bannerbanner
Ничего cвятого
Ничего cвятого

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 10

– Папский указ о полном прощении всех, как материальных, так и нематериальных грехов, с полным восстановлением в Католической Церкви.

Антуан едва не присвистнул – а, О’Нил не из робкого десятка, и плюс ко всему, явно не страдает отсутствием интеллекта – знает, чего просить. Лицо Пабло на удивлении осталось беспристрастным. Похоже, его нисколько не удивила просьба еретика.

– Хорошо. Дальше действуем следующим образом, – в голосе Толедского инквизитора зазвучали стальные нотки. Антуан даже поежился. Не хотелось бы оказаться с ним в одной комнате, да к тому же на месте обвиняемого. – Генри О’Нила в срочном порядке доставить в Толедо, в качестве сопровождающего отправить инквизитора второго ранга Антуана Дюбуа… – Антуан замер, услышав свое имя. Он будет сопровождать подозреваемого? Он отправляется в Толедо? Ему придется контактировать с Пабло Крассом? Ну и дерьмо. – Отправку осуществить незамедлительно!

– Подождите… – обер-инквизитор казалось был растерян. – О’Нил ведь пришел в Парижское отделение, и…

– Это не имеет значение, Матье! – о, разговор перешел на стадию фамильярности. Ничего хорошего для Жоржа. – Приказ о переводе подготовлен в Цитадели. Я уже переслал его на вашу электронную почту. Если вас что-то не устраивает, обращайтесь за разъяснениями сразу туда.

– Да, но… – Жорж пожевал губами, явно собираясь с мыслями. Ну конечно, не хилый удар, когда к тебе в сеть заплывает крупная дичь, и ты уже радостно потираешь руки, а затем сталкиваешься с наставленным на тебя крупнокалиберным пулеметом. – Почему, Антуан? – обер-инквизитор искоса глянул на подчиненного. Антуан показал ему большой палец: его и самого не грела мысль о поездки в обитель Конгрегации. – Мы вполне можем для сопровождения столь ценного источника информации отправить инквизитора первого ранга Эммануэля Депардье…

– Не имеет смысла! Во-первых, Антуан Дюбуа насколько мне известно, специализируется на «Детях Виноградаря», и лучше кого бы то ни было в Парижском отделении разбирается в тонкостях структуры и иерархии секты. Во-вторых, инквизитор второго ранга Антуан Дюбуа время спецоперации по задержанию лидера секты переходит в Толедское отделение под мое командование. Соответствующий приказ из Цитадели я также направил на вашу почту. Если квалификация Дюбуа ниже моих ожидания, я отправлю его назад к вам незамедлительно, не переживайте. На этом прошу меня извинить, через полчаса предстоит провести срочный брифинг. Спасибо за сотрудничество, и помните – мы все делаем одно дело, защищая веру, матерь Церковь и достоинство Пресвятой Девы Марии! Никакие личные амбиции не должны сбивать нас с этого пути!

Изображение исчезло, оставив на месте лица Пабло Красса черный прямоугольник. Антуан оглядел притихших коллег, и наконец, позволил себе выругаться вслух.

– Вот, дерьмо!


Священная Католическая Империя.

Королевство Испания.

Толедо.

Толедский алькасар – штаб-квартира Конгрегации по делам и защите веры.

12:08.

Закончив разговор с французскими коллегами, Пабло откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову. Прямоугольное окно трансляции свернулось, уступая место присланному Парижским обер-инквизитором видеофайлу. Три фигуры, спускающиеся по бетонным ступеням здания магистрата в Кельне. Пабло знал всех троих: и, пастора-учителя, а по сути психически нездорового фанатика Данте Пеллегрини – одно время, еще при жизни Бауэра, тот выходил на контакт с Инквизицией, сливая необходимую информацию. Именно, благодаря усилиями Конгрегации, Данте сумел после смерти отца-основателя «Детей Виноградаря» возглавить секту. Хитрый замысел – иметь под рукой собственную секту, а значит доступ к куда большей информации о членах, связях, планах и амбициях других сектантских образований. Вот только, Данте оказался гораздо хитрей. Все время Пабло, отвечающий за проект «Волк среди овец», считал, что Данте играет по их правилам. А, оказалось – это их имели во все щели. У Данте имелись старые счеты с Инквизицией – его мать сожгли на костре по обвинению в колдовстве. Пабло очень тщательно изучил старое дело: Стефани, мать Данте, судя по предоставленным суду уликам и правда занималась нечистыми делами – вот только, кого это волнует, особенно если речь идет о твоей матери. Теперь, получив в руки желаемый ресурс, Данте развернул бурную деятельность по уничтожению как самой Конгрегации, так и вообще Церкви. Планы изначально нереализуемые, но неприятности еретик доставляет изрядные. Учитывая же опыт работы с Инквизицией, он успешно скрывается, не показываясь на виду. Тем не менее, Конгрегация умеет ждать – и, похоже дождалась. Второго персонажа Пабло также знал, хоть и не лично: Артуро Гати, бывший священник в одном из миланских приходов. После проверки начатой подразделением этики и морали, занимающейся в Конгрегации проведением внутренних расследований по обвинениям в аморальном поведении лиц, так или иначе относящихся к Святому Престолу, выяснилось, что священник был любителем маленьких мальчиков. Впрочем, девочками, как оказалось при дальнейшем расследовании, он тоже не брезговал. Священника ждала позорная казнь – публичное оскопление с последующим четвертованием. Почему настолько жестоко? Все очень просто: священник, совершающий сексуальное насилие над беззащитными детьми, нарушает доверие верных ко всему священству, подрывает авторитет Церкви и в конечном счете отрекается от Христа. Одним словом, такой человек изменник. А, как еще следует обращаться с изменниками? Церковь конечно учит прощению, но даже оно имеет предел – и, сексуальное насилие над детьми, та красная линия, за которую нельзя переходить. Артуро понимая всю серьезность последствий, сбежал при первом появлении Инквизиции в приходе – еще до того, как что-то стало ясно, тем самым подтвердив свою виновность. Спустя несколько лет, контртеррористическое подразделение Конгрегации обнаружили беглого священника в рядах «Детей Виноградаря». А, после смерти Ричмонда Бауэра, тот стал правой рукой нового лидера.

Правда, Пабло было абсолютно плевать на этих двоих. Его взволновало появление третьего лица – женщины в светло-сером пальто, с коричневым дипломатом в руке. Он ее знал. Прекрасно знал.

Анжелина Кустас, дочь польского короля и та, что еще пять лет назад завоевала его сердце, с тех пор ни на мгновение, не оставляя в покое. Да, для всех со стороны он, Пабло Красс – человек-скала, человек с монолитным железобетонным сердцем, человек с несгибаемой волей, человек с непоколебимой верой, полный решимости и дальше бороться с врагами Христовой Церкви. Вот только, никто не знает, как тот же человек, четыре года назад на полном серьезе думал оставить Конгрегацию, оставить служение защиты веры и нарушить обет священства. Все почему? Потому что любит. Всю сознательную жизнь Пабло терзался от неспособности кого-то полюбить. Да, он любил Бога. Да, любил Христа, любил Церковь, любил Конгрегацию – но полюбить что-то конкретное, не общее или эфемерное, а вполне конкретную индивидуальную личность, он не мог. И вот, спустя более четырех десятков ему повстречалась она – Анжелина Кустас, прекрасный светлый, точно ангельский лик, наполненный неописуемой внутренней красотой человек, за каких-то пару месяцев, завоевавший его сердце. Тогда, Пабло впервые ощутил, что такое быть счастливым. Счастливым по-настоящему. Счастливым, когда смотришь в наполненные небесным светом глаза; счастливым, когда слышишь приятный мелодичный, точно ангельское пение голос; счастливым, когда видишь улыбку, когда даришь любовь, когда проходят томительные часы, или дни, и даже минуты ожидания, и ты снова можешь наслаждаться ее присутствием. Нет, осознание любви произошло не сразу, понадобился достаточно продолжительный период, практически год, прежде чем Пабло осознал – она ему не просто нравится, она не просто интересный человек, чувства к ней не просто проходящие поверхностные эмоции – нет, он любит. Он, Пабло Красс, инквизитор первого ранга с особыми полномочиями, смог полюбить! Само осознание свершившегося, или скорее невозможности свершившегося принесло очередную порцию неземной радости. Когда ты понимаешь, когда ты погружаешься, когда ты просто наслаждаешься глубиной охватывающего чувства. Когда для тебя любовь становится такой же очевидной, как солнечный свет; когда ты ни на секунду не сомневаешься в зове сердца. Ты знаешь, что хочешь быть с человеком; ты знаешь, что готов жертвовать всем, в том числе и своим будущем ради человека; ты знаешь, что готов сделать что угодно, готов бороться, страдать и умирать, только бы сохранить любовь; ты знаешь все это настолько точно и ясно… – тут словами не передать. Ты знаешь, и все. Ты просто знаешь.

Именно в этот момент, Пабло ощутил внутреннюю готовность и решимость оставить, как Конгрегацию, так и Церковь. Нет, не саму веру – об этом речь идти не могла, а именно служение Церкви, как инквизитора и священника. Легко ли ему далось решение? Хотелось бы сказать, что очень тяжело – но на деле раздумье заняло меньше часа. Опять же – сердцу было все очевидно. Оно хотело быть с Анжелиной, хотело любить, хотело посвятить себя ее счастью, а Конгрегация являлась помехой. Однако, то самое решение оказалось началом конца. Анжелина сказав сначала «да» серьезным отношениям, спустя лишь всего неделю, изменила решение и попросту собрав вещи уехала из Толедо в Варшаву, к отцу. Та боль, которая охватило даже не сердце, а все существо, каждую клетку попросту не описать. Пабло был в полной растерянности. Может, он не разбирается в противоположном поле, все же, за жизнь, посвященной Церкви было слишком мало отношений, и ни одно из них нельзя назвать серьезным – так, увлечение, однако Анжелина говорила, что любит. А, итог? Сдаваться перед первым препятствием совсем не соответствовало духу Пабло. Он решил бороться. Полностью забросив дела Конгрегации, Пабло сосредоточился на задаче вернуть Анжелину, показать ей серьезность своих намерений, показать свою настоящую бескорыстную любовь. Казалось, успешно – спустя месяц сердце Анжелины растаяло, и она вернулась, пообещав быть с ним, строить отношения, бороться с трудностями. А, самое главное, Анжелина попросила доверять ей. Вообще, жизнь инквизитора не предполагает открытости, а тем более полной открытости с кем бы то ни было, даже с духовником. Тем не менее, Пабло решил довериться. Он ведь любит, хочет серьезных отношений, хочет будущего, а как можно строить дальнейшие планы без взаимного доверия. И снова Пабло ошибся. Стоило ему открыть свое сердце, как она сбежала. Второй раз. Теперь безвозвратно. Пабло бился, боролся, даже умолял – безрезультатно. Анжелина продолжала говорить, что любит, но вместе с тем, раз за разом отвергала, не удосужившись даже пояснить причину своего бегства. А затем, и вовсе исчезла. Просто растворилась, точно ее и не существовало. Почти полгода понадобилось Пабло, чтобы привести себя в порядок, и вернуться к обязанностям инквизитора. Для всех он отсутствовал по причине серьезной болезни, а о настоящем знали лишь члены Совета Конгрегации, и то не все, а имеющие десятый уровень доступа, да Святейший Отец.

И вот, спустя три года он видит ее снова. Видит, спускающейся по ступеням магистрата в обществе злейших врагов Церкви.

Глаза видели, а мозг отказывался воспринимать полученную информацию.

Сердце же…

Его вновь накрыло уже забытое ощущение дикой боли, сжимающей сердце в мучительных тисках.

Застонав, Пабло откинулся на спинку кресла, закрывая глаза.

Глава 2

Священная Католическая Империя.

Савойское герцогство.

Ницца.

19:34.

Елена Барранко гордилась своей семьей: муж, четверо детей, собственный дом на берегу Средиземного моря, престижная работа – все, о чем только мог мечтать обычный поданный Империи. Впрочем, гордилась Елена совсем не достатком и положением, хотя они надо признать, упрощали жизнь. Однако, Елена прекрасно понимала, что земные блага вещь, как приходящая, так и уходящая. Сегодня ты финансово независим, имеешь влиятельных друзей и с уверенностью смотришь в будущее, но уже завтра можешь быть выброшен на улицу, получить статус неприкасаемого и потерять всякий смысл к существованию. Кажется, столь мрачный сценарий из разряда фантастики? Нисколько. Что-то подобное произошло с семьей Де Луна в прошлом году, когда их сын был уличен в связях с сатанинским культом. Позже Инквизиция выяснила, что отец семейства знал о прегрешениях сына и пользуясь должностью в Совете города, покрывал отпрыска. Всего за неделю статус семьи Де Луна изменился с уважаемых членов города, до неприкасаемых. Нет, те, кто оказался непричастен к преступлениям, сохранили гражданство Империи, однако репутация оказалась напрочь испорчена. Теперь, хорошие рабочие места, ровно, как и сервисное обслуживание, как и жилищные агентства для них оказались недоступны, и мать с тремя детьми вынуждена была сначала ютиться на окраинах, а затем и вовсе покинуть пределы Империи. Потому, Елена конечно благодарила Пресвятую Матерь и Святую Екатерину, ее покровительницу за благословения, тем не менее особых надежд на внешнее благополучие не возлагала. Гордилась же Елена духовным состоянием семьи. С самого начала, они с мужем дали друг другу обет воспитывать детей во всей строгости католической веры, и с тех пор ни на шаг не отступали от своих обещаний. Крестили детей в детстве, как и полагалось; как только каждый ребенок начинал понимать слова, приглашали духовника, который раз в неделю занимался с новым воспитанником; молитва и чтение Библии, как совместное, так и отдельное, являлось в семье Барранко само собой разумеющимся; как и еженедельное посещение мессы, как и ежемесячная исповедь; кроме того, вечером воскресенья они все вместе собирались на заднем дворе дома, размышляя над литургическими чтениями, и делясь тем, что каждого затронуло на Святой мессе.

Вот и сегодня, вся семья в сборе. Она, муж Стефан, и четверо детей – от младшей трехлетней Анны, до старшего шестнадцатилетнего Анхеля, планирующего в эту осень поступать в семинарию. Все сидят за столом на заднем дворе дома, откуда открывался непревзойденный вид на залив. Обычный воскресный вечер. Обычный семейный ужин. Обычная приятная теплая погода.

Вот только, семеро вооруженных мужчин в черных одеяниях в закрывающих лицо масках и оружием в руках, стоящих за их спинами, никак не вписывались в обычную картину…


Священная Католическая Империя.

Королевство Испания.

Пригород Сан-Себастьяна.

22:48.

Антуану уже надоело разглядывать закованного в наручники преступника, сидящего на противоположном сиденье между двумя конвоирами в бронированном фургоне Конгрегации, но деваться все равно было некуда. Можно глядеть на заключенного. Можно на конвоиров. Можно в пол. Можно в потолок. И, все. Таким образом из всего списка О’Генри все же предпочтительней. Военный конвой в составе которого находился бронированный фургон черного цвета с большой эмблемой Конгрегации на боковых частях с обеих сторон, в виде собаки, несущей в пасти горящий факел; два военных грузовика, с различительной маркировкой ордена Тамплиеров и четыре внедорожника, принадлежащих королевской службе безопасности Испании, выдвинулся из Парижа по направлению к Толедо восемь часов назад, практически сразу после срочного брифинга с Крассом, и по расчетам должен достичь конечного пункта через пять, максимум шесть часов. Заключенный О’Нил – высокий широкоплечий мужчина с густой рыжей шевелюрой и не менее густой и такой же рыжей бородой с самого начала их знакомства в камере Бастилии, последующей погрузкой в фургон и продолжительным нахождением в бронированной коробке, поражал Антуана своим хладнокровием – ни единого признака хотя бы малейшего беспокойства. Неужели проклятый еретик так уверен в получении запрашиваемого помилования? Лично он бы, после ознакомления с досье заключенного, полученным перед самым выездом, посоветовал бы тому все же подготовиться к последней исповеди перед аутодафе. Конгрегации конечно нужна информация, особенно если речь идет о внутренней сети шпионов, но разве они не могут вытянуть информацию без порочащего честь Инквизиции соглашения? Конечно могут. Послужной же список еретика играл не в пользу последнего. Генри О’Нил уроженец Эдинбурга при рождении крещенный, как и каждый подданный Священной Католической Империи в католической церкви, впервые попал в поле зрения Инквизиции еще в подростковом возрасте. Молодой шотландец распространял еретические трактаты, находящиеся в индексе запрещенных книг. Учитывая четырнадцатилетний возраст, молодой Генри О’Нил отделался достаточно легко – ночь в камере и обстоятельный разговор с Инквизиторской коллегией по делам несовершеннолетних. На какое-то время впечатлений похоже хватило, поскольку в следующие шесть лет О’Нил не отмечался какими-либо преступными действиями. Напротив, закончив школу с хорошими отметками, шотландец поступил в университет Святого Андрея в Сент-Эндрюсе на факультет религиоведения, а в местном приходе, пройдя соответствующие курсы стал катехизатором. В общем, прекрасный пример доброго католика, вставшего на путь исправления. Идите, и делайте также, что называется. Правда, как это часто бывает, все хорошее когда-то заканчивается – в частности у Генри О’Нила на третьем курсе. На университетском диспуте молодой студент позволил себе высказать скептические суждения в отношении догмата о непогрешимости Римского Епископа, принятого Церковью на Толедском соборе в 1557 году, при Папе Павле IV, вскоре после окончательного разгрома реформаторского движения. Ректор университета Святого Андрея пригрозил наглому студенту отчислением, однако решил не передавать информацию в Канцелярию Конгрегации, за что впоследствии был не только смещен с должности, но и осужден на 15 лет тюремного заключения, как пособник еретической деятельности. Дальше – больше. Генри О’Нил организовывает тайный кружок среди студентов университета с целью самостоятельного изучения Писания и чтения запрещенных авторов. Кружок просуществовал год, затем переквалифицировавшись в секту, чьи члены отвергали необходимость папства, необходимость таинств (кроме крещения) и соответственно епископальную структуру, необходимость и роль Церкви в спасении человека, и много еще чего другого. В целом, идеи ни разу не новы – тот же Кальвин еще в пятьсот лет назад пришел к таким же выводам. Разница лишь в том, что Генри О’Нил пошел еще дальше, заявив о необходимости стереть все до одной различия между духовенством и мирянами, и устранить первичную точку поклонения. То есть, Генри отвергал необходимость храма, или какого-либо конкретного места для церкви – так как с приходом Христа отпала надобность и в «каменном склепе», выражаясь языком шотландца. Идея О’Нила заключалась в возврате христианства в золотой век апостольской церкви – тоже не новая идея – все раскольники мотивированы одной идеей: вернуть Церковь первых апостолов, вот только найти консенсус они так и не могут. Секту раскрыли за три дня до защиты диплома благодаря доносу одного из сторонников идей О’Нила – тот сам пришел с раскаянием в Канцелярию Святой Инквизиции, благодаря чему отделался исповедью, суровой епитимьей, подразумевающей паломничество в Святую Землю и солидным денежным штрафом в пользу Конгрегации. Генри О’Нил же сумел скрыться, толи по чьей-то наводке, толи просто повезло. В любом случае, даже создание секты и открытое выступление против Папы, еще не означает конца для человека. Всегда можно прийти с раскаянием, и в случае О’Нила при должном раскладе он вполне мог отделаться тюремным сроком вкупе с пожизненной рентой – не самый плохой расклад, по крайней мере не костер. Вот только за еретиком числится куда больший должок, чем ересь и сознательное введение душ в заблуждение. Спустя три года после бегства, Конгрегация сумела напасть на след О’Нила в Новой Гранаде, одной из испанских, хотя де-факто Папских колоний в Южной Америке. На поимку беглого преступника отправили двух инквизиторов второго и третьего ранга из Европы, плюс им помогал местный представитель Конгрегации. Как итог: три трупа. Таким образом, О’Нил сменил себе статус с распространителя ереси, на убийцу инквизиторов. Святая Инквизиция при должном подходе и искреннем покаянии могла простить многое, даже связь с темными силами, но чего Конгрегация ни разу не простила за свою историю, так это убийства своих представителей. Ни разу. Причем, смерть за подобное злодеяние предполагалась весьма ужасной. Даже костер по сравнению с ней казался райским местом отдыха. Антуану за свою карьеру приходилось лишь раз присутствовать на казни пойманного убийцы, и тогда тот умолял чтобы его отправили на костер. А, как иначе, когда тебя сначала 12 часов маринуют над раскаленными углями, после по колена помещают в емкость с кислотой, а затем то что осталось заливают жидким свинцом? Тут костер и правда станет несбыточной мечтой. Надо сказать, подобные меры себя оправдывают – инквизиторов убивают крайне редко – за последний год, к примеру, было зафиксировано лишь семь случаев на всю Империю с прилегающими территориями, в том числе и колониями. Генри же, за раз уложил троих, и теперь, не смотря на столь темный багаж, добровольно сдается в руки Инквизиции, рассчитывая на помилование, а на лице ни тени беспокойства.

Нечисто тут, ой как нечисто…

– Гадаете, почему у меня пот не стекает по шее? – низкий, чуть хрипловатый голос заключенного прозвучал неожиданно, и Антуан вздрогнул. О’Нил криво усмехнулся. – Думаете, я должен дрожать от страха?

– Думаю, ты должен заткнуться! – инквизитор кивнул конвоирам, и один из них заехал локтем в живот. О’Нил согнулся, судорожно ловя ртом воздух.

– Зря ты… – он не мог отдышаться; воздух со свистом входил и выходил из легких. – Ты заплатишь…

– Я? – Антуану хотелось рассмеяться в лицо, но необъяснимая тяжесть в груди совершенно не располагала к смеху. – Как мне кажется, здесь ты в наручниках, а не я. Думаешь, Святой Престол даст тебе индульгенцию? Что-то я очень сильно сомневаюсь в подобном раскладе… Может ты не видел жарящихся людей над углями, точно зарезанный кабан на вертеле? Знаешь в чем разница? Кабан мертв – а, ты будешь жив!

– Сейчас описаюсь от страха! – О’Нил похоже пришел в себя, хотя лицо сильно побледнело по сравнению с минутной давностью.

– На твоем месте, я бы начал молиться, умоляя Бога о прощении. Ведь помимо телесных мук, тебя ожидает вечность в адском пламени!

– Да неужели? – еретик вновь усмехнулся. Откровенно, без какой-либо наигранности. Антуану стало страшно. По-настоящему страшно. Заключенный ведь и правда не бахвалится, строя из себя героя. Объяснение подобному поведению может быть лишь два: либо О’Нил ненормальный, либо уверен, что конвой не достигнет своего места назначения.

Антуан замер, пораженный сделанному выводу.

Точно!

Конвой не достигнет места назначения!

Бросив быстрый взгляд на насмешливую гримасу еретика, инквизитор схватил рацию.


Где-то на территории Священной Католической Империи.

Центральный пункт наблюдения и управления.

Местонахождение – секретно.

Время – секретно.

В квадратном помещении, из предметов мебели и интерьера находилось лишь три стола, три стула и двенадцать мониторов. Трое наблюдателей, спокойно занимались своей работой, а куратор, прохаживаясь взад-вперед, нервно поглядывал на циферблат наручных часов. Таймер неумолимо вел обратный отсчет, приближаясь к нулевой отметке.

– Объект пересек границу! – женщина, сидящая за крайним слева столом, указала на один из мониторов. Куратор тут же оказался рядом, склоняясь над экраном. – Вот! – наблюдатель выделила курсором пульсирующую красную точку, медленно движущуюся по карте.

– Нет отклонений по заданному маршруту?

– Пока без неожиданностей.

– Отлично! – куратор удовлетворенно кивнул. Значит, человек в Конгрегации выдал актуальную информацию. – Значит, они без остановок промчатся через город по автомагистрали?

– Должны. – женщина неопределенно передернула плечами. – Во всяком случае, в плановом маршруте остановка не указана.

– Ладно. Продолжай вести наблюдение, о каких-либо даже самых малейших изменениях сообщать немедленно! Луиш, – куратор махнул соседнему наблюдателю. – Выведи меня на связь с центральной группой!

Мужчина кивнул, и указал на телефонный аппарат, находящийся сбоку.

– Вывожу!


Священная Католическая Империя.

Королевство Испания.

Сан-Себастьян.

22:45.

Когда в наушнике, закрепленном у правого уха раздался мужской голос, Карлос Эррера внимательно изучал данные от спутниковых и радиолокационных систем.

– Башня, вызывает Центр, прием!

Карлос, бросив еще один взгляд на монитор, переключился на разговор с оперативным штабом.

– Центр на связи, прием!

– Объект пересек первую линию, и движется в вашем направлении.

– Да, я вижу! – Карлос провел пальцем по монитору, увеличивая изображение со спутника. – Расчетное время прибытия?

Секундная заминка – видимо, уточняли информацию.

– Шесть минут.

– Хорошо. Мы смогли определить точное местонахождение нашего пассажира?

На страницу:
4 из 10