Нина. Сборник рассказов

Ден Истен

Нина. Сборник рассказов

Без детства

В конференц-зале было многолюдно. Собрались все: директора филиалов, товароведы, начальники складов, продавцы, экспедиторы, бухгалтеры. Заместитель генерального директора надела на лицо свое обыденное строгое, с налетом превосходства, выражение. Жесткий взгляд за тонкими стеклами дорогих очков.

– Коллеги! В рамках благотворительной помощи наша компания решила помочь Некрасовскому детскому дому. Это касается подарков на Новый год!

Присутствующие одобрительно загудели: помочь детишкам – это святое!

Замдиректора строго постучала ручкой по столу. Воцарилась тишина.

– Приказ всем директорам филиалов: подготовить подарки из продукции на складах брака и неликвида. Товароведы, начальники складов, продавцы – без дела не сидим, подключаемся. К концу декабря все должно быть собрано, упаковано и перемещено на главный склад. Всем ясно?

Тишина. Присутствующие недоуменно переглянулись между собой.

– Я спрашиваю, всем всё ясно? – замдиректора недовольно поджала губы.

– Нет! – в углу поднялась рука. – Мне не ясно!

– Ты кто? – начальница вперила немигающий взгляд в худенькую темноволосую девушку, сидящую не за длинным столом, а возле окна – там, где собрались сотрудники рангом пониже: продавцы, экспедиторы, курьеры.

– Меня зовут Жданова Марина. Я продавец из северного филиала.

– И что тебе не ясно, Жданова? – раздраженно спросила начальница. Тишина в помещении была гробовой. Начальницу знали, как редкостного самодура и плохого управленца, с чьей щедрой руки можно было легко получить выговор или штраф. А виноват или нет – дело десятое!

– Мне не ясно, почему мы отправляем детям залежалый товар и брак? – прямо спросила Марина, вставая.

– Странно, что ты не понимаешь… Неликвид и брак нужно списать и утилизировать, а это лишние расходы. А детям – все равно, они и так слаще редьки ничего не ели! – с неприкрытым цинизмом ответила замдиректора.

– Вы это серьезно?! – Марину аж качнуло от этих слов. – Вы хотите отправить бедным детям пожелтевшую бумагу, высохшие фломастеры, поломанные мелки и прочий хлам? Вам их не жалко? У них и так в жизни мало радостей. Вы, вообще, понимаете, что творите?!

Девушку стали испуганно одергивать, но она только отмахнулась и прямо смотрела в глаза руководительнице. Та многозначительно посмотрела на секретаршу, растерянно теребящую в руках ежедневник, и ткнула пальцем в сторону несговорчивой продавщицы:

– Эту – уволить! Подготовить приказ!

Секретарша горько вздохнула и кивнула. Украдкой, сочувствующе, посмотрела на Марину. Та лишь пожала плечами, подхватила сумку и молча покинула конференц-зал.

***

Марина выгребла всю наличность. Негусто. Если сюда прибавить ту небольшую сумму, что есть на карте, то месяц-полтора она протянет. Это если в режиме жесточайшей экономии. А экономить Марина умела – жизнь заставила. Родители, живущие в деревне, всячески пытались помочь единственной дочери, но сидеть на их шее она не могла. Поэтому всегда отказывалась, мотивируя тем, что у нее все прекрасно, и она ни в чем не нуждается. И до этой поры ей удавалось сводить концы с концами, наскребая на аренду маленькой комнаты на окраине города, довольствуясь одеждой с местного вещевого рынка, да покупая себе скромный провиант. Но сейчас все быстро поменялось в худшую сторону, и над Мариной нависла вполне реальная угроза оказаться на улице. Без денег, еды и работы.

Она вздохнула. Хорошо, что дали возможность уволиться по собственному желанию, а то было бы совсем тухло. Уставилась на экран старенького, купленного с рук, ноутбука – она уже второй день искала работу, просматривая вакансии.

Вот, вроде что-то подходящее. Надо звонить.

Уже набранный номер на экране дешевого мобильника вдруг сменил чей-то входящий звонок, сопровождаемый пиликаньем незамысловатого, дребезжащего рингтона.

– Алло? – Марина прижала телефон к уху.

– Марина? Жданова Марина? – мужской голос был незнакомым.

– Да.

– Здравствуйте! Меня зовут Виктор Николаевич. Я генеральный директор сети магазинов «Мозаика», откуда вас уволили.

Марина растерялась. Во дела! С чего это сам небожитель, владелец крупнейшей в городе сети магазинов канцелярских товаров, большую часть времени проводящий в Испании, вдруг заметил ее со своего Олимпа и позвонил? Ей, рядовому продавцу, которую он даже никогда не видел!

– Здравствуйте, Виктор Николаевич, – тихо ответила Марина. – Очень приятно.

– Взаимно, Марина, – продолжал генеральный. – Понимаете, произошла чудовищная ошибка! Я даже не знаю, как это назвать… В этом есть и моя вина, безусловно, уж слишком я доверился своим замам! Я даже не знал ни о том, что они решили таким мерзким и низким образом избавиться от неликвида, ни о том, что вас уволили! За всем не уследишь! Мне пятнадцать минут назад позвонила секретарь и сказала. Я так понимаю, вашим увольнением шокирована не только она, но и многие сотрудники, которые вас знают лично.

Марина сидела, от удивления раскрыв рот. До того это все было неожиданно!

– А теперь давайте сразу к делу. Скажите, вы готовы принять мои извинения за поведение моих подчиненных и несправедливое увольнение? А заодно занять должность заместителя директора северного филиала. С ее слов, вы отлично справлялись на должности продавца. Может быть, пора расти?

– Вы предлагаете мне вернуться на новую должность? – севшим от волнения голосом спросила Марина.

– Да. И насчет подарков детскому дому… Я приказал, чтобы детям выделили подарки из новой партии. Некоторую продукцию оттуда планировалось ввести в реализацию лишь в январе следующего года. Поэтому у детей будет только все самое новое и лучшее.

– Спасибо, – пробормотала Марина, окончательно растерявшись.

– Вам спасибо! Мне будет очень приятно, если вы примете мое предложение относительно новой должности. Приказ о вашем назначении уже готов, я распорядился. Уж забежал вперед, простите.

***

Марина смотрела на воспитанников Некрасовского детского дома. Дети помладше с любопытством разглядывали новые альбомы для рисования и развивающие игры. Ребята постарше уже распаковали свои конструкторы и теперь с деловитым видом изучали детальки, явно намереваясь собрать из них что-то очень грандиозное. Совсем малыши носились по маленькому залу с веселым смехом, прижимая мягкие игрушки и машинки. Казалось бы, идиллия – счастливые дети! Что может быть лучше?

Но Марине было грустно. За всем этим смехом и радостью скрывалась совсем недетская боль и обида. Боль и обида маленьких людей, у которых отняли самое важное в жизни каждого ребенка – детство!

Блаженная

Односельчане звали ее блаженной. Без насмешки или неприязни, просто тем самым констатируя сам факт ее чудаковатости. Невысокая восемнадцатилетняя девушка, абсолютно безобидная и до того открытая и наивная, что становилось просто страшно за нее – она верила каждому, и обидеть ее мог тоже каждый.

– Машка, отдай бабушке сахар и скажи, пусть зайдет ко мне на днях, ткань должны завезти. Она хотела отрез, платье тебе сшить. Поняла?

Маша прижала кулек с сахаром, подняла на продавщицу огромные зеленые глаза. Отстраненные, как будто девушка витала где-то далеко в облаках, подальше от родного села.

– Машенька, миленькая, ты поняла меня? – повторила продавщица. Маша кивнула и пошла к выходу.

Глядя ей вслед, продавщица вздохнула.

– Точно блаженная…

***

Участковый Петр Валентинович сидел за обшарпанным столом. В сенях толпились обеспокоенные соседи, вслушиваясь в разговор.

– Зинаида Федоровна, когда вы видели Машу в последний раз?

– Так это, утром еще, – всхлипнула старушка. – В магазин ее отправила. Лида, продавщица, говорит, что забрала сахар и ушла. И все – как в воду канула! Пропала моя Машенька!

Старушка разрыдалась. Две соседки, стоявшие у входа, кинулись ее успокаивать, третья полезла в шкафчик за каплями.

– Валентиныч! – крепкий грузный мужчина присел рядом с участковым. – Мы тут с мужиками все обшарили, где только могли. Даже на верфи заброшенной были, нет нигде девчонки! Валентиныч – ты власть, давай звони куда там надо, пусть военных присылают, вертолеты. Лес надо прочесать, а народу-то нету!

Участковый только ладонью по лицу провел.

– Дымов! Давай каждый будет свою работу выполнять? Ты – баранку крутить, а я закон защищать! И потом… какие к черту вертолеты? Кто будет из-за девчонки столько суеты поднимать?!

– Делай тогда что-нибудь! Время идет! – зарычал Дымов. – Мент ты или так… погулять вышел?

Он встал, нахлобучил кепку. Подошел к стоящим в дверях односельчанам.

– Пойдем, мужики. Сами искать будем, коль власть у нас такая. Собирайте народ!

***

– Маша-а-а!

– Машка, где ты?!

– Машенька! Отзовись!

В хмуром осеннем лесу, обычно тихом и безжизненном, было оживленно. На поиски пропавшей девушки вышло все село: мужики, бабы, даже дети. Неумело разделившись на группы, они прочесывали лес.

– Маша-а-а-а! – орал Дымов, с беспокойством глядя на заходящее солнце. Шансы найти девочку таяли с каждой минутой.

– Дядя Захар, темнеет уже, – сказал идущий в пяти метрах Олег, племянник, рослый восемнадцатилетний парень.

– Значит так, ребятишек и баб отправляем по домам, мужики продолжают поиски, – скомандовал Дымов.

***

– Ну что, Захар? – обеспокоенно спросила жена, едва Дымов вошел в дом. По его хмурому, исцарапанному ветками, лицу поняла, что поиски результатов не принесли.

– Не знаю я, где искать. Сами чуть не заблудились. Батареи уже посадили в край! – он положил фонарь на стол. – Утром надо снова идти.

– Может вернется сама? – предположила жена, ставя перед ним тарелку с супом.

– Может и вернется… Да только я участкового нашего встретил, говорит, ориентировка пришла на трех беглых зеков. Сегодня вечером с зоны сбежали, судя по всему где-то в нашем лесу прячутся…

***

Маша очнулась. Открыла глаза, прямо над ней зияли рваные края ямы, а еще выше, на недосягаемой высоте, чистое звездное небо.

Жутко болела нога. Девушка застонала и попыталась подняться. По телу прошла волна одуряющей боли. Девушка заплакала, размазывая слезы по грязному лицу. Внезапно где-то наверху раздались осторожные голоса и хруст валежника под ногами.

– И долго мы тут тихариться будем? – спросил хриплый грубоватый голос. – Нам здесь задерживаться вообще не в жилу, утром мусора с собаками пойдут. Уходить надо.

– Ночью нельзя, заплутаем, – возразил второй голос, молодой. – Утром к переезду будем пробираться.

– Тихо! – прервал громкий шепот кого-то третьего. – Скулит кто-то… Слышите? Вон там! Подсветите!

В следующую секунду яму, где лежала Маша, осветил тусклый свет спичек.

***

– Ха, господа арестанты! Да у нас тут маруха! – присвистнул один, чернявый, с перебитым носом.

– А что она здесь делает? – озадаченно спросил второй, худой. – Если бы тут валялся тот гусь прокурорский, что меня на пятнаху закрыл, я бы и то меньше удивился.

– Надо помочь! – сказал третий. Молодой, лет двадцати.

– Ну так лезь, Сёма! Поможешь ее вытянуть, а потом мы тебя вытащим, – предложил чернявый.

Они, держа его за руки, помогли спуститься. Семен чиркнул спичкой.

– Да тут нога! – озадаченно сказал Семен, увидев ее неестественно вывернутую ногу.

– Ты давай ее вытаскивай! – нетерпеливо крикнул худой.

Семен опустился на колени, поднес спичку к ее лицу.

– Не бойся. Ты как тут оказалась? Упала?

Девушка закивала, морщась от боли.

– Давай помогу, – он легко приподнял Машу.

– Давай поднимай! Ага, вот так! – они схватили девушку за руки, вытянули наверх и сразу же исчезли из виду.

– Э, про меня не забыли?! – крикнул Семен.

– Не забыли! Третьим будешь! Посиди пока там, – раздался в ответ мерзкий смех. Почти сразу же Семен услышал женский крик, затем сдавленное нечленораздельное мычание.

Он зарычал в бессилии, заметался внутри ямы.

– Отпустите ее! Я вас порву!

В ответ услышал только довольный хохот.

Семен трясущимися пальцами зажег спичку и лихорадочно исследовал рыхлые земляные стенки, надеясь найти хоть малейший выступ. Внезапно увидел что-то гладкое, ветвистое, выпирающее из земляного наката почти у самого верха ямы. Это были корни старого дерева, уже высохшие и безжизненные, но на вид достаточно крепкие. Семен подпрыгнул и уцепился за шероховатую поверхность. Подтянулся и одним сильным движением выкинул тело на поверхность.

Худой торопливо расстегивал длинную вязаную кофту девушки. Чернявый, хищно улыбаясь, одной рукой удерживал руки девушки, а другой заткнул ей рот.

Семен с криком подбежал сзади и со всего маха опустил сложенные вместе кулаки на голову худому. Тот икнул, закатил глаза и мешком рухнул на мокрую листву. Семен вытащил из кармана заточку, выставил перед собой. Чернявый выпустил девушку, вскочил на ноги и попятился, глядя в его горящие ненавистью глаза.

– Сёма, давай без кипиша? Перышко-то спрячь. Ну хочешь, ты первым будешь?

– Берешь это! – Семен пнул лежащего без сознания худого. – И сваливаете отсюда, иначе обоих под осиной закопаю!

***

Они снова вышли на поиски едва взошло солнце. Несколько односельчан растянулись в цепочку.

– Маша-а-а-а!

– Машка-а-а-а-!

Племянник Олег бодро шагал в нескольких метрах от Дымова.

– Дядя Захар, а с чего ты взял, что она именно в лесу?

– Да любит Машка гулять здесь! Я ее частенько видал, когда с охоты возвращался. Идет, улыбается чему-то там, под ноги не смотрит, а взгляд такой, как не от мира сего. Я ей: Маша, заблудишься! Пойдем домой! А она глазищами на меня смотрит своими зелеными, улыбается в ответ, головой мотает и дальше идет. Вся на своей волне. Блаженная…

Внезапно в пролеске раздался треск. В следующую секунду на прогалину вышел какой-то парень с черном арестантском ватнике. Он держал на руках девушку. Увидев их, облегченно вздохнул. Бережно положил ее на землю, вытер с усталого лица льющийся ручьями пот.

– Все сюда! – заорал Олег.

– Машка! Живая! – воскликнул Захар.

Все как по команде подбежали к ним и моментально окружили парня и Машу.

– Да это же зек! Наверное, один из тех, про которых Валентиныч говорил! Бегунок! Держи его!

Парень и не думал сопротивляться. Он устало рухнул на колени, его моментально придавили к земле, заломав руки.

– Это ты нашу Машу украл?! – замахнулся Олег.

– Не-е-е-ет!!! – пронзительно закричала Маша.

От этого крика у всех кровь застыла в жилах. Мужики, удерживающие зека, невольно разжали руки, отступили. Маша подползла к Семену, вцепилась в его ватник, затем закрыла парня собой.

– Нет!!!!

Все оторопело смотрели на нее. Словно раненная тигрица, защищающая своего детеныша.

***

– … Я вор, не мокрушник! – закончил рассказ Семен и затянулся папиросой. – Хотя тогда был готов привалить обоих.

– Что же делать-то с тобой? – Дымов озадаченно глянул на него, перевел взгляд на односельчан. Те подавленно молчали, шокированные рассказом Семена. Маша сидела рядом с ним. Когда ее хотели отнести в село к фельдшеру – наотрез отказалась. Видно опасалась за своего спасителя.

– Об одном прошу. Дайте уйти! – парень посмотрел на селян просящим взглядом.

Все молчали, отворачивая взгляд. Над поляной повисла гнетущая тишина.

– Ладно! – наконец решился Дымов, встал и повернулся к односельчанам. – Значит так, мужики! Машу мы нашли в яме! Никакого беглого зека в глаза не видели! Валентинычу, этому недоучастковому – ни слова! Своим бабам – тоже, те еще сороки! Ни детям, ни тещам, ни кошкам, ни собакам! Всем понятно?!

Все дружно и одобрительно закивали. Дымов посмотрел на девушку и добавил:

– А Маша… А Маша у нас и так не шибко разговорчивая…

Затем он снял свою кепку, бросил ее на землю. Вытащил из кармана смятые купюры, положил в кепку, там же оказались сигареты и зажигалка. Селяне охотно последовали его примеру. В кепку полетели деньги, пачки папирос и сигарет, спички. Дымов вручил все это добро оторопевшему Семену.

– Иди!

***

– Пятый! Доложите обстановку!

– Товарищ полковник. Цель вижу отчетливо. Жду приказа.

– Восьмой! Что у тебя?

– Вижу отлично. Готов работать по цели.

– Пятый, восьмой! Работайте!

Оба выстрела грохнули одновременно.

***

«… В результате проведенной операции преступники были ликвидированы. Напоминаем, несколько часов назад двое переодетых беглых заключенных были опознаны сотрудниками линейного отдела полиции. Преступники оказали сопротивление, обезоружили полицейских и захватили торговый павильон на железнодорожной станции, удерживая в заложниках несколько человек…»

Полковник выключил телевизор и уставился на майора.

– Ну, про этих мне и так все известно. Что с третьим?

– Ищем!

***

Маша, улыбаясь чему-то своему, раскрыла ладошку. На ней лежал маленький православный крестик, искусно выполненный из обычного оргстекла. Подарок того самого парня в черном ватнике и с зелеными, как у нее, глазами…

Девушка из маршрутки

Парень смотрел пристально и нагло. С интересом, как на подопытную мышь. В конце концов, Юле это надоело.

– Мы с вами знакомы? – спросила она. Тихо, чтобы не привлекать внимание остальных пассажиров в переполненной маршрутке.

– К сожалению, нет, – ответил он, продолжая пялиться.

– Тогда почему вы на меня так смотрите? – поинтересовалась Юля.

– Лицо у вас интересное. Необычное, я бы сказал, – улыбнулся он.

Вот не любила она такие ответы! Ответы, после которых возникает еще больше вопросов.

– И чем же оно необычное? – Юля обмотала шарфом лицо, оставив только глаза. Наглец засмеялся.

– У вас такие милые неправильности, – нахально ответил он. – Зря скрываете.

Хорошо, что она замоталась шарфом, иначе бы пришлось отсвечивать вмиг покрасневшим лицом. Юля пошарила глазами вокруг – пассажиры усиленно делали вид, что их нисколько не интересует разговор этих двоих, сидящих напротив друг друга, но тщательно замаскированные улыбки и слишком безразличные глаза говорили об обратном.

– Вам никто не давал права меня оскорблять, – пробубнила она в шарф. Юля не была красавицей, и прекрасно об этом знала. На скуластом лице между широко расставленным глазами выпирал длинный, с горбинкой, нос. Губы тонкие, а волосы жиденькие. Нет, она не была прямо страшной, и зеркало не трескалось, когда она в него смотрелась, но и красоткой, в истинном понимании этого слова, себя тоже не считала. Даже с очень большой натяжкой.

– Я вас не оскорблял, – искренне удивился нахальный попутчик. – Я художник.

– И какая связь?

– Я вижу то, чего не видят другие. Или видят, но не так.

– И что же вы видите?

– Вы красавица.

Всё! Это была последняя капля. Так издеваться над собой она никому не позволит. Художник, блин! Идиот и хам!

Она встала и стала пробиваться к выходу, хотя выходить ей только через остановку. Вывалившись из маршрутки, Юля, скользя на плохо расчищенном тротуаре, побежала по улице. Спустя пятнадцать минут, всклокоченная и раскрасневшаяся от быстрого бега, забежала в офис. Начальница недовольно поджала губы, демонстративно показывая на часы. День начался просто ужасно!

***

Вечером Юля сидела перед телевизором и смотрела старый американский фильм. Черно-белый, с красивыми и статными актерами.

– Ну почему я не такая? – Юля с завистью смотрела на актрису Грейс Келли. – Интересно, а такая как я, могла бы стать принцессой Монако?

Представив себя принцессой в роскошном платье, делающей книксены, ей вдруг стало смешно. Смех быстро перешел в плач. Долгий и горький.

Лето. Автобусная остановка

Юля стояла на остановке. Нетерпеливо поглядывала на часы. Подрулила машина, из нее высунулось небритое лицо. Улыбающееся и до боли знакомое. Она сразу вспомнила его, ибо такие нахалы и их оскорбления так просто из памяти не стираются – то самое мурло из маршрутки! Художник, мать его за ногу! Воспоминания полугодичной давности шевельнулись обидой. Пикассо недоделанный!

– Здравствуйте! – улыбнулся Пикассо.

Юля отвернулась. Неизвестно, что он сейчас брякнет. Может еще чего похуже?

– Девушка, нам есть о чем поговорить с вами! – настаивал мужчина.

– О чем? О том, какая я страшная? Не трудитесь, я знаю, – ответила Юля. – Вы мне об этом уже сообщили. Это было мило. И очень тактично!

– Я не говорил, что вы страшная! – возразил он. – Я сказал…

– Послушайте! – перебила его она. – Я прекрасно помню, что вы мне сказали. Нет никакой нужды повторять. Проезжайте, мой автобус подъехал!

Действительно, сзади уже вовсю сигналила Газель, возмущенная тем, что ей не дают беспрепятственно подъехать и высадить людей.

– Может, я вас подвезу? – предложил Пикассо.

– Нет! – выкрикнула она.

Но он и не думал уезжать. Люди, стоящие на остановке, стали громко высказывать свое справедливое недовольство.

– Да сядь уже к нему! Тоже мне недотрогу из себя строит! Знаем мы вас, проституток! – заголосила какая-то бабка.

– Я не проститутка! – покраснела Юля.

– Да ты одолела уже! Предлагают же подвезти! Ты чё тупишь?! – выкрикнула девица с проколотым носом и фиолетовыми волосами.

– Ты как разговариваешь, малолетка?! – возмутилась Юля.

Какой-то мужик подошел к машине и заорал на художника. Матерно, что-то там про его маму и папу, которые спьяну сбабахали это чудо. Больше досталось маме, которая, по мнению мужика, имела наглость это самое чудо недоносить, а потом еще и уронить. Несколько раз.

Маршрутка истошно сигналила. Люди орали.

Чисто психологически это было невыносимо. Юля решительно рванула дверь, уселась на переднее сиденье.

– Чё встал?! – гневно сверкнула она глазами. – Поехали, пока нас тут не порвали!

Пикассо с улыбкой вырулил на дорогу. Вслед неслись проклятия.

***

– Куда?

– Туда!

Машина остановилась возле огромного офисного здания. Двигатель мерно работал. Юля озадаченно смотрела на Германа (именно так звали хамоватого художника). Услышанное по дороге никак не укладывалось в голове, больше походило на очередную издевку.

– Я тебя правильно поняла? Ты написал мой портрет по памяти и вывесил его на всеобщее обозрение? На какой-то там выставке?

– Не на какой-то там, а на своей! – поправил Герман с улыбкой.

– С какой целью? Опозорить? – допытывалась Юля.

– Юля, может хватит уже, а? – Герман перестал улыбаться. – Хватит комплексовать на ровном месте!

– Я не комплексую! – возразила девушка.

– Комплексуешь! – уверенно ответил он. – Можно просто отдавать себе отчет относительно своей нестандартной внешности, а можно загоняться из-за этого, постоянно сравнивая себя с другими. У тебя – как раз второй случай.

– Я себя ни с кем не сравниваю, – соврала она и отвернулась к окну. Тема внешности для нее была всегда болезненной, и она себя действительно сравнивала с другими, не в свою пользу, конечно. А может и правда, сама себе что-то там придумала и теперь переживает? И на самом деле не все так плохо?

– Ладно, – тон Германа смягчился. – Так как насчет посмотреть картину? Кстати, ты же не против, что я написал твой портрет?

– Очень мило! Ты сначала написал портрет, затем его вывесил, а теперь спрашиваешь: не против ли я? Надеюсь, в плане создания своих работ ты более последователен?

– Да! – рассмеялся Герман. – Так что?

– У меня работа, – Юля была не против посмотреть. А если совсем честно, то она была категорически не против!

– Галерея открыта до восьми. А ты до которого часа работаешь?

– До шести.

– Отлично. Значит, в шесть я буду ждать тебя здесь.

***

Герман толкнул широкие стеклянные двери, и они оказались в просторном помещении. Девушка-администратор поздоровалась и удивленно посмотрела на Юлю, затем перевела вопросительный взгляд на Германа. Тот кивнул.

– Она самая. С картины, – загадочно шепнул он. Девушка с пониманием закивала и заулыбалась.

Юля с любопытством разглядывала экспозицию. Картины были всюду. Большие и маленькие. Разные. Освещенные светом неярких софитов. Вот африканский мальчик в шортах, сидящий на корточках перед соломенной хижиной. В больших темных глазах застыло удивление. А вот усталый старик с морщинистым лицом, в выгоревшей на солнце рубахе, оглядывающий свои владения – пшеничное поле. А вот крохотная рыжая девчушка со смешными косами, с выражением счастья на веснушчатом лице, прижимающая к себе двух котят, таких же рыжих. А вот и рыдающая старуха, почерневшая от горя и обнимающая покосившийся могильный крест… Всюду были картины. А в них – обычные человеческие эмоции: счастье и печаль, гнев и радость, сострадание и жестокость.