это информация миссис Хинкли. Что в ящике?

Я махнул рукой в сторону книжных полок.

– Книги, личные бумаги. Мой багаж. Я хочу помаленьку сматывать удочки. Это начало. Не могу здесь жить, Пол. Дом для одного слишком велик.

– У тебя есть квитанция на хранение? – Ну а как же.

– Хорошо бы взглянуть. Извини мою назойливость. Мне нетрудно было бы достать требуемое, но тогда он увидел бы, где я храню квитанцию. И как ему объяснить, зачем я так тщательно прятал эту бумажку?

– Дай подумаю. Куда же я ее задевал? Хм. Я чертовски рассеян в последнее время.

– Не спеши. Кстати, я не прочь взглянуть еще раз на записку, которую она тебе оставила. Этого я и боялся.

– Очень жаль, Пол, но я ее выбросил. Обе записки. Но ты ведь переписал, что там было.

– Да, но Мэлтоны не убеждены, что это был почерк их дочери.

– Но ведь это был ее почерк!

– Если записки больше нет, доказать это будет трудно.

– Не знаю, что и сказать на то. Лоррейн сама подтвердит, что она ее написала.

– А все-таки было бы гораздо лучше, если бы ты не выбросил эту записку.

Я подошел к письменному столу, выдвинул ящик и сделал вид, что ищу квитанцию на хранение багажа.

Он поднялся и сказал:

– Ты позволишь мне осмотреться получше?

– Как, то есть.., почему?

– Потому что я обязан написать в своем рапорте, что дом осмотрен. Это мой долг. Хочешь, я могу предъявить ордер на обыск.

– Почему бы тебе не написать в своем рапорте сразу, что я убийца?

– Не злись. Мне без того невесело. Бог ты мой, я лично не думаю, что ты их прикончил, но при чем тут я и мои соображения? Действовать приходится как положено.

– О'кей. Осмотрись получше. А я поищу квитанцию. Он прошел на кухню. Потом я услышал, как он спускается в погреб. Секунду-другую я не мог бы ответить – там еще деньги или нет? Голова что-то плохо варила. Слишком много джина, слишком много рыжей Тинкер, в итоге перед глазами все плывет, как в тумане. Я достал квитанцию из тайника и ждал. Когда Пол снова поднялся и пришел в кухню, я протянул ему квитанцию, он осмотрел ее, кивнул и взял себе.

– Завтра утром сходим посмотрим, что там в ящике.

– А это для чего, Бога ради?

– Для того, верней, потому, что иначе меня спросят: ты сделал это? Нет? А почему? И что мне ответить? Что это показалось мне чересчур хлопотным?

– Ладно-ладно. Откроем ящик. Посмотрим. Достанем каждую книжку, перелистаем, можем еще и вслух почитать каждую страницу.

– Джерри, я изо всех сил стараюсь не осложнять ситуацию.

– Извини, Пол. Я вижу. Нервы сдают. И еще я сам на себя злюсь, что выбросил эту несчастную записку.

– Может, она лежит в мусорном ведре?

– Нет. Я ее порвал и выбросил на ходу из машины.

– Плохо.

– Но ведь это не так уж и важно?

– Может быть, и не так уж.

Он был пугающе педантичен. Он задавал чертовски много вопросов. Он взял расческу с туалетного столика Лоррейн и извлек целый клубок красновато-рыжих волос. И смотрел на меня вопрошающе.

– Это одна тут.., одна подруга жены, миссис Велибс. Тинкер Велибс. Лоррейн брала у нее какие-то вещи на время и не успела вернуть. Поэтому она приходила, и я предложил ей подняться и самой разобраться с вещами.

– И заодно она решила причесаться?

– Ну, хорошо. К чертовой матери! Она собиралась поговорить о Лоррейн, но потом вышло по-другому, не так, как мы предполагали. Этого тебе достаточно?

– Джерри, слушай меня. Не ври мне. Ни в том, что касается мелочей, ни во всем остальном. Никакой лжи, ни малейшей, Джерри. Это важно.

– Договорились. Буду иметь в виду.

– Я тебя хотел спросить насчет миссис Адаме, той, что работает в бюро у Мэлтона. Я слышал о вашей дружбе. Это могут рассматривать как мотив.

– Она человек великодушный, я к ней очень хорошо отношусь, но на этом и все. Взять бы мне в жены в свое время ее, а не Лоррейн! Но вышло иначе, как ты знаешь.

Он попросил меня перечислить по памяти вещи, которые Лоррейн взяла с собой. Он внимательнейшим образом осмотрел мою машину, потом садовый инвентарь. Он снял комок земли, приставший к лопате, – той самой лопате, которой я закопал ее. И размял комок между пальцами. Я смотрел на него, изо всех сил стараясь дышать ровно. Вопросов он больше не задавал.

Когда он наконец ушел, было уже темно. Назавтра в девять мы договорились встретиться на складе.

Он извинился, что отнял у меня так много времени. Я сказал, что я на него не в обиде. И тоже извинился, что давал волю раздражению.

Глава 11

В девять утра он уже ждал меня в складском помещении. Я взял с собой отвертку. Тамошние работники заворчали было, – мол, мы доставляем им только лишние хлопоты, – но мгновенно притихли, лишь только Хейссен заявил, что он из полиции.

Я отвинтил крышку. Пол начал вынимать книги. И обнаружил коричневые пакеты.

– Старые пластинки, – сказал я. – Деловые бумаги, газеты по специальности. И так далее. Могу показать поштучно. Открывать?

Большим пальцем он нажал на верхний пакет – сверху, с боков.

– Не нужно.

Мы снова вложили книги в ящик. Я привинтил крышку. Он поблагодарил работников склада, и мы вышли на свет божий. Он проводил меня до машины и сказал:

– Бармен в отеле «Верной» показывает, что ты заходил часов в десять и был в состоянии сильного опьянения.

– Наверное, был.

– Если бы ты попросил еще порцию, он бы не дал. По его словам. Еще он сказал, что ты жаловался на семейные обстоятельства.

– И обстоятельства были.

– Да, верно.

– И что дальше, Пол?

– Посмотрим. Подождем, не вынырнет ли где-нибудь «порше». Она теперь считается пропавшей без вести при подозрительных обстоятельствах, и мы можем объявить розыск. Уже объявили. По всей стране, но без шума, чтобы репортеры не пронюхали. Так что хоть об этом можешь не беспокоиться. Газетчики еще ничего не знают.

– А если вы не найдете ее так быстро?

– Если, скажем, две недели розыска ничего не дадут, придется начать все сначала. Вызовем тебя, ты должен будешь дать подробные пояснения.

– Так вы не собираетесь оставить меня в покое?

– Почему же? Как только узнаем, что с ней…

– Ясненько.

Я включил мотор. Пол уже уходил, но вдруг обернулся, наклонился к окошку моей машины и сказал:

– А все-таки странно с этим твоим другом. Бискай, так ведь его?

– Бискай. А что странно?

– Обычно это никакая не проблема. Отпечатки пальцев из его послужного списка берут у военных, сравнивают с его же отпечатками в картотеке ФБР, и мы получаем ответ. А на этот раз все выглядит так, как если бы они нас решили оттереть. Я такого и не упомню. Может, это потому, что он из-за границы! прибыл? Не наш человек.

– Не наш?

– Многого я и сам не знаю. Визит вежливости они нам нанесли. Похоже, что в Вашингтоне кого-то очень заинтересовал твой друг. Это, правда, мое личное наблюдение. Кстати, а у тебя они были?

– Пока что нет.

Я поехал в контору. Лиз сидела за машинкой. Она окинула меня равнодушным взглядом. Подчеркнуто равнодушным. Какое-то время она была частью моей жизни, крупицей света, но рыжая бабенка загасила ее быстро и сноровисто. И все как-то потеряло смысл.

Я спросил Лиз, могу ли я пройти к Э.Д.

Она встала, подошла к дверям. Сказала что-то вполголоса.

– Джерри? – раздалась из кабинета знакомая труба. – Пусть войдет.

Она приоткрыла дверь пошире и придерживала ее, пока я не прошел мимо. Достаточно близко, чтобы ощутить запах ее духов. И достаточно близко, чтобы почувствовать, как она вздрогнула, ничем внешне не выдав себя. Двери за мной тихо затворилась.

– Э.Д., – сказал я, садясь, – полиция шляется без конца и вынюхивает, и это с вашей подачи. Вы, Эдит и ты, дошли почему-то до безумной мысли, что я убил Лоррейн. Я выражаюсь понятно?

Он не ожидал такой прямоты, лицо его побагровело.

– Мы, Эдит и я, просили, чтобы и такая возможность не упускалась из виду. Если даже Лоррейн действительно сбежала с твоим другом, она не могла не известить нас. Эдит считает это невозможным.

– Если действительно сбежала… А что она могла еще сделать?

– Вот это пускай и выяснит полиция.

– А мне что прикажешь делать? Ситуация такова, что дальше работать на тебя мне было бы тяжело. Слишком далеко все зашло.

Он скосил глаза вниз, на свои чистые, маленькие бело-розовые ручки, лежавшие на зеленом сукне стола; ладошки как бы сами собой задвигались, потирая друг друга.

– М-да, я полагаю, было бы лучше, если бы ты взял отпуск – до того, как все разъяснится так или иначе.

Дверь за спиной у меня открылась, Эдди вошел в кабинет решительными крупными шагами. Расставив ноги на ширине плеч, он навис надо мной. В лице его что-то постоянно двигалось и перемещалось. Не скажу точно, кого он таким образом изображал – Дугласа или Ланкастера. В любом случае имитацию нельзя было признать удачной.

– Что ты сделал с моей сестрой, Джеймсон! – увы, он начал с крика.

Я окинул его скучающим взглядом и зевнул. Он топнул ногой.

– Я тебя спрашиваю! – голос его залез на пол-октавы выше, он весь дрожал.

– Сначала достань платок и утри сопли, – сказал я, – если у тебя есть чистый платок.

Он размахнулся и, наверное, заехал бы как следует мне в челюсть, но я успел уклониться. Маленький злобный кулачок пронесся мимо, так что щекой и губами я ощутил движение воздуха. Промахнувшись, он потерял равновесие, нелепо перевернулся и угодил ко мне на колени. Я поддал ему леща. Пролаяв что-то неразборчивое, он вылетел из кабинета, хлопнув дверью. Я смотрел на Э.Д. У него было виноватое лицо, явно взывающее к снисходительности.

– Эдди очень переживает, – сказал он.

– Можно то же сказать и обо мне. Он втянул нижнюю губу, на целый порядок увеличив свое сходство с карпом, потом выпустил ее. И сказал:

– Не могу избавиться от чувства… С женой будет истерика, если я ей это скажу. Но ведь это от меня не зависит. Инстинкт, может быть? Не могу избавиться от чувства, что она мертва. Логика, всякие доводы не помогают. Нынче ночью я видел ее во сне, и она была неживая.

– Может, она и выглядит сейчас неживой или полуживой, – сказал я, – но это в том случае, если она опять напилась до беспамятства. Держу пари, она загорает где-нибудь в Палм-Спринг. Греется на солнышке возле бассейна и уже успела принять как следует.

Я поднялся.

– Ладно. Что же делать, возьму отпуск. Оплачиваемый.

– Да, Джерри. Оплачиваемый. И не обижайся.

– Да я не обижаюсь. Только перед тем, как вы объявите, что я ухожу в отпуск, мне нужно закончить кое-что по мелочи. С твоего разрешения.

– Ну конечно, конечно.

И я оставил его одного. В сторону Лиз я даже и не посмотрел уходя, да и стаккато ее пишущей машинки не прерывалось ни на секунду. Оно сопровождало меня и тогда, когда я закрывал за собой дверь конторы.

Прежде чем уехать, я молча посидел две минуты в машине. Там, в кабинете Э.Д., я разыгрывал из себя супермена, но теперь во мне не осталось ни капли энергии. Чувствовал я себя отвратительно. Худо, что Э.Д, видел ее во сне мертвой. Я-то вообще никаких снов не видел… И видеть не хотел. Меня страшило, что они могут явиться ко мне во сне вдвоем. Винс и Лоррейн. И что после этого мне уже не проснуться. Совсем. Никогда.

Утром, за завтраком, Ирена подробно рассказала мне о множестве вопросов, которые задавал ей «этот человек». И сразу мне вспомнился большой палец Пола Хейссена, прощупывающий сверху и с боков коричневый пакет с, деньгами. А в ушах тут же раздался глухой шум, с каким упал Винс после моих выстрелов. И вставала перед глазами яма, такая тесная, – Лоррейн еле-еле вместилась в нее, да и то боком. Она, впрочем, всегда любила спать на боку, но ведь не принято хоронить людей в такой позе, в какой они предпочитали спать при жизни. В «порше», должно быть, оставалось немного воздуха. Тогда он мог под водой перевернуться и стать на колеса. А если так, то Винс, очень возможно, отдыхает сидя. Там, глубоко под водой.

…Я встряхнулся, как мокрый пес, включил зажигание и поехал на стройку.

***

Когда они появились, я уже почти закончил давать указания Реду Олину. Они отвели меня в сторонку. Их было двое. У них был прокатный лимузин, красно-белый, мощный, с хвостом, как у космической ракеты. Они выглядели как два бейсболиста после окончания сезона. Одеты они были чисто и весьма прилично, и отчетливей всего в них проглядывала та смесь надменности и показной вежливости, которой и ожидаешь от игроков-янки как на игровом поле, так и вне его. Высокий шатен, состоявший почти исключительно из могучих плеч, назвался: Барнсток. Второй, Квеллан, темноволосый, стройный и гибкий, как хлыст, рост – шесть футов три дюйма, с грубыми костлявыми руками, казался его противоположностью. Пожалуй, руки у него потели.

Я попросил показать их удостоверения. Квеллан показал свое. Я сказал, что никогда не слышал о таком агентстве.

– Мы не заинтересованы в рекламе, – сказал Барнсток.

Я попросил пятнадцать минут, после чего на весь день буду к их услугам. Они ждали.

Барнсток сел ко мне в машину. Я следовал за их ракетой. Мы припарковали обе машины на стоянке возле отеля «Верной». Затем дружно констатировали, что денек выдался жаркий и похоже, что лето будет теплым, да это и нормально для здешних мест.