полная версияУнесенные страстью
Джорджина сцепила пальцы и выпрямилась. Эйкен только смеялся.
– Прошу вас, успокойтесь и поверните направо!
Глава 34
Я прибыл из города Бостон,
Знаешь, бобы все лущат там, приятель,
Кэботы там обращаются к Лоуэллам,
А Лоуэллы – лишь к Создателю.
Сэмюел С. БушнелСтоя на ступенях особняка Кэботов, Джорджина трижды ударила бронзовым молоточком по двери. Дом был громадный, но не такой уж большой по сравнению с другими особняками Кэботов. Весь он был из красного кирпича, с окнами, тянувшимися вдоль парадного фасада и выходившими на залив. Белые колонны портика украшали подъезд, а лестница, ведущая к двери, была из итальянского мрамора, с чугунными перилами и бронзовыми, начищенными до блеска замысловатыми завитушками.
Девушка знала от Джона, что в доме двадцать пять комнат и залов. И она насладится пребыванием в каждом из них, когда станет хозяйкой. Ей нужно лишь получше сыграть, и этот дом, а также, что гораздо важнее, ее собственное родовое имение – все это станет принадлежать ей.
Девушка стояла, вытянувшись в струнку, точно мачты кораблей, видневшиеся в порту. Она без конца повторяла про себя заготовленную речь, опять и опять.
«Понимаешь, Джон, это просто невероятное стечение обстоятельств...»
До слуха ее донеслись вдруг резкий свист и знакомые, раздражающе досадные замечания Эйкена. Джорджина отошла от дверей и посмотрела на улицу. Он растянулся на сиденье в повозке, наблюдая за ней.
Девушка ухватилась за металлические перила и перегнулась через них.
– Я ведь сказала вам, чтобы вы уезжали! – громко прошептала она.
Эйкен посмотрел на нее и, сложив ладонь лодочкой, приложил ее к уху, покачав головой и всем своим видом показывая, будто не слышит.
Не успела она еще шагнуть или крикнуть, как одна из парадных дверей распахнулась.
Джорджина быстро повернулась, придерживая шляпу рукой.
На пороге стоял дворецкий Кэботов.
– Мисс Бэйард.
– Сэмюэль. – Джорджина узнала его и быстро кивнула в знак приветствия. Она оправила юбки и вздернула подбородок. – Я хотела бы видеть мистера Кэбота.
– Мне очень жаль, но мистера Кэбота нет дома.
Смятение охватило Джорджину.
– Он ведь не уехал обратно в Бостон?
– Нет, мисс. Мистер Кэбот уехал в Филадельфию.
Ладно. Может быть, это совсем неплохо. Возможно, он еще не знает о том, что имение заложено банку без права выкупа.
– Когда он вернется?
– По правде говоря, я не знаю.
Джорджина окинула дворецкого поистине царственным взглядом.
– Не знаете или не хотите сказать?
– Не знаю, мисс Бэйард. Ни он, ни миссис Кэбот не говорили, когда вернутся.
– Ах вот как, понятно. Он, значит, уехал с матерью. – Девушка рассмеялась и приложила ладонь к груди; сердце ее билось слишком сильно. – Что же вы мне сразу не сказали об этом, Сэмюэль?
– Матушка мистера Кэбота дома, в Бостоне. Я говорил о молодой миссис Кэбот. Миссис Фиби Кэбот. По-моему, ее семья, Дибоны, родом из Филадельфии.
В следующее мгновение здесь, на этой роскошной мраморной лестнице с металлическими перилами и высокими белыми колоннами, произошло нечто поистине небывалое: впервые за всю свою жизнь Джорджина Бэйард упала в обморок.
Глава 35
Это – тебе, а вот это – мне.
Это – девчонке, с коленками как на картинке.
Это вот – тому парню, что юбки ей задирает,
Достиг он пока что немногого, но явно не проиграет.
Неизвестный авторДжорджина очнулась оттого, что кто-то расстегивал ей блузку. Горячая рука коснулась ее шеи. Потом она ощутила легкое дуновение у себя на лице. Девушка открыла глаза и заморгала.
Лицо Мак-Олуха склонилось над ней. Он обмахивал Джорджину ее шляпой. Девушка мигнула от неожиданно яркого света и от ужаса этого внезапного пробуждения, когда видишь лицо, о каком только можно мечтать, и сознаешь, что по какой-то нелепой ошибке оно дано такому болвану.
Сознание вернулось к ней, и она опустила глаза. Жакета на ней не было, а блузка и корсет были расстегнуты и распахнуты на груди, даже шнуровка на корсете – и та была распущена. Девушка была обнажена чуть ли не до самой талии.
Рот Джорджины открылся. Она в отчаянии стала озираться. Ее смятенный взгляд скользнул по кирпичной громаде дома. Она была рядом с особняком Кэботов, у всех на виду, и лежала на заднем сиденье повозки полуодетая.
Девушка так и подскочила. Схватившись за ворот блузки, она отбросила от себя руку Эйкена.
– Сейчас же прекратите обмахивать меня этой дурацкой шляпой!
Эйкен замер, глядя на шляпу.
– Ты думаешь, она дурацкая? Да, по-моему, перья безобразные.
Джорджина выхватила у него шляпу и прижала к груди.
– Я же почти раздета, ты, недоумок!
Мак-Олух откинулся назад и передернул плечами:
– Это вовсе не мешало тебе ночью в саду, когда ты спешила на свидание к Джеку Кэбу.
Девушка отчаянно пыталась застегнуться, но, так как корсет был распущен, блузка не застегивалась. Она сунула руку под платье и, пошарив там, вытянула наружу длинные шнурки от корсета.
– Вот, завяжи!
Он стал наматывать их на руку, точно выуживая рыбу на спиннинг.
О Господи, нет... Эйкен продолжал наматывать на руку шнурки, пока ее лицо не оказалось в каких-нибудь нескольких дюймах от его.
Джорджина обожгла его взглядом.
– Я же сказала «завяжи»!
– Ладно, Джорджи. – Эйкен расплылся в улыбке. – Вот так?
В следующее мгновение он уже прижимал ее к себе; грудь ее была на его груди, а губы так близко к его губам, что Джорджина почти ощущала их вкус. Другая рука его была у нее под юбкой, на ее обнаженном бедре, не позволяв ей сдвинуться с места.
– Еще одно движение – и я закричу «Караул, насильник!» так громко, что все сбегутся.
– И запятнаешь свое имя прямо у этого дома? Что-то я сомневаюсь, Джорджи.
– Вот тут-то вы и ошибаетесь. У меня больше нет репутации, так что мне нечего пятнать.
Джорджина вдохнула побольше воздуха, так что могла бы кричать две минуты, не меньше, открыла рот и крикнула:
– Насил...
Его рот заглушил остальное. Эйкен кинулся на нее так стремительно, что оба они повалились назад, больно ударившись о скамью. Его свободная рука была зажата между ними – он подмял ее под себя при падении. Девушка извивалась под тяжестью его тела, пытаясь оттолкнуть его от себя, но он был слишком тяжелым. Тем не менее она все-таки пыталась кричать, даже с зажатым ртом.
Эйкен выдернул руку, оторвался от губ Джорджины и накрыл их ладонью.
– Ну успокойся же, Джорджи! Ты ведь знаешь, я не стану принуждать тебя. – Она укусила его за руку. – О-ох! Черт бы тебя побрал! – Эйкен сел, тряся рукой и хмуро глядя на девушку.
– Не прикасайтесь ко мне!
Джорджина стянула с его руки шнурки от корсета и дернула их так сильно, что едва опять не лишилась чувств. Она завязала их и стала застегивать блузку.
– Не смейте меня трогать! Все это из-за вас, из-за вас!
– Но, Джорджи...
– Убирайтесь!
Девушка попыталась выскочить из повозки, но Эйкен загораживал ей проход, так что она двинула его локтем в бок.
– Уезжайте на свой остров, сырой и туманный, к вашим детям и оставьте меня в покое! Я не желаю вас больше видеть! Вам ясно?
Эйкен ничего не ответил. Он просто смотрел на нее, и лицо его было бесстрастным. На какое-то мгновение Джор-джине показалось, что вид у него сердитый. Он не имел права злиться. Его жизнь не была загублена.
Девушка протиснулась мимо него и спрыгнула на землю. Она схватила свою шляпу и быстро надела ее. Потом повернулась и пошла прочь.
Час спустя она уже шла по дороге к дому. Он не поехал за ней. Джорджина в глубине души надеялась, что он это сделает, но этого не случилось. На всем пути ей не попалось ни повозки, ни упряжки лошадей, ни какого-либо экипажа. Здесь были только летние виллы. К этому времени летнее общество уже разъехалось в города, по домам. Они, конечно же, все уже знают о ее положении. Джорджина споткнулась, и ей пришлось ухватиться за дерево, чтобы не упасть. Она постояла, на мгновение прислонившись спиной к стволу и глядя на дорогу. Она понятия не имела, что делать дальше.
Отсюда ей виден был ее дом. Его каменные стены и островерхая крыша. Она видела кроны деревьев и плющ, обвивавший ограду за домом. Видела бугенвиллею, чьи стебли вились, прикрывая шелушившуюся краску и потрескавшийся деревянный карниз.
Каждое лето, сколько Джорджина помнила, она проводила здесь, в этом доме. Он всегда был ее прибежищем – потому-то она, наверное, и боролась так отчаянно, пытаясь спасти его. Девушка оторвалась от дерева и двинулась дальше.
На этот раз ей было уже нетрудно проникнуть внутрь. Уцепившись за ветку дерева, она перебралась через стену и направилась прямо к окошку погреба. Какое-то время Джорджина бродила по дому. Она поставила кое-что из мебели обратно на место, кое-где сняла пыльные покрывала. В каждой комнате она присаживалась на кресла; каждая из этих комнат хранила ее воспоминания. Ее семейные воспоминания, может быть, и не были такими уж прекрасными, однако других у нее не было.
Девушка долго сидела в кабинете с часами, глядя на все сразу и на каждые в отдельности часы Бэйардов. Она сама завела их и смотрела, как они отмечают время, не имевшее больше для нее никакого значения.
Время имеет значение лишь тогда, когда тебе есть куда идти. Она едва не рассмеялась. У нее не было ничего, даже тех немногих спасенных вещей, уложенных в чемоданы, которые остались в повозке. У нее не было ничего, ей даже некуда было пойти.
Когда небо потемнело и солнце зашло, Джорджина поднялась наверх. Она скинула туфли и жакет и легла на свою постель. Она заснула почти мгновенно. Заснула так крепко, что не слышала ничего – ни того, как открылась входная дверь, ни шагов на лестнице. Она даже не слышала, как отворилась дверь спальни.
Джорджина не проснулась, пока констебль, вооруженный пистолетом и резиновой дубинкой, не разбудил ее и не арестовал за нарушение владения и бродяжничество.
Глава 36
Человек не может быть счастлив, не имея друзей, и он не может быть уверен в друзьях, пока его не постигнет несчастье.
Шотландская поговоркаДжорджина разослала записки всем своим знакомым до единого. Однако никто не пришел, чтобы внести за нее залог и вызволить из заключения. Не пришли даже те, кто еще не уехал в город. Даже те, кто танцевал на балах у Бэйардов. Даже те, кто поглощал их шампанское литрами и наслаждался едой, купленной на деньги Бэйардов. Никто из тех, кого она знала годами, а некоторых – даже всю жизнь. Никто не явился. Даже прислуга. В полиции ей объяснили, что они-то как раз и разграбили дом, взяв себе ценные вещи взамен жалованья.
Так что девушка сидела на грязной скамье, застланной проеденным молью одеялом, в котором водилось множество блох. Руки ее дрожали, дрожали так же, как тогда, когда она потерялась в парке много лет тому назад. Она опять была той самой маленькой девочкой, затерявшейся в праздной толпе, той, что сидела на песке – очень одинокая и втайне ужасно напуганная. Девушка оперлась локтями о колени и прижала ладони к глазам, чтобы их не так жгло. Впервые в своей жизни Джорджина не знала, сможет ли это пережить.
Дверь со скрежетом отворилась, и девушка услышала шаги входящего в камеру надзирателя; ключи его гулко звенели.
– Гляди-ка, да это Джорджи!
Эйкен?! Джорджина вскинула голову и испытала вдруг такое облегчение, что голова у нее закружилась, и она не могла даже встать. Но это продолжалось недолго. Девушка вскочила, ухватившись за прутья решетки:
– Забери меня отсюда!
Эйкен взглянул на тюремщика:
– Что мне нужно для этого сделать?
– Внесите залог в десять долларов и подпишите заявление о том, что забираете ее под свою полную ответственность.
– Подпиши его, Эйкен!
Надзиратель перевел взгляд с девушки на Эйкена, потом сказал:
– Она ни под каким видом не имеет права снова входить в тот дом. И дом, и все, что в нем находится, является собственностью банка.
Эйкен задумчиво посмотрел на Джорджину.
«Если он заставит меня умолять его, я его просто убью».
– Ты вернешься на остров со мной?
Он ни словом не обмолвился о какой-либо просьбе.
– Да.
– По собственному желанию?
– Да. Только подпиши это и вызволи меня отсюда.
Спустя пять минут Джорджина покинула камеру под опекой Эйкена Мак-Лаклена, человека, который похитил ее.
Глава 37
В деревянном башмаке
Плыли ночью по волнам
Винкен, Блинкен и Нод.
Волны – капельки росы —
Били о борт корабля,
Ветер гнал их всю ночь напролет.
Звезды – рыбки морские
Не боялись стихии,
Рыболовов они не страшились:
– Что ж, забрасывай сети!
Но лишь песни и ветер
Из челна-башмака доносились.
Эжен ФилдЕго брат уже давным-давно отплыл на баркасе в Бат, так что Эйкен заплатил, чтобы судно для ловли сельди, выходившее в море этим вечером, доставило их на остров. Джор-джина поначалу держалась отчужденно; она сидела одна, в стороне, ни с кем не заговаривая, и почти все время смотрела на Эйкена.
Тот стоял на корме, и волосы его развевались на ветру вольно, безудержно, под стать ему самому. Он казался еще выше, стоя вот так и озирая простор, словно бог, повелевающий волнами и небом. Джорджина могла бы и не смотреть на него; она и так не сомневалась, что он – самый красивый из всех мужчин, каких она когда-либо видела. Лицо его было суровым, точно высеченным из камня. Лицо настоящего мужчины. Он не был ни плешивым, ни низкорослым. Но не был и богатым.
Однако трудно было оторвать от него взгляд. Джорджина оперлась подбородком на руку, думая, что в общем-то ничего ей больше в жизни и не надо – вот так бы сидела и смотрела на него! Главное, чтобы при этом он не раскрывал рта.
Джорджина вспомнила вновь тот бал и как она представила себе Эйкена одетым с иголочки, с белым галстуком на шее. Смотреть на него сейчас, среди моря, ночью, было куда более захватывающе, чем если бы он был в белом галстуке, или фраке, или вообще в любой другой одежде.
Эйкен Мак-Лаклен был такой же необузданный, резкий, как тот остров, на котором он жил. Они и правда подходили друг другу. Весь этот твердый, видевший немало штормов гранит, способный противостоять натиску морских волн, – и этот упрямый человек, не обращавший внимания ни на то, что Джорджина говорит, ни на то, что она делает. Он был такой же, как этот скалистый остров. Неколебимый.
Эйкен как ни в чем не бывало беседовал с человеком, которого нанял, стариком и болтуном, каких много было на побережье Мэна и у которых для всего находилось словечко. Старик думал, что они с Эйкеном муж и жена, и Эйкен не пытался его разубедить.
Когда они вышли из гавани, старик принялся рассказывать о штормах, какие ему довелось пережить, и о том, как ужасно завывал ветер – так, что мог бы разбудить даже мертвого!
Двое его сыновей по его указанию выводили судно в открытое море, а сам он посмотрел на Джорджину.
– Ты не из Бостона?
Девушка кивнула.
– Ну еще бы! Всегда можно узнать того, кто из Бостона. Это прямо-таки шибает в нос.
Эйкен расхохотался.
– А известно ли вам, что отцы-пилигримы высадились вовсе не в Плимуте? – Старик, говоря это, распутывал рыболовную сеть. – Пилигримы, они поначалу причалили к острову Манхэттен. Решили наловить себе трески про запас. Так вот оно и вышло, что как-то поутру жена одного рыбака выглянула в окно и видит – «Мэйфлауэр» входит в гавань и закидывает сети для рыбы. Ну она повернулась к муженьку и спрашивает: «Как ты думаешь, кто это там?». Ее муж посмотрел за окно: «Должно быть, пилигримы, больше некому. Вот они и добрались наконец!»
Это, разумеется, была чепуха, но даже Джорджина рассмеялась. Все эти девушки из высшего света, каких она знала, ее так называемые подруги, гордились тем, что их предками были те, кто прибыл на «Мэйфлауэре», то есть первые американские поселенцы.
Смех оборвался, когда один из сыновей старика заметил косяк сельди. В следующее мгновение они уже развернули лодку и забросили сети в море.
– Джорджи! Пойди-ка сюда. – Девушка взглянула на Эйкена, потом встала и, пройдя на корму, остановилась у поручней рядом с ним. – Ты видела когда-нибудь, как идет косяк сельди?
Джорджина рассмеялась:
– Да нет, едва ли.
– Смотри туда. – Эйкен показал на воду.
Луна зашла за большое и плотное облако, но гладь воды поблескивала, отливая прохладным и спокойным сиянием. Неожиданно вода засверкала, мерцая и вспыхивая, как будто море таило в себе множество светлячков. Их были сотни, может быть, тысячи – мерцающих вспышек, рассыпанных повсюду, блестящих, мелькающих везде, где хватало глаз.
Джорджина рассмеялась – она в жизни не видела ничего подобного. Зрелище было волшебным, завораживающим и очень красивым. Она чувствовала на себе взгляд Эйкена. Тот стоял, откинувшись на поручни.
Эйкен не смотрел на косяк. Он смотрел на нее. Джорджина гадала, о чем он может думать. Что видел он, глядя на нее? Девушка задумалась о том, что будет с ней дальше. Как она теперь будет жить? Ей больше ничего не оставалось, как только выйти замуж за этого человека.
Странно, подумала Джорджина, как могло случиться, что он оказался единственным человеком на свете, которому она была не безразлична? Она подумала, что Эми она тоже не безразлична и та, конечно же, пришла бы ей на выручку, однако кто знает, где теперь Эмилия Эмерсон! Эми решительно заявила ей, что ни за что не вернется назад. Джорджина размышляла, чувствовала ли Эми себя такой же потерянной, как она сама, или она все-таки послушалась ее советов и испробовала свои женские чары на Калеме Мак-Лаклене.
Рыбаки отпустили сети и стали понемногу подводить их под косяк.
Джорджине было неловко под взглядом Эйкена и от того, какие чувства пробуждал в ней этот взгляд. В ней на мгновение вспыхнуло желание наброситься на него, но, по правде говоря, она устала бороться, да и не могла больше ему противиться. У нее ведь никого не оставалось, кроме него.
Девушкой овладело ужасное ощущение потери, пока она стояла, глядя на мужчин, тянущих сети с рыбой. Они рассыпали улов по всей палубе, и сельди подпрыгивали, бились, прекрасные, серебристые, – они метались в отчаянной попытке вернуться обратно в море, в свой дом.
– Мне хочется их всех бросить в воду, – сказала Джорджина, не глядя на Эйкена.
– Это ничего бы не дало. Их просто выловил бы кто-нибудь другой.
– Ты думаешь? Совсем необязательно. Смотри, как они бьются. Может, они уплыли бы далеко-далеко, в открытое море.
– А там бы их съели морские львы или какие-нибудь хищные рыбы.
Он был прав, но ей от этого не стало легче. Девушка извинилась и отошла. Она чувствовала себя точно рыба, которая билась на палубе.
Выбрав момент, когда все были слишком заняты и никто не обращал на нее внимания, Джорджина встала и бросила несколько рыбок за борт. Это было глупо. И все-таки, как ни странно, ей стало легче.
Глава 38
Тот не узнает радостей изобилия,
кто никогда не страдал от лишений.
Шотландская поговоркаК тому времени, когда они добрались до острова и до дома Эйкена, Джорджина окончательно примирилась со своим будущим. Ей больше негде было жить. Ей не на что было себя содержать. У нее не было другого выхода, как только выйти замуж за Эйкена.
Эйкен разводил огонь в камине; девушка села в кресло и огляделась. Здесь не было ни той чистоты, ни порядка, что на половине Калема.
Джорджина покачала головой:
– Ну и хлев!
Эйкен обернулся и посмотрел на нее.
– Так удобнее жить.
– У меня как будто нет выбора.
– Какого именно выбора?
– Мне некуда больше идти. У меня ничего не осталось. Я думаю, здесь теперь будет мой дом, тем более если мне все-таки придется принять твое предложение. – Эйкен ничего не ответил, но выпрямился, прислонившись к каминной полке. – Думаю, мы сможем поладить, особенно если ты хотя бы иногда будешь вести себя благоразумно. Мы можем смотреть на это как на... ну, в общем, как на деловое содружество.
Эйкен посмотрел на нее долгим, пристальным взглядом. Потом медленно наклонил голову.
– Прекрасно. – Вот и все, что он сказал.
– Значит, ты согласен?
– С моей стороны возражений нет.
– Хорошо. – Джорджина выдохнула наконец. Она даже не подозревала, что затаила дыхание.
– Насколько я себе представляю, при том, что у тебя будет комната, еда и другие расходы, я еще буду платить тебе...
– Платить?
– Ну да. Я додумался до этого благодаря тебе, Джорджи. Это ведь ты объяснила мне, что мне вовсе не нужно жениться. Ты сказала, что мне на самом деле нужна только няня для детей. Ты права. – Эйкен выпрямился, провел рукой по волосам и рассмеялся так резко и нервно, как будто ему только что удалось избежать всех ужасов ада. – Сказать по правде, так даже проще. Нам не придется постоянно друг с другом сталкиваться. Такая семейная жизнь была бы просто невыносимой. – Эйкен глубоко вздохнул и посмотрел прямо на Джорджину. – Так что давай договоримся. Погоди-ка, дай мне подумать...
Эйкен побарабанил пальцем по подбородку, что-то бормоча и приговаривая себе под нос, точно боров, который вдруг надумал заняться арифметикой.
– Готово. Вот мое предложение. Я буду платить тебе двадцать пять долларов в месяц.
– Ты что, и правда так глуп?
– Ну ладно! – Эйкен широко улыбнулся, потом озорно подмигнул ей: – Попытка – не пытка!
Джорджина вздохнула спокойнее:
– Да, пожалуй!
Она нервно разгладила юбку, потом подняла голову. Эйкен, ухмыляясь, смотрел на нее. Конечно, она иногда и сама не прочь пошутить. Но такое! Даже в виде предположения. Это было настолько абсурдно – Джорджина Бэйард в роли гувернантки! Она не выдержала и рассмеялась вместе с ним. Насмеявшись вволю, девушка покачала головой, удивляясь, как вообще такая глупость могла прийти ему в голову.
– Это, без сомнения, было самое нелепое предложение, какое я когда-либо слышала! В жизни не слышала ничего более смешного!
– Ты права, Джорджи. Куда уж мне до вас, Бэйардов!
Джорджина опять засмеялась.
– Я удвою тебе жалованье. Пятьдесят долларов в месяц, и ты можешь быть свободна по воскресеньям.
Смех ее оборвался так резко, точно поезд, сошедший с рельсов. Неужто он и вправду так глуп? Девушка всмотрелась в его лицо и долго не отводила глаз, пытаясь понять, не насмехается ли Эйкен над ней. Он обычно так делал всегда.
– Само собой, ты потребуешь, чтобы я вычел тот залог, что заплатил за твое вызволение, из жалованья за первый месяц. Я ведь знаю, какие вы, Бэйарды, гордые, Джорджи. Ты не захочешь оставаться передо мной в долгу.
Эйкен посмотрел на нее так, словно только что сделал ей лучший в мире подарок. Он протянул руку. Девушка посмотрела на нее так, точно перед ней была дохлая рыба.
– Ну же, Джорджи. Не надо лукавить. Я больше не смогу повышать твое жалованье, так что не думай, что тебе удастся из меня еще что-нибудь выудить. В конце концов, я и так уже достаточно расщедрился.
Выудить? Джорджина тупо смотрела на его протянутую руку; она только жалела, что у нее нет топора. Ей понадобилось немало времени, чтобы вновь обрести спокойствие и чтобы ее голос звучал как обычно.
– Так, значит, вы собираетесь платить мне пятьдесят долларов в месяц за то, что я буду гувернанткой у ваших детей?
– Ну да. – Эйкен подошел и похлопал ее по спине. – Это будет отличное деловое содружество.
«И я буду служанкой, рабой».
– Ну а теперь поднимайся – пора отправляться спать. – Эйкен помолчал, потом добавил нарочито поспешно: – В отдельных комнатах, разумеется. Мне вовсе не хочется, чтобы ты обманулась так же, как Эми. Тебе нечего беспокоиться о твоей добродетели теперь, когда между нами установились отношения хозяина и служанки. Сама понимаешь – ничего, кроме дела.
Служанка? Он чуть ли не стянул ее с кресла и потащил вверх по лестнице. Остановившись перед дверью одной из комнат, Эйкен открыл ее. Джорджина заглянула.
Комната была не больше, чем ее стенной шкаф. Два чемодана Джорджины стояли на полу, занимая большую ее часть. Пол, насколько ей было видно с порога, ничем не застлан; комната казалась какой-то затхлой, в ней пахло плесенью, чем-то нежилым.
– Мне нужно будет встать пораньше и поехать на другой конец острова. Скажу Фергюсу, чтобы утром он первым делом привез Кирсти и Грэма домой. Чем раньше, тем лучше.
Джорджина подняла голову. В эту минуту все, что она могла делать, – это дышать да еще смотреть на него. Ноги ее были словно свинцовые, руки как будто бы отнялись, а губы замкнулись намертво.
– Тебе придется держать ухо востро с этими маленькими дьяволятами. И нужно обратить особое внимание на их образование. Я уверен, что вы, Бэйарды, имеете все те знания, какие только можно купить на такие деньги. Это, кстати, весьма удачно, поскольку я не смогу нанять им учителя еще по крайней мере до весны.
